I

      Венди воображала дом Хикса огромным и страшным, если не со рвом, полным крокодилов, то со стаей доберманов — уж точно, как и полагалось всякому злодейскому пристанищу.

      Но по итогу ее ждал красивый жилой комплекс с праздничной подсветкой.

      — Здесь живут только бандиты? — спросила она у охранника, провожавшего ее до лифта.

      — Не знаю, — буркнул он. — Тебе на третий, — сам нажал кнопку. — Тридцать первая квартира.

      — Спасибо и… с Рождеством?

      Охранник отмахнулся и зашагал прочь.

      «Наверное, ему неприятно этим заниматься. Наверное, он не плохой, просто запутавшийся и без денег. Как и… все, получается?»

      От внезапной мудрости стало чуть веселее, правда, смех прошел, едва Венди застыла перед нужной квартирой. Путь воспринимался очень отрывисто, скомкано, как если бы она не сама шла к Хиксу, а смотрела нарезку в клипе.

      Поправила капюшон худи и подол платья. Постучалась.

      Хикс, одетый в непривычно простые синие джинсы и черную водолазку, открыл быстро — «В прихожей караулил, извращуга?» — придирчиво осмотрел Венди.

      — Что ты на себя напялила? — он звучал строго, почти сердито. — И что с лицом?

      Венди ничего не ответила, только коротко облизнула накрашенную губу — во рту стало чуть сладко.

      — Иди в ванную.

      — Я уже.

      — Иди и смой это безобразие. Сейчас же.

      Венди с неохотой переступила через порог, прекрасно понимая, что даже попытайся она сейчас сбежать, ее бы запросто поймали, но все равно заходить внутрь, в логово врага — а Хикса она считала именно врагом — страшно. Входная дверь за ее спиной закрылась.

      «Два поворота ключа».

      Венди послушно зашагала по просторному коридору, украшенному плакатами фильмов и афишами со спектаклей, явно старых и известных. Пахло бергамотом, пихтой и цитрусом — самым очевидным и дурацким сочетанием мужского одеколона. От него начинало подташнивать или это от страха?

      — Вот, — Хикс открыл одну из дверей. — Полотенце бери любое. Можешь оставить свою кофту. Штаны я принесу.

      Оставшись в ослепительно белой ванной в условном одиночестве, Венди шумно шмыгнула носом: она успела здорово замерзнуть, пока ехала в одном платье и худи. Только зайдя в тепло, испытала холод и страх. Все пошло слегка не по плану.

      «Да, признаться, плана-то у меня особо и не было, — Венди включила воду на полную, а сама принялась копаться в шкафчиках, но не нашла ничего интересного или полезного. — Логично. Это явно гостевая ванная. Но, блин, даже бритвы нет».

      Пришлось смириться, наспех оттирать так же наспех сделанный макияж. От мыла защипало в носу и глазах, а кожу стянуло внезапной сухостью.

      «Пока я лучше буду его слушаться. Он расслабится и тогда…»

      И что тогда? Убьет его? За последнюю неделю Венди не раз представляла, как направляет на Хикса пистолет, спускает курок или наотмашь бьет мачете, все воображалось круто и ярко, а сама она напоминала смесь Сары Коннор и Баффи Саммерс. Красиво. Умеренно кроваво. Но Венди хватало мозгов, чтобы понять, что ее фантазии максимально далеки от жизни.

      «Да, а вот придумать, чего мне делать, мозгов, конечно, не хватило. Так, ладно, собраться».

      — Я все!

      Дверь открылась почти сразу.

      «Черт, то есть он стоял там? Как же стремно».

      Хикс придирчиво оглядел Венди, кивнул:

      — Так-то лучше. Вот, — протянул аккуратно сложенные фланелевые пижамные штаны и отвернулся, давая возможность быстро их натянуть. — Затяни узел потуже и будет нормально.

      — С-спасибо, — «Блядь, за что?»

      — Тебе так намного лучше. Хочешь есть? Пить?

      — Нет, — «Стоп, он же тогда снова уйдет, а я выиграю время». — То есть да. Я хочу молока.

      «Ведь все дети пьют молоко».

      — Договорились, — Хикс коротко прикоснулся к плечу Венди, то ли погладил, то ли смахнул несуществующую пылинку. — Пойдем в гостиную. Там удобнее.

      «Он странный. Типа не знает, что со мной делать. Или хочет понравиться. Зачем? Или он не понимает? Интересно, здесь есть телефон? А стены? Они со звукоизоляцией, как и в клубе? Есть ли соседи? Если я заору, меня услышат? Нет, орать — это крайняя мера. Он сто процентов разозлится».

      Они замерли в широком светлом зале с искусственным камином, концентрация запахов стала совсем невыносимой, живот свело, но, к счастью, ничего не произошло.

      «Это как на русских горках: желудок прилипает к позвоночнику, и блевать как будто нечем», — странное сравнение, но оно придало уверенности. Да, это горки, аттракцион, игра, но точно не вот такая пугающая действительность.

