I

      Скоро Венди приноровилась и к работе в клубе. А что? Смены такие же вечерне-ночные, а обязанности — почти как в «Хуа Инь»: мыть полы, туалеты, протирать трюмо в гримерках, выносить мусор. Конечно, встречались и существенные отличия. В том же мусоре Венди находила самокрутки, использованные шприцы, завязанные презервативы. Ни то, ни другое, ни третье не пугало, все-таки два месяца скитаний ее закалили, да и до побега из дома она никогда не считала себя брезгливой.

      Разве что... Кое-что во «Флирте» ее все же здорово напугало. Под утро, когда посетители разбрелись по мотелям и разъехались на такси, заранее выстроившихся в ряд на полусонной улице, Венди обходила клуб с тележкой моющих средств, мысленно она уже давно лежала, завернувшись в купленное по акции дутое одеяло, поэтому не сразу сообразила что к чему, когда толкнула ногой дверь в мужской туалет. На полу лежал парень в расстегнутых штанах и стянутых трусах ровно настолько, чтобы Венди сумела все рассмотреть. От увиденного спать резко расхотелось, замутило, и голос пропал. Венди с полминуты не решалась пошевелиться, пока не догадалась, что парень крепко спал, менее противно от этого не стало, зато появились силы позвать на помощь. Причем не столько странному посетителю, сколько себе.

      Почему-то никого — ни бармена, ни охранника, ни официанток, сбежавшихся на шум — ситуация не смутила.

      — Ну, перепил, с кем не бывает. Или обдолбался, — подметила одна из танцовщиц и побрела уточнять у других девушек, не доводилось ли им в тот вечер общаться с незадачливым клиентом.

      Всех почему-то больше забавляло, как заикавшаяся Венди рассказывала о находке и как морщилась, когда косилась на по-прежнему неодетого парня. Для нее он был настоящей угрозой, и тот факт, что он был пьяным, делал все лишь хуже, от пьяных не ясно, что ожидать, и вообще. А остальные смеялись. Одна официантка и вовсе подошла к парню вплотную и острым носком туфли ткнула его в бедро. Тот не пошевелился, а Венди чуть не вырвало, тогда охранник сжалился, быстро выволок парня из клуба и внес его в черный список, а бармен дал Венди попробовать самого дорогого ликера на донышке крышки в качестве утешения.

      В общем, к ней и здесь относились скорее хорошо, чем плохо, да, подколы случались, но ей разрешалось подкалывать в ответ. Например, она пародировала походку охранника, сильно откидывая голову назад и расставляя руки в стороны почти параллельно полу. Всем нравилось.

      Кроме охранника, разумеется. Но и его Венди умела веселить, для этого очень пригождались ее огромные спортивные штаны, она залезала в них целиком, превращаясь в сплошные ноги с нелепо скорченной физиономией, и принималась бегать по еще пустому залу, повторяя вопли тасманского дьявола. Некоторых танцовщиц подобное и вовсе пугало, но охранник, семифутовый громила, хохотал всякий раз, как ребенок, а его шрам на щеке делался светлее и заметнее.

      С танцовщицами и вовсе у Венди все было схвачено, они полюбили ее со времен «Хуа Инь», плюс она регулярно закрепляла статус «душечки», покупая им в перерыве чипсы, конфеты, сигареты, тампоны, журналы, тесты на беременность. Венди могла помочь закрепить прическу лаком, умела зашивать костюмы незаметными швами, в нужный момент понимала, что из гримерки надо уходить, когда начинался скандал из-за туфель, мужика, просто плохого настроения.

      — Так-то работенка у нас только с виду не пыльная, — рассуждала Тина, пока они ехали домой по безлюдному голубо-розовому рассветному шоссе. — И приглядишься, ну, чисто пиздец! Все эти любовные интриги, страсти... Зависть. Кому-то заплатили больше, похлопали громче, и все. Вот он повод, чтобы вцепиться в чьи-то космы. Потому что что? Правильно. Все артистки. Надо держать голову остывшей. Я всегда говорю: холодная голова — целая голова. Запомнила?

      — Да-а, — сонно кивала Венди, она знала, что Тине всего-то важно было присутствие слушательницы, желательно вот такой, маленькой и наивной, такую удобно учить.

      Просто Тина хотела выговориться, и Венди ей не мешала, мечтая поскорее смыть с себя запах сигарет, пота и моющих средств, развалиться на кровати и что-нибудь заточить перед сном.

      Родной красавец-мустанг позвякивал подвеской в такт приглушенно игравшей в салоне музыке. Тина курила в окно, выпускала клубы серого дыма, тут же окрашивавшегося в розовые тона. Почему-то именно в часы возвращения домой Венди ощущала странный, граничащий с эйфорией прилив счастья. Наверное, потому что она возвращалась именно «домой» и именно с Тиной. И как бы порой ни мучили мысли о том, что она, дура, бесповоротно влюбилась, что дальше будет хуже и больнее, хотя бы Венди больше не боялась, что Тина ее выгонит, поэтому отваживалась на мелкие шалости:

      — Дашь мне одну? — спрашивала будничным тоном, пока они замирали на светофоре.

      — Могу дать только по губам, — ворчала Тина, сбивая пепел с сигареты.

      — А вот Мартиша мне разрешает.

      — Ну вот и пиздуй к своей Мартише.

      Венди улыбалась с довольным прищуром и уже по-свойски, но не слишком налегая, чтобы не мешать Тине, укладывала голову ей на плечо:

      — Не-е, Мартиша не будет мне готовить панкейки. По крайней мере, такие вкусные.

      Тина улыбалась в ответ, легонько толкала Венди плечом:

      — Маленькая подлиза.

      — Но они реально пиздатые!

      — Боже!

      — Клянусь Богом!

      — Венди, прекрати сейчас же! Я вымою тебе рот с мылом! — грозила Тина сквозь смех, трепала по светлым кудрям и иногда целовала в лоб.

      След от помады или блеска замирал на коже долгим сладко пахнущим теплым следом. И хоть для приличия Венди делала вид, что ей противно, она старалась как можно дольше не трогать лоб и сохранить ощущение ласки. Пускай и совершенно не той, которой бы ей хотелось. Но жаловаться казалось глупо, так что следы поцелуев грели, запах сигарет вызывал привыкание, а смех Тины бодрил и успокаивал одновременно.

