Нет слов грустней, чем «был», «была», «было». Кроме них ничего в мире.

И отчаяние временно, и само время лишь в прошедшем.

Уильям Фолкнер «Шум и ярость»

I

      Топь ночной трассы, озаренной желтыми кувшинками светящейся разметки. Тесный салон старой Тойоты, взятой в спешке напрокат. «Темная сторона луны», игравшая уже по третьему кругу.

      Алан ненавидел Флориду.

      Несколько неплохих рыбных ресторанчиков, пара бесплатных пляжей с красивыми видами и Юниверсал парк, — на этом плюсы родного штата заканчивались. Дальше начинались минусы: огромные расстояния между населенными пунктами, ядовитые змеи и пауки на каждом шагу, быдловатые жители, порой казавшиеся опаснее любых тварей, ползучих и жалящих. И жара, жара, жара...

      Люди здесь всегда и везде ходили с бутылками воды, обмазывались солнцезащитным кремом, надевали пиджаки и куртки, только когда входили в магазины, накрывали машины отражателями, чтобы за пятнадцать минут шоппинга ремень безопасности не нагрелся до предела. От духоты не спасал даже выкрученный на полную мощность кондиционер, а проезжая мимо болот, Алан чувствовал, как к запаху японского кожзама прибавлялась гнилостная вонь прелой тины. Приторный вкус недавно выпитых «Пяти часов энергии» делался отчетливее, к горлу подкатывал ком, и тогда только баритон Дэвида Гилмора возвращал Алану силы.

      Он вспомнил их с Роуз вчерашний разговор. Она позвонила посреди обеденного перерыва и, вопреки привычке вечно перед всеми извиняться, начала сразу с главного:

      — Я нигде не могу найти Джека. Он перестал выходить на связь сразу же, как папу положили в больницу, а он очень плох. Мне кажется, Джек попытается не прийти на похороны. Я не знаю, что делать.

      Последнюю фразу Роуз выдохнула так обреченно и вместе с тем спокойно, что Алан не стал ничего уточнять, выбил себе три дня неоплачиваемого отпуска и заказал билеты до Орландо и обратно. Роуз прислала сообщение о смерти мистера Фроста, когда Алан стоял в очереди на посадку в самолет. Толком осознать печальную новость и тем более расстроиться не получилось.

      «Что ж, к этому все шло. Мистер Фрост был замечательным человеком, он прожил долгую жизнь. Жаль, что и в такой день его старший сын не совладал со своими тараканами. Бедная Роуз, ну и братец ей достался».

      Алан прилетел в Орландо ночным рейсом, не заезжая в отель, принялся колесить по окраинам, на ходу припоминая все злачные места города. Он успел побывать в трех барах, двух клубах и одном притоне. Часы подмигивали ему с панели Тойоты ядовито-зеленым: «4:20».

      «Видать, я сегодня не сплю. И это за неделю до сдачи проекта. Что ж, Джек всегда знал, как меня развлечь. Чудесно, чудесно, замечательно».

      Болело левое колено, гудела голова, а список возможных укрытий Джека стремительно сокращался. Добрую треть из них позакрывали по решению суда или из-за банкротства, вторую треть Алан сам успел забыть.

      Шутка ли, с тех пор, как он с Джеком шлялся по барам, прошло двадцать пять лет. В юности ему такая жизнь представлялась заманчивой: играть с друзьями в группе, петь авторские песни за пинту пива или косячок, устраивать пьяные дебоши, путешествовать в насквозь прокуренном фургоне.

      Джек у них был предводителем. Он сочинял лучшие тексты с отсылками к Лавею, Оруэллу и Тоду Браунингу, проталкивал их группу на разные фестивали, впутывал в неприятности и потом сам же из них вызволял. Поклонницам и поклонникам хватало взмаха патлатой головы или хищной улыбки, и вуаля — перед Джеком открывались любые двери, раздвигались ноги. Его обожали и хотели все, а больше всех, разумеется, сам Алан.

      «Он тупо забыл вырасти. Мужику скоро полтос, а мозгов, как у подростка. Небось опять прибился к каким-то малолеткам и ужирается с ними. А то, что младшая сестра в больнице впахивает, присматривает за ним и за детьми, а теперь еще и похоронами отца занимается — ему по боку. Ушлепок».

      Алан расстегнул пуговицу на рубашке, как ему показалось, весьма устрашающе, и заглянул в зеркало заднего вида.

      Собственное помятое отражение напомнило о том, что, не взирая на уход, тренировки и косметологов, что и собственный «полтос» не за горами. На лбу с недавних пор появились морщины, а на аккуратно подстриженных висках — седина.

      «Как я с его фокусами не полысел — загадка, — Алан усмехнулся, нервно растер переносицу. — Что там дальше? На перекрестке Маккормик, вроде, есть какой-то гадюшник».

      Припарковав машину на стоянке «Суноко», Алан осмотрелся: две пыльные заправки замерли друг напротив друга, как заклятые враги из какого-то вестерна, магазин «Долларовое дерево» мерцал сломанной вывеской, пару кривых домишек окружила банда многолетних дубов. С веток свисали шматки испанского мха, они отлично дополняли атмосферу страшной глухомани, где сто процентов орудовали братья из «Дома восковых фигур» или хотя бы один захудалый Майкл Майерс.

      За магазином пряталась крохотная пивная, на меловой доске рядом с ценами за выпивку и закуски из крокодильего мяса красовался неофициальный девиз штата: «МЫ НЕ ЗВОНИМ 911, МЫ СТРЕЛЯЕМ». Столичный клерк в отглаженных брючках и рубашечке явно был не самым желанным гостем для местных забулдыг. Алан заранее снял дорогие часы, закатал рукава, взъерошил волосы, для верности зажал между пальцев ключи.

      Внутри пивной пахло табаком и застоявшимся мужицким потом. Деревянные половицы пронзительно скрипели под ботинками, словно подвывали музыкальному автомату.

      «“Металлика”. Какое уныние… Боже мой, чем они тут дышат?»

      Пробираясь между столами, Алан щурился в поисках Джека. Со спины немногочисленные посетители выглядели до жути одинаково: выцветшие джинсы, заляпанные майки, обгоревшие плечи с уже начавшей облезать кожей, красные от солнца и блестящие от пота бычьи шеи.

      «Удивительно, сколько взрослых мужиков готовы бухать ночь напролет. Неужто вяленое мясо сбитого на дороге крокодила и ссаный “Будвайзер” с наценкой — предел мечтаний? У них нет работы, семей? — подумал Алан и сам себе ответил. — Наверняка есть, поэтому они тут и прячутся».

      Виски раскалывались от духоты, вони и мыслей о предстоящих похоронах. Вдруг Алан заметил возле барной стойки гитару в черном чехле, а рядом с ней на высоком стуле — плечистую фигуру с копной седеющих кудрей. Джек спал в окружении стаканов и бутылок, уронив голову на руки и изредка, но громко всхрапывая.

      Первое желание, что возникло у Алана: взять Джека за волосы и как следует приложить о стойку, — но тогда бы пришлось замазывать следы побоев для утренней церемонии.

      «А он и без них не красавец», — вздохнул Алан и похлопал Джека по спине.

      — Эй. Эй! Просыпаемся, — на изумленно-настороженный взгляд бармена неловко улыбнулся. — Все в порядке, я его знаю. Мне нужно отвезти его домой.

      — И заплатить за него, — добавил бармен.

      — Разумеется. Рассчитайте нас, пожалуйста, — кивнул Алан и с силой тряхнул Джека. — Ну же!

      Тот замычал, шумно подбирая слюну. Попытался отмахнуться.

      — Черт бы тебя побрал. Джек!

      — А? К-ка… ког-го? Ал-л?..

      — С добрым утром, скотина.

      — П-по… пог-годи… эт правд т-ты? Или-и м-н-не с-с… с-сн… ни…

      Алан нетерпеливо схватил его за грудки, еще раз тряхнул:

      — Я тебя убью, если ты сейчас же не встанешь на ноги, понял?

