Питер наслаждается восходом солнца над Женевским Озером и только после этого начинает свой долгий путь обратно в отель. Холодный ветер, который хлещет его по лицу, бодрит. Он восхищается всплесками волн на поверхности воды, когда та бьётся о мост. Он останавливается, чтобы купить себе кофе и круассан в маленькой кондитерской, в которой владелец переворачивает знак «открыто» и приветливо пропускает Питера. Мужчина усыпан мукой и улыбается кривозубой улыбкой, болтая по-французски.

Питер не говорит по-французски, но он улыбается и кивает в надежде на то, что это хотя бы выглядит дружелюбно. Он говорит «Извините» и пытается мимикой и размахиванием рук показать, что он хочет купить. Объяснение тянется медленно и непонятно, но в конечном итоге продавец его понимает. Круассаны еще теплые, и его пальцы скользкие от масла, а кофе достаточно крепкий, чтобы дать ему второе дыхание. Он чувствует, что слегка подпрыгивает на ходу. Это прекрасное, самое спокойное утро.

Он чувствует, как уголки его рта приподнимаются, когда он идёт через вращающуюся дверь в вестибюль. Сначала на него накатывает волна тепла, которая даже немного шокирует от резкой смены температуры, а затем вдруг на голову опускается чья-то ладонь, давая смачный подзатыльник.

— Что… — восклицает Питер в шоке, размахивая руками и пытаясь бесполезно защититься.

— Пьетро, какого хрена ты не отвечал на звонки?! — кричит на него Ванда. — Я думала, ты помер где-то в сточной канаве. Или тебя похитили. Или ты решил сбежать в Испанию или еще куда-нибудь.

— Э-э… — проницательно произносит Питер. Он роется в кармане и достает телефон. Он, конечно же, разряжен. — Что, прости?

— Ах ты маленький засранец. Он в порядке!

Последняя реплика адресована туда, где собралась остальная команда, расположившись в одной из зон отдыха в вестибюле; все их сумки сложены вместе в гору багажа. Она тянет его к остальным членам группы.

— Я проверила твою комнату: кровать не была застелена, и все твои вещи были там же, как мы их оставили. Где ты был всю ночь?

— Просто… Гулял?

— Просто гулял? Какого хера, Пьетро?

— Мне просто нужно было немного подумать, — говорит Питер.

Она пристально смотрит на него, что означает, что ей не нравится его объяснение, но она подождет, когда они останутся наедине, и тогда точно устроит ему взбучку. Она слегка давит на его разум, и он в отместку щипает ее за руку.

— Эй, — говорит он. — Прекрати, мы уже говорили об этом.

— Я же говорил, что с ним все будет в порядке, — говорит Баки, когда они приближаются. Он сидит на полу, прислонившись к багажной горе, с бейсболкой, низко надвинутой на глаза. — Господи Иисусе, он же чертов Человек-Паук.

— Мы все волновались, Бак. Ты же знаешь, — говорит Капитан Роджерс, шагая прямо в личное пространство Питера.

— Не начинай хоть сегодня, Роджерс.

Капитан бросает на Баки острый взгляд.

— Рад, что ты в порядке, сынок, — говорит он, слишком крепко сжимая плечо Питера. Питер даже не пытается сдержаться, чтобы не закатить глаза. — Но мы должны поговорить с тобой о правильном поведении. Ты заставил свою команду волноваться.

— При всем уважении, Капитан, я отсутствовал меньше восьми часов. Я думаю, что меня можно простить за то, что я думал, что не могу вызвать всеобщую панику.

— Будь добр к Капитану, паучок. Мы волновались, — говорит Наташа, подходя и взъерошивая ему волосы. Затем она тянет его от группы, поворачивая в направлении стойки регистрации, и наклоняется, чтобы прошептать ему на ухо. — А некоторые из нас волновались гораздо больше.

А вот и Тони, дико жестикулирующий паре жандармов в темно-синей форме. Он, кажется, ловит скошенный в его сторону взгляд Питера и разворачивается на каблуках к нему лицом, с раздражением отмахиваясь от полицейских.