      Венди с легкостью подстроилась под ее темп жизни и сделала это не без удовольствия. Мало того, что у них очень гармонично распределялись обязанности: стирка и уборка ложились на Венди, готовка — на Тину, поход за покупками — совместное приключение, — так они еще здорово развлекали друг друга простой болтовней, сплетнями с работы и совместным валянием перед телевизором с пиццей или лапшой. Иногда они вспоминали про «Грозовой перевал».

      Венди ощущала между ними особенную связь, доступную только самым близким людям, ощущали ее и другие танцовщицы. Им обеим всерьез говорили, что они похожи, что у них одинаковые характеры, что в гороскопе у Весов и Львов крепкие связи. Тина крутила пальцем у виска, а Венди нет-нет, да заслушивалась. Приятно знать, что твои ощущения — не беспричинны, и что где-то там, в космосе, им есть особое подтверждение.

      «И плевать, что все это чушь собачья. Помечтать-то можно!» — особенно Венди нравилось, когда читали о романтической совместимости их с Тиной знаков, больше по приколу, конечно...

      Скоро и в клубе прознали о ее способностях чтеца, и она стала нужна в гримерках для того, чтобы читать журналы, тесты, те же гороскопы. Практически каждая танцовщица во «Флирте» не окончила и средней школы. Все читали если не по слогам, то сильно запинаясь. На их фоне Венди держалась выигрышно. Она и не думала зазнаваться, ей искренне нравилось быть полезной, правда, желтушная пресса ей надоела очень быстро, и она принялась читать в перерывах книги: «Франкенштейн, или Современный Прометей», «Алая буква», «Шагреневая кожа» и, куда ж без него, «Грозовой перевал». Все книги они с Тиной находили на книжных развалах по сумасшедшим скидкам.

      Танцовщицы приходили от чтений в бешеный восторг, даже Мартиша переставала язвить и слушала внимательно, пока Венди на разные голоса изображала первых поселенцев, аристократов, ученых, докторов, убийц. Удивительно, но всех такое времяпрепровождение забавляло. Чужие невероятные истории, красочно описанные и интересно поданные, занимали куда сильнее, чем короткие статьи о том, как очередная звезда кому-то где-то подгадила. По крайней мере, так считала Венди.

      Удивительно, но ей нравилось внимание. Не только Тины, но и остальных танцовщиц. Покупка сигарет, чтение вслух — здорово, но Венди всегда старалась как-нибудь дополнительно проявить себя.

II

      Как-то раз, взобравшись на шест и натирая его спиртом перед выступлением, Венди услышала, как группа танцовщиц, в том числе Твити и Мартиша, перешептывались, сидя в зале. Им позволялось занимать зрительские места до появления клиентов.

      — О чем болтаете?

      — Прости, солнышко! — подавляя смех, прошептала Твити. — Просто ты так забавно вскарабкиваешься по нему. Мы не удержались, — и, сложив вместе до одури розовые коготки, протянула. — Не обижа-айся.

      — Ты как обезьяна! — выдала Мартиша, чуть не подавившись дымом.

      — Перестань! — дернула ее за кудри Твити. — Это грубо и вообще...

      «Как обезьяна, значит?»

      Венди сползла на пол и опустила взгляд на свои дутые кроссовки. Отчасти в словах Мартиши и Твити таилась правда: мелкий подросток в огромном спортивном костюме, взбирающийся на шест, вопреки всем уговорам взять лестницу — то еще зрелище.

      «С другой стороны, пиздуйте на заляпанный потными пальцами и ляхами шест, я посмотрю, как вы наебнетесь... Так-то это вы должны за собой его протирать, а не я», — Венди тряхнула флаконом с распылителем, соображая, что бы такого ей складного ответить, а не ответить нельзя. В каком-то смысле порядки «Флирта» повторяли школьные, позволишь слишком часто себя задирать — перестанут уважать. И хоть тут Венди нравилось намного больше, чем в школе, заработанного авторитета терять не хотелось.

      «Уйду — решат, что зассала. Начну спорить — Мартиша меня сто процентов уделает. Начну всерьез огрызаться — мне и прилететь от нее может», — почесав макушку, Венди ухмыльнулась.

      — Дамы и... Дамы! Специально для вас танцует, — на этих словах она скинула особенно мешавшую толстовку, оставшись в футболке из «Таргета». — Самая дикая обезьяна Америки!

      План был донельзя прост: сделать вид, что чужие шутки не только ее не задели, но и изначально являлись частью ее спланированной гигантской шутки. Затея удалась. Танцовщицы притихли. Венди достаточно за ними наблюдала, чтобы примерно скопировать походку, движение рук, бедер. Важным компонентом представления стала нелепая гримаса, нечто среднее между тасманским дьяволом и тем, что Венди с натяжкой могла бы назвать сексуальным выражением. Всем нравилось, особенно, Мартише.

      Скоро на шум подтянулись официантки, бармен поставил музыку, как показалось Венди, не подходящую для ее танца до жути.

      «Черт, да заставка из "Донки Конга" сгодилась бы куда лучше. Что за медляк?» — но выходить из образа и просить переключить трек — значит потерять лишние секунды, настроение, зрительское внимание и с ним же симпатию. Венди прошлась вокруг шеста, выполнила простой присед, покрутила «Балеринку». В принципе, здесь она и намеревалась остановиться, влезть по голову в спортивные штаны и весело ускакать за кулисы, но из зала ей уже всерьез начали хлопать, и смешки совсем пропали.

      — Красоточка! Сделай «Титаник»!

      — Венди! Венди! «Колечко»!

      — Ты дура?! Она ебло расшибет!

      — Сделай стойку на локте!

      Мысль о том, что ей удалось первоначальные издевки обернуть в эдакий каскад комплиментов и предложений, слегка вскружила голову. Венди покрепче ухватилась за шест, с характерным скрипом подошв оттолкнулась от пола и, изо всех сил подтянув таз на себя, повисла вверх ногами.

      На секунду наступила тишина, а после зал словно разорвало под натиском аплодисментов, гогота и восторженной ругани.

      — Вот тебе и самая дикая обезьяна!

      — А ты говорила, ебло разобьет. Видела бы ты свое ебло, подруга!

      — Венди, у тебя офигенно сильные руки!

      Даже Мартиша, не любившая раздавать комплименты, снизошла до полуулыбки:

      — Далеко пойдешь, гном. Или как там тебя?

      Твити соскочила со своего места и скакала вокруг сцены, распространяя вокруг себя радость, блестки и перья.

