I

      Первая волна радости от того, что они взаимно привязались друг к другу, схлынула. Тут же встал насущный вопрос: а как, собственно, жить дальше?

      Для переговоров перешли на кухню, за уютный стол, поближе к окну и сигаретам.

      Тина неплохо получала, но вырученных в клубе денег ей хватало впритык: аренда, костюмы (танцовщицы делали их за свой счет), гормоны.

      — На второй рот так-то я не рассчитывала, — рассуждала Тина вслух, задумчиво и громко выстукивая сверкающими голубыми ногтями нечто отдаленно напоминающее марш. — Тебя ж надо не только кормить, а одевать и обувать. Надо. Не смей спорить. Хм, — от страз на ногтях по столу туда-сюда проскакала россыпь солнечных зайчиков. — Устроиться в дневную смену продавщицей или посудомойкой? Раньше я подобные трюки проворачивала на раз-два, а сейчас... Я все-таки не девочка.

      — Я сама могу работать! — заявила Венди, едва ее лицо просохло от слез; Тина скептически нахмурила брови. — В той же прачечной.

      — Еще чего! Ты видела, кто там работает? Бучихи раскаченные и малышка Мо под четыре сотки фунтов. Знаешь, почему? Потому что туда ходит не пойми кто. Слышала про торговцев людьми? Про подпольные блядюшники? Да грабануть тебя будет, как у младенца конфетку отнять. Дорогуша, напоминаю, ты все еще в Лос-Анджелесе.

      — Но ты же как-то устроилась! И тебя никто на органы не растащил.

      — Я — другое дело. У меня опыт, чуйка, кастет в сумочке... Надо поспрашивать, вдруг кто-нибудь возьмет без документов… Не хочу, чтобы ты где-то шароебилась одна без присмотра. И хорошо бы, чтобы в случае чего я могла быстро до тебя добежать.

      Венди наблюдала за тем, как в пепельнице скапливались окурки, и с тоской размышляла о том, сколько приносила хлопот: «Это нечестно, все из-за того, что я — мелкая. Будь я старше, было бы проще. Блин, да я бы смогла хоть вместе с Тиной танцевать».

      Нет, не смогла бы. От одной лишь мысли, что придется раздеваться перед десятками людей, делалось дурно. Не от страха, скорее от отвращения: Венди слишком стеснялась своего тощего нескладного тела.

      «Кому на такое смотреть понравится? Херня. Я и танцевать-то не умею. Только прибирать и намывать полы», — ее осенило.

      — А если я пойду в твой клуб уборщицей?

      — Ты сдурела?

      — Нет, послушай. Ты сама рассказывала, что у вас там страшный бардак в гримерках и вообще… Что у вас все неофициально. Никто ничего не будет проверять. А я буду наводить чистоту, выполнять мелкие поручения и тихонечко где-нибудь сидеть.

      — Нет. Нет и еще раз нет.

      — Да ты послушай! Я не буду мешаться. Тебе не придется волноваться, где я. А главное будут деньги!

      Венди мгновенно вообразила, какой у них сложится изумительный дуэт, как Тина, вся такая невероятная, танцует на сцене, а она, как настоящая подруга, поддерживает ее из-за кулис. Кроме того, и это особенно почему-то вдохновило: Венди ни разу не видела Тину в образе. Уезжая в клуб, та заботливо прятала костюмы в кофры, стрипы — в гигантские спортивные сумки. Возвращалась уже в повседневной одежде, часто со смытым макияжем, так что напоминанием о гламурной роскоши оставались лишь блестки на теле.

      Венди настолько загорелась идеей узнать ту, пока для нее потаенную сторону Тины, что затараторила:

      — Гвен Стэфани мыла столики в придорожной забегаловке. Дастин Хоффман драил полы до двадцати лет, и ничего! Все с чего-то начинали.

      — Не сравнивай себя с другими. И потом… ты ж не собираешься подаваться в актрисы или певицы? — усмехнулась Тина.

      — А вдруг собираюсь? Буду петь про ночные улицы Лос-Анджелеса или напишу книгу о танцовщицах, о тебе.

      — Только попробуй.

      — Нет, ты представь! Это прекрасная школа жизни, я научусь ценить труд, принимать удары судьбы, держать язык за зубами.

      — Вот последнее — супер. Можешь приступать прямо сейчас: замолчи или тресну, — процедила Тина сквозь зубы, в ее голосе проступили командные нотки. — Это исключено. В клуб ты даже не сунешься. Даже близко к нему подходить не смей. Усекла?

      Венди собралась было возразить, но вовремя одумалась: не дай Бог Тина рассвирепеет и решит вернуть ее в Кент. Спешно ответила:

      — Усекла, — как бы невзначай вытряхнула и протерла пепельницу.

      Весь день и весь вечер Тина проходила серьезная, почти строгая. Венди старалась лишний раз не мелькать перед ней, а если уж и попадалась на глаза, то сразу принималась что-то усиленно намывать или расставлять по полкам.

      — Дорогуша, расслабь булки, я ж не на тебя сержусь, — бросила Тина, когда Венди полезла натирать холодильник.

      Часы показывали половину девятого. Тина уже уложила волосы в тугой хвост и зафиксировала мощным приторным лаком.