      — Здесь нет украшений, — заметила Венди вслух.

      — А должны быть? — Хикс выглядел растерянным из-за внезапного вопроса, вообще дома он почему-то казался Венди еще меньше, чем в офисе, и еще более отстраненным, нечеловеческим и оттого потерянным.

      «Правда, как пришелец».

      — Рождество же, — пожала плечами.

      — Я его не праздную.

      — Очень зря. Хороший праздник. Добрый. И у Диккенса...

      — Да-да, я читал «Песнь» и все остальное... Послушай, если хочешь, я могу... Что-нибудь придумать. Включить музыку, заказать пиццу. Если тебе так будет комфортнее.

      — Вряд ли, — Венди пристально посмотрела Хиксу в глаза. — Что ты будешь со мной делать?

      — Есть идеи?

      — Есть. Но я стараюсь о них не думать, — честно призналась и почесала пяткой саднящую после бритвы щиколотку.

      Хикс вскинул брови:

      — Ты боишься меня? Думаешь, я какое-то чудовище?

      «Черт возьми, да», — но вслух такое произносить — опрометчиво, поэтому Венди отвела взгляд в сторону, на камин:

      — Ты не боишься, что меня тут найдут? Типа... копы?

      — Ну а ты как думаешь?

      — Ты всех купил?

      Хикс улыбнулся. Впервые за вечер. Но не той искусственной улыбкой, которой пользовался обыкновенно, нет, сегодня он улыбался вполне искренне.

      «Но лучше б он этого не делал».

      — Мышка, всех купить нельзя. Но, в каком-то смысле, ты права. Кого-то купил, кого-то запугал, кому-то что-то подарил...

      — Это тоже подкуп.

      — И да, и нет. В любом случае, на полицию я бы не рассчитывал. А ты умная мышка и никому, разумеется, не звонила. Ты же не хочешь, чтобы у твоей... «сестренки» были проблемы? — Венди кивнула. — Правда умная мышка. Хвалю.

      — Не надо.

      — Тебе неприятно? Что ж, это вполне нормально, — подметил Хикс с видом полного понимания. — Ты насмотрелась на такое количество грязи. Логично, что ты не доверяешь взрослым. Но, поверь, я не обычный взрослый. И я хочу тебе только добра.

      Венди невольно усмехнулась:

      — Звучишь как типичный взрослый.

      Хикс пожал плечами:

      — Твоя правда. Садись, — указал на длинный диван у камина, укрытый пушистым пледом. — Садись, я не кусаюсь.

      Венди осторожно устроилась на краю, а когда Хикс приблизился к ней, подскочила.

      — Понял, — он сел на противоположную сторону, поправил вокруг себя подушки и вытянул ноги.

      Пока Хикс демонстративно принимал самую расслабленную позу, Венди успела зацепиться взглядом за вывешенные вдоль стены бейсбольные биты и перчатки.

      «Кто бы сомневался, ему такая нудятина очень подходит», — но галочку в голове поставила и торопливо повернулась к Хиксу, чтобы не вызвать подозрений.

      — Давай поговорим откровенно. Видишь, здесь нет ни охраны, ни оружия. У меня нет задачи угрожать тебе…

      — …поэтому ты угрожал Тине?

      Хикс развел руками:

      — Она тебя прятала. К тому же ты знаешь Крис, в гневе она абсолютно не рациональная, а ведь я могу помочь. Говорю же, я — не обычный. Мне тридцать пять, однако в отличие от большинства моих ровесников, я прекрасно помню, что это такое — быть ребенком. Комплексы по поводу внешности, неуверенность в завтрашнем дне, жестокие одноклассники. И, конечно, старшие, что воспринимают тебя исключительно как малолетнего несмышленыша или, что хуже, как мини-секс-игрушку.

      Венди встрепенулась. Уставилась на Хикса как в первый раз: опрятный, маленький, да, владеющий несколькими крупными стрип-точками, но при том предпочитающий отсиживаться в своем «домике». У Венди был не слишком богатый опыт в клубной жизни, но в кино, когда показывали сутенеров и папиков, то делали их настоящими секс-вампирами, их логова завешивали постерами с голыми женщинами, в ящики офисного стола прятали тонны презервативов вперемешку с наркотиками, котлетами купюр и патронами. А у Хикса — лишь книги и куча сладкого.

      «Ого. Так его… тоже?..» — от проведенной между ними параллели возникло нечто отдаленно похожее на сострадание, но его тут же перекрыло острое желание помыться заново.

      — Удивлена?

      — Немного… но зачем ты?.. Мне ты это зачем говоришь?