Он выглядит ужасно. Его кожа бледна и серовата в раннем утреннем свете, борода заросшая, а не ухоженная, как это обычно бывает. На нём его умные очки с красными линзами, которые, как он думает, могут скрыть темные круги под глазами. Выражение лица мужчины пустое, непроницаемое, челюсть сжата в жесткую линию. Он просто смотрит на Питера долгим взглядом, а затем идет к нему, останавливаясь менее чем в футе и оглядывая его с ног до головы.

— Ты в порядке? — спрашивает он хриплым голосом, вероятно, от крика на полицейских. Питер знает, что выглядит не лучшим образом — костюм помят и мокрый от росы, галстук распущен, а пиджак перекинут через плечо.

— Я в порядке, сэр, — говорит он, глядя прямо в глаза Тони и ища… ища сам не зная что. Он не может понять, почему мужчина так расстроен. — Простите, что заставил Вас волноваться.

Тони протягивает руку, как будто хочет дотронуться до плеча Питера, но потом, похоже, передумывает и отдергивает её назад, снимая очки и вертя их вместо этого. Он смотрит не прямо на Питера, а через его плечо. А затем проходит мимо него к Мстителям, предварительно жестко кивнув.

— Хорошо, детки. Мы нашли отставшего. Давайте загрузим это всё и отправимся.

Возвращение ощущается немного… печально или даже настороженно. Баки и Стив, кажется, все еще раздражены. Они сидят в противоположных концах самолета и источают ледяной гнев так мощно, что всё вокруг них кажется таким неудобным. Тор дремлет, храпя так громко, что воздух дрожит на каждом выдохе. Клинт и Наташа общаются жестами, потому что Бартон говорит, что при смене давления, когда он летит, его слуховые аппараты барахлят.

Мистер Старк серьезен, задумчиво смотрит в окно, а Питер украдкой наблюдает за ним и делает вид, что поглощен книгой, которую ему прислала Шури. Это какой-то ваканданский писатель, какая-то эпическая фантазия, которая начинается с маленького мальчика и его носорога, отправляющихся на поиски. Это, возможно, и интересно, но Питер не может надолго сосредоточиться, чтобы понимать, о чем пишет автор. Он прочитал один и тот же отрывок уже раз пять, и… он просто не знает, что делать.

Тони же не может все еще злиться из-за того, что Питер не отвечал на телефон, не так ли? Ну вот, теперь он обвиняет эту чертову штуку, на которой у него 12 пропущенных звонков от Ванды и серия сообщений, которые перерастают от нежных просьб до угроз смерти. И есть только одно от мистера Старка: «Малыш, просто дай мне знать, что ты в порядке».

Он чувствует себя виноватым, хотя и знает, что у него нет на это причин. Тони не сказал ему ни слова после той маленькой стычки в вестибюле, а Ванда продолжает бросать на него настороженные взгляды, как будто Питер пытается утаить от нее какой-то большой секрет. Но это не так. Серьезно. Он просто еще не знает, как рассказать о том, что произошло прошлой ночью. Такое чувство, что он должен держать это в секрете, иначе все будет разрушено.

Он даже не хочет об этом думать. Он словно ощущает, как что-то постоянно крутится в его животе — живое и беспокойное. Не особо-то приятное чувство, только не тогда, когда мистер Старк упорно игнорирует его. Питеру нужно просто отключиться от этого. Нужно уйти с головой в проект. У него есть с собой маленький дорожный набор инструментов с крошечными отвертками и отмычками в сумке, и поэтому он вытаскивает его, а затем расстегивает один из своих веб-шутеров. Ему просто нужно их почистить, верно? Просто почистить.

Он уже всё разобрал, тщательно расчищает и смазывает один из каналов распределения паутины, когда волосы на затылке встают дыбом, и он понимает, что за ним наблюдают. Он поднимает глаза и видит, что взгляд мистера Старка направлен на него. На его тренированное левое запястье. На его шрам. Дерьмо. Питер смущенно тянет закатанный рукав вниз, мягко дует на распределитель паутины, чтобы убедиться, что всё в порядке, а затем быстро собирает веб-шутер и пристёгивает его обратно. После всего он опускается на свое место и делает вид, что дремлет до конца поездки. Но сон упорно не хочет идти в его голову.