      «Сара и Лоис чем-то таким пшикались. После физры, поверх пота, воняло отвратно. Точно кого-то вырвало сахарной ватой. А на Тине эта хрень реально пахнет вкусно. Ей идет».

      — Я в общем-то и не сержусь, — объясняла Тина, помогая Венди соскочить с высокого стула. — Просто слегка волнуюсь.

      — Прости.

      — Эй-эй, ну-ка посмотри на меня, — Тина бережно подняла Венди за подбородок и, посмотрев на нее пристально пару секунд, вдруг смяла ей щеки. — Все пучком, окей? Мы с тобой бывалые девчонки, да? И не из такой залупы вылезали. Прорвемся. Мне просто… надо подумать. Но это так сложно, с моей-то красотой. Ну вот ты уже и улыбаешься. Все. Сиди дома тихо, больше не надрывайся так, а то мне стыдно.

      — Тебя снова не будет до утра?

      — Что поделать, я нарасхват. Что тебе купить на обратном пути? Мороженое? Чипсы?

      — Прокладки, — попросила Венди, помогая Тине донести до прихожей очередную гору нарядов.

      — Фига. Ты их жрешь, что ли?

      — Нет, — рассмеялась. — На всякий случай.

      — На всякий случай календарик надо вести. Что ты как я не знаю… Все, ушла. Веди себя… Ну, сама знаешь.

      Торопливый и звонкий поцелуй в лоб закрепил эффект. Сделалось легче, но ненадолго. Спокойствие пропало примерно одновременно с отпечатком розовой помады.

      «Ужасно глупо быть мелкой. И бесполезно. И беспонтово. И скучно. И…» — Венди замерла у трюмо.

      Повернулась вправо. Потом влево. Попыталась прикинуть, как бы так накраситься, одеться или причесаться, чтобы сойти за девушку постарше. Она же часто видела, как красились в рекламе, в кино, как прихорашивались одноклассницы и благодаря буквально паре взмахов помады или туши за доллар превращались во взрослых женщин.

      «Потасканных, — кривилась Венди. — Но все-таки взрослых».

      Вообразить на себе один из боевых раскрасов, подсмотренных в женской раздевалке, не получалось.

      Венди с боязливой тоской уставилась на косметику Тины, вздохнула: «Опять все раскидала», — и начала раскладывать все по ящикам, утешаясь мыслью, что как минимум одно наставление она исполняла с усердием. Дома сидела тихо. И даже телевизор не включала. Только листала «Грозовой перевал», перечитывала любимые моменты и терпеливо дожидалась возвращения Тины. С ней Венди чувствовала себя в разы увереннее. Не поняла, как задремала в полутемной комнате, на уже законно своем скрипучем диване.

      Проснулась от победоносного цокота каблуков:

      — Дорогуша, я все уладила! — Тина влетела в комнату, а за ней следом вплыл шлейф из духов, ментоловых сигарет и совсем немного — алкоголя. — Я у тебя склерозница. Но находчивая склерозница. Короче, мы с девчонками часто вечером заказываем еду из одного китайского ресторанчика. Он от нас в пятнадцати минутах ходьбы. Еда — во! Хозяева — во! Я с ними все уже порешала. Сказала, что ты моя сестра. Очень сводная. Ну? Кто молодец?

      — Ты, — сонно пробормотала Венди.

      Спросонья она успела вообразить две противоположные картинки, сложившиеся в ее голове благодаря кино. Вычурное здание с усатыми драконами, сотнями бумажных фонариков и огромной, непременно позолоченной фигурой кошки, намывающей удачу; внутри — страшный шум, крикливые повара, у которых непрерывно что-то вспыхивает на кухне, а вокруг снуют улыбчивые официантки в нелепо коротких платьицах, лишь слегка напоминающих национальные костюмы.

      Или, наоборот, крошечная палатка с аутентично жирными сковородками, грязными столами, пластиковой посудой и лысеньким начальником, принципиально не говорящим по-английски. В случае первого варианта можно было бы со стопроцентной вероятностью ожидать мафиозных разборок, подпольные наркопритоны, торговлю мистическими артефактами. Второй вариант — тоже неплох, парочки драк в духе «Разборок в Бронксе» или «Проекта А» Венди бы хватило.

      Ресторан «Хуа Инь» располагался всего в двух кварталах от бульвара Сансет и производил весьма неплохое впечатление: зал, рассчитанный на человек десять-пятнадцать, прилавок, отделяющий посетителей от кухни, окошко для выдачи заказов на улице, рядом три высоких столика для тех, кому не хватило места внутри, или тех, кто делает вид, что любит есть стоя. Из украшений — яркая вывеска с названием, черная меловая доска с меню, три ряда выцветших гирлянд и три игрушечных поросенка из плотной ткани, рассевшихся возле кассы. Ничего необычного, что уже по-своему разочаровывало.

      Хозяева ресторана — бездетная супружеская пара: бывший морской кок с торгового судна, попавший в Китай по контракту, и учительница рисования, случайно повстречавшая его на рыбном рынке. Искра, вспышка, и вот он увозит ее с собой в Америку. Естественно, без документов. На этом детективная часть истории заканчивалась. А дальше — сорок лет тихой семейной жизни, в которой самым ярким потрясением оказывается какой-нибудь шумный посетитель или разыгравшаяся подагра.

