«Когда вечерами тебе одиноко

И хочется, чтобы рядом был кто-то...

И, кажется, только протянешь руку,

И сразу отыщешь нового друга...»

  (The Strahi – Безглазое)

«Что произошло? Кажется, я был в подземной лаборатории, а после… доктор Вернике, он подставил меня. Значит, я уже мертв?!», – устало размышлял репортер, не в силах открыть глаза или же пошевелиться. Странно, но по какой-то причине мужчина не чувствовал боли. Возможно, это были последние секунды его жизни, по крайней мере, он желал, чтобы это было так. Боль. Страх. Ненависть. Все эти чувства ни на секунду не покидали Майлза, а сейчас он был свободен от ужасов психиатрической лечебницы Маунт Мэссив.

– «Links, rechts, gradeaus – 

Du kommst hier nicht mehr raus

Links, rechts, gradeaus – 

Du kommst hier nicht mehr raus…»*, – заиграла знакомая мелодия, что заставило Майлза испуганно подскочить с постели, чтобы отключить будильник.

Мужчина несколько секунд испуганно озирался по сторонам, готовый в любой момент наткнуться взглядом на очередного психа или же злосчастного докторишку. Но вокруг была лишь непроглядная тьма и еле слышимое тиканье настенных часов. «Где я, черт возьми?! Почему я еще жив?», – крутились вопросы в голове перепуганного репортера, пока он дрожащими руками ощупывал буквально каждый миллиметр своего тела. Как бы странно это не прозвучало, но даже шрамов от ран не осталось на его коже. К тому же пальцы, что ранее жестоко откромсал Трагер, были на месте. От всего этого, мужчина лишь сильнее занервничал, не в силах понять происходящее или же хотя бы как-то логически объяснить сложившуюся ситуацию. И даже, не смотря на небольшую эйфорию, что охватила его в первые секунды, после осознания того факта, что он каким-то образом спасся, репортер желал поскорее узнать, где же он находился и стоит ли чего опасаться. А потому, он начал, словно слепой, что не удивительно в подобной ситуации, ощупывать окружающее пространство, пока не уткнулся в небольшую тумбочку, что стояла подле кровати.

Настольный светильник не работал, но рядом оказался небольшой фонарик и, кажется, записка. Он осторожно поднял оба предмета и без промедлений включил фонарь, медленно оборачиваясь и освещая небольшую комнатку. Это была его комната, детская спальня в доме родителей Майлза. «Что за?», – наверное, если бы не тот факт, что дом давно продан, а родители мертвы, Апшер бы обрадовался тому, что оказался именно здесь.

Он еще раз осмотрел комнатку: приоткрытый шкаф, комод, картины, кровать и даже маленькие плюшевые игрушки, что лежали на его кровати, когда он спал в этой детской, все было на своих привычных местах. «Хах… И вы ребята тут! А ведь раньше, именно благодаря вам, я не боялся засыпать ночью», – с улыбкой, вспоминал репортер, пока разглядывал игрушки, что ему когда-то подарила мама на день рождения. Бонни, Фокси, Фредди и милый страж его сна – Фредбер, мирно лежали возле подушки, вот только… Он нигде не мог найти Чику, и по какой-то непонятной причине подобное заставило его сильно напрячься.

Тут он вспомнил, про маленький листок, что лежал на тумбе возле постели. Мужчина аккуратно развернул бумажку и осветил короткую надпись: «Поиграй со мной!» и больше не было ни слова, но и этого хватило, чтобы по коже пробежал легкий холодок. «С кем я должен поиграть?!», – подумал, было, репортер и тут же обернулся, услышав грохот посуды, что донесся из коридора.

Пойти на звук, в данной ситуации, можно было спокойно приравнять к игре на выживание. Весь предыдущий опыт, пусть даже большая часть была взята из фильмов ужасов и поездки в психиатрическую лечебницу, говорил бежать и прятаться, ибо после всего, что с ним случилось, ждать чуда равносильно банальной глупости.