      Джек на это лишь пьяно усмехнулся, сверкнув дырой вместо правого клыка:

      — О. Знач-т… правд ты.

      Прежде красивое, пускай и грубовато стесанное лицо светилось нездоровым румянцем. Борода с проседью торчала клочками. Единственный зрячий глаз смотрел тупо и мутно. Глядя в него, Алан скривился и тут же устыдился плохо скрытого отвращения. Слава Богу, Джек был слишком пьян, чтобы это заметить.

      Алан расплатился с барменом, накинул ему двадцатку на чай, извинился за хлопоты. Прихватив гитару, взвалил руку Джека себе на плечо и потащил его на улицу. Снаружи сделалось на удивление свежо, даже почувствовался какой-никакой, а ветер. Алан с облегчением глотнул чистого воздуха и покачнулся, едва не уронив запнувшегося Джека.

      — Из-зв… ни.

      — Шевели ногами, оглобля!

      — Я тож рад-д тя вид-деть…

      Джек послушно доковылял до машины, сел на переднее сиденье, даже потянулся за ремнем безопасности, но застегнуть его без чужой помощи не сумел.

      — В-выручиш-шь?..

      — Я примерно этим всегда и занимаюсь, — огрызнулся Алан, прекрасно притом понимая, что его злость бесполезна. — На вот, — достал из бардачка зеленый пузырек. — Выпей.

      От первого глотка Джек поморщился, отвернулся.

      — Эт-т что?..

      — «Викс Вондер. Мгновенная трезвость».

      — П-пиздец…

      — «Настойка на цветах артишока», — подслеповато прищурившись, прочитал Алан. — И «немецкое качество».

      — Дер-рьми… ще…

      — Эй. Эй-эй, глаз на меня. Ты выпьешь все до дна и как следует продышишься. А когда твой проспиртованный мозг встанет на место, нас ждет серьезный разговор.

      Алан надавил Джеку на челюсть и влил в него всю настойку. После забросил гитару в багажник и под раздосадовано-усталое мычание завел двигатель.

       «Не сопротивляется — и то удача. Хотя в его состоянии я бы тоже вряд ли смог возражать».

      Полчаса ехали молча. Джек приходил в себя, Алан следил за дорогой. Изредка мелькавшие рекламные щиты разбавляли однообразный полосатый пейзаж из асфальта посередине и зеленой пустоши по бокам. «Макдональдс» с неистово улыбавшимися детьми. «Гаторленд» и объемная фигура крокодила, как бы высовывавшегося из-за щита. «Кока-кола». «Волшебный мир Гарри Поттера». Снова «Макдональдс». И ни одной машины ни на их полосе, ни на встречной. Алан открыл следующую бутылку «Пяти часов».

      Все шло по стандартному сценарию: Джек, в основном выступавший по мелким клубам и барам, вдруг срывался и уходил в загул. Срывы случались примерно каждые полтора-два года. Джек просто пропадал: отменял концерты, не отвечал на звонки, — он умудрялся в буквальном смысле растворяться в относительно небольшом Орландо.

      Обыкновенно Алана звал мистер Фрост, но в последние пару раз эта унизительная обязанность доставалась Роуз. Алан прилетал из Нью-Йорка, прочесывал их с Джеком излюбленные места молодости. Когда находил, отчитывал и вез в больницу. Джек не был буйным алкоголиком, мог навредить разве что себе, уснув на улице и замерзнув или свалившись откуда-нибудь. Так он получил добрую половину переломов, выбитый зуб и бельмо на правом глазу, хотя насчет последнего Алан до сих пор строил догадки.

      Джек жил уединенно, снимал квартиру в рабочем районе, максимально удаленном от домов Роуз и мистера Фроста. Судя по слухам и по тому, что Алан периодически находил в его ванной комнате лишние зубные щетки, а в спальне — незнакомые футболки, которые явно были слишком маленькими или пестрыми для Джека, тот заводил короткие романы, и весьма успешно. Но лично Алан не встречал ни одну девушку и ни одного парня, способных выдержать такой образ жизни: с вечными гулянками, перепадами настроения и безрезультатным лечением.

      «Да что там, я тоже не смог. Даже не очень пытался. Мужик он неплохой, но конченый. А время-то какое выбрал. Знаю, знаю, болезнь отца — это страшно, это провоцирует любые сдвиги в психике, но он-то отца не переваривал».

      — Ал… — позвал его Джек сиплым голосом. — А в-включи музыку.

      — Обойдешься.

      Джек потянулся к панели, нажал кнопку «пуск».

Домой, снова домой,

Мне нравится быть здесь,

Пока я шел, я замерз и устал,

Его тепл…

      — Я сказал: «обойдешься»! — рявкнул Алан, выключил звук.

      Джек усмехнулся:

      — «Пинк Флоид-д»? Т-ты не меняешься. П-педант-т.

      — Я смотрю, ты оживился.

      — Т-ты злишься?..

      — Я? Не-е-ет. Я же обожаю шататься по помойкам и искать неприятности.

      — П-прости… — как-то механически извинился Джек. — Т-ты давно прилетел-л?

      — Сегодня.

      — И н-надолго?

      — На три дня, чтобы, — Алан осекся.

      «А он в курсе? Или мне нужно ему рассказать? Чудесно, чудесно, мать вашу, замечательно. Я еще и нарычал на него. Неловко и так глупо».

      Алан откашлялся, продолжил:

      — …чтобы помочь. Ты не думай, я же понимаю, у вас сейчас непростые времена. Неправильно взваливать все на Роуз, поэтому я пока побуду с вами.

      «Боже, что я несу?»

      Джек запоздало среагировал на имя сестры, мотнул головой:

      — Р-ро?.. Она т-тебя позвала?

      — Да, она хотела, чтобы ты был рядом, когда…

      — Отец умер?

      Джек произнес это до странного четко. Алан взволнованно повел плечами:

      — Да, вчера вечером. Прими мои соболезнования. Мистер Фрост был замечательным человеком, и я ему искренне благодарен. Без него не представляю, что бы со мной стало…

      — Значит-т, ты тут т-только из-за отца?.. — перебил его Джек совершенно будничным тоном.

      От возмущения перехватило дух.

      — Слушай, ты совсем сдурел?!

      Невысказанная злость в сочетании с энергетиком дала гремучую смесь. Хотелось скандала или маленькой словесной перепалки. Алан резко повернулся к Джеку и напоролся взглядом на слепой глаз. За бельмом не было видно зрачка.

      — Прости, я з-забыл повязку дома…

      — Да плевать на нее, — Алан отвернулся обратно к дороге. — Чем ты думал, когда сбегал вот так? У тебя вообще ничего не екнуло?! Ты не подумал, что смерть отца — это веский повод для того, чтобы засунуть свои обиды куда подальше?

      — Н-не думаю, что от меня б-была бы польза.

      — Да не в пользе дело! Боже, Джек, ты правда не понимаешь? Ты же его больше никогда не увидишь, как ты можешь...

      — Он был стар и слаб-б. Для тебя он был важен. Я это ув-важаю и поэтому н-ничего не говорю. Лишнего.

      — Ну спасибо! — Алан почувствовал, как его губы свела нервная улыбка. — Очень благородно с твоей стороны. Скажи, а ты о Роуз подумал? Ты бросил ее в одиночку разгребать весь этот ужас. Помимо того, что она организует похороны отца, ей еще и о твоей наглой роже переживать приходится.

      Джек понуро вздохнул:

      — Моя озлобленная рожа ее б-бы тоже не порадовала. Последний раз, когда я приехал к отцу, т-там…

      — Я помню.

      — Мне жаль Ро. Ал, ты не думай, я-я… я бухой, н-но я ж-ж соображаю.

      — Я слышу. Что с групповой терапией?

      Джек пожал плечами.

      — Ясно. А с работой что? Все так же побираешься?

      — Эй. Я н-нормально зарабат-тываю.

      — Что? Цирроз печени?