      В общем, Венди быстро поняла, что в «Хуа Инь» никаких приключений ей не обломится. Чуть-чуть погрустив, она быстро принялась за работу. Уж очень не хотелось подставлять Тину, выхлопотавшую ей место, да и хозяева хоть и были совершенно обыкновенными, Венди понравились: они радушно приняли ее в свою маленькую команду, в первый же день выдали черный фартук и швабру. А дальше времени грустить или сколько-нибудь скучать просто не осталось: Венди носилась по залу под хохот посетителей, драила полы, протирала пыль, намывала тарелки и, по заветам старших коллег, орала «Хуа-нинг».

      Длинный фартук мешал, тяжелая швабра натирала руки, у мойки из-за жара плиты пот застилал глаза, но все это невероятно нравилось.

      Первые три ночи Венди после смены еле переставляла ноги. Тина, забегавшая за ней к самому закрытию, шутя, уточняла, мол, не разочаровался ли ее дорогой гном во взрослой жизни? Не пора ли домой? Сил язвить в ответ, да даже обижаться, не оставалось. Венди отключалась мгновенно, едва она садилась в «Мустанг». И как добиралась до квартиры — категорически не помнила. Но ей нравилось!

      За поздним завтраком она пересказывала Тине все, что ей говорила хозяйка, показывала, как хозяин смешно махал руками при готовке, и с восторгом слушала похвалу от Тины. Та не скупилась. Называла ее умницей, большой помощницей и другими приятными словами, о которых Венди и мечтать не могла. Скажем так, до сих пор ей казалось, что она достаточно взрослая, чтобы не зависеть от чужого мнения. Но мнение Тины — другое дело.

      Примерно через неделю Венди разрешили разносить заказы. Предварительно пришлось потренироваться на подносах, заваленных книгами, руки с непривычки отваливались, но зато уже через несколько занятий Венди не боялась выбегать в зал с тяжеленными мисками лапши и пивными кружками. Еще через неделю пустили к кассе. Через две — помогать на кухню. К огромным сковородам, брызгавшим раскаленным маслом, правда, так и не разрешили подойти, зато объяснили, как лепить баоцзы. А если Тина задерживалась в клубе, Венди вставала с хозяйкой делать печенья с предсказаниями. Это было их фишкой — не покупать готовые пачки в местном Чайна-тауне, а мастерить свои. В качестве предсказаний часто выписывали строчки из песен, цитаты из фильмов. Конечно, Венди решила блеснуть и завалила хозяев строчками из «Грозового перевала»: «Благодарите судьбу за друзей, которые у вас есть, вместо того чтобы мечтать еще о новых», «Излишняя мягкость порой причиняет зло», «Не забывайте решения, принятого в час страха»…

      — «Ты сравняла с землей мой дворец — не строй же теперь лачугу и не умиляйся собственному милосердию, разрешая мне в ней поселиться», — читала дома Тина вслух очередную записочку, дожевывая печенье. — Ха. Глубоко. Но что-то на предсказание не очень тянет.

      — Ты не понимаешь, — фыркала Венди. — Это же метафора. Нужно напрячься, чтобы разгадать.

      — То есть я за гребаную печенюху платила, еще и разгадывать ее должна?

      — Ну нет, — смеялась Венди. — Смотри, это сказал Хитклифф Кэтрин, когда та застала его целующимся с Изабеллой. Кэтрин присматривала за Хитклиффом и… там проще прочитать, чем объяснять вот так.

      — То есть мое предсказание — это то, что мне еще и читать надо?

      — Нет! Ну не смейся. Там красиво. Давай, лучше я тебе почитаю.

      Тина охотно соглашалась и пока она брилась-мылась-делала маски, Венди успевала с выражением прочитать ей несколько страниц, то и дело вдаваясь в детали. Объясняла название, устройство мира английских дворян. Выяснилось, что хоть они обе и бросили школу в одном возрасте, Тина куда меньше Венди интересовалась литературой.

      — Но если б у меня вела ты, зуб даю, я б была круглой отличницей.

      Венди становилось приятно, и Тине не всегда удавалось ее остановить, наоборот, она сама с интересом слушала, лежа в постели и пристально глядя черными красиво вытянутыми глазами.

      «Совсем как у Хитклиффа, — каждый раз думала Венди. — Она вообще на него похожа. Нет. Не характером. Не поступками. А обаянием».

      Она порывалась Тине рассказать о сходстве, но боялась. Во-первых, Хитклифф — мужчина, и Венди не могла угадать, как бы та отреагировала. Посмеялась бы? Или бы огорчилась?

      «Ведь я же не про то. Я не про пол, а про красоту. Про вот это. Драйвовое, дикое, свободное. Невероятное».

      А во-вторых, точнее, в-главных, Венди стеснялась вдаваться в подробности. Ведь тогда бы ей точно пришлось объяснить, как и с какими мыслями она любовалась Тиной.

II

      О сестре Тины прознали быстро. Скоро из клуба стали ходить специально к ней. Смотреть. Венди мгновенно понимала, что пришли именно к ней и именно коллеги Тины.