«Ну и кто же там? Копы пришли потому, как я залез в чужой дом или же, спецназовцы? Но тогда я должен был как-то сбежать из больницы, а я такого не припоминаю… Черт! У меня плохое предчувствие! Точно! Я просто спрячусь в шкафу и посмотрю, кто войдет в комнату, а после уж решу, стоит ли вытаскивать свою задницу. Хотя… если это враги, то я окажусь в западне, и не думаю, что они настолько глупы, чтобы не найти взрослого мужчину в детской», – незаметно для самого себя, репортер от волнения начал мять маленький листок, который он все еще держал в руке, с головой погрузившись в свои мысли. Но вот, грохот повторился, заставив репортера вздрогнуть и выронить фонарик.

– Блять! – ругнулся полушепотом мужчина, быстро опустившись на колени, чтобы поднять единственное оружие, что было в его руках с момента пробуждения.

Когда он встал с колен, взгляд невольно устремился на постель, где около подушки лежал его мобильник. Пару минут назад на нем играла знакомая песня, кажется поставленная на будильник, вот только кем. Майлз быстро поднял телефон, отбросив ненужный листок в сторону, но, сколько бы он не нажимал кнопок, прибор не реагировал, а на экране медленно тикало время. «Какой идиот додумался выставить будильник на полночь? Ничего не понимаю», – подумал, было, репортер и отбросил сотовый обратно, продумывая новый план побега.

Как бы мужчина не отрицал, но одному идти было жутко страшно, а совсем рядом на подушке лежал золотой медвежонок, что когда-то был его лучшим другом. «Как же это глупо, черт! Ладно, плевать, что обо мне подумают копы, и напишут в газетах журналисты, когда увидят перепуганного мужика с медведем в руках», – тяжко выдохнув, подумал про себя Майлз и протянул руку к Фредберу. Стараясь не задумываться об абсурдности складывающейся ситуации, он прижал медведя к себе и вновь устремил свет фонарика к одному из выходов. И только в этот момент осознал: «Какого хрена!? У меня в комнате была лишь одна дверь! Где я, черт возьми, и почему все обставлено точь-в-точь, как в моей детской?».

Он пару раз перевел взгляд с одной двери на другую, скорее решая куда пойти, чем пытаясь понять, почему же их две, а после все же направился к той, что была справа и совпадала с дверью комнаты из его воспоминаний. Уже давно не было слышно никакого шума, и это лишь настораживало. Журналист осторожно обхватил ручку двери, медленно повернул ее и тихонечко приоткрыл дверь. Свет фонаря тут же скользнул сквозь щель, освещая длинный, темный коридор и отразился бликами на стеклах окон. Никого не было, а тьма словно поглощала все звуки, скрывая любое присутствие незваных гостей. И вновь, Апшер находил несостыковки, хотя в общем обстановка сильно напоминала дом его родителей.

Сглотнув тугой ком и прижав Фредбера еще ближе, он распахнул дверь и сделал первый шаг. И тут же, словно почувствовав решимость бедняги, из коридора раздался странный шум. Скрип и скрежет металла резали слух репортера. Он чуть было вновь не выронил из руки фонарь, отшатнувшись назад в дверной проем. Казалось, словно что-то большое и механическое медленно приближалось к нему из-за поворота. В какой-то момент стали слышны тяжелые шаги, заставившие Майлза тут же отключить свет, дабы не привлекать излишнего внимания к своей персоне, но теперь возникла новая проблема – темнота. Она вновь поглотила все окружающее пространство, а шаги так и не прекратились. Ближе и ближе раздавались неприятные слуху звуки, и вот, наконец, из-за поворота резко вывернул кто-то или же это было что-то, но тьма не позволила мужчине разглядеть даже силуэт. Лишь красный огонек горел во мраке. Но если это был прибор ночного видения, то человек должен быть под два метра ростом, о чем свидетельствовал уровень, на котором были расположены глаза, а это на две головы выше репортера. «Что же там, черт возьми?!», – безуспешно пытаясь разглядеть существо, раздумывал Апшер, на ходу накидывая варианты. Нужно было как-то узнать чего стоит опасаться, прежде чем бросаться сломя голову обратно в маленькую уютную комнатку, но мужчина никак не мог решиться.