      — Смешно, — Джек улыбнулся и похлопал Алана по колену. — А, бля. Прости, я з-забыл, что оно б-болит, — попытался погладить. — Ал, я оч рад, что ты приехал… Правда.

      Алан нахмурился:

      — Убери руку.

      — П-понял. Понял, — шепнул Джек без капли обиды и отодвинулся.

      Больше он не докучал Алану, до конца пути смотрел в окно, где на смену дубам и высоким заборам вынырнули сперва частные дома с выстриженными лужайками и нарядными клумбами, а затем двух- и трехэтажные бетонные коробки с одинаково унылыми квадратными окнами. В некоторых уже горел свет.

      «Вот почему он такой спокойный? Ему на самом деле наплевать? Ушлепок. Или он обдолбанный? Да вроде нет. Все равно бесит. Боже, дай мне сил выдержать этот день».

      На панели мигнули зеленые цифры: «6:00».

II

      — Понести твой чемодан? — спросил Джек, когда они вышли из машины.

      Алан хмыкнул, вновь растирая переносицу.

      — Спасибо, обойдусь.

      Джек кивнул и, прихватив чехол с гитарой, медленно зашагал вперед, чуть шатаясь, но уже, по крайней мере, не падая и не спотыкаясь на ровном месте.

      Дом, в котором жил Джек, был уродливым. Серый бетон стен в сочетании с белым пластиком окон создавал впечатление недоделанности, железные лестницы, соединявшие этажи, напоминали строительные леса, ну и вишенка на торте — кондиционеры, торчавшие вплотную к дверям квартир.

      «Этому горе-проектировщику надо руки оторвать. У нас бы такое и на первом курсе не сотворили. Кажется, что человек взял чертеж самого убогого мотеля и решил: ха, сделаю-ка хуже».

      Кое-как поднявшись на третий этаж, Джек замер возле своей двери и принялся беспомощно хлопать по карманам. Понаблюдав за ним с полминуты, Алан достал собственный комплект ключей.

      — Ты их не выкинул? В прошлый раз.

      — Нет, но мне очень хотелось.

      Из темной квартиры пахнуло застоявшимся жаром, а следом — лежалым нестиранным бельем (корзина для него нелепо примостилась в коридоре между ванной и спальней) и забытым мусором. Алан удержался, чтобы не зажать нос и не отвернуться. Поспешил открыть окно в спальне. Джек побрел за ним.

      — Сколько тебя здесь не было?

      — Не знаю. Дней семь… восемь. Какое сегодня число?

      — Десятое. Июля, если что, — Алан перешагнул через гору ношенных футболок. — И где ж ты ночевал? У Роба? Дениса?

      — Не, им не до меня. А ночевал… то тут, то там, — Джек бережно поставил гитару на специальную стойку. — Мир не без добрых людей. Знаешь, для многих я — прикольный.

      «“Прикольный”? Ну, если так можно назвать безработного музыкантишку или насмерть пропитое тело, то да, наверное, Джек прикольный. “Добрые люди”. Это те стремные мужики с Маккормик? В лучшем случае они стащат бумажник и дадут по морде. Сколько раз такое с ним происходило, а он все туда же. “Добрые люди”. Добрые, потому что наливают, а не таскают по врачам и не распекают».

      Алан широко зевнул, то ли от усталости, то ли от нехватки кислорода в крохотной, заваленной книгами и дисками комнате.

      — Ладно, иди в душ. Под холодную воду. А я пока поищу что-нибудь темное и… чистое.

      Джек примостился у дверного косяка и оттуда наблюдал за тем, как Алан разбирал его вещи:

      — Отца хоронят сегодня?

      — Да. Как только Роуз привезла его в больницу, врачи дали понять, что он не выкарабкается, так что она заранее связалась с его друзьями, коллегами, одноклассниками, соседями, — Алан перечислял гостей и выуживал из общей кучи одну футболку за другой. — К тому же мистер Фрост уже давно озаботился всеми нюансами: купил землю в Грин-Вуде, оплатил услуги похоронного бюро, работу священника.

      — Очень в его духе.

      — Прощание пройдет в церкви на Праздничной авеню в десять. Потом поедем в Грин-Вуд к часу. Потом поминки в доме мистера Фроста. Если повезет, мы закончим к шести, и я наконец-то высплюсь… ну и срач.

      — Я не поеду. Не хочу.

      Алан покосился на Джека и увидел все тот же спокойный сонный взгляд. Стало обидно. И за мистера Фроста, до последнего хлопотавшего о своих родных, и за Роуз, и за себя.

      «Он обдолбанный. Или долбанутый. Сколько его знаю, не перестаю удивляться его непробиваемому упрямству».

      — Я не спрашивал, чего ты хочешь. Ты поедешь со мной, потому что я так сказал. Ясно?

      — А если не поеду? Что тогда? Побьешь меня? Я все еще крупнее.

      — А я проворнее. И, признай, дерусь я лучше. Если до этого дойдет.

      — Ты дерешься подло.

      Алан вздохнул:

      — У меня нет сил с тобой спорить. Мы поедем вместе, там будет Роуз с детьми и…

      — Она и малявок с собой возьмет? — нахмурился Джек. — Зачем? Им и семи нет.

      — Попрощаться. Это их дедушка.

      — А вот отец не пустил Ро на мамины похороны.

      Повисла неловкая пауза. В ней каким-то чудом уместилось и наслоилось друг на друга все: детские обиды Джека, раздражение и усталость Алана, незабытая ссора с прошлого приезда, когда хотелось не просто выкинуть ключи от квартиры, а еще и выколоть ими здоровый глаз Джека. Обыкновенно они могли долго препираться, но не сегодня.

      Алан бросил обратно в кучу застиранную до дыр светлую футболку и сел на незаправленную кровать.

      — Смотри, ты помнишь, как вез меня на похороны моего старика? На мотоцикле. Под музыку. Мне было отвратно, но с тобой я чувствовал себя лучше, и ты это знал. С эмпатией у тебя полный порядок. Поэтому давай так, я ничего тебе больше не скажу по поводу твоего трусливого побега в этот раз, а ты съездишь на похороны и будешь там паинькой. Ради Роуз и малявок, — «И меня самую малость».

      Джек скрестил руки на груди. Теперь в тусклом утреннем свете его лицо казалось серым, каменным и очень серьезным.

      — Я ж говорил, ты подлый, — и вышел в коридор, скрипнул дверью в ванную.

      Алан невольно улыбнулся и продолжил копаться в залежах одежды, попутно пытаясь навести в комнате хотя бы условный порядок. Среди футболок нашлись чеки из закусочных и баров, пара смятых купюр и обертка от бургера.

      «Надо бы вызвать клининг и как следует протряхнуть эту конуру. Джек не оценит, но оплачивать-то будет не он, так что… черт, ни одной приличной тряпки, зато дисков, какого-то металлолома — до потолка», — Алан потянулся за спрятанными под кроватью джинсами и обратил внимание на стопку книг, выстроенную у изголовья на манер Пизанской башни. Развернул корешками к себе.

      «Разумеется. “Сто лет одиночества”, “По ком звонит колокол”, “Гроздья гнева”… Его золотая коллекция».

      Книги были потрепанные и мятые, точь-в-точь как и их владелец. Алан подцепил лежавший сверху том «Шума и ярости», открыл на заложенном карандашом развороте, выцепил подчеркнутую цитату:

      «“...человек — это совокупность его бед”. Занятно. Раньше я не верил, что Джек всерьез все это читал. Думал, так, рисуется перед нами, уличными мальчишками. Типа мало того, что он лидер и силач, так еще и умник», — Алан вернул книгу на прежнее место.

      Башня пошатнулась, но выстояла.

      «С таким чтивом кто угодно в запой уйдет».

      Алан перевел взгляд на стену. Снова серый. Отвратительный цвет, хуже не придумаешь. Даже старые плакаты с автографами любимых музыкантов, поблекшие от времени развороты «Плейбой» и «Плейгерл» с полуголыми моделями были не в силах совладать с безысходностью серого.