      «Серьезно, надо посоветовать ей хороший клей. Невозможно... Я хочу слезть, — до Венди тоже долетали ошмётки розового костюма, прямиком в нос, но в целом она испытывала невероятный прилив гордости. — Не уверена, насколько это “Колечко”. Скорее очень пьяненький ромб. Но черт возьми! У меня получилось! Видела бы меня Тина!»

      Кое-как разогнувшись и съехав вниз, Венди приготовилась слушать новые заказы, но вовремя заметила в скопившейся у сцены толпе Тину.

      Она все видела и ей явно все не понравилось.

      Нет, Тина ничего не сказала, она лишь посмотрела на Венди «страшными глазами».

      О, эту технику по ее же словам ей удалось отточить в совершенстве еще в Де-Мойне. Взглядом Тина умела усмирить восьмерых братьев и сестер, чего уж говорить об одной-единственной Венди?

      Она попятилась назад, естественно, наступив на толстовку, соврала что-то про «дела» и «бежать» и под огорченные вздохи ушла со сцены через задние двери в коридор.

      «Вот сейчас заставка из "Донки Конга" очень бы пригодилась. Там, где он кверху задницей укатывается».

      Натягивая толстовку и поправляя выбившиеся из хвоста волосы, Венди сочиняла, как ей поступить дальше: спрятаться от Тины, соврать, что ее заставила та же злая Мартиша (ага, так ей Тина и поверит, а если поверит, то спросит, и тогда влетит от обеих). В процессе создания обходных вариантов, как-то и времени не хватало, чтобы всерьез встать и понять, а в чем ее, Венди, собственно, собирались обвинить?

      «Какая нахуй разница? По шее все равно достанется!»

      Тина появилась в коридоре быстро, как всегда красивая и громкая, звеня браслетами и серьгами, стуча высокими «до фига кожаными», купленными все в том же «Таргете» сапогами. Венди нравилось ее красное платье-сорочка на тонких бретельках, нравилась куртка, отороченная искусственным мехом по краям. Раньше бы ни на что такое внимание обращать не захотелось, но теперь, когда все это — часть образа Тины, все казалось невероятно важным, ослепительным, сексуальным.

      «Ага, а она небось решит, что я подлизываюсь».

      Венди для верности втянула голову в плечи и сдавленно улыбнулась:

      — Да, мэм?.. — обыкновенно после официального обращения Тина сменяла гнев на милость, но сегодня и бровью не повела.

      — Что сейчас было?

      Венди сглотнула:

      — Д-да так... Мы дурачились... Ничего страшного, — она по-прежнему надеялась замять все тихо, сторговаться на генеральной уборке квартиры или еще чем.

      — Вот как? — Бровь, идеально прокрашенная карандашом изогнулась так, что о нее запросто удалось бы порезаться. — Значит так, гном. Еще раз увижу тебя не шесте, я тебя с него за уши стащу, усекла?

      Сделалось обидно и абсолютно не ясно, с чего вдруг ее сразу принялись отчитывать.

      — Да я же ничего такого... Я была одета. Всем понравилось. Вообще они первые начали! Они смеялись надо мной и дразнили обезьяной. Это было делом чести!

      — Чести?! — переспросила Тина, предупредительно понизив голос, растерла виски. — Венди, ты тупая? Какой нахуй чести? Мне насрать, что тебе и кто сказал, тебе нельзя лезть на шест! Это не детское занятие.

      — Но я и не реб...

      Тина не дала ей закончить, она цепко ухватила Венди за руку, оцарапав накладными ногтями возле запястья, у самого браслета, тряхнула:

      — Ты поняла меня?!

      От боли и подступивших слез перехватило дыхание.

      — Д-да...

      — Не слышу.

      — Да!

      Рявкнула-всхлипнула грубее, чем следовало в ее-то положении, но Тина поверила, ослабила хватку и внезапно растерянно переступила с ноги на ногу.

      — Вот и молодец. Дуй в гримерку и... Жди меня, короче.

      Венди громко шмыгнула и, натянув капюшон аж до переносицы, побрела по коридору.

      Удачно, что шоу вот-вот должно начаться, теперь всем будет не до нее ближайший час-полтора уж точно. Уже потом, когда станет понятно, как много посетителей, когда танцовщицы подстроятся к публике, понадобится ее помощь, а пока нужно забиться в какой-нибудь угол и как следует поплакать.

      «Ситуация тупая. И Тина тупая. И я тупая. И все тупые», — Венди полезла за плеером, чтобы грустить не абы как, а под соответствующее сопровождение. Как на зло кассета с «Удавкой» осталась дома.

      «А у меня с собой только тупая Мэйси Грэй! Тупая Тина! Сует свою тупую попсятину! Бля-бля-бля!» — даже сама Венди прекрасно осознавала, что привирала. Мейси Грей ей нравилась, вкус Тины со временем и в музыке, и в одежде, и в еде тоже превратился во что-то уникальное и крутое, от чего в случаях редких, но метких ссор становилось особенно горько.

      Венди намеревалась нарочно не идти в гримерку, а спрятаться в подсобке у мусорных баков, чтобы наверняка ни с кем не столкнуться и не испортить все удовольствие от одиноких страданий, но ее отвлекли:

      — Эй! Мышонок! Куда бежишь? Тормози.

      Венди послушалась, не столько от того, что всерьез опасалась Хикса, сколько от неожиданности: в пылу злобы она меньше всего ожидала встретить именно его. В любом другом случае он бы разозлил ее еще сильнее крепким запахом одеколона, хрустом раскусываемых конфет, безупречно светлым костюмом, проклятым «мышонком».

      «Крыса ободранная», — Венди безразлично повторила про себя излюбленное ругательство и развернулась к Хиксу.

      — Да, сэр? Я... Могу чем-то помочь? — она старалась звучать одновременно заинтересованно и отстраненно, словно бы и готова взяться за поручение, но в принципе и без того занята.

      — Какая вежливость, — восхитился Хикс одним лишь тоном, сам он отвлекся в мобильный телефон, быстро-быстро стуча по клавишам. — Ты меня разбалуешь, заставлю всех моих девочек так со мной ворковать, м?

      Венди нервно поправила толстовку. Ей надо было отвечать? Или нет? Скорее нет, чем да, потому что Хикс продолжал пялиться в экран.

      «Тупой крыс. Чего он прицепился? Если так надо, иди доебывайся до других. Черт, и не уйдешь ведь теперь».