Когда самолет приземляется, Питер ждет, когда мистер Старк и остальные уйдут, прежде чем он соберет свои вещи и выйдет. Он планирует прокрасться обратно в лабораторию и просто с головой уйти в кодирование на нескольких часов, но он резко останавливается на трапе, когда видит, что Баки борется с капитаном. Роджерс толкает его.

— Иди, надень свой фирменный костюм — и мы с этим покончим! — рычит он, а затем уходит. Питер бросает на Баки взгляд, который очень ясно говорит «Какого хера здесь происходит?».

— Видимо, я обидел парня, — говорит он, пожимая плечами.

Он уходит, оставляя Питера одного на асфальте, смущенного и обеспокоенного. Дело не в том, что он думает, что Баки может не справиться с собой в бою. Он знает, что мужчина в состоянии это сделать. Но было что-то опасно-неустойчивое в глазах капитана, и Питеру это не нравится; он думает, что не будет лишним просто понаблюдать за их спаррингом. Он может притвориться, что бегает или что-то в этом роде. На всякий случай. Дело не в том, что ему нравится мысль о том, что капитан может с лёгкостью уложить Баки. Просто если до этого дойдёт, то он действительно сделает это. Он намного сильнее, чем кажется.

Питер настолько отвлекается, думая о том, что происходит с ними двумя, что поначалу не замечает мистера Старка, нервно покачивающегося на каблуках за пределами комнаты.

— Сэр? — спрашивает он.

— Привет, Пит, — говорит мистер Старк. Его голос напряжен, но уже не так сердит. — Я хотел поговорить с тобой о твоей проблеме с памятью Вижна. Думаю, у меня есть что-то, что поможет провернуть трюк с ИИ.

— Это удивительно, сэр. Но может быть мы обсудим это позже?

Почему Старк выглядит так, будто Питер только что пнул щенка на его глазах?! На этот раз он действительно ничего не сделал.

— Эм, конечно, малыш. Просто найди меня, когда у тебя будет время.

— Я просто… я должен убедиться, что Капитан Роджерс на самом деле не убьет Баки.

— Ты уверен, что хочешь ввязаться в эту драку, Пит? — спрашивает мужчина.

— Нет, — соглашается Питер, открывая дверь, чтобы убрать свои вещи и переодеться в спортивную форму. — Определенно нет. Но я чувствую, что должен это сделать.

— Стив… он… — начинает мистер Старк, следуя за ним.

— В последнее время ведет себя очень странно и агрессивно? — Питер перебивает мужчину. — Да, я заметил. Вот почему я должен идти. Клянусь, вчера вечером они чуть не подрались на танцполе.

Он снимает мятые брюки от костюма и рубашку и роется в ящиках в поисках спортивной формы.

— Ну, это, конечно, породило бы кучу разговоров.

Питер влезает в спортивные штаны, потом оборачивается и видит, что мистер Старк стоит лицом к двери.

— Я думаю, это было единственное, что удержало Капитана от удара, — рассеянно говорит Питер. — Мистер Старк, что вы делаете?

— А? — спрашивает он, поворачиваясь к Питеру в профиль, но не оборачиваясь. — Просто позволяю тебе немного уединиться, малыш.

— А… верно, — Питер хватает с кровати футболку, которая, к счастью, не слишком пропахла потом, надевает ее через голову и проходит мимо мистера Старка. Может, он и притворяется, но, по крайней мере, снова начал с ним разговаривать. — Мне пора идти. Я найду Вас позже?

— Да, да, конечно.

Капитан Роджерс и Баки медленно кружатся друг вокруг друга, когда Питер входит в спортзал. Они едва смотрят на него, когда он проходит мимо, направляясь к углу, где установлено оборудование. Он прыгает на беговую дорожку и программирует ее на самый высокий темп, но это представляет собой небольшую проблему. Он мог бы потянуть разные веса или что-то еще, но это всегда похоже больше на обман, особенно когда он просто притворяется, что работает. Серьезно, он может поднять целый автобус. Штанги кажутся ему совсем пушинками.

Он может сказать, что оба мужчины уже получили несколько ударов. Под правым глазом Баки виднеется красная отметина, которая через несколько часов может стать фиолетовой, а волосы капитана уже темные от пота.