      Между плакатом «Рамонес» и «Секс Пистолс» спрятался снимок молодой миссис Фрост. В легком сарафане и с широкополой шляпой она напоминала Шелли Дюваль эпохи «Невероятных сказаний». Над чем-то смеясь, она замерла в окружении хризантемовых кустов.

      Алан запомнил миссис Фрост именно такой: жизнерадостной, слегка полноватой, непрерывно пестующей всех и сразу, но притом абсолютно счастливой в своих заботах. Момент, когда ей поставили склероз, затерся, истлел, как и все то, что случилось после.

      Алан перевел взгляд на соседний снимок, совсем новый.

      Роуз в темном платье с запахом. Она похожа на миссис Фрост: те же светлые, пышные волосы, тот же овал лица. «Только лицо худое. И грустное. Причем всегда. Удивительно. Хотя… чему тут удивляться? Без матери. Без мужа. Теперь еще и без отца. И с Джеком». На коленях Роуз сидели Эйприл и Марк. Близнецы смотрели прямо перед собой с детской настороженностью, крепко сцепившись руками.

      «А вот они похожи больше на мистера Фроста. Им, получается, шесть лет. Мы с Джеком примерно в их возрасте и познакомились».

      Еще ниже, между постером с Кармен Электрой и плакатом «Странных дней» затесался снимок, склеенный скотчем. На нем красовалась вся их шайка. Роб, приложивший барабанные палочки к голове на манер рогов. Денис с разукрашенным лицом, кажется, он пытался тогда косить под Джина Симмонса и не придумал ничего умнее, чем нарисовать себе маску красками младшего брата. Джек, тогда еще зрячий, и сам Алан, растрепанный, полупьяный, восторженный…

      «До чего я косматый. И до чего на мне это глупо выглядит. Но вспомнить приятно. Мы все тут мелкие, дурные... Погодите, а где еще фото?»

      Сколько бы лет ни прошло, набор на стене не менялся. Джек мог разругаться с Робом или Денисом, найти кого-то, привести сюда жить, но никогда и ничто со стены не пропадало и ничего нового не прибавлялось.

      «Было же еще одно».

      Постоянство Джека по-своему восхищало, если откинуть мрачные воспоминания и его образ жизни, то он производил впечатление переданного человека, искренне любящего родных и друзей, пускай и странной, порой болезненной любовью. Алану льстило собственное почетное место в его воспоминаниях. В конце концов, не такая уж и серьезная цена — обласканное самолюбие — за пучок потраченных нервов.

      «Снял, получается... Ну и чудесно. Чудесно».

      — Замечательно, — проговорил вслух Алан и бросил футболку с «Эй-си/ди-си» на подушку.

      Но самолюбие все равно поскуливало.

      «Если ему так спокойнее — и хорошо. Давно пора».

      Алан решительно зашел в укрытую паром ванную.

      — Джек. Эй, Джек!

      — А? — тот высунулся из-за занавески.

      — У тебя, что, не осталось ни одного приличного костюма?

      — Да их и не было...

      — И пиджака нет?

      — В чулане висел школьный. Вроде бы.

      — Бред какой-то. Как ты живешь?

      — Без пиджака, — Джек смахнул воду с лица и вернулся обратно за занавеску. — Точно говорю, он в чулане. Посмотри там.

      — Я тебе кто? Прислуга?

      — Совсем нет. Но это ж ты хочешь, чтобы я выглядел прилично. Верно?

      Тут Джек был прав. Алану искренне хотелось, чтобы похороны прошли пристойно. Друзья и коллеги мистера Фроста — сплошь приличные люди, да и Эйприл с Марком опасений не вызывали, они же дети Роуз, с воспитанием у них все отлично. Алан знал, что найти и привезти Джека — лишь полдела.

      — Мойся живее, мне тоже надо. Я весь провонял дешевым куревом и пойлом, пока тебя искал.

      — Так залезай. Мы, вроде, всегда здесь вдвоем помещались.

      «Острит. Значит, трезвеет», — подумал Алан, а вслух сказал:

      — Вода слишком теплая, — и выкрутил вентиль воды вправо.

      Джек выругался, шумно заскользив в ванне, и дальше шутить не стал.

      Пока он домывался, Алан отыскал и какой-то древний, но, по крайней мере, не школьный, пиджак, и относительно целые джинсы. В сочетании с футболкой «Рамонес» набор получился странный, но сил волноваться еще и по этому поводу не хватало. Алан достал из чемодана ролик для чистки одежды, отпариватель и собственный костюм от «Банана Репаблик».

      Отдельной проблемой стал выбор места, куда можно было бы все повесить без опаски немедленно насобирать пыль на только что отглаженную ткань. Алан чувствовал себя максимально жалко, пока раскладывал свой арсенал посреди завалов вещей и мусора.

      «Нехорошо припереться на похороны в мятом, с другой стороны, Джека никто в другом и не видел. Пиджак, по-моему, разгладить нереально».

      — Зря стараешься, лучше не будет, — вслух повторил его мысли Джек, замерший на пороге комнаты с полотенцем на бедрах. — Сделать тебе что-нибудь? Чай или кофе. Могу сгонять в круглосуточную едальню за углом.

      — Как любезно с твоей стороны.

      — Это «нет»?

      Алан с усмешкой расстегнул рубашку, кивнул на подготовленные комплекты:

      — Обувь почистишь сам. Я устал, — сбросил ботинки, стянул брюки, чуть замедлился, снимая бандаж с колена.

      Поймав внимательный взгляд Джека, уточнил:

      — Неудачно сходил на день ног.

      — Ты снова похудел.

      — Неужели? А вот ты поднабрал. Не думал записаться в зал?

      — Чтобы тоже маяться с коленями?

      — Во-первых, это организует. Во-вторых, в зале можно завести новые знакомства. Помнится, тебе нравились поджарые.

      Джек как-то незаметно оказался рядом. Теперь от него пахло мятой, такой дешевой, ядреной, но все лучше, чем перегар. С кудрей по крепкой груди и чуть выдававшемуся животу стекала вода. Алан поймал себя на том, что нисколько не смущается ни близости Джека, ни собственной наготы.

      — Ты очень похудел. Что-то случилось? Я имею в виду, кроме отца.

      Алан пожал плечами:

      — Одевайся пока. Но не трогай пиджак, насобираешь на него всякий мусор.

      — Ты уходишь от ответа. И… ты, что, приехал со своим полотенцем?

      — Меня бесят те, что выдают в местных отелях.

      — То есть ты даже не останешься у меня переночевать? Брезгуешь?

      А вот это уже была провокация. Теперь настал черед Алана стремительно выходить из комнаты и хлопать дверью ванной, не потому что ему сложно ответить, а потому что желание выколоть внимательный черный глаз вновь вернулось.

      — Только не делай вид, что ты удивлен, — Алан решительно отодвинул Джека в сторону, тот не стал его как-то специально останавливать, лишь коснулся локтя, то ли вот так извиняясь, то ли просто помогая разминуться.

      Жест получился настолько естественным и привычным, что после него по коже пробежались мурашки. Тоже привычные. Джек виновато тряхнул головой:

      — Я… давно тебя не видел. Знаешь, мне тебя очень не хватало.

      Мурашки ускорились. Пытаясь их сбросить, Алан повел плечами, улыбнулся криво, невпопад:

      — Проехали. Просто купи мне холодный американо и… чего-нибудь пожевать.

III

      После душа и большого буррито с двойной порцией говядины Алану стало значительно легче, и даже мысль о том, что ему придется ближайшие несколько часов провести опять в машине, не пугала его. К семи часам солнце уже поднялось и сделало пейзаж если не разнообразнее, то привлекательнее, озарив полусухие равнины, растянувшиеся вдоль шоссе, теплым светом.

      «Пока что теплым. К девяти будет пекло».