      Венди сунула руки в карманы и, качнувшись на мысках, приготовилась ждать мучительно долго и бессмысленно.

      «Со взрослыми постоянно так. Они лезут. Спрашивают. Им плевать на твои ответы, да и на тебя в целом. Но сам факт того, что они тебя остановили и "поговорили" делает их... Полноценнее? Типа ага! Очередная малолетняя идиотка перевоспитана мной или очарована моей тупой дедовской шуткой, какой же я молодец!»

      Хотя кто-кто, а вот Хикс на типичного взрослого походил меньше всего, он выглядел чересчур не заинтересованным в чужом мнении, чтобы надрываться в попытках удивить, тем более очаровать. Он скорее напоминал инопланетянина, но не того доброго, созданного Спилбергом, а настоящего, умело адаптирующегося к среде и в целом безразличному ко всему человеческому, ровно до тех пор, пока не заметит что-нибудь любопытное. Тогда он начнет наблюдать и перенимать земные правила.

      «Что-то из Харлана Эллисона», — подумала Венди, и ее передернуло, как раз когда Хикс вновь к ней обратился:

      — Чего с лицом?

      — А? — она мотнула головой, будто ожидая увидеть подсказку позади себя.

      — Я же вижу. Ну-ка, — он ловко убрал телефон в карман пиджака и поманил Венди к себе.

      «Как в Матрице!»

      — Давай-ка мы с тобой пройдемся, и ты мне все-все расскажешь. Ладно? Можно не очень вежливо.

      — А... У вас разве нет дел? И... Вам не все равно?

      — Ну, как же! В моем клубе моих девочек никто не смеет обижать.

      Обычно от слова «девочки» Венди бы скривилась, но тут, без нужного музыкального сопровождения и без Тины, она попросту не знала, к кому бы сумела вот так обратиться со своей растущей досадой.

      Пока Венди думала, Хикс наблюдал за ней, сощурив пронзительно голубые глаза и улыбался, вроде как ласково, но отстраненно. Внезапно выдал:

      — С Крис поругалась? А? Угадал? Ха! Давай, выкладывай, мышонок. Не бойся, Крис я не обижу. Скорее уж она меня...

      Венди тихо усмехнулась. Они побрели вдоль пустынного коридора, огибая темные, точь-в-точь как у Кубрика, развилки и повороты. Венди старалась быть краткой и не слишком эмоциональной. Ей не хотелось выставлять Тину или кого-то из танцовщиц всерьез виноватой, но и себя таковой она категорически признавать не собиралась, а потому, когда они с Хиксом добрели до гримерки, распалившись, Венди с трудом сдерживалась, чтобы не повысить голос:

      — ...и я старалась с ней не ссориться! Понимаете? Не надо на шест — ладно. Чего сразу идиоткой обзывать и за уши драть? — да, она все же чуть-чуть завралась. — Нет, я Тину люблю! Но иногда она такая! Такая!..

      Хикс не перебивал, не доставал телефон, хотя ему явно приходили сообщения. Венди поймала себя на том, что ей нравилось, что они почти одного роста, казалось бы, незначительная деталь, но она успокаивала и как бы уравнивала их между собой.

      — О, да, Крис иногда та еще сучка, — Хикс предупредительно вскинул ладонь. — В хорошем смысле. Она очень любит опекать. С ней случается. Даже ко мне цеплялась.

      — Серьезно?

      — А то... Но она отчасти права. Погоди-погоди, не дуйся, сейчас я все объясню, — Хикс прислонился к стене и достал леденец, судя по цвету, снова клубничный. — К примеру Мартиша работала в клубах со средней школы. Ага. Чтобы прокормить семью. Она врала про возраст и выбирала те места, где с документами точно бы не парились. Или Твити. Она душечка. Ее мать и вовсе сама отвела ее в стриптиз и домой не пускала, если та мало приносила. Ну, а почему тут Крис, уверен, ты и сама в курсе, — Хикс подмигнул. — У нас хорошее место. Без лишней скромности это говорю. Но так далеко не везде. И в целом... Работа не для всех. Крис сильная, никаких вопросов, но иногда она слишком много на себя берет. И она явно не хочет, чтобы ее милая сестричка как-то соприкасалась с этим нелегким делом. Прости, я — занудный?

      Венди рассеянно пожала плечами. Вспомнились расспросы Твити о том, а не били ли ее до переезда к Тине, вспомнилось вечно недовольное лицо Мартиши, которая со стороны выглядела той еще ехидной. Уши потихоньку стали нагреваться, как и кончик носа.

      — Нет... Совсем нет. Я... Я не думала.

      — Ну, тут, если порыться, на всех можно накопать столько страдашек, хватило бы с лихвой на несколько томов Диккенса. Читала Диккенса, мышонок?

      — Да, сэр.

      — Круто. И что ж читала?

      — «Оливера Твиста»... «Рождественскую песню» или как-то так, — поспешно перебирала Венди дополнительную школьную программу, не понимая, к чему такая быстрая смена темы.

      — Слушай, ну, это порядочно. И понравилось?

      — Да...

      — Отлично. А я вот у него «Крошку Доррит» люблю. Как-нибудь принесу тебе. Я видел, как ты читала моим девочкам, очень недурно.

      — А, — Венди с облегчением выдохнула. — Да, я подумала, это будет забавно.

      — И полезно. И тебе, и им. Уверен, Крис тоже так считает. И она хочет, чтобы у тебя было хорошее будущее. Поэтому не обижайся на Крис, она славная киса, хоть и когтистая.

      Венди кивнула.

      — Вот и договорились.

      — Сэр, а можно вопрос? Про вас бы тоже Диккенс написал?

      Хикс непонимающе моргнул.

      «Страшно красивые глаза. Не взрослые».

      — Ха. Возможно. Но я бы не хотел про себя читать, так было бы не интересно, — сказав так, Хикс пошарил во внутреннем кармане пиджака и достал второй леденец. — Держи. Что? Не нравится?

      — Я... Больше люблю кислое.

      — Заметано. Ты славная детка, Венди. Уверен, у тебя будет все хорошо. Просто не делай глупостей, ладно?

      На прощание Хикс коротко положил ей руку на макушку поверх капюшона, но и сквозь него она опять почувствовала, что у хозяина клуба маленькая ладонь, а ее прикосновения бережные и какие-то неуверенные, особенно по сравнению с тем, как он схватил ее за ворот в первую их встречу.

