...если ты меня не любишь, то я люблю тебя за двоих.

Эрнест Хемингуэй, «По ком звонит колокол»

I

      Возвращение в родительский дом воспринималось Аланом как отдельное испытание, от которого его регулярно пытались отвлечь друзья. Изобретательнее всех действовал Денис, он случайно заказывал две больших пиццы вместо одной средней, так же случайно брал напрокат «У холмов есть глаза» или какие-нибудь другие ужастики. В крайнем случае хватал малыша Клауса и бесстыдно врал, что тот его не слушался, что тот совсем отбился от рук, и что, разумеется, только Алан сумел бы усмирить «бесячего» братца. От последней характеристики делалось особенно смешно, потому что Клаус и младенцем-то был тихим, а чуть повзрослев, стал на редкость послушным мальчишкой.

      Роб звал Алана покататься на мотоцикле, просил ненадолго заехать к себе, там доставал пиво и сигареты. А потом приходила мать Роба, чудесная во всех отношениях свирепая женщина, лениво ругая мелких выпивох, усаживала за стол и кормила фирменной тарелкой мусора. Алану часто чудилось, что после порции жирного месива, крепко политого кетчупом, в него никогда и ни за что не поместилось бы и кусочка еды, но мать Роба, ростом в шесть футов и весом в четыреста фунтов, ласково хлопала его по спине и свободное место в желудке тут же находилось.

      Фросты и вовсе выделили ему отдельную комнату. Миссис Фрост покупала им с Джеком постельное белье с Человеком Пауком и Халком, если брала что-то из игрушек для Джека, то выбирала такую же и Алану, после ее смерти традицию с подарками продолжил мистер Фрост.

      Все это было безумно приятно, но возвращение домой рано или поздно наступало. Причем Алан следил, чтобы наступало оно скорее рано. Чужая доброта смущала, ему не удавалось за нее никак отплатить, а помощь по хозяйству, в гараже или в саду давала ощущение пользы лишь на короткий срок. Не хотелось надоедать. А еще хотелось проведать старика: приготовить нормальной еды, прибрать, успокоить.

      Удивительно, сколько бы лет ни прошло, Алану продолжал сниться его старый дом в Орландо, скрипучая дверь с ржавой решеткой и до глупого высокий порожек...

***

      ...прежде, чем через него переступить, Алан думал, не выкурить ли ему еще одну сигарету? Он стащил у Джека целую пачку перед уходом, тот, как обычно, предлагал Алану остаться: они ведь отлично провели день, проспав школу, провалялись в кровати, читая и занимаясь любовью.

      Теперь столь свежие воспоминания подернулись табачной дымкой, стали такими же нереальными, как сон о спокойной жизни с работой, машиной и дорогими костюмами.

      «Старик, наверняка, до сих пор бесится из-за колледжа. Блядство. Как же западло идти».

      Навернув пару кругов по пустому двору, где единственным украшением служил кривой почтовый ящик, Алан вошел в прихожую.

      — Я дома!..

      Пахло дешевой выпивкой. Они с ребятами тоже не шиковали, хлестали «Будвайзер», догонялись местным ромом с колой, но здесь выпивкой воняло. От спертого воздуха кружилась голова, словно Алан сам пил, залпом и на голодный желудок.

      — Эй! Ты тут?..

      Стоя в коридоре, Алан ждал, пока глаза привыкнут к полумраку. Старик ворчал, если кто-то пытался открыть окна или хотя бы приподнять жалюзи, отчасти, потому что те от открываний-закрываний ломались окончательно.

      Алан присмотрелся к скособоченному ящику, где на прозрачном блюдце хранились ключи — может, старик все-таки ушел? — нет, его связка лежала рядом с мелочью, бычками, пивными крышками и другим, безусловно, нужным мусором.

      «Блядство».

      Пройдя дальше, Алан заглянул в гостиную. Там, за приоткрытой дверью, небольшой выпуклый экран мелькал красочной рекламой с тигром Тони. Алану почудилось, что он слышал заставку и бодрое тигриное «И это пр-р-рекрасно!», хотя телевизор работал бесшумно.

      — О. Вот ты где... Опять звук барахлит?.. Попросил б, я б починил, — Алан нервно потоптался на месте.

      Старик сидел в огромном коричневом кресле. Откуда оно у них взялось? Кресло было настолько огромным, что старик, высокий, хоть и сутулый, полностью скрывался за его спинкой, видно только руки. Худые, жилистые, с закатанными рукавами, в одной — сигарета, в другой — бутылка пива.

      — Эй... — окликнул Алан. — Нормально все?

      Старик поднял руку с сигаретой, махнул.

      Сделалось спокойнее.

      «Здоровается, значит, перебесился».

      — Круто, — хлопнув по дверному косяку, Алан предупредил. — Я на кухню. Если что — зови.

      Еще взмах сигареты, от ее кончика отделился кусок тлевшего табака, упал на прожженый подлокотник и тут же потух.

      На кухне царил непобедимый бардак, Алан честно занимался уборкой, в основном пока старик уходил на подработку или в магазин, но порядок исчезал из их дома так же быстро, как и полученные с зарплаты деньги.

      — Бля, старик, твою мать! Я ж просил, ну не бросай ебаные тарелки. Они воняют! Не моешь, так хоть замочи...

      «Еще и не дожрал. Скотина».

      Алан сложил посуду в раковину, выкрутил кран.

      — Ты помнишь про матч? Он сегодня в семь! Не проспи, а то ж сам ворчать будешь, что в записи — уже не то. Кстати, Роб тоже смотрит. И болеет за ту же команду. Прикинь? Никогда не думал, что он тащится от футбола. А главное, когда его позвали быть квотербеком, он отказался. Типа самому бегать и стараться — влом.

      «Прямо, как ты».

      Под шум воды принялся рыться в холодильнике, не то, чтобы там было, в чем серьезно запутаться: фасоль и томатная паста, паста и фасоль, — но так хоть получилось занять себя, прежде чем продолжить говорить.

      Собственный голос придавал уверенности, да и старик, нет-нет, да и, увлекшись историями про похождения музыкантов или про работу Алана в придорожном кафе, успокаивался. Незамысловатый трюк заставлял гордиться собой. Кто еще мог похвастаться эдакой выдержкой и дипломатичностью? Джек? Едва ли. Денис с Робом? Ха. Им не сравниться с Аланом.

      «Было б чему радоваться. Выдрессировал отца-бухарика и научился с ним жить. Усраться, какое достижение».

      — Жрать хочешь? Эй! Я сделаю чили с фасолью, лады?! У меня получка через два дня. Куплю мяса и...

      Договорить не дала пивная бутылка, просвистевшая у самого уха. Врезалась в дверцу холодильника, разлетелась в разные стороны мокрыми осколками. Алан не сразу успел сообразить, что удар мог прийтись по его затылку, а когда сообразил, по спине пробежалась толпа мурашек.

      — Ты совсем охуел?!

      Старик, застывший в дверном проеме, обернулся, то ли медленно соображая, к кому обращался поток ругани, то ли ища, что бы еще кинуть.

      — Даже не думай! — испуганно рявкнул Алан, отскочив в противоположный угол кухни. — Ебаный алкаш!

      Больше того, что старик догадался швыряться в него вещами, пугало то, с каким отсутствующим видом он это сделал.

      — А х-хули т-ты приперс-ся?..

      — Что?! Что ты несешь? Последние мозги пробухал, придурок конченый! — брань помогала унять дрожь в коленях и в голосе.

      — Т-типа... Жил бы с эт-тими еб-бучими Фрост-тами, а?..

      «Господи, опять его заело», — Алан покосился на осколки, надо бы их убрать, пока старик сам же о них не поранился. Хотя, конечно, хотелось оставить все вот так. Нет. Взять старика за шкирку и провести лицом по полу, чтобы до крови, до мяса...

      Алан поспешно выдохнул.

      — Все сказал? Да-да, я хуевый сын, потому что не любуюсь тем, как ты пробухиваешь свою жизнь. Прости. Доволен? Теперь съеби к себе, чтобы я, блядь, убрал за тобой.

      Старик ухмыльнулся. Неприятно.

      — Т-типа урыл-л меня, мелкий п-пидор?.. Да. Я с-сказал п-пидор. Думал-л, я н-не в курсе?

      — Ты несешь хуйню. Не позорься.

      — Ты м-меня поз-зоришь! Ясно?! М-мало того, ч-что ты эт-тому уроду Магнусу в пасть с-смотришь, так ещ-ще и с его с-сынком д-долбоебом...

      Алан не дослушал, выбежал из кухни, привычно уклонившись от руки старика.

      «Да чтоб ты сдох».

      В спину полетели угрозы, свежая порция отборнейшей грязи, но одно дело терпеть оскорбления в свой адрес, и совсем другое, когда начинали трогать Фростов. На смену страху пришла обида: просто, ну, вот за что? Что он сейчас-то успел такого натворить, что старик так взбесился? Он же вернулся. Он пытался позаботиться.

      «Чтоб ты сдох».

      Алан бы понял, если бы старик был с ним честен. Если бы признался, мол, да, сын, я ревную тебя к чужой семье, я хочу, чтобы ты дорожил мной так же, как и ими, я хочу, чтобы ты не бросал меня ради них, так что, пожалуйста... Но нет, нет, нет, старик никогда бы не сумел ничего такого из себя выжать. Поэтому все, чем довольствовался Алан: упреки, скандалы, иногда мордобой, — со всем получалось справляться, пока в ход не пошли подколы про них с Джеком.