      «В жизни не видела столько блесток и перьев. Будто живые Барби, аж в глазах рябит. И все такие красивые. Реально кукольные», — она наблюдала за девушками из-за прилавка или из-за угла, старалась то незаметно подтянуть джинсы, то поправить резинку в волосах. Следом за удивлением приходило уже знакомое со школы чувство стыда, когда собственное тело ощущалось как нечто невообразимо убогое. Особенно в сравнении с другими.

      «У них у всех гладкие ноги. Ни единого прыщика. Красивые сиськи. Как такое вообще возможно?»

      Венди смотрела исподлобья, отвечала на вопросы односложно и с какой-то особой детской радостью отмечала про себя, что самой красивой в их компании была Тина. Остальные танцовщицы Венди не нравились. Даже не так... Они нравились на расстоянии, вблизи они пугали откровенной сексуальностью. Хотя с некоторыми Венди все же удалось подружиться.

      Почти сразу с ней познакомились Твити и Мартиша. Разумеется, это были не настоящие имена. По документам их звали «Линда» и «Джесс». Но из-за того, что обе прибегали в «Хуа Инь» уже накрашенные, иногда нарядные (хоть и благоразумно прикрытые кофтами или плащами), Венди казалось, что сценические псевдонимы им шли больше.

      Первой с ней заговорила Твити. Она подошла к Венди, вся такая светлая, голубоглазая, со стразиком у крыла носа и с невероятным бюстом, плотно обтянутым ядреным зеленым топиком.

      — Откуда ты?

      Венди не успела ответить. Вмешалась Мартиша. Рявкнула раздраженно:

      — Бля, ну, если она сестра Тины, понятно, что тоже из Айовы, — и продолжила листать меню, то и дело поправляя черные, явно крашеные, кудри.

      Венди испугалась резкого тона, но в целом была благодарна за уточнение, потому что сама собиралась по привычке сказать: «Из Вашингтона».

      — Заткнись, я не с тобой разговариваю! — ощерилась Твити и вновь приняла доброжелательный вид. — Меня Линда зовут. На сцене — Твити. Я из Техаса. А ту сучку зовут Джесс, на сцене она — Мартиша. Она из Флориды. Заметно, да? Не бойся, она не злая, просто притворяется.

      — Я очень злая, — возразила Мартиша. — Особенно в черном корсете, — и демонстративно качнула бедрами.

      Венди робко усмехнулась.

      — Видишь? — подмигнула Твити. — Как здорово, что ты тут работаешь. Мы здесь часто бываем. Закупаемся перед выступлениями. В клубе ничего вкусного урвать не получается, иногда что-то перепадает из бара. Ну так: орешки, фруктовые салатики…

      — Обсосня, короче, — снова перебила ее Мартиша.

      Твити насупилась, топнула ногой. Венди невольно проследила, как в топике подпрыгнула грудь.

      — Она же маленькая! О чем я?.. А! Мы будем тебя навещать. Если что — обращайся, — и вдруг уточнила, вкрадчиво наклонившись. — Так плохо дома было? Били, наверное?

      — Бывало… — кивнула Венди и порадовалась, что из-под сбившихся волос не было видно горящих от стыда ушей.

      Ей казалось, будто она наговаривала на родителей Тины: часть легенды с побоями не обсуждалась. С другой стороны, отчим неплохо орудовал ремнем, да и мама в дурном расположении духа очень метко швырялась обувью, но тогда, глядя в доверчивые глаза Твити, Венди чувствовала, что не имела права давить на жалость.

      — Ясно… Не переживай, у нас у многих так. Тебя никто не обидит. Обещаю, — точно в подтверждение своих слов Твити пожала Венди руку, обдав запахом дешевых клубничных духов.

      — Спасибо.

      Венди хотела сказать что-нибудь еще, но ее позвали на кухню. Твити махнула ей на прощание рукой, мол, удачи. Было нечто невообразимо трогательное в желтоволосой простушке с красивыми пухлыми губами. В памяти мгновенно всплыла ассоциация.

      «Твити… как в “Безумных мотивах”! Ей скорее подойдет роль заботливой курочки-наседки. Помню, мы смотрели про нее с папой, а мама злилась, потому что я слишком взрослая для детской фигни».

      Твити и Мартиша заглядывали к Венди чаще остальных. Обычно ближе к полуночи. Пока Твити диктовала общий заказ, то и дело хмуря светлые брови и закатывая глаза, точно ища подсказку где-нибудь на потолке, Мартиша курила у входа. Или рассказывала Венди неприличные анекдоты. Особенно Венди запомнился про бордель, не потому что он сам по себе казался ей смешным, а потому что Мартиша его очень театрально рассказывала, на разные голоса, забавно морщась и округляя глаза.