      «Реально пришелец, — все ощущалось чересчур запутанным и странным, но в целом Венди была благодарна Хиксу. — Он меня выслушал. Нормально поболтал. Не лез с нравоучениями. Ну, потрогал за голову, да. У нас так учителя часто делают».

III

      К моменту окончания шоу Венди успела прокрутить альбом Мэйси Грэй дважды, доесть леденец и полностью взбодриться. Попутно она купила все из списка танцовщиц, протерла у каждой трюмо, подмела, вынесла мусор. Закономерно после рабочего вечера, для многих едва начавшегося, звездное выступление дикой обезьяны стерлось. Разве что Твити и где-то умудрившаяся изрядно выпить Мартиша похвалили Венди за прирожденную сноровку.

      — У вас блядство в крови, — заверила Мартиша.

      Твити смущенно оттащила ее в угол:

      — Она ласково. Но ты правда молодец. Ты могла бы быть спортсменкой. Пловчихой или еще кем-нибудь…

      Венди пообещала подумать о плавании на досуге, а сама принялась раскладывать спортивный костюм Тины, чтобы они поскорее могли вернуться домой.

      «Интересно, а у Мартиши тоже много братьев и сестер? Если я спрошу, будет заметно, что я в курсе ее биографии? Вообще тут у всех огромные семьи? Даже завидно», — Венди на секунду зависла, представив, как бы она смотрелась в роли старшей сестры. Получилось бы у нее держаться так же круто, как у Тины? Она бы овладела техникой «страшных глаз»? Или пришлось бы орать на малявок, надеясь перекричать их?

      — Эй, гном! — Тина забежала в гримерку босиком.

      «Значит, “до фига кожаные” сапоги еще и “до фига” неудобные», — мысленно сострила Венди, а вслух отчиталась:

      — Костюм готов. Вот смывка. Салфетки. Ватные диски. Твой витаминный сок. Не холодный. Взболтала, — протянула ладонь. — Дай ключи, пойду кофры отнесу.

      — Ага-ага… — Тина сбросила лоскуты костюма и явно ненавистную обувь на пол, бережно взяла Венди за то запястье, что недавно поцарапала, оглядела. — Гном, я хотела извиниться и… поговорить насчет этого…

      Венди радостно задрала нос:

      — Не, не надо. Я все понимаю. Ты волнуешься. Хочешь мне добра. Я знаю, что тебе нравится твоя работа, но она не для всех. И мне рано с ней соприкасаться. Поэтому спасибо. Обещаю больше тебя не пугать. А, — шепотом. — Но если хочешь, то можем поговорить на улице, тут шумно.

      Красиво нарисованные брови снова взметнулись вверх, но по-доброму.

      — У меня два вопроса: кто ты и что ты сделала с моей упрямой крохой?

      Венди с трудом удержалась, чтобы не затопать на месте от переполнившей ее гордости.

      — Я ее съела.

      — Какой кошмар. А она мне нравилась. Давай договоримся, прожорливое, но невероятно воспитанное чудище, мы заедем в «Макдональдс», а ты вернешь мне моего гнома. По рукам?

      И, слава бургерам, все сработало! Они помирились, в машине Тина позволила Венди выбирать им музыку, уже в «Макдональдсе» купила все, включая Хэппи Мил с Ферби внутри, попросив лишь о единственном одолжении: не включать пластмассового монстра с торчащим клоком волос ночью.

      — Клянусь, я уссусь от страха, а менять постель будешь ты. И еще одна просьба. Не позволяй мне тебя ранить, — она указала на маленькие, почти исчезнувшие полоски на запястье Венди. — Это вообще не дело. У нас за такое в Айове не уважают.

      — Но… тебя же пороли.

      — Дорогуша, мы с тобой немножко в разных весовых категориях, ладно? Подзатыльник, подсрачник — возможно, но вот всякие синяки, шрамы, кровь… ы! Увольте.

      — Боишься, нас лишат пособия?

      — О, да! — захохотала Тина, едва не свернув в кювет. — У нас же оно с тобой такое, блядь, огромное!

      «Наконец-то все наладилось. Как хорошо. Как круто».

      Венди пребывала в наивысшем восторге, валяясь с коробкой наггетсов на мягком ковре у телевизора и болтая ногами, пока Тина смывала макияж и копалась в холодильнике:

      — Гном, закончилась фасоль!

      — Ага-а-а…

      — Что «ага»? Запомни! Запиши! Забудем, обе жрать не будем!

      Венди лениво перекатилась на бок в поисках чего-нибудь отдаленно напоминающего блокнот или клочок бумаги, приподнялась на локтях и… сползла обратно. Опять поболтала ногами. Встрепенулась, огромный леденец, огромная кола, пирожок с вишней и мороженое с двойной карамелью пробудили в ней егозу:

      — Тина-а-а!..

      — Сразу нет, — она медленно вошла в комнату, облаченная в облако из сладких запахов всяких средств для красоты, названия которых Венди бросила учить месяц назад.

      — Я еще ничего не сказала.

      — Я жопой чую, ты будешь что-то клянчить!

      — Разве тебе не интересно? Тина-а-а...

      — Что? — она с тяжелым вздохом опустилась на кровать и открыла мгновенно запотевшую после холодильника банку пива.

Венди откинулась на ковер так, что ей стали видны идеально гладкие и до сих пор блестящие после сцены ноги Тины в домашних клетчатых шортах.

      — А давай заведем собаку?

      — Проверь сама у себя температуру и ложись спать.

      — Я серьезно.

      — Нет.

      — Маленькую.

      — Нет.

      — Типа бульдога.

      — Дорого. Нет.

      — Возьмем из приюта. Сделаем доброе дело. Обещаю, я буду о ней заботиться. Я же все умею. Вставать, убирать, экономить.

      — Вот бы ты еще молчать научилась, — Тина устало растерла переносицу.

      — Я буду! Мы возьмем собаку, и я буду говорить только по команде и только комплименты.

      — О, а можно как-то вот сначала на эту фишку посмотреть. И потом... — Тина отвлеклась на телевизор. — Венди, мать твою, что ты смотришь?!

      Та торопливо уселась обратно на ковер в позе лотоса:

      — «Трудный путь» Ральфа Бакши. Он — икона мультипликационного черного юмора.

      — Где ты взяла эту гадость?

      — В прокате. Я видела у папы кассеты, но он не разрешал мне их смотреть. Есть еще «Чернокожие», «Кот Фриц» и «Хорошо выглядишь».

