Всю свою жизнь Ли Феликс испытывал неиссякаемое отвращение к собственному отражению в зеркале. Он… просто ненавидел себя. За всё. За натуральный цвет волос, по-отвратительному смуглый оттенок кожи, несуразную комплекцию тела, чересчур смазливые черты лица и многое-многое другое, что разом перечислить казалось невозможным даже самому парню. А во главе этого бесконечного списка стояла россыпь тёмных веснушек на лице – то, к чему Ликс испытывал неприязнь чуть ли не больше всего на свете. Потому что когда-то очень давно собственная мать сказала ему, что они ужасны. Отчаянно невыносимые, точно такие же, как и веснушки его отца.

В попытках избавиться от физического «изъяна» Феликс часто злоупотреблял химозными средствами, пренебрегая и без того расшатанным здоровьем, не раз расцарапывал лицо до крови и даже сдирал с себя целые слои кожи. Но всё было, как назло, безрезультатно. Как следствие, каждую ночь донельзя чувствительное сердце снова и снова встречалось с непрошенными истериками и тревожными мыслями, утопая в буйном океане пролитых слёз беспомощности.

Тем не менее, на теле Феликса всё-таки имелось сокровенное местечко, к которому он относился с особенным трепетом: небольшая метка на запястье, постоянно напоминающая ему о ненавистных веснушках, ассоциировалась исключительно с чем-то удивительно душевным и успокаивающе тёплым. С чем-то, что в тысячу раз дороже до тошноты знакомого затхлого воздуха обшарпанной квартиры родителей, давно затерявшейся в серости окраин по-чужому родного города.

«Поцелованный солнцем».

Эта замысловатая надпись была единственным лучиком света в мрачном царстве жизни Феликса, какой-то по-детски глупой верой в то, что он действительно кому-то нужен и более того – очень-очень важен. На протяжении многих лет наблюдая за тем, как некогда неподвижные звёзды исчезают со своих мест, оставляя за собой лишь секундный блёклый след на небе, он, словно ребёнок, в тайне ото всех загадывал одно и то же желание: как можно скорее найти свою судьбу. Ликс, как никто другой, просто хотел, чтобы его любили. И почему-то было совершенно без разницы, кто бы в конечном счёте стал тем самым спутником его жизни.

Но, увы, ещё в раннем детстве Ли усвоил одну далеко непростую истину, которую, казалось, пыталась донести ему сама Вселенная: он – единственный, кто по-настоящему одинок. Ведь в самом деле, родители никогда не уделяли ему должного внимания, а сверстники гнобили только потому, что он был не таким как все – как внешне, так и внутренне. Даже не вдаваясь во все подробности, можно было смело заявить, что Ликса просто приучили думать, что он никогда ничем не выделялся из той серой массы зависти и ненависти, по другим определениям зовущейся «обществом». В силу своего мягкого, податливого характера он словно по несправедливой прихоти Матери-природы не имел возможности принять факт того, насколько невинен, искренен и добр он был по сравнению с теми, кто каждодневно унижал его. Унижал за то, о чём мог лишь мечтать, самоутверждаясь за счёт самого́ воплощения беззащитности.

Наверное, «заговор Вселенной» начался именно тогда, когда отец и мать Феликса вступили в брак по расчёту. Сделали они это только потому, что того требовали обстоятельства: глава семейства потерял родственную душу в несчастном случае, так ни разу и не встретив её, а от матери отказался предназначенный, который не смог полюбить её в ответ. Как часто бывает в подобных случаях, отдушиной для обоих стала работа, а чуть позже – целый «суповой набор» из алкоголя, потребляемого в чрезмерных количествах, вперемешку с десятком других медленно, но верно убивающих зависимостей. И оба, конечно же, напрочь забыли про существование маленького мальчика, требующего тепла и ласки, у которого до банального было не достаточно сил справляться со всеми тяготами жизни в одиночку.

В итоге, после настолько глубокого осознания светлый ребёнок ожидаемо закрылся в себе, с каждым прожитым днём обрастая всё новыми и новыми комплексами, привитыми тому токсичными окружающими, которым он не мог дать отпор. И за это он испытывал ещё большую ненависть к себе.

В те времена Феликс думал о суициде. Много и долго. Представлял, что ждёт его после смерти и что изменится в жизни, к которой у него не будет шанса вернуться. И каждый раз приходил к выводу, что ровным счётом не изменится ничего. Разве что родителям придётся раскошелиться на похороны, а дальше будет очередной запой, и больше о Ли никто и никогда не узнает…

От однозначно необдуманного поступка останавливало лишь щемящее чувство в груди. Ведь если Ликс убьёт себя, то наверняка испортит жизнь ещё и своему соулмейту. И не дай боже этот незнакомец, испытав сухое горе утраты, пойдёт по той же кривой дорожке тёмного леса сожалений, как уже случилось с его родителями.

И ведь точно, незнакомец. А что, если этот неизвестный просто откажется от Феликса? За всю свою жизнь Ли достаточно насмотрелся на тех, кому не посчастливилось испытать настолько ужасные вещи в реальной жизни. Он не понаслышке знает, что может произойти в таком случае. И вся эта накопленная безнадёга без спроса, неожиданно и с размаху бьёт поддых, по всему тому, что находится внутри. Лишая воздуха, дробя ребра, добираясь до самой глубины души. И тогда тело охватывает не только ощущение безысходности, но и режущая, рвущая плоть десятками невидимых ножей боль, от которой не существует пути избавиться.