      — Приходит мужчина в публичный дом и обращается к мадам: «Вы знаете, я извращенец, но я готов заплатить любые деньги, если среди ваших девушек окажется такая, которая сможет исполнить все мои пожелания». Мадам вызывает одну из лучших своих девушек со словами: «Мистер, вы останетесь довольны. Эта девушка красива, молода и действительно любит то, чем занимается!» Мужчина с девушкой уединяются в номере, но через пару минут девушка пулей вылетает из комнаты, причитая: «Ужас! Ужас! Ужас!». Тогда мадам отправляет к нему вторую девушку, поопытней. Через минуту-другую сцена повторяется: девица вылетает из комнаты, с криками: «Ужас! Ужас! Ужас!» Что делать?! — тут Мартиша взмахивала руками и Венди видела у нее подмышкой старую татуировку маленького кинжала со змеей. — Желания клиента — закон! И Мадам отправляется к нему сама. Девицы со страхом замерли у дверей. Но проходит две минуты, пять минут, десять, пятнадцать... В конце концов через полчаса мадам выходит из комнаты, неторопливо усаживается в свое кресло, закуривает. «Ну, да! Ну, ужас! Но не "ужас-ужас-ужас!"».

      Завидев Мартишу или Твити, Венди выбегала их встречать, спрашивала, как дела в клубе, силилась угадать образы. Упаковывала заказы сама. Внимательно следила, чтобы ничего не забыть. В конце клала для всех танцовщиц печенье с предсказаниями, которые сочинила специально для них накануне. Помимо традиционных цитат из «Грозового перевала» часто писала там всякие нелепости: «Прочного шеста», «Сияющих стринг», «Богатого простофилю». Предсказания были глупыми, но никогда — плохими. Танцовщицам ужасно нравилось. Они хвалили Венди, обещали, что она далеко пойдет и, в особенно хорошие дни, совали ей смятые купюры. «На чай и прочие вкусности».

      Тина посмеивалась над такой популярностью Венди, но в целом общение с коллегами поощряла.

      — С правильными людьми закорешилась. Так держать, дорогуша. И мне спокойнее, есть, кому присмотреть. Твити — золотце. Сердобольная, что пиздец. Мартиша тоже кошечка, хотя иногда прям сучка.

      — Знаю, — кивала Венди. — Потому что из Флориды.

      Все шло прекрасно, кроме одного «но»: становилось скучно. Приноровившись к работе в ресторане, Венди расслабилась. Нет, стараться не перестала, ни в коем случае, но теперь, приходя на смену, она четко знала, что ей делать: проверить мусорные баки, потом переодеться, спрятать волосы в пучок, помыть полы, подменить кого-нибудь у мойки, затем убежать в зал. Дел хватало, а вот новых впечатлений — нет. Венди нравилось нравиться хозяйской паре и старшим работникам, но те относились к ней как к очаровательному ребенку. Со сложной судьбой. Но все еще как к ребенку. Так же поступали и девушки из клуба, даже Твити и Мартиша, они болтали с ней, подбадривали, а в конце обязательно прибавляли что-то вроде «не перетрудись» или «не разговаривай с незнакомцами». И если первое еще можно было как-то притянуть к дружеской заботе, то второе буквально обижало.

      «Я же не дура. Ну, не совсем. Я никогда не лезу к пьяным посетителям, не хожу по опасным местам. Блядь. Я дорогу только на зеленый перехожу».

      Венди по-прежнему гуляла с Тиной, но и прогулки превратились в обыденность: если просыпались раньше полудня — ехали на пляж, если после — отправлялись в город за покупками. Невольно вспоминались семейные заезды в «Волмарт». Нет, с Тиной было в сотню тысяч миллиардов раз лучше, но все равно по расписанию. А самое противное: Тина ни на секунду не забывала про свой запрет. Венди не позволялось приближаться к клубу.

      — Да я с улицы погляжу на него, и все! Тебе жалко, что ли?

      — Жалко, — невозмутимо соглашалась Тина. — Причем себя. Не хочу потом твой трупик из канавы вылавливать. Мое нежное сердце этого не выдержит.

      — Да какой трупик?! Вон Мартиша чуть ли не в стрингах по улицам бегает, я-то почему одетая не могу?

      — Дорогуша, я тебя уверяю, Мартиша и в стрингах даст отпор кому угодно.

      — Но!..

      — Это был раз. Два: мы — собственность клуба. Если хоть кто-то на нас залупнется, он будет иметь дело с владельцем. Ты видела, какие у нас девочки работают? Ангелы «Викториа’с Сикрет» и рядом не лежали. Хикс знал, кого набирал. И каким бы гандоном он порой ни был, свой товар он бережет. Если что, про «гандона» ты не слышала. И, будь добра, сделай так, чтобы я твое нытье про клуб тоже не слышала.

      Венди испробовала кучу тактик. Подкрадывалась с уговорами, когда Тина собиралась ложиться спать или когда та приходила ее забирать из ресторана слегка пьяненькая. Старалась задобрить едой, уборкой, идеальным поведением. Обещала, что никогда и ни о чем просить не будет. Ответ Тины оставался неизменен: нет. Иногда «нет» с подзатыльником.

      Приближался сентябрь. Раньше Венди бы уже забрали из летнего лагеря и таскали по магазинам в поисках нового спортивного костюма, непременно розового или хотя бы сиреневого, новых кроссовок и пачки трусов с какими-нибудь дебильными бантиками. Затем ручки, карандаши, тетрадки, рюкзак… И, как назло, все было бы куплено в до тошноты ненавистном «Кеймарте».