      — Потому что мы понимаем друг друга, разумеется. Нам обоим не повезло, мы родились и выросли в грязи. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы выкарабкаться из этого болота. Знаешь, это же непросто. Я делал кучу вещей, которыми не горжусь. Наверное, все так бы и продолжалось, но тут к нам занесло тебя. И я понял… что могу помочь. Причем не кому-то, а именно тебе. Ты мне нравишься, мышка. На тебе еще не сильно осело дерьмо этой «взрослой жизни», — он показал пальцами кавычки. — Ты можешь совершенно безболезненно и без особых усилий выскочить из всего этого. Жить в свое удовольствие. Учиться, путешествовать, читать. Быть кем угодно: писателем, актрисой, ученым, режиссером.

      — Но для этого я должна жить с тобой?

      — Мне не нравится слово «должна». Ты просто будешь жить со мной, как с другом. Я буду тебя защищать и давать тебе столько денег, сколько попросишь. Мы будем заботиться друг о друге, ведь таким, как мы, знаешь, детям в телах взрослых, лучше держаться вместе. Согласись, это хорошая сделка. Я знаю, каково тебе, поэтому не причиню зла.

      — Но ты уже, — перебила его Венди. — Ты напугал меня. Ты шантажировал Тину, заставлял ее делать гадкие вещи… Черт, друзья так не поступают!

      Хикс отмахнулся:

      — Это издержки. Повторюсь, я делал много плохого, мышка. Но когда появилась ты, я многое переосмыслил и понял. Мне не хочется, чтобы тебе понадобилось повторять мой путь или путь твоей так называемой сестренки. По-хорошему ты слушать меня не захотела. Увы. Но поверь, мне жаль. И я с радостью заглажу свою вину, когда ты согласишься на мое предложение.

      «“Когда”. Ха. То есть вопрос “если” у него даже не стоит. Офигенный Длинноногий Дядюшка, ничего не скажешь».

      Венди злилась, но догадывалась, что выскажи она и часть всего, что роится у нее в голове — быть беде.

      «Хотя я и так примерно в ней. Проклятье, но попробовать же можно?»

      — Ладно, — произнесла она, выдержав небольшую паузу, чтобы ее ответ одновременно прозвучал и осмысленно, и не слишком вымученно. — Будет, как ты хочешь и…

      — Нет, ты не поняла, — теперь, видимо, настала очередь Хикса перебивать ее. — Я хочу, чтобы и ты этого хотела. Удерживать тебя через силу совершенно не то.

      — Хорошо. Я хочу остаться, но я тоже хочу заключить сделку.

      — Интересно. Давай.

      — Я хочу, чтобы ты отпустил Тину. Совсем. Чтобы она могла работать там, где ей хочется.

      — Легко, — протягивая ладонь для того, чтобы скрепить уговор рукопожатием.

      — И! Разреши мне с ней видеться. Хотя бы иногда. Так я буду знать, что с ней правда все в порядке. И что ты меня не обманул.

      Хикс задумчиво погладил идеально гладкую щеку, нахмурился:

      — Прости, мышка. Этого я обещать точно не могу. И не хочу.

      — Почему?

      — Во-первых, потому что при всей моей любви к Крис, но ее образ, да и… скажем так, природа, довольно аморальны. Не думаю, что ее компания пойдет тебе на пользу. К тому же, насколько я знаю, она тебе не сестра и даже не брат. Верно? — не давая ни согласиться, ни возразить, Хикс поднялся со своего места и прошелся по комнате, то ли разминая ноги, то ли наблюдая за сыпавшимся за окном снегом. — А во-вторых, боюсь, ваше общение навредит нашей с тобой дружбе. Прости, но вот такой вот я ревнивый. Но уверяю тебя, вредить Крис и мешать ее счастью я не собираюсь. Ну что? По рукам?

      — Но… как я узнаю, что ты не обманул меня?

      — Боюсь, что тебе придется просто мне поверить. Друзья же так делают. Верно? Ну что? По рукам?

      Венди с опаской покосилась в сторону:

      — Я… все еще хочу молока.

      — Подожди здесь. Я принесу.

      Когда за Хиксом закрылась дверь, сделалось тихо и опять нервозно. Венди с трудом уговорила себя не паниковать и не метаться по комнате с криками, на цыпочках подкралась к стене с бейсбольным снаряжением и сняла одну из бит. Примерилась — вроде удобно, давным-давно она с папой играла в Межконтинентальный кубок, но одно дело — бить по мячу, другое — по человеку.

      Не то чтобы Венди изначально верила, что переговоры сработают, но теперь убедилась в этом окончательно. Обхватив поудобнее биту, она спряталась возле дверного прохода, вслушиваясь в шум на кухне: вот открылся холодильник — вот загудела микроволновка.

      «Собраться. Бить быстро. Не промахнуться. И не пожалеть…»

      С последним — сложнее всего, одно дело воображать расправу, совсем другое — осуществлять. Венди представила Тину, Твити, Мартишу, чтобы хотя бы в воображении ощутить их поддержку.

      «Все в порядке. Зато больше никому не будет плохо. Я все исправлю и…»

      Шаги.

      Все ближе и ближе.

      Венди замахнулась и!..