      Но до тех пор Алан решил расслабиться. Откинувшись на спинку сиденья и приоткрыв окно, он вдавил педаль газа в пол. Вспомнился еще один плюс Орландо: свободные дороги, по сравнению с Нью-Йорком, особенно. Алан с легкой грустью подумал о своем новеньком Форде, на котором ему так ни разу и не удалось толком прокатиться. Нет, конечно, можно красиво поторчать в пробке, но какой смысл? Вот чего, а недостатка дорогих машин в Нью-Йорке точно не было.

      Встречный ветер ерошил влажные, второпях смазанные гелем, волосы, американо бодрил, но совсем не как «Пять часов», а вкусно.

      «Где-то ж писали, что во Флориде много кубинского кофе. Если так, то это — лучшая на свете контрабанда».

      Шутка показалась забавной, но повторять ее для Джека вслух не хотелось. Тот, окончательно протрезвевший и вернувший себе человеческий облик, ехал, отвернувшись к левому окну. Из-за повязки Алан толком не понимал: спал Джек или бодрствовал. Но проверять тоже не хотелось. Так они и ехали, молча, в полной тишине.

      «Неловко. И подозрительно. Надеюсь, он ничего не выкинет. Не все в курсе его чудинки, да и малявок Роуз он может напугать, — Алан ослабил галстук и прибавил газу. — Если он правда что-то учудит, припугну его лечебницей. Или врежу. Да, так и сделаю. Кто-то же должен держать его в узде, кроме отца. Хотя… не то, чтобы мистер Фрост был с ним строг, скорее, наоборот».

      Мистер Фрост запомнился Алану высоким, опрятным мужчиной в крупных квадратных очках. Всегда чем-то воодушевленно и увлеченно занятый, он никогда не мог усидеть на месте дольше пяти минут, и в законные выходные ему удавалось и разобрать привезенные из офиса бумаги, и отремонтировать что-нибудь, и поработать в саду вместе с женой, и с детьми повозиться.

      В голове Алана тут же вспыхнуло нелепо-трогательное воспоминание: он остался после школы у Джека с ночевкой, и пока они лежали вдвоем под одеялом, мистер Фрост читал им «Питера Пэна», расхаживая по детской туда-сюда. И чем напряженнее становился сюжет, тем сильнее ускорялся шаг мистера Фроста.

      «Он был мягок. Чересчур мягок. Даже со мной, с соседским мальчишкой».

      Мистер Фрост предпочитал все делать своевременно и самостоятельно, вот и о своих похоронах он позаботился заранее: выбрал церковь, познакомился с местным пастырем, выбрал понравившееся ему похоронное агентство. Смерть мистера Фроста ни капли не страшила. Скорее он воспринимал ее как нечто хлопотное и значительное.

      В их последний звонок мистер Фрост пожаловался Алану, что ему подарили на день рождения новое кресло-каталку: «Какую-то до жути современную, с кнопками. Вообрази, мой мальчик! Будто я сам не в состоянии колеса крутить. Такая бестолковая роскошь, а главное, зачем? Я на ней от силы три месяца прокатаюсь». Алан тогда отшутился, мол, «вы будете вылитый Шумахер», на что мистер Фрост возразил, что ему ближе Кэрролл Шелби. Разговор быстро завертелся вокруг великого Форда Мустанга и сошел на нет, как только к мистеру Фросту прибежали внуки.

      «А ведь вышло как раз три месяца», — Алан покрепче обхватил руль, силясь проглотить некстати подкативший ком из тоски и тревоги.

      Его выдернул усталый голос Джека:

      — Мы скоро приедем?..

      «Боже, как ты вообще дожил до сорока пяти? Как тебя не придушили на одной из попоек? Где ты шлялся, пока Роуз и мистер Фрост!..»

      — Приедем, когда приедем.

      — Меня укачивает.

      Алан выдохнул через нос и постарался максимально спокойно произнести:

      — Сейчас остановлю.

      Без встречного ветра сразу стало душно, пришлось включить кондиционер и ждать, пока Джек медленно вылезет из салона, разомнет хрустящее в суставах тело, тряхнет гривой волос. Заслышав щелчок зажигалки, Алан возмутился:

      — Тебя же укачало!

      — Ну да, — пожал плечами Джек. — Мне так быстрее полегчает. Расслабься, щас покурю, и поедем.

      «Если бросить его? Небо, без него будет только спокойнее. А он не пропадет, ну, если не наткнется на какого-нибудь Кэмерона Хукера. Хотя кому он сдался».

      Алан вышел следом на обочину и велел:

      — Дай сигарету.

      Джек на это удивленно моргнул:

      — Ты ж бросил.

      — Дай.

      Мальборо. В мятой упаковке.

      «Потому что только идиоты носят сигареты в карманах джинс».

      Ничего не поменялось. И Джек, если приглядеться, тоже. Просто в молодости его своенравность, порой преступающая все разумные пределы, отлично сочеталась с образом настоящего рокера. Грубоватого, но обаятельного, где надо умного, а где надо наглухо отмороженного. И, разумеется, Алан был не лучше, местами хуже, а еще он был в Джека беспробудно влюблен.

      Тогда в пору укуренно-пьяной юности они не заботились ни о чем, кроме как о развлечениях, музыке и о том, как бы доставить и получить друг от друга побольше удовольствия.

      «Интересно, знай мы, во что все это обернется, стали бы мы пытаться?»

      — Ал, — окликнул его Джек. — Все в порядке?

      — Ты еще спрашиваешь, — рассмеялся, немедленно подавившись дымом. — Чудесно... У меня и без того хватало проблем. Джек, своих. У меня крупный проект. От того, понравится застройщику наш план или нет, зависит судьба всей команды. Мы стараемся, Джек. А теперь я вынужден торчать здесь, подводить ребят. И вся эта ситуация. Абсурд, но я толком не понял, что произошло. Как это все... Нет, ты прав, в кои-то веки, но прав. Мистер Фрост прожил долго, и в последние годы он был плох, но все равно... Я не готов. Я не то, что осознать, слезу пустить не успел. И мне стыдно. И страшно. Потому что вот так впопыхах должен мириться с его уходом. Мне кажется, я буду потом жалеть из-за того, что не отдал ему дань уважения, — ком в горле рос, с непривычки сигарета не давала никакого эффекта, кроме горечи и вязкости слюны. — И ты со своим побегом. Джек, ну что с тобой не так? Ты же мог нормально проститься. Неужели до тебя не доходит, как это важно?

      Джек кивнул и с внезапной мягкостью уточнил:

      — Ал, по-моему, ты переживаешь сильнее меня…

      — Да, черт возьми! Потому что я понимаю, о чем говорю. Я не смог проститься со своим стариком и каким бы паршивцем он ни был, Джек, я в самом деле жалею! Но вот чего я точно не понимаю, так это того, как можно быть настолько… — Алан растерянно замер, подыскивая нужное слово, сошло бы и бранное, но в голове сделалось до звонкого пусто. — Тобой. Джек, я не понимаю, что с тобой. Зачем ты даже теперь вот такой? Наглый, упертый, вонючий муд…

      Джек, до сих пор чинно стоявший на границе асфальта и выжженной до пыли земли, решительно приблизился к Алану, обнял его за шею, прислонил лбом к своему плечу. В нос ударил запах мяты, уже смешавшейся с вонью дешевого табака.

      «Мальборо не хватает кубинской контрабанды», — подытожил Алан, наблюдая, как пепел с его собственной сигареты падал на его же начищенные туфли. Джек не двигался, не стремился ни разомкнуть объятья, ни превратить их во что-то большее, некстати интимное. Он курил, выдыхая дым на сторону и, наверное, смотрел на дорогу. Алану вновь мешала повязка.

      — Все в порядке.

      Алан уткнулся в ворот чужого пиджака:

      — В каком месте?

      — Ты молодец.

      — Как красноречиво, — ехидного тона не получилось, голос сорвался в хриплый фальцет, точь-в-точь как у распереживавшегося подростка.

      — Отец бы гордился тобой. И Ро будет тебе рада. Вот увидишь.