      «И откуда только узнал? Спалил нас? Нет, невозможно. Заметил след? Херня, он слона в комнате не заметит. Так какого черта? Как же бесит, бесит, бесит».

      Алан успел смахнуть с блюдца в прихожей мелочь, накинул куртку. Старик кричал вслед, что он его прикончит вместе с Джеком, мистером Фростом, что он прикончит всех.

      Знай Алан, что то была их последняя встреча, наверное, никуда бы не пошел. Убрал осколки. Приготовил чили. Успокоил. Но тогда он боялся всерьез подраться с отцом, да и в целом, он боялся. Поэтому просто хлопнул дверью, пожелав на прощание:

      — Чтоб ты сдох!

***

      «Боже. Зачем я вообще это вспомнил? А. Точно».

      Алан давно отметил, что, напившись, он превращался в своего старика. Как-то еще в школьные годы ребята записали на камеру посиделки в баре после выступления. Алана вело в сторону, он заваливался на плечо Джека, растирал красное лицо, говорил внятно, но не доводил мысль до конца, глупо смеялся, то и дело откидываясь назад, легко обижался и, судя по всему, довольно больно ударял Джека по руке ни за что. Алан тогда же запретил снимать их попойки, ссылаясь на то, что такое никому не интересно пересматривать. Пить не перестал, потому что пьянеть ему нравилось: забывались проблемы в школе и на работе, отходили на второй план ссоры со стариком, оставалась беззаботная дурость и уверенность в том, что он со всем справится. Но вот быть пьяным и наблюдать за собой потом со стороны — абсолютно разные вещи.

      Перебравшись в Нью-Йорк, Алан ходил на студенческие вечеринки, пили там примерно так же, как и в Орландо, разве что в начале всех праздников для приличия наливали коктейли, но в конце концов все рано или поздно скатывалось к «Будвайзеру» или чему похуже. Первые курсы Алан сидел в стороне, пил мало, чтобы случайно не выдать себя. Тратил все силы, чтобы следить за произношением и не ляпнуть «сода», когда у него спросят, что он будет заказывать к шотам. Позже Алан освоился, держался в компании свободно, очаровательно шутил, но по-прежнему ограничивался одним-двумя бокалами за вечер. Помнится, напившись, Ноэль дразнил его амишем, а Майк и вовсе считал трезвенником.

      «Пусть так. Зато они не видели меня настоящим. К чему я?.. Боже, как же трещит голова».

      Алан просыпался мучительно медленно, когда же он, наконец, отважился приподняться, рядом со скрипом пружин прогнулся матрас.

      — С добрым утром.

      — С доб.... Боже, — Алан вдавил пальцы в переносицу с такой силой, что перед глазами замерцали цветные кружки.

      — Тошнит?

      — Да. То есть нет, — попытался отмахнуться от кружков. — Я имею в виду... Фигурально. У тебя есть?..

      — Аспирин? Да, конечно. Сейчас, — Джек расторопно встал с кровати.

      У Алана появилось немного времени, чтобы прийти в себя: откашляться, подавляя подступающий к горлу ком, размять шею после неудобной подушки и хотя бы попытаться поискать белье. Вместо него нашлись воспоминания о вчерашней ночи. Они возвращались частями и измятые, точь-в-точь как разбросанная по полу одежда.

      «Меня так развезло с пары рюмок? Однако… Чудесно, чудесно, замечательно».

      Когда Алан смог подтянуться на локтях и сесть, Джек вернулся с шипящим стаканом.

      «Надо же. Он помнит, что я могу пить аспирин только с большим количеством воды. Это… мило?»

      — Спасибо. И прости тоже. Я повел себя как свинья.

      — Да брось. Получилось же круто.

      «Круто? Едва ли», — думал Алан, маленькими глотками потягивая лекарство. Пузырьки щекотали ноздри, сам аспирин в сочетании с вязкой похмельной слюной ощущался отвратнее, чем обычно. Захотелось попросить еще воды.

      — Когда оклемаешься, съездим за твоей машиной. Я заплатил за парковку, чтобы ее не угнали на штрафстоянку. Или хочешь сперва поесть?

      — Нет-нет… Погоди, — Алан смущенно покосился на Джека. — Это ж почти двадцатка. С-сколько тебе заплатили за выступление?

      — Больше двадцатки.

      — Боже. Я все верну. Прости. Не помню, когда так в последний раз надирался.

      Джек мягко похлопал его по плечу, жест — совершенно безобидный, лишенный всяких подтекстов, но почему-то именно из-за него Алан почувствовал себя особенно голым. В нехорошем смысле. Как будто напившись и запрыгнув к Джеку в кровать, он самоутверждался, вычеркивал из его жизни мальчишек из группы, несуществующих любовников и любовниц.

      «Хотя почему “как будто”? Так оно, по сути, и есть».

      — Джек.

      — М?

      — Ты точно не злишься?

      Тот нахмурился:

      — А. Припоминаю, ты что-то такое и вчера спрашивал, — усевшись на край кровати, Джек сцепил вместе ладони и принялся их разминать. — Я еще удивился. Нормально все. Не знаю, чего ты там насочинял, но я всем доволен. Я сводил тебя в бар, показал парней, хорошо провел время. Ну и, — кивнул на тумбу, где осталась парочка неиспользованных презервативов, — мне все понравилось. Непривычно, что ты не кончаешь дольше…

      Алан усмехнулся:

      — Иди ты, — вышло натянуто, но в целом стало легче, и от аспирина, и от заверений, что все и вправду нормально.

      — Ты сам-то как? Я ж тебя ненадолго оставил вчера. Случилось чего?

      — Случилось... — «Да ничего, просто я включил режим тупой ревнивой деревенщины». — Нет. Наверное, устал. Работа навалилась, инвесторы капризничают, да и... Эй, так-то я позавчера был на похоронах.

      — Точно-точно, — беззлобно рассмеялся Джек, начал разминать плечи и шею. — А с работой чего? Строите?

      — Пытаемся, — Алан осторожно потянулся, поставил недопитый аспирин на тумбу. — Мы заключили контракт на масштабный проект. Знаешь, что-то в духе раннего Стирлинга. Да-да, очередной британец, но он крут, согласись. Думаю, мистер Фрост бы оценил. Помню, мы часто рассматривали каталоги с его работами и... Прости. Меня унесло.

      — Не-не-не, — Джек безмятежно покачал головой. — Продолжай. Люблю, когда ты рассказываешь про работу. Я в ней почти ничерта не понимаю, но мне нравится, как ты от нее прешься. Это вдохновляет.

      — На что?

      — Ну... Это сложный вопрос. На что-то. Но вдохновляет.

      «Он в своем репертуаре».

      — Неважно. Завтра я вернусь к своим ребятам из команды, и все встанет на свои места. Видел бы ты, как они тряслись, когда я улетал. Написывают мне каждый день и... — Алан опустил взгляд. — Что ты делаешь?

      Джек сидел, держа ноги над полом, и болтал ступнями вверх-вниз.

      — Зарядку. Что?.. Что ты ржешь? Это полезно. Суставы, все дела... Ладно, похоже, тебе лучше. Будем собираться?

      — Да, пожалуй, — стыдно признавать, но Алану в действительности сделалось спокойнее.

      Нет, не забылась ни причина возвращения в Орландо, ни неприятности, что доставил Джек, ни собственный вчерашний проступок.

      «И все же он умеет разрядить обстановку. Как ему удается?.. А еще он легкий. Почти завидую».

      Джек закончил зарядку, невысоко попрыгав на месте. Натянул джинсы.

      — Тогда залетай в душ. Я сбегаю за кофе. Холодный американо, я помню. Что-то еще? О. И надо взять мои последние анализы с рецептами. Ну, ты же собирался тащить меня к врачу. Вот. Ты съездил на концерт, теперь моя очередь. И мы квиты, да?

      — Д-да, — опять подкатило смущение, потому что Алан вчера напрочь забыл продавить идею с лечебницей, вчера же он получал удовольствие, причем брал его, удовольствие, требовательно, грубо и много, а Джек, вон, все сам запомнил.

      «Какая же я все-таки свинья».

      Входная дверь давно хлопнула, а звуки шагов — стихли, но Алан не находил в себе сил ни чтобы подняться, ни чтобы, наконец, одеться. Судя по свету в окне — приближался полдень. От одеяла по-прежнему пахло стиральным порошком, приятный запах, успокаивающе-домашний, ради него и ощущения всеобъемлющего порядка и чистоты Алан был готов менять постельное белье каждые пять дней. До переезда в Нью-Йорк он полагал, что менять белье надо лишь в случае, когда оно истлевало от старости или же пачкалось так, что очистить его мог лишь праведный огонь.

      «Еще одна фразочка мистера Фроста», — Алан откинулся на подушки, задрав голову, пробежал полусонным взглядом по украшенной плакатами и снимками стене: «Рамонес», «Секс Пистолс», молодая миссис Фрост в хризантемовых кустах; Роуз с маленькими Эйприл и Марком; Кармен Электра, «Странные дни», склеенная скотчем фотография их группы, на ней Денис — еще не наркоман, а Роб — еще веселый...

      «И с рогами пока только из барабанных палочек. М-да. Но неужели Джек выкинул тот снимок? Не верю. Иначе б он не пустил меня сюда и вообще. Боже. Как я запутался. Нет. Я сам себя запутал».

      Но как бы Алан ни старался раскаяться и посыпать еще гудевшую голову пеплом, факт оставался фактом: ему полегчало.