Из-за таких странных, но частых мыслей всё внутри перемешивается в непонятную кашу из самых разных, не всегда понятных эмоций. Поэтому остаётся только одно – ждать. И Ликс ждал. Ждал покорно, отсчитывая секунды до конца того ада, в котором он варился уже почти восемнадцать лет.

К слову, день совершеннолетия казался ему заветным днём спасения. Не только потому, что можно поскорее сбежать из осточертелой обстановки, приносящей одну лишь боль воспоминаний, но и потому, что в этот день рождается возможность найти того единственного, с кем и море по колено, и горы свернуть – раз плюнуть.

Однако долгожданный «праздник» принёс с собой не только новую надпись на запястье, но и целый букет разочарований: семью Ли выгнали из квартиры за внушительный долг отца, оплату которого тот просрочил достаточно влиятельным людям, а сам Феликс после спонтанной драки с хулиганами в одном из криминальных районов города попал в больницу с переломом руки, лёгким сотрясением, множественными ушибами по всему телу и отсутствием денег и телефона в карманах.

Первый день своего совершеннолетия он встретил в заключении мертвецки белых стен, впитавших характерный запах медикаментов, с отупляющей болью не только в теле, но и где-то там, глубоко внутри, под весом сдавливающих бинтов на груди… Не самая воодушевляющая атмосфера, верно? Для празднования – тем более.

Однако Ликс выкрутился и из этой задницы, пусть и нереальными, можно сказать, титаническими усилиями: смог отыскать новое жилье, устроиться на работу, полностью взяв обеспечение родителей на себя. За этими хлопотами он почти забыл о «воющем на луну», ведь важнее всего было не опуститься на самое дно, с которого подняться сил уже могло просто не хватить.

Так прошёл один год. Время, за которым гнался Ли, ускользало незаметно. Словно песок, просачивающийся сквозь щели в ладонях, сложенных в умоляющем жесте подождать ещё хотя бы пару секунд. И вместе с уходящим временем огонёк надежды на глубине души также угасал всё сильнее и сильнее.

Феликс действительно пытался отыскать своего предназначенного. Но по какой-то причине никак не мог найти. И однажды к нему пришла ужасающая мысль: что, если его соулмейт уже умер? В эту догадку никак не хотелось верить, пусть реальность и говорила об обратном.

С того самого дня Ли окончательно потерял веру в возможность встречи с истинным. А спустя ещё полгода, не залечив свежую кровоточащую рану, он попробовал вступить в первые в своей жизни отношения.

Но любовь его всегда выходила ему боком. Потому что Феликс доверчивый. Даже слишком. А для кого-то грех не использовать такого наивного мальчика в своих грязных целях. Честно говоря, это не раз доводило до невероятно жгучих немых слёз, проедающих насквозь и без того израненное нутро парня. Как бывало и раньше, укрывшись от всего мира под одеялом, которое, казалось, могло спасти от всех существующих бед, он входил в привычное состояние внутренней истерики, изредка всхлипывая, теряясь в бесчисленных мыслях, что остриём топора раскалывали чугунную голову.

Тогда Феликс пообещал себе никогда никому не доверять. И нет, он не превратился в ту «плохую» суку, которая стереотипно ненавидела весь мир за единожды разбитое каким-то мудаком сердце. Просто закрытость, которая всегда была непозволительно близко, наступая на пятки, всюду сопровождая его, стала значительно прогрессировать. Ли не понимал, нравится ему это или нет. Но даже несмотря на всё, что с ним произошло, Феликс ничего не мог поделать со своей сущностью и по-прежнему старался угодить окружающим, «заслужить» хоть какое-нибудь проявление такой желанной им любви, рефлекторно отодвигая собственные мысли, чувства и потребности на далёкий задний план.

Так прошло ещё полтора долгих года, пока Ли окончательно не забил на всё и вся. Ежедневно находясь в бессильном состоянии эмоционального выгорания, он просто плыл по течению. И это уже почти стало новым исходным кодом его жизни, прочно въелось в кору головного мозга, пока неожиданно для себя, двумя месяцами позже, Феликс вдруг не открыл ещё один мир, найдя наконец то, чем он желал бы заниматься по жизни.

Музыка. Если чуть корректнее – танцы. Это принесло ему огромную дозу эндорфина именно в тот период, когда Ли нуждался в этом больше всего.

Вполне возможно, что бесценные моменты, когда он полностью погружался в мелодию, создавая собственную хореографию, были идентичны с тем странным тёплым чувством, которое когда-то давно излучала небольшая надпись на запястье. Танцы дарили ему нечто, схожее с испытываемыми ранее ощущениями, то же спокойствие, искреннюю улыбку и светлую веру в лучшее будущее. Они вдруг разом заполнили вечно зияющую дыру в сердце, вытеснив собой предопределённую небесами несчастную любовь.

Вскоре Феликс обрёл искомую годами цель и решил переехать в шумную столицу, которая внушала в него страх неизвестности, но в то же время вдохновляла внезапно открытыми возможностями. Там парень устроился на две работы. Одна из них – доставка в сети крупных пищевых компаний. Но Ликс, выросший в относительно небольшом месте, никак не мог привыкнуть к оживлённым улицам огромного города.

Его «диагноз» топографического кретинизма окончательно подтвердился тогда, когда внезапно к Ли пришло понимание, что он заблудился в незнакомом ему районе с кучей заказов за плечами и вовремя севшим телефоном в руках. Мало того, что он потерял драгоценное время, так, оказалось, что ещё и несколько заказов между собой перепутал. И…

…И, походу, встретил того самого.

Живого, в рот его ебать, и невредимого.

Заспанного и слегка потрёпанного.

С безумно милыми кудряшками на голове и лёгким испугом в удивлённых глазах…