      «Блядь, да не могу я!»

      Раздался оглушительный звон бьющегося стекла. Хикс присел на корточки, схватившись за висок и за нос, выдавил неразборчивое ругательство. Венди выронила биту и опрометью кинулась к двери. Дрожащей рукой принялась поворачивать ключ, но запуталась. То ли покрутила не туда, то ли просто забыла число оборотов.

      «Бля, бля, бля!»

      Сердце стучало где-то под гортанью. Перед глазами всерьез проносилась вся жизнь, причем с какого-то странного ракурса: школьные неудачи, ссоры с мамой, смерть папы и даже приставание проклятого отчима, — все померкло на фоне осознания того, что Хикс сейчас появится у нее за спиной.

      — Да открывайся же ты!

      Венди почувствовала заветный щелчок. Осталось чуть-чуть — выскочить в коридор, постучаться к соседям или в окно выпрыгнуть — и то не страшно, третий этаж, не помрет, все лучше чем — а вот об этом лучше не думать. Но она не успела.

      Прежде, чем Венди выбежала из проклятой квартиры, ее сшиб мощный удар. С размаху приложившись лбом о порог, она краем глаза уловила силуэт Хикса. Бледного со стекающей по лицу кровью.

      А после наступило кромешное ничего.

II

      — Очнулась?

      Венди с трудом разлепила веки, потянулась, чтобы встать — не получилось. Дернулась — щиколотки и запястья заныли. Комната раскачивалась из стороны в сторону точь-в-точь как на корабле. Белый потолок норовил упасть на и без того потяжелевший лоб.

      — Это было глупо с твоей стороны, — Хикс наклонился над ней, вытираясь красным — «От крови?» — полотенцем. — Мы же вроде договорились. Так какого дьявола ты творишь, мелкий крысеныш?

      Хикс дернул ее за волосы. От неожиданности все встало на свои места: она — на кровати, связана по рукам и ногам, да так крепко, что пальцы потеряли чувствительность.

      «Я облажалась. Вот я идиотка…»

      — Так дела не делаются, — продолжил Хикс, швырнув полотенце на спинку кровати. — Учти, то, что я сейчас с тобой добрый — не значит, что так будет до бесконечности. Я жду объяснений.

      — Отпусти меня.

      — Еще чего. Чтобы ты снова на меня с битой полезла? А я думал, мы друзья.

      — Издеваешься? — Венди нервно сдула налипшую на губы кудряшку. — У меня только начало все налаживаться, и тут приперся ты и все испортил!

      — Как грубо. Но так-то это ты сунула свой наглый курносый носик туда, куда не следовало, — Хикс насмешливо щелкнул Венди по лбу и сел рядом, да так близко, что от него хотелось всеми силами укатиться. — И не такой уж я и злодей. Я же не выдал тебя копам. Не выкинул на улицу. Наоборот вполне потакал твоим прихотям.

      — У меня была семья!

      — Да Господи, кто твоя семья? Шлюхи? Бляди? Пидорасы и трансухи? Мышка моя, то, что ты себе напридумывала всякого — это чудесно, но только открою один маленький секрет — остальным ты нафиг не упала. Думаешь, та же Крис в восторге от того, что тебя встретила? Я тебя умоляю. И да, идея, что вы сестры — очень тухлая. Скорее уж… — Хикс фыркнул. — Ты в нее влюбилась? Признайся честно. Или в ее большой черный член?

      Венди громко плюнула, попала прямиком Хиксу на джинсы, за что молниеносно получила по щеке, да так крепко, что заложило ухо. Навернулись слезы, но терять самообладание от банальной пощечины — вот еще.

      — Крыска-мышка, давай, заканчивай выкобениваться. Я же вижу, что тебе страшно. Предлагаю тихо-мирно все обсудить и остаться друзьями.

      — «Еще чего», — отозвалась Венди, повторяя за Хиксом. — Мы ни капли не похожи, ясно? Я — тупая, да, и неудачница, но я — не сука. А ты — сученыш, которого выебали уебки, и который сам превратился в уебка. Так что засунь свою дружбу!..

      «Бля, я звучу нереально круто, но я чую, что отхвачу такой же нереальной пизды за свой базар».

      Хикс внезапно спокойно кивнул, поднимаясь и доставая с пола биту:

      — Что ж. Ладненько. Будь по твоему. Тогда еще один секрет, — элегантно перехватил древко. — От уебка для неудачницы, так сказать. Когда решаешь кого-то ударить, не стоит думать о нем, как о живом человеке. Надо бить уверенно.

      Закончив, Хикс с размаху ударил по правой щиколотке Венди.

      Раздался хруст. Не такой, какой могло бы издать тело живого существа, скорее уж стул, пустой ящик, бревно, что угодно, но не ее, черт возьми, нога.

      Венди не помнила, чтобы в жизни так кричала. Наверное, она что-нибудь себе внутри порвала, но что именно, осознать не получилось — ведь Хикс ударил еще и еще.