II

      Разгуливать по городу во вчерашней одежде и даже во вчерашнем белье ощущалось очень непривычно. Алану доводилось засиживаться на работе до утра, но тогда он сразу ехал домой, чтобы как следует смыть с себя стресс и усталость, дальше в ход шли крема и маски, у Джека же он всего лишь умылся водой из-под крана и прополоскал рот с зубной пастой.

      «Чувствую себя такой потаскухой. Выпендривался до первой стопки, а он как будто и рад. Он так и планировал? Нет, вряд ли. Как же стыдно... Надо как-то извиниться».

      Джек держался деликатно, он не острил и не припоминал события прошлой ночи, наоборот, болтал об отстраненных вещах, например, о группе.

      — ...они здорово налажали в начале. Я им сто раз говорил: разогревайтесь до выступления, а не во время. Народ не будет ждать. Но кто ж меня послушает?

      — Разве мы не делали так же?

      — Да, но я ж должен корчить из себя ебаную Тэсс?

      — Главное, что не Теренса Флетчера.

      — Кстати, да, Теренс подошел бы лучше. Бля, и к чему я вспомнил Тэсс?

      Алан смеялся. Сперва вымученно и скорее из вежливости, но постепенно расслаблялся.

      «Самое страшное уже случилось, все, чего не следовало делать, я сделал. Так что уж теперь волноваться?»

      Когда они на такси добрались до «Каса Вьеха», Алан полностью примирился с тем, что он-таки сорвался и переспал с Джеком. В каком-то смысле им обоим этого не хватало. Джек на протяжении всех прошлых дней лез к нему с нежностями, так что со стороны Алана это точно не выглядело как насилие или совращение, — «Совратить? Его? Не, я бы посмотрел на такое, но издалека», — что до самого Алана, то ему стало в разы легче. Мешанина из переживаний: смерть мистера Фроста, проект, воспоминания, бессмысленная ревность, — разом отступила, едва подействовал аспирин, как если бы все мрачные мысли оказались частью похмелья.

      Взятая на прокат Тойота воспринималась как родная. Устроившись на водительском сиденье, Алан поправил волосы, смотрясь в зеркало заднего вида, провел по подбородку ладонью, проверяя, не пробилась ли щетина. Почему бы не проделать все то же самое дома у Джека?

«Наверное, потому что там я точно совсем его. А машина — вроде как моя территория. Что за бред. Интересно, что бы решил Джек, если б узнал, какую чушь я стараюсь обмозговать», — Алан потянулся к бардачку за банкой «Ледяных кубов» с корицей.

      — Итак, сейчас... Двенадцать. Предлагаю перекусить, а потом вместе прошвырнуться по магазинам. Надо закупиться нормальными продуктами и... Тебе нужно новое белье, не только для постели.

      — Ого. Так тебе не отшибло память?

      — Не совсем, — Алан сунул Джеку один из кубов, себе закинул в рот сразу два.

      — А врач?

      «Удивительно, как в такие моменты он умудряется тупить. Или нарочно? — в любом случае, натуральная или неплохо сыгранная недогадливость не раздражала. — Неважно. Мне до сих пор стыдно. И идея после вчерашнего как ни в чем не бывало тащить его в клинику — прям издевательство».

      Признайся он в чем-то подобном, Джек бы принял его рассуждения за жалость. Или нет? В конце концов, это фишка Линков — громко и неубедительно отвергать любую помощь.

      — У меня самолет в четыре утра. Я вымотался, и меня все еще тошнит. Поэтому давай отдохнем, а? — Джек согласно похлопал его по колену. — Чудесно. Но ты сходишь потом.

      — Ага.

      — Джек, честно.

      — Клянусь глазом.

      «Идиот», — рассмеялся Алан и лишь теперь понял, что тот продолжил держать его за колено. Стоило бы возмутиться или, по крайней мере, аккуратно отодвинуться, но Джек внезапно оживленно тряхнул гривой:

      — Хочу в «Макдональдс». Что? Я разве не хороший мальчик?

      — Еще одна такая сальность, и я выкину тебя из машины. Мы поедим нормальную еду.

      Было бы символично заехать в то придорожное кафе, где он подрабатывал в школе, но его давным-давно закрыли.

      «Как и почти все здесь. Господи, Орландо превращается в столичный город? Какой ужас», — сокрушался Алан, перебирая варианты, отмеченные гугл-картой.

      Джек, прислонившись к окну, перечислял то, что видел:

      — «Кракер Баррел»?

      — Мы не поедем в пивную в полдень.

      — «Пятница»?

      — Нет, обойдемся без фастфуда.

      — «Тако Бел»?

      Алана слегка передернуло от названия:

      — Н-нет, нет… что-нибудь… от чего у тебя не случится изжога.

      — Может, в «Сладкую мамочку»?

      — Что? — Алан увидел розовую вывеску. — Нет… Нет, точно нет. Я слишком трезвый для такого.

      В итоге выбор пал на «Разбитое яйцо» — тихое семейное кафе, где подавали завтраки и ланчи. Алану понравился незамысловатый дизайн и серо-голубое оформление веранды, но солнце все распалялось, поэтому они укрылись в шумном, зато кондиционируемом зале.

      — Никогда тут не был, — признался Джек.

      — Слишком уютно для тебя?

      — Не. Они закрываются, когда я просыпаюсь, — сказав так, он покосился на семью с двумя маленькими детьми, вошедшую следом, постарался незаметно прикрыть слепой глаз волосами.

      «Черт. А можно я не буду все время его жалеть?» — про себя выругался Алан и как бы невзначай уточнил:

      — Сядем подальше? Не хочу, чтобы нас продуло.

      Джек заказал панкейки с беконом и омлетом, вытребовал тарелку картошки фри и картофельный салат.

      — И эти хуйни с миндалем. Ну... Ты же помнишь.

      — Меренги.

      — Да. Да. Их хочу.

      Алан ограничился салатом с портобелло и французскими тостами, да и к ним он особо не успел притронуться. Ему нравилось наблюдать за тем, как ел Джек, торопливо, но со вкусом. Он выглядел чересчур умиротворенно и уж точно чересчур домашним и «своим».

      «Я б даже сказал "неправомерно своим". Эх, закурить бы. Тревожный звонок», — хмуро подытожил Алан и отпил американо из забавной кружки в форме горшочка.

      — Ты доволен?

      — Ага. Охуенное воскресенье.

      — Вот как, — Алан потянулся, на ходу сочиняя, что бы еще спросить. — Так... Какие планы? Ты будешь и дальше заниматься с мальчиками?

      — Ну да. Так-то я их наставник. Им учиться и учиться, но они забавные.

      — Да, забавные... Тебе оттуда кто-то нравится?

      Джек фыркнул:

      — Пф. Точно не в том плане, в котором ты подумал. Они ж мелкие. Но не скрою, мне прикольно за ними наблюдать. Они вроде нас, понимаешь?

      — Понимаю, — Алан с трудом припомнил разодетую толпу протеже Джека и с особым удовольствием отметил, что нет, те категорически не походили на них в молодости.

      И дело не в дорогой аппаратуре, люксовых шмотках, заботливом старшем товарище, нет, просто для мальчишек Джека музыка — хобби, способ неплохо провести вечер, наверное, что-то доказать родителям или себе. А для них, нелепых уродцев из девяностых, группа воспринималась как единственная возможность пожить.

      «И вот я веду себя как чертов сноб».

      Алану было плевать на то, что про их песни думал его старик, как и на то, что их творчество в итоге им ничего не приносило. Да, они мечтали о славе, платиновых пластинках и прочем, но и тогда, упитые или обкуренные в хлам, они догадывались, что дальше планов ничего не ушло бы.

      «И слава Богу».

      — Нет, они — молодцы, — кивнул Алан. — Уверен, год-другой, они будут лучше нас. Но все-таки забавно. Никогда бы не подумал, что ты полюбишь роль эдакой нянечки.

      Последнее — издевка, безобидная, рассчитанная больше на мальчишек, нуждавшихся в опеке, чем на Джека.

      — Нянечка? Ну-ну. Я по крайней мере не встречался с копом, — ехидно подметил тот и подмигнул зрячим глазом, как бы давая понять, интонация укора — шутка и не более.

      Алан подхватил игривый тон:

      — Я понятия не имел, что он — коп. Просто забавный мужик в ковбойской шляпе. И да. Музыкальный вкус у него был неплохой. В отличие от того же Освальда. Боже, он же реально считал «Найкелбэк» рокерами. Жуть.

      — Жуть. Ты порвал с ним?

      — Да, как и со всеми. Но, если что, сделал я это не из-за «Найкелбэк».

      — А стоило бы, — рассмеялся Джек и, поковырявшись в тарелке, спросил. — Так... Ты сейчас один?

      — Я всегда один. Господи, звучало отвратительно пафосно. Забудь. Я имею в виду, — Алан откинулся на мягкую спинку дивана. — Я уже давно привык, что как бы я ни пытался создать с кем-то отношения, — он не удержался и показал пальцами кавычки, — я не верю, что получится что-то долгоиграющее. Мне встречались неплохие и симпатичные мужчины, но тут все дело во мне, а не в них. И да. Я заканчиваю все отношения до того, как приехать сюда, и потом их не восстанавливаю, если ты об этом.

      Джек толкнул Алана под столом:

      — Звучит мило.

      — Ой, да пошел ты. Мудила.

      — Ты же знаешь, я обожаю, когда ты меня так зовешь.