      Очень мешали руки. Сигарету Алан уронил, еще когда Джек начал говорить, и теперь бессмысленно сжимал и разжимал кулаки. Это движение, оставшееся с самого детства, воскресило сгусток неприглядных воспоминаний. И впервые за все утро Алан был благодарен Джеку за то, что тот решил полезть к нему с непрошенной нежностью, но отвечать не хотелось, как и отталкивать.

      «Все так не вовремя. Не разругайся мы тогда, я бы мог. Нет, не мог. Он все воспринимает слишком буквально, а траурный секс — это точно не то, что мне сегодня нужно».

      Однако стало легче. То ли от того, что удалось выговориться, то ли от того, что получилось спрятаться.

      За спиной промчалась машина.

      «Надеюсь, это не кто-то из наших. Получится неловко», — Алан выглянул к Джеку. Тот успокаивающе похлопал его по плечу:

      — Какой-то сельский пикап. Забей.

      — Скажи, ты же не наделаешь глупостей?

      Джек наклонился к нему. Красивое лицо, с крупными чертами, широким носом. Алану всегда нравился его нос, за него было очень удобно хвататься в шутливой драке или тереться об него в порыве ласки.

      — Ал, я ж не мразь. Понимаю, что люди приехали на похороны, а не на мой бенефис. К тому же малявки испугаются.

      Губы Алана тронула очередная нервная улыбка:

      — Кто ж тебя знает.

      — Ты.

      Улыбка мгновенно исчезла. Алан уперся руками в грудь Джеку, чуть отодвинулся, но не отошел:

      — Перестань, — Джек виновато отвернулся. — Нет. Вернее… Послушай, я не собирался на тебя сегодня срываться, окей? Давай, как взрослые люди, соберемся и поможем друг другу с этим дурацким днем и тогда… Джек. Эй! Ты меня слушаешь? Куда ты смотришь?

      — Прости, просто места знакомые.

      — Ха, и часто ты разъезжал по церквям, пока меня не было?

      — Да не в церкви дело. Мы здесь часто катались, помнишь?

      Алан нахмурился:

      — Нет.

      — Да точно тебе говорю. Здесь неподалеку когда-то был неплохой клубешник, а рядом — старперский магазинчик посуды. Мы там часто терлись, пока курили и зажимались и...

      — Джек, я сказал, что не помню, — с нажимом на последних трех словах.

      — А, ты в этом смысле. Ладно, прости.

      Наконец, Алан высвободился, оправил рукава, затянул галстук. Жесты выходили рваные, в каком-то смысле подорванные. Раздражение вернулось в прежней, если не в большей мере.

      — Ты достал извиняться. Джек, я пытался нормально договориться. Ладно. Забудь. Нам надо ехать.

      — Прости.

      Может, дело в отблеске лучей уже разогревшегося солнца, но на секунду Алану померещилось, что Джек ухмыльнулся.

      — Да пошел ты.

      Впредь они не останавливались. И опять не разговаривали, так что когда показались придорожные заправки, а за ними частные дома и магазинчики, Алан полностью сосредоточился на том, чтобы как следует рассмотреть местность.

      Это был причесанный район, преимущественно застроенный зданиями начала двадцатого века, за которыми отлично ухаживали, в отличие от большей части таких «исторических» спальных районов Орландо, где старые здания разваливались на глазах, порастая колючими кустарниками и ютясь с «новыми» домами, построенными уже в эпоху холодной войны: те напоминали бетонные коробки.

      Здесь, а особенно на Праздничной авеню, все если не кричало, то по крайности очень громко шептало чистотой, порядочностью и зажиточностью. А еще словом «белый». В плохом смысле.

      «Наверное, ночью здесь жутковато. Уверен, местный клуб старушек печет пироги с человеческой начинкой, а в какой-нибудь из клумб припрятаны трупы непрошеных гостей. Запах цветов отлично перекрывает следы разложения. А что? Очень в духе Стивена Кинга».

      Но сады тут и впрямь пахли одуряюще, а декоративные заборчики не выше полутора футов давали прохожим или проезжающим вдоволь налюбоваться благоухающей роскошью.

      Уже через три минуты Алана начало подташнивать, и он был рад съехать на территорию церкви, окруженную плотной живой изгородью и низкорослыми, но ухватистыми дубами.

      Мистер Фрост был протестантом. «Очень условным протестантом, можно сказать, тайным, в первую очередь для себя», — часто шутил он, когда с ним внезапно принимались говорить о религии.

      Сидя в самолете, Алан, отыскав нужную церковь на карте, долго смотрел фото, читал полные восторгов отзывы. Последние одновременно и смешили, и настораживали рассказами о «чудесном опыте причастия», «дружественной атмосфере внутри местной общины» и т.д.

      «Хотя на “пастыря, бывшего рокера”, я бы глянул».

      Церковь ослепляла белизной стен. Продолговатые окна дополняли кокетливые красные ставни.

      «В целом симпатичное место. Категорически не мое, но симпатичное».

      Припарковались ближе к выезду. Часы показывали «9:34», но машин собралось довольно много.

      — Не кури здесь, — машинально попросил Алан Джека, вытер лоб. — И не вздумай снимать пиджак, это невежливо.

      — Понял, — внезапно серьезно отозвался тот и бросил «Мальборо» на пассажирское сиденье.

      «Может же, когда захочет. Нет. Точно не хочет, но старается».

      Алан решил, что надо как-то похвалить Джека за сговорчивость, но чтобы это прозвучало не слишком прямо. Получилось странно:

      — На обратном пути заедем в «Волмарт», купим тебе нормальной еды.

      — Лучше в «Макдональдс» за «Хэппи Милом». Если я буду послушным мальчиком, — сказав так, Джек подмигнул.

      «Неловко».

      — Если будешь, — сухо произнес Алан и принялся всматриваться в толпу, собравшуюся вокруг крыльца церкви.

      Мужчины в черных костюмах, женщины в черных платьях и черных шляпах. Все преимущественно пожилые. Разбившись на маленькие группки, они тихо переговаривались, прячась от солнца под кронами деревьев.

      Роуз Алан узнал сразу по пушистым волосам, обстриженным почти до подбородка.

      «А ей так хорошо было с длинными».

      От природы маленькая, с новой стрижкой и в черном платье с сандалиями она издалека напоминала взволнованную старшеклассницу, которую родители зачем-то притащили сюда вместо уроков. Рядом стояли Эйприл и Марк, явно встревоженные скоплением незнакомых взрослых. Дети держались друг за друга и наблюдали за мамой, видно, принимавшей соболезнования от какой-то родственницы или коллеги мистера Фроста (Алан никого практически не знал из собравшихся, потому мог только догадываться, кто есть кто).

      «Одеты все прилично. Прямо недурно так, — покосившись на Джека, с сожалением подумал. — Надо было купить ему однотонную футболку. “Рамонесы” — это, конечно, драматично, но не для…»

      Роуз отвернулась от явно заболтавшейся собеседницы, заметила Алана и Джека и, быстро оборвав разговор, зашагала к ним. Эйприл и Марк едва за ней поспевали.

      — Джек! — выдохнула громко, наверняка собираясь высказать брату все, что у нее накопилось за несколько дней.

      Замахнулась, но так неуверенно, что ее скорее захотелось пожалеть, чем испугаться. Что Джек и сделал, уверенно прижав Роуз к себе.

      Алан невольно скривился: «Уже отработанный прием, да?» — и отодвинулся к одному из дубов, чтобы не мешать.

      — Джек, несчастный мерзавец. Ты понимаешь, что ты наделал?

      — Здравствуй, Ро.

      — Я волновалась.

      — Знаю, я все испортил.

      — С тобой все в порядке?

      — А что бы со мной случилось?

      — Я боялась, что ты не придешь.

      — Еще чего. Зря меня, что ли, Ал наряжал? Прикинь, Ро, он облил меня ледяным душем и выкинул весь мой мусор. А я его так красиво разбросал.