      Вместо этого Венди рассекала по «Хуа Инь» в сером спортивном костюме от «Гэп». Тина разрешила ей самой его выбрать. Внимание: в мужском отделе. И в модных дутых кроссовках от «Найк». Они круто поскрипывали на поворотах у кухни. Хозяин шутил, чтобы Венди не дрифтовала, и удивлялся:

      — И куда тебе такие мешки? Ты в них на пацаненка похожа.

      — Ну и что, что похожа? — не без гордости отзывалась Венди. — Зато удобно. И вон, карманы огромные.

      У них выдалась абсолютно безлюдная ночь. Венди от скуки гоняла туда-сюда со шваброй и тихонько подпевала Долорес О'Риордан: приноровилась прятать наушники под широким капюшоном. Стрелки на пухленьких настенных часах приближались к двенадцати, а ни Тина, ни Твити, ни Мартиша не появлялись.

      Внезапно раздался телефонный звонок.

III

      В клубе случился аншлаг. Как позже выяснилось, местные студенты и первокурсники решили громко отметить завершение летних каникул и прибежали чуть ли не целым кампусом.

      «Вот мажоры», — подумала Венди, но совершенно беззлобно.

      Спешно перекроили программу, напихали под завязку номеров, и никто из танцовщиц не мог забежать за едой. Попросили поднести заказ к черному выходу.

      План Венди виделся до гениальности простым, а главное беспроигрышным: если за заказом выйдет Тина, что вряд ли, Венди извинится. Наплетет, что никто-никто больше не сумел вырваться, а тут еще дождь, а она-то что? Она же девочка на побегушках, она обязана исполнять любые требования начальства!

      «В крайнем случае схлопочу по шее. Переживу. А если ко мне выйдет Рита, Молли, да даже Мартиша, я…»

      Клуб назывался «Флирт». Стоял посреди улицы, в паре минут от парковки и относительно недорогого бара. Громоздкая вывеска попеременно светилась то розовым, то голубым, а по ее краям мигали силуэты двух девушек в коротких платьях, тоже розовом и голубом. Каждые три секунды наряды из подсветки пропадали, лампочки оставались лишь на уровне сосков и лобков.

      Неоновые всполохи отражались в витрине соседнего ресторана и в луже под ногами. Расклеенные у входа плакаты с обнаженными фигурами обещали «НЕВЕРОЯТНОЕ ШОУ» и «ПИВО ЗА 50 ЦЕНТОВ». Из клуба доносилась музыка, без труда угадывался мотив «Одержимой».

      Вокруг не было ни души, но все равно хотелось оборачиваться и по старой памяти прислушиваться к мусорным бакам. Венди решительно повела плечами, стряхивая едва примостившийся на них страх. Фыркнула.

      «Почему все стрипушники должны выглядеть настолько пошло? Понятно, куда я иду, но неужели надо сделать так, чтобы уже в дверях мне хотелось хорошенько вымыть глаза и помолиться? Поблизости наверняка есть цветочный или ювелирный, а что? И совесть чиста, и условная жена или девушка не в обиде». Вспомнились подачки от отчима. Маме — букетик из полуживых цветов, ей — отвратительные «Пипсы» в мятых коробках из магазина «Все по доллар». Во рту моментально сделалось сладко и липко.

      Венди обогнула здание клуба, пробежала мимо железного ограждения. Со спины «Флирт» казался куда мрачнее, до странного темным.

      «Эдакая обратная сторона медали».

      — Венди! — из узкой двери к ней выглянула Твити. — Ох, ты нас спасла. Мы сегодня так зашиваемся. Ой. Как сыро. Ты не подойдешь ближе? Не хочу намочить костюм. Будет вонять.

      Венди разглядела в мерцающем свете короткую пушистую кофточку с воротником из красных перьев.

      — Сегодня выступление «Заботливых Мишек»?

      Твити округлила глаза, моргнула, а потом, догадавшись, звонко расхохоталась. Замахала руками:

      — Очень смешно! Скорее «Улицы Сезам». Заплатила бы такому Элмо за приват?

      — Я больше люблю Оскара… — Венди забрала деньги и, уже протянув пакеты с едой, словно бы невзначай уточнила. — Может, я помогу тебе занести? Они довольно тяжелые.

      Твити захлопала накладными ресницами:

      — Ты меня так выручишь! У нас сейчас, правда, завал... ты не представляешь!..— не договорила, опомнилась. — Ой. А тебе разве можно к нам?

      Венди постаралась ответить максимально расслабленным тоном, чтобы не вызвать подозрений:

      — Да. Тина не разрешает мне заходить через главный вход и шататься у сцены, потому что... Ну, ты знаешь, я мелкая. А по служебке она меня водила, — и, чтобы окончательно сделать свою ложь правдоподобной, добавила. — Ты не покажешь мне гримерку с костюмами? Тина в прошлый раз не успела, это будет моей наградой, — и улыбнулась Твити.

      — Гримерку? Ну... Можно. Наверное. Только если быстро.

      Сказав так, Твити нырнула обратно за дверь. Венди радостно метнулась следом, едва не налетела на охранника. Точь-в-точь как в фильмах про преступников: крепкий верзила со шрамом на всю щеку.

      «Он все слышал», — ужаснулась Венди и собралась было оправдываться, но верзила не произнес и слова. Лишь проводил их с Твити немигающим и очень увесистым взглядом до очередной двери.