      — Да, я знаю, — Алан смущенно посмотрел на витрину-окно, ему решительно наплевать, что там за стеклом, на улице, но сделать вид, что что-то его отвлекло от настойчивых переглядываний, казалось просто необходимым.

      — Эй, ты будешь доедать?

      — Что? Нет… нет, — Алан, не поворачиваясь, отодвинул свою порцию. — Ну, с аппетитом у тебя все в порядке.

      — Как и всегда.

      — Да, как и всегда… Однако как чудесно. Мы сидим в кафешке и сплетничаем, будто ничего и не случилось.

      — А что-то случилось?

      Алан сморгнул мгновенно разгоревшуюся и потухшую злость:

      — Издеваешься?

      Джек изумленно вскинул брови:

      — А. Ты про это, — откашлялся. — Да, неловко.

      — Не то слово.

      — Как и всегда, да?

      Алан достал под столом телефон, проверил все чаты, почту, в надежде найти хотя бы очередной прикол с рапторами, чтобы ответить на него неуместно длинным сообщением или вообще поискать какую-нибудь смешную картинку, но его вернул в реальность внезапный вопрос:

      — Скажи, ты хотел бы все начать сначала?

      — Джек, пожалуйста, не надо, — вторая часть фразы вышла почти жалобной. — Мы с тобой это уже обсуждали слишком много раз. Мы разные, а я к тому же веду себя как чертов сноб и… я наверняка буду навязывать свои правила и…

      Джек перебил его тихим раскатом смеха:

      — Ты не понял, Ал. Я спросил «хотел бы», а не «мог бы».

      — А есть разница?

      — Ага. Мне хватает мозгов понять, что нам обоим было бы херово, но помечтать же можно?

      Алан проследил за тем, как Джек перехватил кружку с кофе, как стакан и, сделав крупный глоток, поморщился.

      — Какая гадость.

      — Ты сам заказал американо.

      — Я хотел быть патриотом, — Джек сгреб в охапку пакетики с сахаром. — Можно попросить добавить молока или типа того?

      — Боюсь, что нет.

      — Отстой.

      «Он захотел взять американо, потому что я его пью? Ха. Ничуть не изменился. Все такой же бестолковый подросток. Ему бы правда подошел кто-то заботливый, но точно не я», — рассуждая так, Алан помог смахнуть остатки сахара со стола, протянул Джеку чистую ложку. В голове вертелась идея сказать что-нибудь ласковое, ободряющее, но притом не слишком обнадеживающее. Сквозь однообразную легкую попсу и стук посуды до Алана донесся детский лепет.

      — Слушай… это, конечно, не точно, но я мог бы попробовать приехать на Рождество. Сколько мы его не отмечали все вместе? Лет десять?

      — Пятнадцать.

      — Тем более, — Алан нервно растер шею и практически моментально отдернул руку, заметив измятый ворот рубашки. — А так отпраздновали бы с Роуз и малявками.

      — Уверен, они будут в восторге.

      «А ты?»

      Алан снова покосился на телефон, быстро включил и погасил экран, успел увидеть там лишь собственное отражение. Снизу вверх, невыспавшийся и растрепанный, он слишком напоминал своего старика.

      — Так ты приедешь? — уточнил Джек, соскабливая с тарелки сырные крошки.

      — Я очень постараюсь... Ты доел? Отлично. Тогда поехали, — Алан потянулся за кардхолдером, но Джек нахмурился:

      — Погоди, дай мне.

      — Что тебе дать? Ты и так без денег.

      — Дай хоть на чай, — он неловко приподнял с места, вынимая из заднего кармана джинс старый-престарый бумажник, сощурившись, начал перебирать купюры.

      Алану хватило секунды, чтобы заметить торчавшую из отдела для карт мятую фотографию, в ту же секунду в нем окончательно и бесповоротно проснулся старый Алан.

      — Ну-ка покажи, — нетерпеливо выхватил бумажник.

      Да, так и есть, Джек носил их фотографию: они вдвоем у барной стойки, обнявшись. Оба патлатые, молодые, разумеется, пьяные.

      «Я еще и язык показываю. Бр-р, ну и идиоты», — с особой теплотой подметил Алан, робко коснулся выцветшего края.

      — Надо же. Мне казалось, ты ее выкинул.

      — Издеваешься? — совершенно беззлобно возмутился Джек. — Она крутая. Мне она приносит удачу.

      — Вот как? — Алан закусил губу.

      Когда фотография висела вместе со всеми остальными на стене возле кровати, он на нее любовался. Всякий раз, ложась с Джеком, мысленно возвращался в те мятежные, сложные, но по-настоящему счастливые годы.       Тогда у них не было ни денег, ни своего жилья, ни подчиненных, ни юных последователей, лишь они сами и вот это дурацкое, всеобъемлющее чувство влюбленности.

      Чуть помедлив, Алан вернул Джеку бумажник.

      — Ты доел, да? Чудесно, чудесно, замечательно... Поехали?

III

      Они, не сговариваясь, пришли к заключению, что «прошвырнуться по магазинам» изначально звучало как плохая идея, поэтому решили заехать в «Таргет». Там Алан без проблем докупил бы и недостающих продуктов, и бытовую химию, и минимальную одежду-обувь. Нет, в Орландо были хорошие магазины, не обязательно бежать в «Кельвин Кляйн», сгодился бы «Эйч Эн Эм» или «Гэп», но Джек бы точно почувствовал себя там некомфортно, да и денег у него не хватило бы ни на первое, ни на второе, а дать Алану всерьез тратиться бы он не позволил, такая забота задела бы его достоинство. Приходилось пристально перебирать упаковки боксеров по пять штук, пока Джек слонялся между стендов с купальными плавками. Взяли четыре футболки, без примерки, Алан прекрасно помнил все размеры, еще взяли кроксы, ух, от них аж передернуло, но с местной погодой ни в чем другом особенно погулять не удавалось, если только ежедневно не переменять носки и использовать пудру для ног. Вряд ли бы что-то из перечисленного Джек захотел делать на постоянной основе, а заставлять его… зачем?

      В «Таргете» скопилось много народу, оно и понятно — воскресенье. Алана забавляла провинциальная привычка ходить за покупками всей семьей с сварливой бабушкой, с ревущими младенцами, с ненавидящими всех и вся подростками. Причем забавляла в хорошем смысле, у него ничего такого не случалось никогда, те же Фросты очень четко разделяли кто и чем будет заниматься, ну а после переезда в Нью-Йорк о подобных неспешных прогулках и помечтать-то времени не хватало, так что теперь Алану в некотором роде нравилось бродить с тележкой туда-сюда.

      Джек поморщился на красный логотип.

      — Мы скоро?

      — Да, сейчас зайдем за консервами, макаронами, заморозкой…

      — Я люблю гедза.

      — …внезапно. Ладно, я возьму тебе.

      — Вообще я бы мог их заказать на дом, знаешь, — Джек зевнул, но не устало, а скорее нервно. — Мне бы домой.

      — Брось. Осталось немного: консервы, макароны, заморозка, хлеб, — Алан для наглядности загибал пальцы. — Что еще? Овощи.

      — Фу.

      — Перестань. Они полезны.

      — Я их испорчу.

      — Нет. Я возьму замороженную овощную смесь и… о. Лекарства?

      — Нет, я купил.

      — Точно?

      — Хватит! — внезапно раздраженно отмахнулся Джек. — Я уебан, но не настолько!

      От неожиданности Алан чуть не выронил упаковку с хлопьями.

      На них обернулись несколько покупателей.

      — Я и не называл тебя так, просто хотел убедиться...

      — По-моему было достаточно времени, чтобы понять, что лечить я умею. С мамой же я как-то справлялся.

      «Вот. Чего его заносит ни с того, ни с сего? Я же ему ничего... Это алкогольная ломка или что?»

      Джек сердито прошагал вдоль рядов с кашами вперед и обратно. Со стороны выглядело как отработанный ритуал, но Алан не замечал его прежде.

      — Прости. Я нагрубил.

      — Не то, чтобы... Ты... Будешь их? — тряхнул коробкой.

      — Я люблю шоколадные.

      — Они вред... Ладно. Ладно, шоколадные, — смахнув в и без того полную корзину сразу три коричневые пачки «Лаки Чармс», покосился на Джека. — А... Поговорить ты хочешь?

      — Поговорить о чем? А. Ну… можно.

      — Спасибо, — по-прежнему с опаской произнес Алан.

      — Не уверен, что это что-то даст.

      — Даст. Тебе станет легче, и я успокоюсь.

      Джек виновато мотнул головой:

      — Говорю ж, я устал. Я не со зла рявкнул…

      Алан как сумел бережно взял его за руку, погладил, чуть сжал ладонь, дождался, пока Джек ответит на прикосновение.

      — Мы похожи на женатиков.

      — Господи, нет. Я бы убил тебя, будь мы мужьями.

      — Серьезно? А каким способом?

      — Джек, давай не об этом. Я хотел поговорить про твоих родителей. Знаешь, мы же с мистером Фростом были достаточно близки. Ну, то есть он помогал мне не только с учебой, но и с психотерапией и лечением алко- и наркозависимости, ой, не корчи рожи, и то, и другое у меня было. Он справлялся о наших с тобой отношениях.

      — Какой лютый отстой.