      Тина не переставала хмуриться:

      — Венди, они все голые. И непрерывно ебутся!

      — Что я, голых не видела? — Венди переползла поближе к кровати и протянула Тине пульт, вверяя ей право шефства. — На. Только погоди немного. Там официантка Кэрол очень похожа на тебя. Она — красотка. А еще там есть гейская мафия. Глянешь со мной? Или будем листать каналы для домохозяек?

      Тина коротко закатила глаза и перехватила пульт:

      — Гейская мафия, говоришь? А Крестный Папочка будет?

      — Да, но он похож на жабу.

      — Фу...

      Венди привычно прижалась к колену Тины и тут же ощутила, как та стала бережно гладить ее по плечам. Сделалось окончательно спокойно и уютно.

      «Круто, что мы быстро помирились. Удачно я перетерла все с Хиксом».

      Не то, чтобы раньше она не замечала заботы, нет, просто Венди чересчур идеализировала Тину. Ей часто мерещилось, что та понимала ее не с полуслова, а с полувздоха, что впереди у них — идеальное театрально-рокерское будущее. Разумеется, с двумя, но лучше с тремя собаками. Куда сильнее мешала влюбленность, потому что Тина-то явно видела в Венди своеобразную замену своим братьям-сестрам.

      «Спроси я у нее о таком, она бы расстроилась, но я же знаю, что это — правда. Обидная, но правда», — и при всем при том Венди искренне хотелось сохранить тепло их пестрой нелепой квартирки, их странной семьи, поэтому она искренне надеялась не делать глупостей и пореже болтать ерунды.

      Они досматривали «Трудный путь», обмотавшись одеялом, Тина разрешила Венди допить последние пару капель пива, а на титрах достала специальную «снежинкину» щетку для волос.

      — Ладно. Это было... Прикольно. Тупо. Не понятно и... Как это?.. вульгарно. Но прикольно.

      — В этом смысл Бакши! Он, как подросток. Такой странный, никем не понятый, нет, у него есть и серьезные работы, но... Ай!

      — Не вертись, дорогуша. Ты вся в колтунах. Сейчас старая-добрая Тина тебя вычешет, заплетет тебе косичку и поцелует в лобик. Бля, ну какие ж волосы...

      — Проще отстричь.

      — Я тебе дам!.. а... Не. Забей. Если хочешь. Я не против. В смысле, мне было бы жалко, но башка-то твоя.

      Венди удивленно обернулась, но Тина звонко щелкнула ее по затылку.

      — Сидеть, я сказала.

      — Ай! Мама мне тоже волосы не разрешала стричь.

      — Вот как?

      — Да, но прям под страхом смерти. Ее и моей. Типа сначала умрет она от моего уродства, а потом я — от стыда, что сгубила родную мать, — Венди нервно поерзала на кровати и потрогала свой парный браслет.

      — Так мне записать тебя на стрижку или типа того?

      — Не-не, пока нет. На самом деле, мне нравится, когда ты меня расчесываешь. Это успокаивает.

      Зажмурившись, Венди представила старый дом недалеко от океана, шум волн, вопли бесновавшихся чаек, запах поджаривавшихся в тостере поп-тартс. О! И пушистые тапочки на ногах, специально нагретые у обогревателя, чтобы просыпаться было легче.

      «М-да, ну и представления у меня о семейном уюте, ну да хрен с ним».

      Тина водила щеткой по волосам, начиная от концов, придерживая у корней, поднимаясь все выше и выше... Ее движения убаюкивали, и Венди потихоньку клонилась набок, окончательно проваливаясь в мираж из детства, но стоило поп-тартс (ее любимый, с черникой) почти оказаться у нее во рту, Тина осторожно, но все равно настойчиво ее растолкала:

      — Гном. А, гном... А ты не думала, ну... Как-нибудь. Я не говорю, что сейчас, потом... Помириться с ними?

      — С кем? — переспросила Венди, зябко растирая плечи.

      — Ну, с родителями. Хотя бы с мамой, — Тина побарабанила щеткой по собственной голой ляжке.

      Звук получился забавным, но ни одна из них не засмеялась.

      — Типа сейчас ты на них сердита, я прекрасно понимаю, но потом когда-нибудь...

      — Ты хочешь, чтобы я уехала?

      — Нет! — Тина даже подпрыгнула. — Ты что, жопой слушаешь? Венди, я говорю, что хочу, чтобы у тебя была семья. Мама и... Ладно, рядом с отчимом поставим галочку с большо-о-ой натяжкой. Но это все равно семья. Поверь моему опыту, дорогуша, уже это — прямо настоящее сокровище. И мне бы хотелось... Я бы искренне хотела, чтобы у тебя оно было, понимаешь?

      Венди громко втянула сопли. Мечты о старом доме, виде на море и всем остальном померкли, а знакомый вкус черники сменился противно-солоноватым.

      — Я тебя обидела, гном?

      — Т-ты... Ты моя с-семья...

      — Дорогая моя, ты тоже моя семья! Просто...

      Тина прижала щетку к груди, жест выглядел странно, суетливо.

      — Блядь.

      «Теперь я ее обидела».

      — Не-не-не, гном, это я не на тебя! — Тина соскочила с кровати, после нее подпрыгнул матрас, и Венди упала в кучу из одеяла. — Спокойно! Сейчас я принесу молока и печенья. Или мороженого! Блядь, что ж за день хуевых откровений...

      Тина убежала на кухню.

      Потолок заволокло слезами, Венди их сморгнула, поморщилась: щекам сделалось щекотно.

      «Волосы запутаются», — дошло до нее с неожиданным опозданием. Венди сложила руки на животе и, прикрыв веки, перенеслась к себе на чердак в их как бы новый, но на самом деле такой же старый дом в Олимпии. Чердак не пах морем, в основном — деревом и дешевыми сигаретами, как бы Венди ни старалась вывести запах такой же дешевой туалетной водой. Единственный шум, который в нем слышался, — телевизор с первого этажа и разговоры взрослых, иногда секс. Удивительно, мама с папой им наверняка тоже занимались, почему Венди их никогда не замечала?

      «Если и занимались, то не так противно. А с этим плешивым старым мудаком все противно».

      Воображать отчима и параллельно лежать долго не получилось, Венди замутило и, завернувшись в одеяло, как в своеобразную защиту от возможных тревог, она побрела на кухню, где вовсю гудела микроволновка и скворчали сковородки.