      Он бил с невероятной, неправильной легкостью и с внезапной силой. Кто бы мог подумать, что ухоженный коротышка так умеет? Но думать не получалось.

      Орать, выть, задыхаться и не чувствовать себя от боли — да.

      Думать — нет, она, казалось, даже алфавит забыла.

      Глаза перестали видеть, а уши — слышать. Они проходили такое состояние в школе, его называли аффектом или шоком. Венди ощутила себя нигде и никогда. В странной прострации она вновь прокрутила на быстрой перемотке воспоминания своей незадачливой и, видимо, короткой жизни.

      Теперь она видела только хорошее. В основном маму. Усталую, грустную, глупую, крикливую и испуганную. Боже, как хотелось к маме. Она же по-прежнему плачет одна, свернувшись неловким клубком, пока никого рядом нет? Кто ее утешит? Не отчим, нет, и не мелкий, черт, его же даже еще толком нет.

      Вспомнилась Тина. Тоже маленькая. Да-да, в ней шесть футов роста, но сегодня в ванной и на их общей кровати она воспринималась совсем крохотной, беззащитной и как никогда дорогой.

      Проклятье, а ведь она хотела всем помочь. Маме — не мешать и не напоминать о том, какой у нее получился отвратительный ребенок. Тину — оградить от всего плохого и… спасти?

      «Ну я и идиотка».

      Венди витала между двумя родными образами и искренне надеялась не возвращаться в страшное и липкое настоящее.

      «Липко… ноге липко… — фланель мерзкой тряпкой приклеилась к щиколотке или к тому, что от нее осталось. — Как хорошо, что я не могу увидеть это дерьмо».

      Тело потряхивало.

      Мышцы сводило трясучей судорогой. Изредка удавалось набрать воздуха в ноющие легкие.

      — Мышка-а. Живая? Давай, приходи в себя потихоньку. На вот. Попей, — Хикс прижал к потрескавшимся губам Венди мокрое полотенце.

      Больно.

      Вода затекла за уши.

      Гадко.

      Болела каждая клетка, так что впервые приходилось жалеть, что ее так много: руки, ноги, вроде, пока всего по две.

      — Не смотри на меня так, будто это я во всем виноват.

      Хикс небрежно швырнул полотенце Венди прямо на лицо. Стемнело. Вернее, свет от плафона как был, но лишь блеклой точкой посреди влажного махрового марева. Неизвестность пугала.

      — Впервые вижу открытый перелом так близко, — голос Хикса возник где-то внизу, на уровне больной ноги. — Боюсь, с таким не убежишь. И тебе придется дружить со мной по моим правилам.

      Венди втянула слезы и сопли, притворилась мертвой, потому что препираться уже не сохранилось запала, а умолять и плакать — пока не позволяла щепотка самоуважения.

      — Знаешь, а ведь мы правда похожи. Делаем вид, что такие сильные, важные… мы в самом деле могли подружиться…

      Матрас заскрипел.

      Хикс подбирался медленно, осторожно, якобы проявляя жалость.

      «На деле ему не охота пачкаться».

      — Эй, мышка. Есть еще один вариант сделки. Ты не будешь больше вести себя как сучка, а я, так и быть, не стану тебе ломать вторую ногу. Окей?

      Холеная ладонь легла на бедро и проехалась вверх к краю худи, надетого на голое тело.

      Воздух из легких снова куда-то делся.

      — Мышь. Скажи что-нибудь, и я буду ласковым. Я же все понимаю…

      — Н-не надо…

      Пальцы игриво постучали на уровне шнурка штанов:

      — Ответ неверный, — ослабили узел.

      — Н-нет. Нет. Нет!

      Венди постаралась перекатиться, перелом отозвался импульсом боли и дрожи. Тело ощущалось неподатливым и чужим, одновременно тяжелым и безвольным.

      «Сука и не обоссаться, не обосраться».

      — Я не хочу.

      — Это правильно, — спуская штаны до колен. — Приличные дети никогда ничего такого не хотят. Но поверь, лучше уж так, чем… а впрочем… не важно. Будь паинькой.

      — Нет!

      Под полотенцем делалось душно и жарко. Венди не понимала, текли у нее слезы или просто так капала вода. Ориентировалась на звуки и прикосновения.

      Вот Хикс погладил ее живот. Вот приподнялся, стягивая с себя водолазку. Звякнул пряжкой ремня.

      «Мама. Боже, я хочу к маме».

      От дыхания в районе лобка застучали зубы.

      Венди отчетливо вообразила губы Хикса там. Внизу. Внутри. А следом и его проклятые пальцы, и…

      — П-пожалуйста!

      «Мама!»

      Ничего не произошло. Вернее ничего из того, что Венди ожидало. Ни пальцев, ни грязного сюсюканья, ни свежих ударов битой. Хикс вскочил, а потом скатился вниз, издав нечто среднее между вздохом и хлюпаньем. Во всей внезапной суете раздалось три щелчка.