      — Перестань, а? Это нормальное поведение родителя. Нормального родителя. В общем, мы о многом говорили. В том числе и о миссис Фрост. И... Та ситуация с клиникой, — Алан мысленно посчитал до десяти и обратно, чересчур быстро, чтобы обряд хоть как-то сработал. — Это было ее решением, понимаешь? Осознанное, взвешенное решение. Она не хотела портить ваше с Роуз детство и... Относительную молодость мистера Фроста. Сам мистер Фрост поделился со мной этим секретом сильно после моего переезда и вообще так-то запретил мне его раскрывать вам с Роуз. В первую очередь, конечно, тебе. Ты бы тупо не поверил, да? Я это рассказываю не к тому, чтобы ты немедленно простил мистера Фроста или как-то кардинально пересмотрел приоритеты... Я к тому, что жизнь сложнее, чем ты думаешь, но мы все очень любим тебя. Я знаю, что могу быть невыносимым занудой, раздражать гиперопекой и нудными лекциями, но я правда хочу, чтобы у тебя было все хорошо. Без шуток. Иначе бы я сюда не возвращался. Уверен, миссис и мистер Фрост хотели того же самого.

      Удивительно, но Джек не перебивал Алана, шагал рядом с тележкой, изредка отвлекался на товары, молча бросал в общую кучу коробки макаронов с сыром, пакеты с замороженной картошкой, луковыми кольцами, рыбными палочками, бургерами и наггетсами.

      «Чертов засранец, надо попросить Роуз проверить, чтобы он сходил и к гастроэнтерологу тоже».

      Алан, естественно, не ожидал молниеносной реакции, но минимальной, наверное, все-таки ждал.

      — Ну-у?.. Скажешь что-нибудь?

      — Я не могу найти гедза.

      — Джек.

      — Прости-прости. Я догадывался, что нечто такое родители без нас с Роуз сочинили. Я имею в виду... О, вот они, — Джек почти нырнул в холодильник. — Со свининой или уткой? О-о-о, и с уткой, и со свининой. Вот эти. Так о чем я. Да. Можно было догадаться. Странно, что это считалось прям такой тайной. Типа... Это ж очевидно.

      — Так ты знал и все равно ненавидел отца?

      — Не все равно, а по-прежнему. Ал, давай, честно, жизнь сложная, все такое, я согласен на все сто. Но есть вечные и обязательные штуки. Вроде той, что взрослые эгоисты. А что делают эгоисты? Правильно, решают за других, считая, что поступают правильно. На маму я не могу злиться, потому что она болела, и вообще она моя мама. Можешь называть меня маменькиным сынком. А отец... Все то, что я сказал вчера, не отменяется. Ему удобно. Быть вдовцом, быть жертвой неблагодарного сына, и все такое прочее. Ему идет вот этот флер страдальца, считай, мы с ним живем в негласном соглашении, я умеренно его нервирую, зато мной всегда можно прикрыться в трудную минуту, и это прокатит.

      Губы Алана стянула болезненная ухмылка:

      — Ты говоришь о нем, как о живом, — поймав на себе изумленный взгляд Джека, отмахнулся. — Плевать. Я много на себя беру. Пытаюсь что-то доказать, объяснить, это глупо. Ты можешь решить, что я поступаю так из себялюбия или чего-то такого, но я правда хочу помогать. И нет, — пригрозил пальцем. — Это не плата мистеру Фросту. Я хочу помогать тебе.

      В подтверждение своих слов он бросил поверх полуфабрикатов замороженное брокколи, брюссельскую капусту и стручковую фасоль. Джек прыснул смехом:

      — Мило.

      — Скажешь это блядское слово еще раз, я тебя ударю.

      — Охуенно мило! Я узнаю моего Ала! — Джек с хохотом обнял его и без особого труда оторвал от пола.

      На них оборачивались. Они совершенно точно не походили на супругов, больше на дурачившихся друзей, и да, от глупых шуток и толкотни на душе становилось легче, но вместе с тем Алана от объятий Джека пробирал озноб. Или все дело в чудовищно мощных кондиционерах?

      «Все это неправильно. То, что мы делаем. Нет, то, что я делаю. И как. Он — алкоголик, похоронивший отца, а я вторые сутки запрещаю ему пить, воспитываю его, пользуюсь им. Я ужасен. И я не хочу быть ужасным. Я из кожи лезу, чтобы обелить себя в своих же глазах. Как убого. Скорее бы вернуться. Там проще. Там все реально меня знают как хорошего парня, подчиненного, начальника. Осталось чуть-чуть. Чудесно, чудесно, замечательно».

      Они быстро расправились с покупками, как Алан и обещал, перед уходом он захватил две бутылки пива, дорогого, немецкого, безусловно, странная помощь Джеку, но Алан понадеялся, что если пить вдвоем и понемногу, то они непременно справятся.

      «Логика типичного алкоголика».

      Покупки еле-еле поместились в багажник и на задние сиденья. Сама машина нагрелась за их отсутствие настолько, что Джек сбегал в Таргет за слашем, Алан не возражал, лишь пожалел, что не взял с собой ни одной футболки.

      Пока они ехали по полупустой дороге, где единственным пешеходом была наглая игуана, Джек спросил:

      — А как бы ты поступил на его месте?

      — Не знаю, — признался Алан.

      «Сомневаюсь, что я бы и замуж смог когда-нибудь выйти. Черт, да я собаку завести никогда не хотел, потому что хлопотно».

      Вспомнился один из подарков Майка: привезенные контрабандой десять глофиш. Якобы светящиеся рыбки украсили бы гостиную и добавили романтики. Майк, явно насмотревшись «Аквариумного бизнеса», сам установил фильтры, подсветку, показал, как насыпать корм.

      «А толку? Сколько я продержался? Месяц?»

      Необходимость за кем-то регулярно присматривать нервировала и вместо того, чтобы любоваться на круговорот желто-зеленых пятнышек под УФ-лампами, приходилось проверять, все ли живы? А сыты? Целы? В итоге Алан отдал их коллеге, сославшись, что ему некогда.

      «Да-да, Майк не знал, что я в свое время наухаживался за стариком-алкашом, но, Господи, каким надо быть идиотом, чтобы додуматься дарить нечто настолько обременительное?! "Обременительное"? Да. Именно так. Забавно, у меня был пример хорошей семьи, но необходимость заботиться на постоянной основе прям бесит. Логично, я же чертов Линк».

      Они замерли на светофоре, дожидаясь, пока кончится обратный отсчет, Алан вполоборота следил за тем, как Джек копался в пакете с продуктами. Вот достал банку газировки, а вот открыл пачку конфет.

      «И как в него помещается? Он так плохо ест, пока меня нет? Не похоже. Или ему просто спокойно сейчас?»

      Следом всплывал другой вопрос: почему забота о Джеке — приятна? Сам Алан боялся развивать эту мысль, на ум приходило несколько ответов, и все они виделись премерзкими.

      Первое, Джек — замена старика, способ расчесать заживающие воспоминания и раз в год-два поиграть в порядочность. Второе, Джек — единственный, с кем Алан чувствовал себя собой, и за свое гадкое поведение он платил вниманием и периодическим присмотром. Третье, Джек — важен. Спустя годы, многократные расставания и попытки завести нормальные отношения, причем «нормальные» не в значении счастливые или гармоничные, а по крайней мере равноправные, Алан возвращался к Джеку.

      «Многим ли я лучше старика? Нет, я не пью, живу нормально и как будто приношу пользу, но в плане отношений, человеческих, я гаже. Он вел себя тупо и однообразно, но это же в каком-то смысле постоянство. А я корчусь, изображаю важность, чтобы... что? Цену набить? Иметь право убежать, когда мне станет некогда или хлопотно? Черт, я же не собирался об этом думать».

      — ...Ал! — Джек коснулся его локтя.

      — А?

      — Зеленый.

      — Да. Прости-прости.

      Они свернули на жилую улицу, заставленную серыми домами-коробками. Теперь они почти нравились своей неказистостью. И жара сделалась не такой уж давящей, всего-то надо расстегнуть третью пуговицу рубашки.

      — Чего задумался? — Джек протянул конфету. — Загнался?

      — Слегка. Кажется, мы больше эгоисты, чем наши отцы, — произнес Алан с вялой усмешкой, чтобы не оставаться с набухающей совестью один на один.

      Джек кивнул. Сам развернул конфету, поднес ко рту Алана.

      — На. И не парься. Мы просто рано повзрослели.

      — Получается, у нас фора в эгоизме? Класс. Теперь надо пережить их обоих. Нет, моего старика я уже переплюнул.

      — Переплюнь и отца.

      — А сам? Хотя нет, не надо, ты это уже сделал.

      Упоминание о том, что случилось на похоронах, отозвалось ровным счетом ничем. Как Алан ни старался заново пережить ту праведную злость, ничего, кроме блеклого смешка, не выходило. С другой стороны, кого он обманывал? Алан ни капли не старался, злиться не выходило, особенно после всех этих откровенностей.

      «Ах, да. Конфеты с водкой. Класс, то, что надо», — облизнувшись, поблагодарил:

      — Вкусно. Спасибо.

      Джек удовлетворенно кивнул, откинул спинку кресла назад, почти лег и приоткрыл окно, впуская волну теплого воздуха с улицы.

      — Ал, включишь музыку?

      Хрипловатый баритон Дэвида Гилмора, заглушаемый порывами ветра, заполнил салон.

Далеко, чрез зелень поля

Тихий звон колоколов...

Зов согнуть свои колени

И услышать шепот тихих слов...

      В сочетании с безоблачным днем и видами из детства песня действовала почти так же, как и алкогольные конфеты: во рту становилось горько-сладко, запить бы чем-то вязко-ностальгичное состояние и, как знать, Алан бы не разрешил снова трогать свои колени.