      Роуз издала звук, одновременно похожий и на смех, и на всхлип. Опустила голову. Обхватила Джека непослушными руками. Тот в ответ бережно коснулся ее волос:

      — Ну, маленькая. Устала?.. Конечно, устала. Но ты отлично со всем справляешься. Я бы так никогда не смог.

      «Да ты и не пытался», — Алан с недоумением почувствовал, насколько тяжко ему давалось наблюдать за этой сценой.

      Роуз всегда казалась разумнее своего старшего брата. Еще с раннего детства она, повторяя за миссис Фрост, объясняла ему, что овощи — полезны, с трудом проговаривая слова «морковь» и «брокколи». В начальной школе она прятала от Джека сигареты, на первом курсе повезла его на первую реабилитацию. Алан догадывался, что именно из-за Джека Роуз и решила пойти в медицинский.

      И все равно она была младшей, оттого более уязвимой и мягкой. Роуз не хватило материнской заботы, она искренне боялась за родных, цеплялась за Джека, силясь удержать его от глупостей, и каждый раз верила, когда тот обещал исправиться/долечиться/звонить чаще, чем раз в месяц. Роуз надеялась на чудо, достоверно зная, что его не случится.

      И Джек все знал: и про привязанность Роуз, и про все проблемы, что он на нее взваливает, и про свой алкоголизм, — оттого действовал по-своему правильно, избегая лишних контактов. А когда его прижимали к стенке внезапным визитом или, вот как сейчас, вынужденным выездом, бодрился, нелепо отшучиваясь и изображая здорового раздолбая-весельчака.

      Не верил никто, но все делали вид, что так и надо.

      — Погрусти, погрусти, маленькая. Я тебя от всех спрятал. Погоди, у тебя тушь не потечет?

      — Какая тушь, Джек? — Роуз рассмеялась, на этот раз точно. — Я не пользуюсь ей с колледжа.

      — Вот как? А я-то думал... у тебя просто такие глазища... ты красавица, вылитая мама.

      Роуз улыбнулась, виновато кивнула Алану:

      — Прости, я даже не поздоровалась.

      — Все в порядке, я понимаю. Иди сюда.

      Они тоже обнялись.

      От Роуз пахло ее любимым «Садом на крыше» от «Гермеса» и печеньем, такое сочетание свежести и уюта успокаивало.

      — Расскажи, как это было, — попросил Алан.

      — Тихо. Сердце остановилось через пару часов, как я тебе позвонила. Его старались реанимировать. Знаешь, я испугалась, что ему сломают ребра, как представила, что ему придется справляться еще и с этой болью... Но нет. Он ушел быстро и с достоинством.

      Алан сглотнул:

      — Это на него очень похоже.

      Марк громко шмыгнул носом. За ним немедленно повторила Эйприл. До сих пор двойняшки вели себя безукоризненно, давая возможность Роуз передохнуть. Но теперь, выхватив из разговора самый тревожный кусок, они часто заморгали.

      Прежде, чем Роуз успела как-то их успокоить, Джек присел рядом на корточки:

      — Привет, малявки. Да вы еще вымахали. Скоро надо будет придумать вам новое название.

      — Д-дядя, — пробормотала Эйприл и потянулась к нему.

      — Ну давайте я и вас обниму. Мне ж не жалко. Марк, чего ты встал? Давай-давай. Держитесь? И р-раз, — Джек поднял детей на руки. — Ого. Слушайте, да вы прям точно не малявки. Дела…

      — А где ты был? — спросил Марк, прицепившись к вороту старого пиджака.

      — Я-то? Ерундой страдал. Путешествовал. Истории вам собирал. Ладно, пусть ваша мама и Ал поболтают. А мы с вами найдем, чем заняться, да? Найдем самое высокое дерево.

      Эйприл улыбнулась первой, Марк согласно закивал, но пока настороженно. Обхватив их обоих поудобнее, Джек зашагал с ними через маленькую аллею вглубь церковного двора.

      — Начало через десять минут! — крикнула им вслед Роуз. — Не опаздывайте. И не пораньтесь! — и обратилась к Алану. — Как думаешь, он не надорвется?

      Алан пожал плечами:

      — Думаю, что нет. А если и да, то так ему и надо.

      — Прости.

      — За что?

      — Честно, не знаю, — Роуз шмыгнула, точь-в-точь как Марк, смущенно прикрыла нос. — О, боже, прости. Я ужасно выгляжу.

      — Все в порядке. Вот, держи, — Алан достал из кармана платок. — Новая стрижка тебя освежает.

      Комплимент был внезапный и абсолютно неуместный, но Алану не терпелось разбавить чем-то образовавшуюся тишину.

      — Так получилось, — Роуз промокнула глаза. — Волосы начали клоками выпадать. Я даже к врачу записалась, сдала анализы.

      — И что?

      — Да ничего. Сказал, что стресс. Попросил не нервничать.

      Они рассмеялись.

      — Это я еще обросла. Попросила в парикмахерской срезать ту часть, которую не получится восстановить. Вышла я оттуда пренелепым Томом Сойером, — тряхнула головой, убирая нависшую надо лбом прядь. — Никак не научусь их укладывать правильно…

      — Ну, если тебя стригли в «Парикмахерской Тодда», что я видел, пока искал въезд, то вообще не удивительно. Ты позволишь? — Алан осторожно запустил пальцы ей в волосы, еще влажные после утреннего мытья, взбил их на затылке и заправил у висков. — Вот, так лучше?

      Краем глаза он заметил, что за ними наблюдала группа дам в особенно уж не протестантских шляпах. Отпрянул. Роуз, проследив за его движением, сделала то же самое.

      — Алан, я хотела спросить, как мне тебя представить?

      — Ну уж точно не как «очень бывший Фроста-младшего». Не знаю, не слишком ли громко прозвучит «друг семьи»?..

      — Не слишком, — решительно возразила Роуз. — Папа тебя обожал. Ты был для него, как сын, а теперь спрашиваешь такие вещи.

      — Ай, Роуз, ай. Нокдаун. Продолжишь — я отберу платок обратно.

      — Прости, — она вновь приблизилась к нему то ли, чтобы обнять, то ли погладить, но вместо этого всего поправила на нем рубашку, сняла с нее нитку.

      Алан сразу вспомнил излюбленную фразу мистера Фроста:

      — «Груминг состоялся».

      — Да-да, он всегда так говорил, когда они с мамой как-то ухаживали друг за другом. Помню, узнав, что это про обезьян, я очень расстроилась… — Роуз посмотрела на двери церкви. — Никак не пойму, зачем я сюда приехала. И так быстро.

      — Даже слишком. Обычно же ждут хотя бы три дня, а у протестантов вообще можно и неделю, и две. К чему спешка?

      — Это было папино желание. Чтобы как можно быстрее. Алан, ты не представляешь, всю прошлую неделю он обзванивал друзей, знакомых, коллег. Мило болтал с ними, а когда те спрашивали, зачем он звонил, отвечал, что «на похороны пригласить хочу, не волнуйся, ничего помпезного, уютный междусобойчик». А я его еще ругала. Ну как… Пыталась. Папа не хотел ждать. И строго-настрого запретил его бальзамировать. «Я же не фараон какой-нибудь».

      Алан с легкостью представил мистера Фроста, восседавшего на автоматическом инвалидном кресле, и рассуждающего о Египте и фараонах.

      «С другой стороны, логично. У него были проблемы с сердцем. А не с чувством юмора».

      Алан усмехнулся:

      — Интересно, почему он мне не позвонил?

      Роуз встревоженно заглянула ему в глаза:

      — Потому что не хотел мешать. Он же знал, что ты только получил новую должность, стараешься над масштабным проектом. И потом… он знал, что у вас с Джеком все сложно.

      Алан почувствовал, как лицо исказило раздражение. Пришлось срочно отвлекаться на свои туфли… вот он и пепел с них, оказывается, забыл смахнуть.

      «Как удачно».

      — У нас с Джеком все просто. Он всеми силами гробит свое здоровье, а я ему мешаю. Мы почти как Бэтмен и Джокер, понимаешь?