      — Гном!

      С лица, наконец, сорвали полотенце. Морщась на свет и белизну спальни, Венди сумела нормально набрать воздуха.

      На нее пристально и как никогда испуганно смотрела Тина.

      — Гном, это я. Ты в порядке? Блядь, конечно ты не в порядке. Мой бедный ребенок! Все в порядке. Сейчас я тебя отвяжу.

      «Это глюки или я просто умерла?»

      Венди с трудом приподняла голову, наблюдая за тем, как Тина, растрепанная, в пижаме, с перекошенным от испуга лицом, носилась вокруг кровати, силясь ослабить узлы из парадных галстуков — «Так вот что это было» — со стороны она едва ли походила на ангела.

      — Блядство. Сколько крови. Гном, не смотри, ясно?!

      — Ты меня нашла.

      — Чудом. Это ебаное рождественское чудо!

      — Я думала, ты спишь…

      — Уснешь тут. Буч как тебя привез… Его совесть замучила.

      — Б-буч?

      — Ну, охранник. Буч! Как ты его имени не выучила? Он разогнал своих пацанов и свалил в закат. Напоследок набрал Мартишу. Она схватила Твити и двинула ко мне. Гном, тебе пизда. Вот увидишь, я тебя вытащу отсюда, вылечу, я тебе такой пропиздон устрою. Ты, блядь, сидеть не будешь никогда. Поняла меня?!

      — Я т-тоже тебе рада, — вяло улыбнулась Венди, кое-как шевеля освобожденными кистями. — Получается… Ты не соврала про пистолет?..

      — Когда я тебя обманывала? Он еще и с глушилкой. Ничего тут не трогай! Я дам тебе пострелять, только уйдем отсюда нахуй. Давай сюда, — она подхватила Венди на руки.

      — А-а… Хикс?.. — Венди попыталась обернуться, но Тина быстро накинула на нее капюшон.

      — Не смотри, гном. Потом… Сейчас мы валим.

      — Домой? — с плохо осознаваемой радостью прошептала Венди.

      — Да-да, домой. Пойдем, моя хорошая.

      Из-за капюшона опять стало темно, но теперь как-то спокойно. оставался только маленький зазор, из-за которого удалось разглядеть пол, ноги Тины в спортивных штанах и кроссовках, потом ноги в высоченных сапогах.

      — Я зачистила камеры, — с довольной усмешкой подметил сипловатый голос. — Ну, точнее просто краской запшикала. Но весьма профессионально.

      «Мартиша».

      — Ебать, это наш гном? Эк ее… Ходить хоть сможет?

      — Пусть только попробует не смочь, — прорычала Тина.

      — А Хикс?.. Да ладно? Серьезно? Пизда, мы безработные. Пойдем, Твити лифт караулит.

      — Прости, я не сообразила поискать деньги.

      — А! Забей. Нах мне деньги детоеба? Мы не пропадем. Считай, Буч нам предложение сделал.

      — Обеим?

      — В каком-то смысле. Ты чо, я эту блонду-манду не брошу. Она мой бро.

      — Ой, девочки, вы в порядке! — зашептало дрожащее сопрано.

      Ноги в капроновых колготках и блестящих стрипах.

      «Твити…»

      — Ой, мамочки, сколько крови! Она умерла?.. — плаксиво.

      Ее молниеносно перебили Мартиша и Тина:

      — Ты тупая?!

      — Бля, Твити, сплюнь нахуй!

      — С-слава Богу… А Хикс?.. Боже! В-вы убили Хикса?

      — Не я, а она.

      — Поорите об этом погромче, — строго прервала их обеих Тина. — Выходим и расходимся.

      Похолодало. Венди сообразила, что они на улице, когда на искореженную ногу упали первые снежинки. Нет, она их не почувствовала, но очень отчетливо представила.

III

      Старенький «Мустанг» с ревом несся по ночной трассе, рассекая светом фар черноту, присыпанную хлопьями снега.

      Лос-Анджелес, разряженный в рождественскую рекламу и гирлянды, остался позади. Насколько давно, Венди не знала, за время дороги она успела несколько раз потерять сознание. Приходя в себя, старалась не смотреть на ногу, перевязанную чьим-то ярко-розовым шарфом.

      «Наверное, Твити».

      Ощущения постепенно возвращались. Боль чувствовалась, но где-то далеко. Может, шок еще не прошел, может, положение нашлось относительно удобное, а может, она потеряла слишком много крови?

      — Прости, я загадила тебе все сиденья... Я потом уберу, — пробормотала Венди.

      Собственный голос звучал неотчетливо и незнакомо, как сквозь вату.

      Тина ничего не ответила, она вообще почти не говорила с тех пор, как они выехали за черту города.

      «Она злится? Да, наверное. Имеет полное право. Ей пришлось меня спасать и все вот это... Забавно, я думала, что это я ее спасу. Вот я лохушка».