Какое-то время оба стояли неподвижно, словно дожидаясь, у кого же нервы сдадут раньше, и в конечном итоге сдался Майлз. Вновь поднял фонарик и нажал на кнопку, прикусив губу от нарастающего напряжения. Свет тут же осветил коридор, а вместе с тем и огромного аниматроника – курицу, отдаленно напоминавшего пропавшую с постели игрушку, только в разы страшнее и крупнее оригинала. Корпус ярко-желтого цвета с видимыми повреждениями, позволял увидеть эндоскелет чудовища. А огромный оранжевый клюв, что был слегка приоткрыт, обнажал три ряда острых зубов, от которых по телу пробежал холодок. На груди же был нарисован белый потертый слюнявчик с надписью «Let’s eat!!!»*, по которому-то Майлз и признал Чику. А тот красный огонек, что репортер увидел во тьме, был левым глазом аниматроника, правый же был попросту поврежден, что не делало чудовище менее страшным. «Это еще что такое?!», – растерянно подумал журналист, не в силах оторвать взгляда от незваной гостьи. Теперь все стало походить на неудавшуюся и слегка затянувшуюся шутку, только вот выглядело это слишком странно, даже для глупого развлечения.

– Чика?! – полушепотом позвал курицу, репортер.

Что-то щелкнуло, а после аниматроник медленно повернул голову в сторону, откуда исходил звук, уставившись на перепуганного Апшера. «Она еще и отзывается на то имя, что я ей когда-то придумал?!», – не смотря на пугающий вид, эта мысль заставила мужчину немного успокоиться. В любом случае он понимал, что сейчас не время для бегства, ибо неизвестно, как это существо могло расценить побег, а еще мужчина не знал, с какой скоростью эта игрушка могла передвигаться. «Может, стоит попробовать пообщаться с ней? Хотя, может это глупая затея», – не успел он подумать об этом, как огромное механическое чудовище, стоящее доселе неподвижно, сделало шаг на встречу, а после и еще один.

Майлз сильнее сжал фонарик, пытаясь сдержать дрожь, что уже давно охватила его тело, и не выронить его вновь, тем самым испугав гостью, хотя и в мыслях не мог представить, как это чудище можно было напугать. От одного вида сердце убегало в пятки, а разум кричал «Беги!». Но пересилив свои первобытные инстинкты, репортер двинулся на встречу. Казалось, что расстояние не уменьшается, словно коридор растягивался, но эта была лишь иллюзия, что возникла глубоко в подсознании. С каждой секундой Апшер делал шаг навстречу собственной смерти, но уже не мог остановиться. Аниматроник был все ближе к своей жертве, в какой-то момент, репортер даже услышал тяжелое, пугающее до жути дыхание машины. Но в ту секунду это казалось бредом, ведь машина не нуждалась в дыхании, а вот журналист наоборот. Правда он старался лишний раз не вздыхать, чувствуя, как сердце пропускает очередной удар.

Они остановились в пугающей близости друг от друга. Теперь стало ясно, дыхание было настоящим. Это пугало репортера настолько, что тело словно парализовало. Нужно было что-то сказать, но губы тряслись, а зубы были до скрежета сжаты, и создавалось впечатление, что они вот-вот сломаются. Так, пожалуй, его не пугал даже верзила, что гонялся за ним по всей психушке. Но вот, огромные челюсти разошлись, и изнутри раздался грубый механический голос, совсем не похожий на женский, какой представлял себе журналист.

– П-поиграй с-с-со мной! – каждое слово давалось явно с трудом, голова изредка дергалась, а глаз, кажется и вовсе загорелся еще ярче.

Как только последнее слово было сказано, механическая рука резко дернулась вперед, стальной хваткой обхватив шею мужчины. Репортер выронил фонарь, вместе с плюшевым медвежонком, которого все это время прижимал к груди, и ухватился за пальцы куклы, в надежде расцепить их, но все было тщетным. Она медленно сжимала свою руку, безотрывно глядя на журналиста, что извивался, пытаясь вздохнуть или же вырваться. Постепенно, руки мужчины начали слабнуть, а перед глазами появилась легкая пелена, сквозь которую было видно лишь бликующие острые зубы курицы и горящий во тьме глаз. Казалось, она ухмыляется и даже больше – получает некое извращенное удовольствие от процесса. «Черт! Нужно было…», – раздался жуткий хруст и Майлз обвис.

– Глупец! – эхом раздалось из темноты.