      Там, сквозь дымный полумрак, снова проступила неоновая подсветка, снова раздражающе-яркое сочетание цветов, от которого зарябило в глазах. Сквозь дрожь розового и голубого показались черные диваны, низкие столы. В нос впились два запаха: сигареты и куча «Олд спайса».

      «Тоже мне “морские волки”».

      Звон кружек за барной стойкой. И музыка, гремевшая из огромных колонок.

      Круглая сцена с тремя шестами. Мини-подиум и сияющая лестница, ведущая от него прямо в зал. Тяжелый занавес с гирляндами-сердечками. Венди успевала выхватывать на ходу лишь отдельные детали. Почти все загораживали посетители, за их криками Венди едва замечала собственные мысли, а за их спинами — одну из танцовщиц с чем-то белым и кружевным в руке.

      Венди не могла избавиться от чувства, что на нее смотрели. Больше того: за ней следили. Даже бармен, весь в татуировках и невероятно суровый, отвлекся от бокалов именно в тот момент, когда Венди пробегала рядом. Она крепче сжала пакеты. Твити шагала впереди, уводя от пристального внимания, музыки, света.

      «И от выхода».

      Снова двери. Коридор. Стук каблуков Твити. Шелест красных перьев. Еще коридор.

      — А... А если серьезно, то кто ты? — уточнила Венди, чтобы хоть как-то отвлечься от тревоги.

      — М? — оглянулась Твити.

      — Чей это наряд?

      — Мой. А. Прости-прости, я ступила. На самом деле ничей. Просто красивый.

      — Ясно, знаешь, я наверное…

      Венди не успела договорить. Через секунду она уже дрожала посреди душной комнаты, под завязку набитой танцовщицами.

      Высокие, стройные… смуглые, светлые… кудрявые, короткостриженые… Полуголые или вовсе раздетые, нисколько не стесняясь друг друга, они красились, шутили и перекрикивались.

      Сейчас Венди не узнала никого из них, судорожно ухватила Твити за запястье, чтобы не потерять и ее.

      — Говорила же, у нас бардак. Девчонки, нам Венди поесть принесла!

      Новость об ужине встретили с восторгом. Настроение у всех было чудесным, видимо, из-за сегодняшнего наплыва. Так что, чуть погодя, обрадовались и Венди.

      — Венди, привет!

      — Чего стоишь, как не родная? Заваливайся к нам!

      — Ой, малыш, ты вся мокрая! Дайте полотенце. Эй! Вы оглохли? Есть здесь сраное полотенце?!

      Чтобы не мешала, Венди отвели к высокому трюмо с частично перегоревшими лампочками и усадили на крутящийся стул. Возле зеркала стояла пепельница, заваленная окурками, рядом — пачка «Аспирина» и коробка пластырей.

      Из отражения на Венди уставилась взъерошенная девчонка с вытаращенными от волнения глазами. В ярко-белом свете еще отчетливее проступили мельчайшие шероховатости кожи, трещины на губах, прыщи. Венди подкатилась на стуле поближе к трюмо и спешно натянула капюшон, чтобы боковым зрением не цепляться за танцовщиц, которым, к счастью, быстро стало не до нее. Они стреляли друг у друга сигареты, отнимали косметику, дефилировали взад-вперед, хвастаясь автозагаром или новым бельем. Помещение без окон и со слабенькой вентиляцией мгновенно окутала гремучая смесь дезодоранта, табака и китайской кухни.

      «Почти как в раздевалке после физры, — вздохнула Венди с легким разочарованием. — Все жуют, прихорашиваются, а я сижу в самой залупе. Может Тина права?»

      От внезапного осознания окатило мгновенным ознобом: Тина. Не дай Бог, ее поймает Тина.

      Вскочила, воровато озираясь, метнулась к стайке у вешалок, на ходу составляя план побега.

      — Тина-то?.. не, не видела. Э! Девчат, а где Тина?!

      — Не знаем...

      — Блядь, да она ж на сцену ушла!

      — Венди, давай, беги! Прямо по коридору. Давай-давай! Поглазей на сестричку.

      Взрыв гогота.

      Венди не поняла, так ее подбодрили или подняли на смех, но времени как-то всерьез распереживаться абсолютно не хватило. Она выскочила из гримерки, не попрощавшись ни с кем.

      «Кажись, я помню дорогу назад. Главное пробежать через зал, а там — нормально. Тот бугай на черном входе же выпустит меня? А, хер с ним». Между трепкой от охранника и от Тины, Венди не мешкая выбирала первую, но... Любопытство, заглушенное изначальным испугом, вновь зашевелилось. А с ним — досада: глупо отступать, когда цель настолько близко. Буквально руку протяни, открой дверь в служебный коридор, осторожно подберись к табличке «СЦЕНА». Затеряйся в складках черных кулис, и вот.

      Венди слышала разгоряченную толпу, ощущала ее напряжение. Переживала его, но, в отличие от зрителей, куда острее, и потому что была трезвая, и потому что это было первое шоу, увиденное вживую, и не обыкновенное шоу, а с Тиной.

      Убежала та девушка с белым кружевом в руках, Венди пришлось потесниться, чтобы ее ненароком не сшибли с ног.