      — Я не злюсь, — словно угадав мысли Венди, пробормотала Тина. — Просто слежу за дорогой. Ты ни в чем не виновата. Все будет хорошо, — и погладила ее по плечу дрожащей рукой, чуть измазанной в запекшейся крови.

      — Да, — улыбнулась Венди.

      От прикосновения стало очень тепло и уютно, мир в очередной раз завертелся, предвещая новый обморок, но Венди поспешно прислонилась лбом к холодному окну.

      — Все будет хо-ро-шо, — мечтательно произнесла она. — Прости, я такая дура...

      — Ты не дура. Ты маленький ребенок, которого выманил чертов педофил.

      — Нет, я дура. Надо было сразу тебя слушаться. Оставаться в «Хуа Инь» или хотя бы не путаться под ногами. Но я все поняла. Я буду тебя всегда-всегда слушаться. Что бы ты ни сказала... Ты слушаешь?

      — Да.

      — Вот. Слушай. И все правда будет хорошо. Мы уедем, начнем новую жизнь. Ты будешь выступать. Я буду поломойничать и... — голова казалась невероятно тяжелой, приходилось то и дело запрокидывать ее назад, от чего перед глазами пульсировали пестрые кольца. — Или в Кент? К маме. Обещаю, я с ней помирюсь. Ты будешь жить у нас. Я буду рыбачить. А потом... Ты слушаешь?

      — Да, гном, я слушаю.

      — ...потом я разбогатею. Открою театр. Имени тебя. И ты будешь там выступать... Круто?..

      — Да, гном. Очень круто. Тебя не знобит? — Тина провела ладонью по лицу Венди, очень захотелось ее поцеловать, но не получилось. — Только не отключайся. Рассказывай дальше. Мне интересно. Какой театр? Что будем там играть?

      — «Перевал»...

      — Ха, я буду Хитклиффом?

      — Не-е-е... Ты будешь Кэтрин. Хитклиффом буду я.

      — А я думала, Хитклифф черный. Разве нет?

      — Он смуглый. И какая разница? У нас будет крутой театр. Там будет можно все.

      — Вот как, — судя по интонации, Тина улыбалась. — Круто. Расскажи еще. Как там у нас все будет?

      — Красиво, — держать глаза открытыми почти не получалось, Венди с трудом удерживала крошечную щелку между век, чтобы изредка посматривать на Тину. Такую чудесную, родную, любимую...

      Венди представляла их общий театр. Большой и светлый. Представляла спектакль, очень отчетливо. Мама бы играла Эллен Дин, папа — Локвуда, Твити — Изабеллу, Мартиша — Фрэнсис, а охранник — слугу Джозефа, так уж и быть.

      Они бы все ходили в викторианских нарядах, учили роли, вместе собирали декорации, пили колу, разливая ее шутки ради по нарядному сервизу из реквизита. И было бы им всем так хорошо, так весело, так спокойно…

      В какой-то момент фантазии о постановке переросли в нелепый сон, в нем Венди видела себя в костюме Хитклиффа.

      Вот она пробирается по саду поместья, взбирается по деревьям и трубам на фасад дома, чтобы оттуда по водостоку аккуратно подобраться к окну Кэтрин, то есть Тины. И дождаться, когда служанка выйдет из ее спальни, чтобы постучаться и вместе с морозным воздухом Грозового Перевала проникнуть внутрь и замереть неловкой, дикой и в каком-то смысле уродливой фигурой в уютной комнате, пахнущей цветами и свежезаваренным чаем.

      — Я ждала тебя, Хитклифф, — шептал родной, чуть суровый альт, приятно растекающийся по нутру при каждом слове. — Но ты опоздал. Что ты делал?

      — Молился.

      — Ты? Молился? — в тоне проступила надменность, сделалось почти обидно.

      — Да, я молился, потому что нас больше некому защитить. Как же мы сможем снова быть вместе?

      В спальне повисла неловкая тишина, слышно только, как ветер колышет занавески и где-то там, внизу, за живой оградой надрывается последний живой сверчок.

      — А мне снился сон, — прошептал любимый альт совсем тихо. — Что я попала в рай.

      — Нет-нет. Я не хочу слушать про твои сны!

      Вышло грубо.

      Не хотелось звучать вот так грубо, просто на душе так тревожно и нелепо, не терпелось получить реальный и действенный совет, помощь, в конце концов.

      — Мне снилось, что я попала в рай. И я была бы там бесконечно несчастна.

      — Потому что мы недостойны рая. Все грешники были бы в раю несчастны.

      Она рассмеялась, протянула руку: теплую, с едва заметными мозолями и тихо позвякивающим браслетом на запястье.