      — «Обратная сторона луны» — охуенный шедевр, — заявил Джек, когда включилась «Религия».

      — Вот как? И ты не будешь шутить, что я педант?

      — Когда я такое говорил? Не помню.

      — Ну, разумеется, — вполне искренне рассмеялся Алан и протянул ладонь. — Дай еще одну.

      Жаль, они не успели послушать альбом целиком. В утешение Алан поставил на повтор «Время».

      — Ты взбодрился, — заметил Джек, когда они подъехали к его дому. — Тоже вспомнил про «Обратную сторону радуги»? Мне парни ей все мозги проели. Дикари, охуевают от того, что музыка может быть многогранной. Что? Да, я назвал их охуевшими дикарями. Но это ласково. Они ж мои дикари. Я их окультуриваю.

      Пока Джек рассказывал про мальчишек, выставляя банки с фасолью и супом относительно ровной шеренгой по полкам в кладовой, Алан доставал из пакетов овощи, мясо и торопливо сочинял, что бы такого быстрого, но сытного приготовить.

      «Рагу? Лазанью? И то, и другое. Сегодня впихну в него салат, отварю брокколи».

      Сбивало с толку отсутствие на кухне контейнеров.

      «Я точно их покупал».

      Отвлекала скрипучая петля у ящика с посудой. Развеселил-выбесил подтекающий кран.

      «Чудесно, чудесно, замечательно... Нет, я все поправлю, но какой же он подросток».

      Алан провел купленной вчера для уборки тряпкой по чистой раковине, побарабанил по столешнице ногтями. Джек отозвался сразу:

      — Что?

      — Я придумываю, как сделать так, чтобы ты не голодал и не разнес дом.

      — Очень мило с твоей стороны, — Джек выкинул пустую пачку из-под конфет. — А что мне сделать для тебя? — вопрос с подвохом.

      Алан пожал плечами, наклонился, чтобы разобрать последний пакет, столкнулся плечом с Джеком, который тоже зачем-то потянулся вниз. Поза получилась смешная. Они встретились взглядами, секунда-другая, Алан ожидал чего угодно: продолжения разговора про покойного мистера Фроста или особенно красноречивых на трезвую голову ухаживаний, — но не услышал ни того, ни другого.

      — Обещаю, я буду максимально хорошим, так что приезжай на Рождество. Ладно?

      От вежливо-мягкой интонации Алан успокоился окончательно. Он выпрямился, похлопал Джека по плечу.

      — Ладно... посмотрим, — выдержал паузу. — Может, я подгадаю и вырвусь к вам на Хэллоуин.

      В нем боролись два противоречивых чувства: поддержать Джека, как можно более закомфортить и не дать скатиться обратно в уныние; и не обнадежить его ничем супер-серьезным.

      «Ведь он не рыбка. И с памятью у него вроде как все в порядке».

      Джек улыбнулся. Внимание привлек отсутствующий клык, без него и с бельмом Джек бесповоротно превратился в пирата.

      «Вот тебе и костюм на Хэллоуин. А я... Могу просто надеть что-нибудь из старого. Вот страху-то будет».

      — Пообещай, что приедешь.

      — А ты что взамен? — с усмешкой.

      — Все, что попросишь, — заверил Джек, потянулся к талии Алана, тот отстранился, но недалеко, выжидая.

      — Твое желание выслужиться пугает, — «Хотя скорее не убеждает». — Если я попрошу не пить? Устроиться на нормальную работу? Гулять на свежем воздухе по часу в день?

      — А как можно гулять и не пить? — Джек притянул к себе Алана за рукав. — Я буду всеми силами стараться тебя не разочаровать. Главное, возвращайся ко мне.

      Алан заметил, что руки Джека все ближе спускались к его бедрам. Попробовал найти часы, но вовремя вспомнил, что у Джека их в квартире никогда не было.

      «Логично. На кой они ему? Ну... Зато вот идея для подарка на Рождество. Или купить что-то по Хэллоуинской акции». Пальцы Джека скользнули под рубашку. Алан с волнением вздохнул:

      — Подло.

      — Что именно?

      — Все, но особенно с фотографией — подлый ход.

      — Ну ты же сам ее нашел.

      — Все равно. Подло. Ты же в курсе... Черт возьми, в который раз я наступаю на эти грабли? Мы ссоримся, миримся... Да мы даже этого не делаем, мы тупо трахаемся!

      — Как по мне, лучший способ помириться.

      — Нет, Джек, он ужасный. Я столько сил, времени и денег потратил, чтобы разобраться в том, что мы вообще творим. Я наврал трем психотерапевтам, что мы точно разошлись. Не смейся. Это отвратительно. Я — отвратительный. Господи, ты бы знал, как часто я себе это говорю. Особенно сейчас, когда, с одной стороны, у меня офигенная работа, дом, я получил все, о чем и хотеть-то не мог, а с другой стороны, ты с этими проклятыми снимками, мальчишками, болтовней о прошлом. И все по кругу. Джек, по блядскому кругу.

      — Я тебя сейчас поцелую.

      — Я не договорил.

      — Ты говоришь одно и то же из года в год. Не, я не против, но меня охуенно заводит, когда ты ругаешься, — Джек обхватил Алана за бедра, притянул к груди. — Твое чувство вины — тоже ничего так, но давай ты продолжишь уже с пустыми яйцами? Эй. Ал, расслабься, я в порядке, если уж так надо, я не против быть твоим временным помешательством или вроде того.

      Шершавая ладонь с мозолями и обкусанными ногтями убрала со лба выбившиеся пряди. От пальцев перманентно пахло дешевым табаком и чем-то железным. На вкус пальцы тоже отдавали металлом. Алан послушно поцеловал каждый из них, прежде чем Джек толкнул его к стене.

      — М.

      — Прости, колено?

      — Нет, — Алан обнял Джека за шею. — Кровать.

IV

      — Итак, у нас… все в порядке? — уточнил Джек, когда они оба перевели дух и выпили половину купленного пива.

      — Не задавай такие сложные вопросы, мне же только что было хорошо, — Алан подполз на животе поближе, давая возможность Джеку трогать ноги, тот уже наловчился не задевать бандаж. — Если тебе удобно так думать — валяй. Не уверен, что мы можем считаться полноценной парой или что-нибудь в таком роде. Но, знаешь, я никогда не надевал на тебя пояс верности. Да и ты меня не ревновал.

      — Просто не встречайся с любителями «Найкелбэк».

      — Ладно. А ты не угробь желудок и печень до моего приезда, пожалуйста.

      — Ты так зациклен на мне, а сам?.. типа, эй, мужик не должен весить сто тридцать фунтов. Ты бы сходил к неврологу или к кому там надо... Без обид, но тебя жалко трахать. Очень приятно, но жалко.

      Алан усмехнулся:

      — Я запомню, — лениво обхватил подушку и подпер ее подбородком.

      Пить из бутылки, лежа в кровати — в высшей степени неприлично и странно, но после такого долгого перерыва безумно вкусно. Со спины Джек казался старше: седина в кудрях стала заметнее, как и набежавшие на бока фунты. Нравилось и то, и другое: седина красиво переливалась, а мягкая кожа приятно сочеталась с сильными мышцами живота. Алан провел по до сих пор влажному бедру Джека.

      — Что ты делаешь?

      — Да так, копаюсь в запасах, — Джек тряхнул зип-пакетом с травой.

      — Какого?.. Я же все вчера здесь вычистил, где ты умудрился?.. — спросил совершенно беззлобно, не до того ему, слишком удобно лежать и пить.

      — Опыт. И потом я ж чуть-чуть. Расслабьтесь, тут меньше двадцати грамм.

      Джек умел скручивать косяки: быстро, плотно, использовал бумагу с разными добавками.

      «Ну это он у молодняка нахватался. То-то он почти каждый раз встречается с малявками. Юность вспоминает. Или показывает, что сам еще ого-го. Или все сразу. Да, очевидно, что так».

      Из раздумий вырвал звук зажигалки. Джек затянулся.

      — Дунешь?

      — У меня завтра самолет.

      — Брось. Оно не покажет. Выветрится.

      — Да неужели? — нахмурился Алан.

      — Ага. Ты сможешь побыть правильным в любое другое время. Все будут думать, ебать, какой крутой малый, он идеальный. И только я буду в курсе, что да, ты идеальный, а еще ты идеально бухаешь и дуешь. Расслабься со мной. Или ты разучился?

      Старый Алан бы страшно обиделся, новый молча сел, прикрывая пах одеялом, перехватил самокрутку и затянулся. Демонстративно надолго задержал дыхание под восхищенным взглядом Джека и выпустил дым ему в лицо.

      — Доволен?

      — Ал, я почти кончил.

      — Вот как? — почти не скрывая самодовольства, все-таки приятно, когда тобой любуются. — Тебя легко впечатлить. Знаешь... Черт с ним, если ты не против, я вызову такси, заберу вещи из номера и поеду в аэропорт отсюда. Я договорился, что машину оставлю там... Джек, ты слушаешь?

      — Я жду, когда ты разрешишь себя поцеловать.

      Алан насмешливо закатил глаза и снова затянулся:

      — Лучше купи нам то буррито с говядиной, ладно? Мне понравилось.

      — Есть, сэр!

      Джек встал с кровати, смешно качнувшись вперед (или Алану так почудилось после травы), в любом случае, да, собственный план звучал весьма недурственно, и с каждой секундой, или правильнее сказать с каждой затяжкой, Алан убеждался, что, да, все у них в порядке. Пусть ненадолго, иллюзорно, в очередной раз полупьяно, но какая разница? Ведь все по обоюдному согласию, а о согласии знали только они. Пока что.