      — Что ты делаешь?..

      — Панкейки, — демонстративно бодро выпалила Тина.

      — Перед сном?

      — Да, у нас выдался паршивый день. Я его нам испортила. Цыц! — стук пластиковых ногтей. — Я сказала: я испортила. Теперь я хочу его поправить. Давай ставь «Пса Фрица» или кого там... Будем жрать сладкое и, — звякнула микроволновка. — О, вот и молоко! Короче, нахуй плохое настроение.

      Венди украдкой вытерлась о пододеяльник и с тоской проследила за тем, как Тина метнулась от микроволновки к столу и обратно к плите.

      — Ты ничего не портила. Ты обо мне заботишься. Очень круто. И вкусно. И ты... Говоришь умные вещи. Как Нелли. Просто, — Венди потопталась на месте. — Тут такое дело. Я точно туда не вернусь, потому что... Отчим лез мне в трусы. Вот. Прости, что не сказала сразу. Мне… было стремно.

      — Ага-а… — протянула Тина, не сводя взволнованного взгляда с Венди, без макияжа ее брови потеряли былую остроту и сейчас робко подрагивали. — Это… реально стремно, гном, — она отерла лоб топом и быстро подхватила стаканы с молоком. — Так. Это нахуй, — вылила их в раковину. — Панкейки будут… с пивом, — она достала две банки. — Но тебе чуть-чуть, усекла? Просто потому что, чую, вечер откровений у нас в самом разгаре.

IV

      Венди считала свою историю с отчимом премерзкой. Настолько, что лишний раз ее не хотелось вспоминать, не то что обсуждать.

      — То есть... Он всегда был мудаком, я просто не знала, что прям так, — к счастью, проявлять к ней любопытство он начал как раз, когда она почти отважилась бежать. — Спасибо этому уроду, как говорится. Я все окончательно решила. И если что, ничего не было. Он... Просто схватил меня пару раз.

      Тину ее показная бравада не впечатлила. Она сидела за их маленьким кухонным столом совсем понурая, закуривала сигарету за сигаретой и подкладывала Венди панкейков, едва у нее наполовину пустела тарелка.

      «“Винстон”. Крепкие. Значит, реально беспокоится».

      — Бедный гном. Это кошмар. Я бы яйца отстрелила. Его же... Его посадить надо!

      — М, — Венди отмахнулась. — Я в порядке, — размазала последние сопли-слезы по виску. — Я же с тобой. И потом ты же сама...

      — Да что ты заладила! Сама… — Тина закинула ногу на ногу. — Меня лапают на работе. За деньги. И каждый третий. Нет, второй. Слабее меня, и я могу дать в глаз. В детстве ко мне и пальцем не прикасались. Ну, в этом смысле. Я как представлю... Фу-фу, — она поправила у Венди наспех, прямо тут на кухне, заплетенную косу. — Ты мой дорогой гном. Вообще буду тебя теперь у себя на груди держать всегда. Маленький мой гном... Погоди. А мама твоя что?

      Венди с трудом проглотила последний кусок панкейка. Покосилась в окно, где вовсю занималось утро.

      — Ну... Мама... Она... Ну, ничего на это... Вот.

      Тина кивнула и метко запульнула в раковину лежавшую возле нее пластмассовую лопатку, но промолчала. То ли из вежливости, как-никак речь шла про чужую родительницу, то ли из боязни снова разойтись. Венди испытывала смесь благодарности и стыда. Она постаралась незаметно прикрыть второй раз за день вспыхнувшие уши прядками из косы.

      — Можно мне панкейк?

      — Конечно, гном.

      «Узнай она, что я не рассказала маме, посыпались бы вопросы. Как? Почему? Опять бы оказалось, что я идиотка. Будто я не в курсе. Это сложно… мы здорово отдалились, когда у нас объявился старый мудак. Не знаю, поверила бы она мне. А если бы и поверила, то… я бы сделала хуже? Черт, спустя… сколько? Охренеть, почти полгода, рассуждается по-другому. С Тиной спокойнее. Ха, будь она моей мамой или сестрой, наверное, было бы проще. Фу. Вот это реально фу».

      К теме прежних семей они впредь не возвращались, и Венди ощутила мини-победу, точно она однозначно укоренилась в жизни Тины.

      «Так-то мы созданы друг для друга. Две одиночки. Две отвергнутые души. Романтично. Судьбоносно. Прикольно. Хочу, чтобы мы существовали вот так вдвоем бесконечно… но потом можно и нужно собак. Нам никто не помешает. Тина мощная. Я умная. Ладно, Тина умнее».

      Они меньше ссорились, чаще ходили в кино и по магазинам. Приближалось Рождество. Тина следила, чтобы Венди не простудилась, выскакивая в прачечную или в минимаркет с голой шеей и непокрытой головой. По выходным они вместе готовили рыбные блюда, а на десерт брали коробочку поп-тартс. Венди пыталась отучить Тину от курения, совала никотиновые пластыри и леденцы, но безуспешно, впрочем, как и та безуспешно ее утепляла.

      В клубе все тоже шло своим чередом. Зал и сцену украшали искусственными еловыми ветками, остролистом, красными бантами и куда же без омелы? Всех обязали носить красные шапочки, а танцовщицы с пеной у рта сочиняли по пять рождественско-новогодних номеров и непрерывно цапались, потому что примерно у каждой фантазия заканчивалась на озорном эльфе и жене Санты. Венди впервые помогала и как вдохновитель. Благодаря ее воображению их ждал стриптиз Гринча и Крампуса. Подобрались и менее экстремальные варианты, но этими двумя Венди особенно гордилась.

      Еще она неплохо сблизилась с Хиксом, хотя все же «сблизилась» — чересчур громкое слово. Хикс иногда заглядывал к ним в гримерку, пока Венди читала, приносил ей книги, судя по оформлению, дорогие и новые, и на ее попытки вернуть их лишь смеялся и совал конфеты. Кислые. Как ей и нравилось. Порой он спрашивал у нее про увлечения, учебу, прежний дом. Венди от подарков не отказывалась, опасаясь прогневать большого-маленького босса (как его в шутку звала Тина), а вопросы воспринимала как проверку на вшивость. Мол вот, сейчас она расколется и выдаст себя с потрохами, что она ни разу не из Айовы. Венди с усердием повторяла местные присказки, акценты, чтобы впечатлить Хикса, но после таких допросов создавалось ощущение, что ему не было никакого дела до Айовы. И до Тины.