      — Тут ничего такого нет, — добавила шепотом, усаживая подле себя на софу. — Я только хотела сказать тебе, что рай, казалось, не был моим домом; и у меня разрывалось сердце — так мне хотелось заплакать. Я попросилась обратно на землю. Ангелы рассердились и сбросили меня прямо в заросли вереска на Грозовом Перевале. И там я проснулась, рыдая от радости. Мне нет дела до рая, раз тебя там нет. Вот насколько я тебя люблю. Из чего бы ни были сотворены наши души, твоя душа и моя — одно. И все другие души так отличны от наших, как лунные лучи от молнии или иней от огня.

      Венди тряхнуло. Запоздало в ее сон ворвался шум тормозов, а следом — хлопок двери с водительского сиденья.

      — Т-Тина? Ти?!..

      — Чего кричишь? Я тут, — ответила та с ласковой усмешкой. — Давай, я тебя вытащу. Цепляйся за шею. Удобно? Ну и отлично.

      Реальность овладевала Венди кусками: тепло, сыро и ветрено. Тина несет ее на руках точь-в-точь как Хитклифф нес бы Кэтрин с их тайной вылазки. «Мустанг» застыл где-то позади, виновато помигивая фарами. И хоть Тина и улыбалась, стало не по себе.

      — Г-где мы?

      — В безопасности. Ну, пока. Тихо-тихо. Не вертись, а то уроню.

      — Где мы?! — Венди увидела прямо перед собой старенькое четырехэтажное здание с блеклой вывеской, на которой значилось — «Больница святого» кого-то там, из-за налипшего снега не разобрать, да и какая разница? — Стой! Нам же нельзя! Нас же поймают!

      — Совершенно верно, гном. Поэтому не шуми, ладно?

      — Зачем тогда? — Венди испуганно сжалась. — Т-ты что… ты бросаешь меня?..

      Они остановились посреди безлюдной дороги. Вокруг — ни души, оно и понятно, канун Рождества, кому в голову взбредет ошиваться рядом с больницей в какой-то глухомани. Тина осторожно несла Венди, перешагивая через сугробы и замерзшие лужи. Говорила быстро и четко.

      — Послушай, гном. Мы в жопе. Мы убили человека. Да, говнюка и урода. Но убили. Это факт. Я смогу смыться, но с тобой — точно нет и…

      — Нет.

      — Венди, послушай. Я не хочу тобой рисковать. Тебе там помогут. Никто не узнает, что ты в этом как-то замешана… К тому же здесь ты считаешься по законам ребенком.

      — Нет. Нет! Нет! Я в порядке! Поставь меня! Я не буду мешать! — Венди из последних сил вцепилась в ворот кофты Тины, так что они обе чуть не упали. — Пожалуйста! Я обещаю, я буду… я буду слушаться! Клянусь! П-пожалуйста!

      — Заткнись! — рявкнула Тина, в три шага донесла Венди до замерзшего крыльца. — Боже, гном. Помолчи. Послушай меня, — схватила за щеки, впервые с их встречи в доме Хикса, заглянула в глаза. — Все будет хорошо. Тебя подправят. Ты вернешься домой. К маме и мелкому. Вышвырнешь уебищного отчима. Будешь ходить в школу и всем хвастаться, как прошла несколько штатов пешком. Ты будешь счастлива. Ты понимаешь?

      Венди трясла головой, чувствовала, как слезы катятся по ее щекам и обжигают замерзшую кожу.

      — Но я не хочу! Т-ты врешь! Я хочу быть с тобой. Я же… — «Я люблю тебя, я по-настоящему люблю тебя».

      — Гном, блядь, — нервно вытирая сперва лицо Венди, а потом свое. — Но так надо. Все будет хорошо. Все уже хорошо. Ты меня спасла. И я тебя спасу.

      — Я не справлюсь без тебя!

      — Справишься! Гном, запомни, все возможно, если постараться. И только мы решаем, чего мы можем, а чего — нет. Мы хотим, и мы обязательно встретимся. Обещаю, — она показала на свой парный браслет и нажала на кнопку вызова медсестры. — Моя дорогая, все будет хорошо!

      Поцелуй вспыхнул на щеке.

Прежде, чем Венди успела сообразить, Тина уже бежала к машине. Все воспринималось таким ненастоящим. Неправильным.

      — Нет…

      Вот открыла дверцу, прыгнула на сиденье.

      — Стой! Пожалуйста!

      Махнула рукой.

      Венди попыталась встать, съехала по ступенькам. Взвизгнула от боли и обиды:

      — Сука! Ты же обещала! Ты лгунья! Тина, ты сучья лгунья!

      «Мустанг» дрифтанул на комьях грязного снега и рванулся вперед, растворяясь в снегопаде красной вспышкой. Хотелось выть в голос и сыпать проклятья вслед человеку, которого, наверное, обожала сильнее всех на свете. Или, по крайней мере, сдохнуть прямо тут, на заляпанном кафеле с перевязанной ногой, но, к счастью или нет, силы закончились совсем.

      Последнее, что Венди помнила: руки в перчатках, взволнованные голоса и доносящаяся из клиники песенка про колокольчики и Рождество.