      «Вряд ли я захочу обсудить это с терапевтом или Роуз. По крайней мере не раньше Хэллоуина».

      — Как тебе? — Джек замер в новых синих боксерах и футболке, тоже синей.

      Опять сделалось смешно и сто процентов не от травы:

      — Идиот, они грязные.

      — Где?

      — В магазине. Бля. Джек. Представь, сколько народу их облапало.

      — Трусы никто не лапал, они были запакованы. А футболка… меня тоже лапали и что? Так мне идет? — улыбнувшись, потянулся за самокруткой.

      — Разумеется, — Алан вальяжно пресек его движение. — Это же я подбирал.

      Джек не переставал улыбаться. «Он выкурил совсем немного, но, уверен, все догадаются, что он обдолбан. Чудесно, чудесно, замечательно».       Алан дождался, когда хлопнула входная дверь и, набрав в легкие побольше сладкого дыма, откинулся обратно на одеяло. Выдохнул в серый потолок и тот резко похорошел.

      — Дерьмо, — весело выругался, закашлявшись, не уследил, как накрошил пепла на простыню. — Дерьмо-дерьмо, — принялся быстро стряхивать.

      От позы, ситуации, внешнего вида разбирало на хохот. Что бы подумало начальство, увидь его сейчас? А клиенты? Подчиненные? Вот они, вероятнее всего, решили бы, что он однозначно лучший босс на свете.

«Интересно, Криса Пратта ловили с травкой? Наверняка. Господи, надеюсь, мне попадется не вчерашний таксист. Было бы неловко».

      Затушив косяк о пепельницу, Алан пяткой нащупал свои трусы, тем же способом добыл брюки и до непристойного мятую рубашку, которую он не удосужился застегивать. Внутренний бунтарь проснулся от спячки, но не настолько, чтобы окончательно вытеснить лидирующего до сих пор педанта. Алан начал заправлять кровать, убирать бутылки и использованные презервативы, на кухне вспомнил, что намеревался готовить Джеку еду впрок.

      «Ну теперь-то я точно не успею. Он мне не даст, — в качестве извинения и перед Джеком, и перед самим собой вернулся в комнату, чтобы навести еще большую чистоту. — Объективно, он славный. Нет. Он лучший мужчина, что мог мне встретиться. Да, он алкаш, да, до отвратительного принципиальный и с супер-мощными загонами, вряд ли он когда-нибудь исправится. Нет. Он никогда не исправится. Это факт. Но хочу ли я, чтобы он исправлялся? Ведь объективно я не подарок. И у меня своих загонов и комплексов хватает по горло. Именно поэтому я ни с кем не задерживаюсь надолго. С ним мне комфортно. И даже злит он меня комфортно в тех моментах, когда мне это нужно. Это ужасно и мерзко, но как там терапевт сказал?.. “созависимые отношения”? Или какая-то такая новомодная чушь, но нам чертовски подходит. Удобно, что можно сойтись и разбежаться, плохо, что я в состоянии за собой присмотреть, а вот Джек — едва ли, что бы он там ни болтал, — занимая себя простой механической работой, мечтал. — А что если. Теоретически. Прилетать сюда по выходным? Да, дорого. Да, стрессово. Но я же могу прилетать не каждые выходные. Так мне будет проще за ним присматривать, да и у него будет какой-никакой стимул и вообще. Ладно. Бред. Но если…»

      Алан скучающе потоптался на пороге комнаты, покосился на стол.

      «Запретный стол!» — что было странно, Джек всегда разрешал ему трогать свои вещи, доходило до смешного, Алан преспокойно носил его белье, съедал оставленную ему, Джеку, еду. С возрастом нищенская наглость поубавилась, но привычка, что ему дозволялось больше, чем всем прочим, осталась.

      «Ну, если он устроил бардак по фэн-шую, то пожалуйста. Мне не жалко. А вот закатывать истерики — это что-то новенькое», — Алан потянулся к перекочевавшей с прикроватной тумбы стопке книг, взял лежавшую сверху «Шум и ярость», не обращая внимания на обложку, открыл примерно на начале, испещренном карандашными пометками:

      «Она пахнет деревьями. В углу темно, а окно видно. Я присел там, держу туфельку. Мне туфельку не видно, а рукам видно, и я слышу, как ночь настает, и рукам видно туфельку, а мне себя не видно, но рукам видно туфельку, и я на корточках слушаю, как настает темнота».

      — Я это уже читал. О. Хемингуэй, — Алан попытался осторожно вытащить «По ком звонит колокол», стопка пошатнулась и рухнула на пол. — Чуде-есно!

      Навряд ли бы Джек обнаружил путаницу в книгах, но он же просил не трогать ничего на столе, неловко нарушать обещание, пускай и после толстого косяка.

      — Проклятое колено, — Алан полез за «Шумом и яростью» под стол и увидел странный листок бумаги, слишком похожий на бланк из клиники, вон и круглая эмблема.

      «Что тут у нас? Общий анализ крови? Ну-ка, ну-ка, совсем свежий. И трех месяцев нет. Какой молодец. Что же, мне его повторно глубоко и вкусно хвалить? Так… Лимфоциты — выше нормы. Эритроциты — понижены. “Скорость оседания эритроцитов ― увеличена”. — Алан следовал за заботливо выделенными маркером строчками и не верил своим глазам, с краю листа — уточнение про МРТ и СПЭМС, выведенное дурацким почерком Джека. — Что за хрень?»

      — Блядь! — разогнувшись, забыл, что все это время сидел под столом, с размаху налетел затылком на край, но как таковой боли не почувствовал, не успел.

      Широким жестом смахнул остатки книг со стола. Следом полетели старые записные книжки, распечатки песен, чеки.

      — «Пункция спинномозговой жидкости»… «процент иммуноглобулинов и олигоклональных антител — высокий»… сраный уебок, — Алан трясущимися пальцами ухватился за ручку выдвижного ящика — заперто, и как назло, стол старый, ни разу не «Икея», его ни раскрутить, ни разобрать.

      — Сраный уебок!

      Метнулся на кухню за ножом. В какой момент старый Алан проснулся бесповоротно? Наверное, когда сделалось страшно. Плевать, как сильно на него обозлится Джек за нарушенный запрет и испорченную мебель. Эффект от травы слишком быстро выветрился или с непривычки Алан быстро переключился на стадию лютого ужаса.

      «Господи, если это дерьмо — просто приход, потрясающе!»

      На кухне не нашлось ничего достаточно тонкого, что сошло бы за отмычку, Алан вспомнил про пилочку для ногтей — проклятье, она в отеле — схватил топорик для рубки мяса. Предложенный психотерапевтом обряд: считать до десяти и обратно, — послужил хорошим подспорьем.

      Раз — замахнулся, два — ударил, три — замахнулся, четыре — ударил…

      Ящик держал оборону добрых десять минут, Алан успел вспотеть, прежде чем вскрыл его. Внутри, естественно, оказалась пара пакетов травы и кокса, рядом примостилась армада банок, все с незнакомыми Алану этикетками, и ворох бумаг: результаты МРТ, СПЭМС, рецепты, рецепты, куча рецептов, заключения врача: «рассеянный склероз», «рассеянный склероз», «рассеянный склероз», «рассеянный склероз».

      Алан поймал себя на том, что ему срочно нужно присесть, и опустился обратно на пол к щепкам, книгам и бумагам. Кружилась голова, к горлу подступала… нет, не тошнота, но тоже нечто противное, то ли плач, то ли стон. И сердце бешено билось, его стук почему-то отдавался в челюсти. Похожий нелепый комок чувств Алан испытывал, когда к ним с парнями нагрянули полицейские, чтобы сообщить об убийстве старика.

      «Так. Успокойся. Все в порядке. Он живой. Ты все выяснил. Анализы свежие… вроде. Он лечится… вроде. Блядь, я идиот. Я должен был догадаться. Перепады настроения. Зарядка эта. Меренги... Он никогда не жаловался на память, а тут забывает свои стихи! И ебаного Фреда Уикса. Про отца говорил, как про живого. Господи, он правда думал, что он жив? Какой кошмар. Какой чудовищный, ебаный кошмар! А я нихуя не вижу, в глаза долблюсь, свое эго наглаживаю. Господи, что мне делать? — для верности обхватил колени. — Роуз в курсе? Нет, она бы мне сказала. Сказать Роуз? Он и ей ничего... Уебок. Сраный уебок...»

      Хлопнула входная дверь.

      — Эй, я вернулся! Взял буррито, тако и до пизды гуакамоле, и ты можешь пиздеть сколько хочешь, но я взял ещё пива и... Ого, — Джек заглянул в комнату.

      Алан сообразил застегнуть рубашку.

      — Нам надо поговорить.

      — Я заметил. Ты как-то зачастил сегодня. Тебя это заводит?

      — Даже. Блядь. Не. Начинай, — Алан сгреб медицинские заключения. — Давай так. Я не буду спрашивать зачем и почему. Просто как долго ты намеревался от нас это скрывать?

      — Ну-у-у... Так долго, как смогу?.. погоди-погоди, не злись, у нас с Роуз такая фишка, понимаешь? Пару лет мы проверяемся, ну чтобы... Чтобы убедиться. Не думай, что я сделал это по велению сердца или вроде того. В каком-то смысле я — уникальный случай. Сыновьям от матери эта хуйня передается редко, так что...