      За три месяца работы в клубе Венди привыкла к разным чудакам, и в их числе Хикс виделся далеко не худшим представителем. Рано или поздно к его слащавой манере речи удавалось подстроиться, плюс здорово успокаивали невысокий рост, внешняя опрятность и общая привлекательность. Хикс не походил ни на бандита, ни на пьянчугу, его в принципе с сигаретой или выпивкой никто никогда не заставал. Венди по секрету ему даже призналась в ассоциации с инопланетянином, и он долгое время сам дразнил себя «ИТИ», чего прочим сотрудникам или сотрудницам «Флирта» вряд ли бы позволил.

      Венди бы с превеликим удовольствием списала все на врожденное обаяние, ведь у них оно с Тиной в крови, верно? Если бы не один случай.

      До Рождества оставалось десять дней. Танцовщицы старались растрясти местных завсегдатаев на подарки, бармен все без исключения напитки украшал сахарными тросточками, а официантки разгуливали в меховых купальниках. Венди налепила на тележку четырнадцатую наклейку из адвент-календаря и медленно побрела по коридору к кабинету Хикса. С недавних пор в ее обязанности стала входить уборка и там, что прибавило ей двенадцать долларов. Застав Хикса в кресле, Венди нисколько не удивилась:

      — Здравствуйте, сэр. Можно?

      — Здравствуй, мышка! А если скажу, что нельзя?

      — Потом зайду.

      — Шучу-шучу, заползай.

      Венди быстро достала перчатки, моющее средство. Она научилась убирать быстро, чтобы никому не мешать. Она слышала, как Хикс перебирал бумаги, как что-то подписывал, печатал в телефоне сообщение.

      — Ждешь Рождество, мышка?

      — Ага. А вы?

      — Боюсь, что нет. Я слишком взрослый.

      — Разве? — Венди бегло осмотрелась, подметив, что в идеально синем кабинете ничто не намекало на приближение праздника. — По-моему, взрослые тоже любят Рождество.

      — Вот как? Я учту.

      «Я ляпнула, не подумав? Наверняка да», — для верности Венди ускорилась.

      Хикс закончил листать папку с документами и теперь полностью сосредоточил свое внимание на том, как у него убирали.

      — А за что ты любишь Рождество?

      — Ну... С семьей побыть. Приготовить ужин. Рождественские спешлы посмотреть. С Гарфилдом самые смешные. И подарки.

      — Ах, да! Точно! — Хикс хлопнул себя по лбу. — Чуть не забыл.

      Он нажал несколько кнопок, прежде чем перед ним открылся левый ящик стола и достал оттуда пухлый красный том Диккенса.

      — Держи. Это — «Большие надежды». Тоже славная штука. С ненадежным рассказчиком. Знаешь, что это такое?

      — Да, сэр. Это когда автор и читатель в курсе, как обстоят дела на самом деле, а рассказчик в силу обстоятельств — заблуждается.

      — Смотри, какая ты умная мышка! Ты шикарно училась в школе.

      — Только по литературе, — с приятной застенчивостью ответила Венди.

      Хикс похлопал по книге:

      — Забирай.

      — Спасибо, сэр. Но... Вы мне их уже много подарили.

      — Ничего. Тебе полезно. Бери-бери.

      И пока Венди стояла и разглядывала новую часть их с Тиной коллекции, Хикс рассуждал, полулежа в кресле.

      — Так-то это маленький подарок. Не перебивай. Маленький. Я бы хотел подарить больше. Но не хотел бы поставить тебя в неловкое положение, понимаешь? Знаешь, мне всегда нравилось, что у героев Диккенса есть добрые дядюшки, готовые покровительствовать бедным мальчикам и девочкам. Это правильно. Это хорошо. В этом есть вселенская справедливость. И совершенно не важно, кем был этот дядюшка в прошлом, если он может помочь сейчас, верно? — ладонь Хикса, маленькая, мягкая, уверенно легла Венди на бедро. — Я был бы рад быть вот таким дядюшкой. А у тебя была бы куча книг, музыкальных альбомов твоих любимых групп, и тебе бы не пришлось терпеть всю эту... Грязь. Ну так что?

      А Венди и сообразить не успела, ее перемкнуло прежде, чем она почувствовала пальцы Хикса под толстовкой. Параллель выстроилась очень четкой: чердак — мокрое от испуга белье — мерзкие горячие пальцы — горяче-слюнявое дыхание над ухом.

      «Мама».

      Следующее, что Венди сумела узнать — коридор «Флирта», по которому она неслась со всех ног, непрерывно одергивая и расправляя одежду.

      «Мамочка».

      Венди едва ли могла с точностью ответить самой себе: ее мутило, она теряла сознание, намеревалась плакать. Все, что она была в состоянии вербализовать — мама.

      За кулисами выстроилась очередь из пяти-шести девушек. Кто-то повторял танец, кто-то поправлял костюм, кто-то просто трепался. Тина выступала первой в смешном бубенчатом платье, смысл заключался в том, чтобы бубенцы доставались зрителям как бы на удачу. Они кучу сил и времени угрохали на этот наряд, представляя вдвоем, какой фурор произведет их необычный перформанс.

      Венди слышала и не слушала, как на нее ругались за то, что она толкалась, наступала на ноги, прорываясь к Тине, приготовившейся выходить.

      — Гном? — громким шепотом. — Гном, какого черта?!

      Венди обхватила ее за талию и вжалась ей в грудь с жалобным воем. До сегодняшнего вечера она и не представляла, что умела издавать подобные звуки.

      На сцене включили подсветку. Дали фонограмму.

      — Гном? Господи, гном, да что стряслось?

      Их обеих толкнули.

      — Тина!.. Тина! Номер!

      Та огрызнулась максимально низким голосом:

      — Ну, и пиздуй сама! Не видишь, ребенку плохо? Я потом выйду, — и уже совсем по-другому, но по-прежнему решительно. — Пойдем-ка, дорогуша, пойдем-пойдем. Я с тобой. Все хорошо. Все в порядке.

      И, не дожидаясь, пока Венди отлипнет от нее, Тина подхватила ее на руки и понесла. Наверное, в сторону гримерки. Венди не знала. Она полностью обмякла и из последних сил цеплялась за пришитые ею же оборки, а в висках все вертелось и гудело однообразно-бессмысленное:

      «Мама».