      Свет погас, а вместе с ним пропала музыка, стихли пьяные вопли.

      На сцене появилась она.

IV

      Тина вышла в белом костюме-тройке и в надвинутой до самых глаз шляпе с крупным пером. Окинула собравшихся надменным взглядом. Замерла у шеста. Широким и ловким жестом расстегнула ремень.

Посмотри-ка на нее хорошенько,

Посмотри прямо сейчас...

      Венди узнала песню за секунду: «Прием красных фонарей». Тина часто включала ее, когда наряжалась. Рассказывала про скандальный клип: действие происходило в публичном доме, солистки «ТиЭлСи» пели среди красавцев-проститутов, сами изображали посетительниц и сутенерш. Еще Тина что-то рассказывала про три версии клипа с пометками: «сексуальная», «сексуальнее» и «самая сексуальная».

      «Вот это точно третья», — Венди вцепилась в одну из кулис. Не для равновесия, а скорее для осязаемости реальности, которая вместе с белым пиджаком ухнула вниз.

      Тина раздевалась. Движения одновременно получались резкими и плавными. Хлыстоподобными. Вжух! И вот она скинула жилетку. Вжух! Распустила узел галстука. Верхние пуговицы рубашки расстегнулись сами собой.

Я разрешу тебе прикоснуться,

Если ты любишь спускаться пониже.

      Пальцы Тины спустились под ширинку.

      Венди зажмурилась.

      Она много раз видела Тину в одном белье. Подмечала и гибкость, и грацию в движениях. Но тогда, на кухне или в уже их общей комнатушке придавать этому значения было... Неправильно? Неуместно? Да, пожалуй, и то, и другое. А еще — неприлично. Здесь же все максимально прозрачно, совсем как черный лифчик Тины.

Ты можешь раскрепоститься,

Потому что тело никогда не врет.

      Тина на все сто использовала особенности своей фигуры: легко вращалась, держась одной рукой за шест, другой продолжала гладить себя, дразня, оттягивая момент, когда снимет брюки, хотя и в них все могли оценить, насколько же у нее стройные ноги. Даже высокий рост казался чем-то запредельно эротичным. Венди бы сравнила Тину с Пентесилеей (не зря же она так усердно посещала уроки мировой литературы), но сейчас в голове звучала лишь проклятая песня.

Малыш, я твоя, вся твоя,

Если ты хочешь этого сегодня ночью, то

Я устрою тебе особый прием красных фонарей

Всю ночь напролет.

      Венди восхищалась и вместе с тем радовалась, что может вот так просто наблюдать за чем-то настолько отличным от того, что она прежде считала стриптизом. Это было действительно красиво.

      Ровно до тех пор, пока Венди не повернулась в зал, где сидели неприятные, пьяные люди с нечеловечески безобразными лицами. Они свистели, отпускали сальные шутки, одна другой гаже, перекрикивали музыку, Тина их будто не замечала, а вот Венди аж затряслась от злости. Ей показалось ужасно несправедливым, что нечто настолько красивое можно воспринимать так однобоко и пошло. Правда, она почти сразу почувствовала, что немногим лучше упившихся студентов: живот свело, и вовсе не от боли.

      Венди оправила подол толстовки. Жест получился бессмысленным. Захотелось немедленно забыть все, о чем она успела подумать.

Мне просто нужен тот, кто меня понимает,

Потому что я женщина,

Настоящая женщина,

Я знаю, чего я хочу,

Я знаю, кто я есть.

      Свет выключили под град аплодисментов.

      «Надо валить!»

      Венди метнулась назад, обо что-то споткнулась, вылетела в коридор. Она забыла, в какой стороне выход. И спросить некого. Не Тину же!

      Венди рванулась направо, с размаху врезалась в чье-то плечо.

      — Эй! Пацан, аккуратнее.

      Голос не Тины. Но тоже низкий. Точно мужской.

      — Простите, — Венди попыталась отпрыгнуть, но ее ухватили за шкирку.

      Рассмеялись.

      — Тихо-тихо. Куда собрался?

      — Простите, я уже ухожу!

      — Расслабься, парень, я ж не кусаюсь. А... Погоди, так ты не мальчик?

      Мужчина. В начищенных туфлях с острым носом и в темных штанах со стрелками — все, что Венди удалось рассмотреть. От него пахло по-едкому свежим одеколоном и кожаным салоном автомобиля.

      — Как тебя сюда занесло?

      Ворот кофты неприятно впился в горло. Венди предприняла последнюю, совсем уж жалкую, попытку вырваться и шумно сглотнула подкативший ком.

      — Я… я случайно, сэр. М-можно я пойду?

      Собственный голос звучал незнакомо и плаксиво. Хватку ослабили. Но лишь для того, чтобы стянуть капюшон. Венди развернули за плечи на свет.

      От белых ламп заболели глаза. Силуэт мужчины, очень невысокого, как выяснилось, расплылся. Венди была слишком напугана, чтобы как следует сконцентрироваться.

      — Надо же, какая вежливость, — ее погладили по голове. — Не бойся, мышонок, я не кусаюсь. Но мешать моим девочкам не нужно. Пойдем, ты все мне объяснишь. Меня зовут Хикс, а тебя?