      Алан судорожно вздохнул, ком в горле разрастался:

      — Где я должен перестать злиться? Джек, т-ты издеваешься? Ты же прекрасно знаешь, что с этой болезнью медлить нельзя, нужно лечиться. Серьезно. Много. Не разбавлять лекарства пойлом с дурью, а, блядь, лечиться! Я не злюсь, — поспешно выставил перед собой руки. — Джек, прости, я не злюсь. Это защитная реакция. Мы что-нибудь придумаем. Смотри. Три месяца, да? Это неплохо. Это даже хорошо. Сейчас и медицина продвинулась, да? Вот, как мы поступим. Мы прямо сейчас покупаем билет, и ты летишь со мной в Нью-Йорк. Ах, блядь, точно! — хлопнул по влажному от пота лбу. — Со склерозом нельзя перевозить. Хорошо! Я перееду к тебе, — взял Джека за руку, тряхнул. — Договорились? Закрою сделку, и сразу к тебе. И у нас с тобой все будет правда-правда в порядке. Отметим День Независимости, День Благодарения с малявками.

      Видимо, он сам выглядел пугающе, потому что Джек попятился, с силой высвобождая ладонь:

      — Ал, хуевая идея...

      — Да почему? Ты же сам хотел. Помнишь? — Алан старался звучать мягко, но голос срывался в нехороший, почти плаксивый шепот. — Чтобы я был рядом.

      — Я хотел не этого!

      Теперь настала очередь Алана пятиться, причем торопливо, босыми стопами наступая на щепки, отчасти они приводили в чувство, но лишь отчасти. Джек смотрел сурово, внезапное осознание испортило и без того неловкий момент: с таким подчеркнуто строгим выражением лица он похож на мистера Фроста.

      — Я хотел, чтобы ты был со мной на равных, ясно? Как с мужчиной. Пусть ненадолго. Но со своим мужчиной! Мне нахуй не вперлась твоя жалость. Я не хочу, чтобы ты возился со мной, как с инвалидом. Я хочу, чтобы мы жили как сегодня. Понимаешь?!

      Алан прижался к столу.

      «Это просто перепады. Это нормально. Он не виноват», — но с непривычки и от неожиданности ноги задрожали.

      — Н-но миссис Фрост, ты же за ней ухаживал не из жалости. Не как за инвалидом...

      — Блядь, не сравнивай! Дай сюда! — Джек выхватил бумаги, сунул их в то, что некогда служило ему ящиком. — Это разные вещи, тебе ясно? Или хочешь сравнить меня со своим стариком?

      — Джек, какого?.. знаешь, плевать! Я прекрасно понимаю, что ты меня провоцируешь. Черта с два у тебя получится, — он дернул Джека за футболку. — Слушай сюда, жертвенная жопа, мне абсолютно насрать, что ты напридумывал в своей склерозно-бухой башке. Я. Не. Собираюсь. Тебя. Бросать. Не сейчас. Я этого не хочу, ясно? Ты мне все уши прожужжал о том, что взрослые ебаные эгоисты для чего? Для того, чтобы все решить за меня? Джек, не дури. Сколько бы дерьма между нами ни случалось, — проклятый ком все не сглатывался, — пусть я не могу сказать, что люблю тебя, как раньше, но ты точно самый дорогой мне человек. Так что, Джек, пожалуйста...

      — Это я убил твоего старика.

      Ком в горле самоуничтожился, перекрыв дыхание. Услышанное застыло в ушах, словно противный звон после крепкого удара по черепу. Самое странное не то, что, а как Джек сказал, максимально спокойно, сунув руки в карманы, не глядя в глаза, что наводило на мысли: либо он врал, либо...

      — Не шути так.

      — Ал, я не...

      — Нет, я сказал. Нельзя. Это тупо. Тупейший способ уйти от темы.

      Замолчали оба. Алан по-прежнему боялся приближаться к Джеку, а Джек, судя по всему, смотреть на него. Нервно взъерошил кудри, повторил тот ритуал из «Таргета», но, кажется, безуспешно, вернулся на место не менее взвинченным, чем прежде.

      — Память меня подводит, но… помнишь, старик не пускал тебя в колледж? Ты получил грант, но он все равно был против? Вы много дрались. Он грозился, что скорее умрет, чем отпустит тебя куда-то. Ведь он же совершил охуенный подвиг, не отдав тебя в детдом, да? Ты тогда у нас часто ночевал. Но все равно возвращался к нему. И я, честно, в упор не понимал этого. Типа он уебок. Но ты о нем заботишься. Хотя он тебе мешает…

      — Джек, не надо.

      — …тебе еще приснился сон, что ты живешь обычной жизнью, и тебе понравилось. И я подумал, бля, почему нет? То есть у меня были все шансы жить обычно, это просто я долбоеб. Но у тебя этот шанс сразу забрали. И ну… я ж пообещал, что у нас будет счастливая жизнь.

      — Хватит.

      — …помнишь, мы читали «Саломею»? Мне показалось это символичным. Типа загадываешь желание, а уже потом узнаешь цену, но я ж не Ирод, я не зассал и не пожалел. Потому что все так, как я и задумал: ты живешь обычной жизнью, а я радуюсь, зная, что тебе хорошо. Ну, по крайней мере, так было.

      — Замолчи, пожалуйста, — «Блядь, нет, меня все-таки тошнит». — Это хорошая попытка вывести меня. Но в ночь, когда старика убили, ты был с нами, поэтому не выебывайся. У тебя склероз, не шизофрения.

      Джек улыбнулся, но незнакомо, тревожно:

      — Ну, вы же тогда все быстро напились. Нет. Было стремно. Не думаю, что скоро забуду, но… если тебе любопытно, я не раскаиваюсь. Взрослые эгоисты, а я просто хотел тебя порадовать.

      Алан не утерпел, вцепился в ворот футболки Джека. Затрещала ткань.

      — Мудак, он был моим отцом! Плевать каким! Моим!

      Прежде, чем подоспело осознание, старый Алан с размаху ударил Джека по лицу. Тот, пошатнувшись, упал, но оборачиваться не нашлось сил. Единственное, на что хватило — схватить ботинки и ключи от Тойоты.

V

      Алан никогда не водил нетрезвым, тем более под наркотиками, но сегодня — вечер исключений. С трудом, но удалось восстановить дыхание, и искры из глаз, загораживавшие путь, перестали лететь, до сих пор потряхивало, и Алан не имел ни малейшего представления, куда он ехал, ясно одно — подальше от Джека.

      К счастью, дорога пустовала, он никому не угрожал, разве что себе, окунаясь в воспоминания.

      Да-да, накануне убийства старика они повздорили. Алан устал, в который раз высказал все, что скопилось на душе, и умчался к парням на репетицию, а потом на концерт. Они пели и пили, пили и пели. И да, их всех довольно рано срубило. Помнится, Алан уснул прямо под Джеком, а проснулся уже от настойчивого стука в дверь. Они тогда ночевали у Дениса дома, без родителей, но в участок их забрали как взрослых. Алан с перепугу рассказал про них с Джеком, парни вступились, Роб вообще зачем-то соврал, что они с Денисом тоже встречались. Зачем? Идиоты. Но родные. Они же старались как лучше.

      Усерднее всех старался Джек: ездил на опознание тела, помогал собирать документы, утешал, обнимал. Если подумать, Алан не помнил момента, как Джек уснул в тот вечер.

      — Проклятье... — освещенную фонарями полосу заволокло мутной пленкой из слез, Алан резко выкрутил руль и съехал на обочину.

      Смеркалось. Без включенного кондиционера и порывов ветра в окно в салон быстро пробиралась жара, а Алана как будто знобило. Он ничего не понимал.

      Ни что случилось на самом деле.

      Ни что с ним происходило.

      Ни что ему делать дальше.

      Хотелось позвать на помощь. Миссис Фрост или мистера Фроста, Дениса, Роба, Роуз, Джека.

      Ах, да.

      Алан ударил кулаком по рулю, точь-в-точь как недавно ударил Джека, но теперь сделалось моментально больно. Он ударил еще раз. И еще. С каждым ударом становилось чуточку легче:

      — Сука бля! Сука бля! Су-у-ука!!! — не разбирая, куда бил, не думая о том, что завтра машину сдавать обратно в офис. — Это пиздец! Это ебаный пиздец! Какого хуя он все это рассказал?! Какого, я спрашиваю? И какого хуя он не рассказал?! И что мне делать? Сука, что мне со всем этим делать, а?! Господи! Господи, блядь!

      Подавившись слезами, Алан упал на руль лицом, в последний раз в бессильной ярости ударил по панели приборов. С жалобным кваканьем включился проигрыватель.

      «Это все неправильно. Адски неправильно. До блевоты. Я ничего не понимаю. Кто-нибудь, объясните, что я должен делать?!»

Домой, снова домой,

Мне нравится быть здесь,

Пока я шел, я замерз и устал,

Его тепло направляло меня.

      Почему снова «Время»? Нет, Алану нравилось, но... Джек промотал? Он мог. Он, как сегодня выяснилось, мог всё, что угодно.

Далеко, чрез зелень поля

Тихий звон колоколов...

Зов согнуть свои колени

И услышать шепот тихих слов...

      «Ох, как чудесно. Как, блядь, замечательно».

      Алан вытер щеки, движение получилось глупым, слезы тут же покатились вновь. Он пристегнулся. Покрепче ухватился за руль. Завтра будут синяки на руках, но это — завтра.

      Алан развернулся и поехал обратно.