      — И все-таки… вы же тогда, — заслышав, как начали открывать двери, Роуз встрепенулась. — Уже пора? Так рано?

      «И так удачно. Чудесно, чудесно, замечательно».

IV

      Пастырь, ни разу, кстати, не похожий на рокера (даже бывшего), обошелся без молитв. В речи, в меру заумной и искристо-торжественной, он обратился к присутствующим с напоминанием о добродетели, терпении и заботе о ближних.

      «Либо он хорошо подготовился, либо правда успел познакомиться с мистером Фростом. Или все дело в моей сентиментальности?» — Алан растер не вовремя разнывшееся колено и осмотрелся.

      Внутри было бело. Опять. И до внезапного современно. Высокий сводчатый потолок, озаренный двумя рядами из ламп-светильников, вместе с круглыми витражами забавно сочетались с плазменным экраном, закрепленном на стене рядом с аккуратным синтезатором.

      «Стильное местечко. Наверное, здесь приятно играть свадьбы или креститься. Зараза, что ж так больно? А таблеток-то я и не привез никаких», — Алан откинулся на спинку скамьи, выставил левую ногу чуть вперед, но почти сразу убрал назад: он сидел впереди, практически напротив возвышения с закрытым гробом. Стало стыдно и за свою слабость, и за то, что его усадили вместе с ближайшими родственниками мистера Фроста. Алан возразил бы, но Роуз решительно схватила его за рукав. Пока все устраивались, рассказывала про то, что в протестантстве нужен самый простой гроб, а покойному — повседневный наряд и никаких излишеств, что из-за последнего пункта она немного запуталась, не поняв, надо ли отдавать с костюмом очки. Рассказывала шепотом, оглаживая поочередно Эйприл и Марка по волосам, а те, сделавшиеся тише прежнего, казалось, не понимали, куда глядеть.

      Спокойнее всех держался Джек. Он не произнес ни звука, лишь единожды изменил в меру собранную позу, чтобы обхватить племянников под спины правой рукой, когда те тревожно заерзали на словах пастыря о смерти, Рае и прочем далеком и одновременно близком.

      Алана жест успокоил и… умилил? В нем узнавался старший Фрост, всегда внимательный, деликатно тактильный, что, если подумать, для людей потерянного поколения не типично.

      — Давайте же вспомним, каким человеком был Магнус Фрост. Прошу, не стесняйтесь, поделитесь своей любовью, — предложил пастырь с мягкой улыбкой.

      Алану она не понравилась.

      «Роуз права. Он был моим вторым отцом. Нет. Первым. Он во всем был для меня “номером один”».

      Гости по очереди поднимались со скамеек. Кто-то с заготовками на карточках, кто-то без. Их истории о том, как они курили с мистером Фростом на переменках в средней школе, как зарабатывали первый доллар или как приходили друг другу на выручку звучали вполне искренне. В меру приторно. Но Алану не удавалось ни за одну из них ухватиться и дослушать до конца.

      Все слиплось в ком, тот самый, что в горле.

      Образ церкви, ненавязчивые клавишные как аккомпанемент, союз черного и белого — все напоминало о похоронах двадцатишести?..

      «Нет, погодите, двадцатисемилетней давности».

      Тогда денег на приличную церковь у Алана не хватило. Он с трудом заплатил взнос за ячейку в колумбарии и с еще большим трудом заставил себя прийти на прощание. Гроб с его стариком не открывали после проповеди. И хотя Алану давали посмотреть на него на опознании, ему до последнего хотелось верить, что внутри другой человек. Возможно, тоже безработный пьяница, кому в подворотне очередного дешевого бара проломили череп, раздробили нос, выбили последние зубы.

      Тогда на правой стороне, кроме них с Джеком и мистером Фростом, никого не было.

      «Вот каковы друзья-собутыльники: они колотят себя в грудь, клянутся в верности, пока им наливают. А как лавочка прикроется — и след простыл».

      Тогда Джек держался великолепно, и дело вовсе не в том, что они еще считались официально парой. Нет. Джек привез Алана на мотоцикле, помог с оплатой «церемонии», общался с работниками похоронного бюро и следователями. Держал за руку. Обнимал. Трепал по волосам. Вытирал слезы. Ни разу за целый день не поругался с мистером Фростом. И слова поперек ему не сказал.

      «Он неплохой. Конченый, но неплохой, — Алан потянулся за платком. — А, я же отдал его Роуз», — торопливо задрал голову к потолку.

      Тот на миг вздрогнул, расплылся пестрыми кругами.

      — …можете теперь встать и проститься с Магнусом Фростом.

      «Уже? Я все пропустил».

      Открыли крышку гроба. Гости подходили по одному, по нескольку секунд замирали у гроба с открытой крышкой и тут же уступали дорогу следующим в очереди. Двигались от последних скамеек к первым.

      Когда остались они впятером, Алан поднялся и мгновенно запнулся: левое колено точно закоротило.

      Алан успел лишь представить, как нелепо налетит на собственное сиденье и поднимет грохот, но Джек стремительно обхватил его под грудью. Потянул на себя.

      — Стоишь?

      — Стою, — растерянно отозвался Алан.

      Джек махнул испугавшейся Роуз:

      — Все окей. Вы идите с малявками вперед.

      — Я в порядке.

      — Я вижу.

      Алан возразил бы, но осекся: Джек был развернут к нему слепой стороной.

      «То есть он даже не видел?.. Смешно», — Алан кое-как перенес вес на правую ногу, уперся в плечо Джеку.

      Снова мята. Табак. Немного пота.

      — Спасибо...

      Джек фыркнул:

      — И толку от твоего зала?

      — Помолчи, — силясь разомкнуть случайные объятья. — Я в порядке. Можешь отпустить. Слушай, я…

      «Что? Что я сейчас собираюсь ему сказать?»

      Первой завыла Эйприл. Марк подхватил за ней почти сразу. На звуки истошного горя, смешанного со страхом, обернулись, не сговариваясь. Роуз, опешившая и будто пристыженная, подняла детей, ни разу не так проворно, как старший брат, и выскочила с ними на улицу. Следом потянулись особенно сердобольные гости.

      Джек нахмурился:

      — Говорил же, не тащите их сюда, — и хотел было догнать, но Алан поймал его за запястье.

      — Стой. С ними Роуз. А ты должен попрощаться. Нормально.

      Джек ничего не ответил, послушно поплелся за Аланом к гробу.

      «Кому должен? Мистеру Фросту? Его здесь нет, а телу от этого ни тепло, ни холодно. Роуз? Она не увидит и не поверит. Мне? Черт возьми, да».

      К дрожащему левому колену подключилось правое, когда они с Джеком приблизились к гробу. Мистер Фрост лежал в любимом горчичном костюме, клетчатой рубашке, без галстука, все верно, он их не выносил, и в очках. Крупных и квадратных. Он был худым, бледным, явно уставшим.

      — Вы выбрали неудачное место для сна, сэр.

      Алан робко дотронулся до руки мистера Фроста, изумился закономерному холоду.

      — Я к вам приехал, сэр. Попрощаться. Спасибо, что вы у меня были. Вернее, есть. Сэр, без вас бы я не справился. До свидания.

      Отпрянув, Алан опустил взгляд. Пара капель упала на бежевый кафель.

      «Плохое решение. Он не сочетается с общим настроением… Боже, да о чем я думаю?»

      Алан шумно выдохнул через нос, вытер глаза, оправил пиджак.

      «Я, наверное, нелепо выгляжу».

      Как известно, лучшая защита — нападение, и Алан признался:

      — Стоило надеть костюм попроще. Я бы мог высморкаться в рукав. Пойдем. Поможем унять малявок. Эй, Джек, — позвал, обернувшись к гробу.

      Тот замер, склонившись к мистеру Фросту. Близко-близко, словно намеревался что-то прошептать или поцеловать. Это была всего секунда, но и ее Алану хватило, чтобы заметить, как Джек прицельно плюнул в лицо покойному отцу.