Пока Питер наблюдает, Баки нарушает их бой на кулаках, опускаясь на землю, чтобы опереться на свою металлическую руку и с размаху ударить по ногам Капитана. Он мгновенно оказывается на мужчине, используя вес своего протеза, чтобы удержать Роджерса, пока его здоровая рука наносит шквал мощных ударов.

Они хватаются и крутятся, пока Роджерс не меняет своей позиции. Питер слышит треск ломающегося носа Баки, когда кулак капитана впечатывается в его лицо, и он вздрагивает. Барнс вырывается из захвата и вскакивает на ноги, отстраняясь от Роджерса и вытирая кровь из-под носа тыльной стороной ладони.

— И это все, что у тебя есть? — говорит он со злобной усмешкой.

Капитан рычит, вскакивая и бросаясь к Баки с захватывающей дух скоростью. В самый последний момент Джеймс отскакивает в сторону, крутится и прыгает так, что приземляется, упершись коленями в поясницу капитана и обхватив его своей металлической рукой за шею в удушающем захвате. Все это так изящно, как будто они оба танцуют какой-то дикий балет.

Эти двое борются, Роджерс разбивает губу Баки локтем, а тот неприятно царапает его по щеке одним из своих механических пальцев, но так и не ослабляет хватку на гортани Капитана. Роджерс вырывается и хрипит, и Питер думает, что он может просто упасть в обморок, но затем он протягивает руку и дважды хлопает Баки по руке.

Барнс соскальзывает вниз по телу Кэпа и подставляет плечо под его руку, чтобы поддержать. Они оба тяжело дышат, с них капает пот и кровь. А затем Роджерс протягивает руку и тянет голову Баки, пока их лбы не соприкасаются. Он закрывает глаза и тихо вздыхает.

И вдруг Питеру становится совершенно ясно, что его там быть не должно. Он выключает беговую дорожку и выскальзывает из комнаты так тихо, как только может. Ну, это, конечно, проливает свет на то, почему Роджерс вел себя как последний ублюдок в последнее время. Он задается вопросом, сложил ли кусочки вместе сам Баки.

***

Тони Старк хотел бы сделать прямо сейчас несколько вещей: залезть на дно бутылки Macallan и остаться там в течение недели, иногда надевая костюм Железного Человека и взрывая что-то большое и страшное, притянуть Питера, прижать к себе и целовать его, пока пацан не забудет собственное имя.

Но он не делает ничего из этого, потому что он действительно пытается быть хорошим человеком, независимо от того, насколько его подсознание шепчет ему, что хороший человек не хотел бы ничего из этих вещей.

Он уже позволил себе зайти слишком далеко. Он явно доставил Питеру столько неудобств прошлой ночью, что тот просто, блядь, сбежал. Утром, когда Ванда постучала в его дверь, крича, что Питер никогда не вернется в отель, Тони был так близок к тому, чтобы впасть в панику, как это уже однажды случилось. Логически он понимает, что пацан может сам о себе позаботиться, но более первобытная часть его разума вернула его в последний момент, когда он потерял Питера. Видеть, как тот рассыпается в пыль, и прокручивать это в памяти было не лучшим способом начать утро. Возможно, он был слишком откровенен со своим страхом, когда Питер появился в отеле, как раз когда настало время вылета, невредимый и выглядящий потрясающе веселым.

Поэтому он решил попробовать один проверенный способ, но он не доверяет себе, боится, что просто не сможет держать такую дистанцию. Он слаб и плохо контролирует свои инстинкты и порывы и, если он не будет держать себя в руках, он боится, что отпугнет пацана навсегда.

Вот почему он ищет Брюса в медицинской лаборатории, где тот прогоняет образцы крови через центрифугу. Вероятно, работает над иным способом появления Халка. Сколько бы Тони ни твердил Брюсу, что этот зеленый парень может быть для них благом, что он сам по себе герой, Брюс никогда ему не верит. Часть Тони действительно не хочет начинать этот разговор, но если он собирается вести себя честно и порядочно, то ему нужна небольшая поддержка.

— Мне нужен «Барселонский протокол», — говорит Тони, проскальзывая за Брюсом, чтобы взглянуть на показания, которые он изучает. Брюс слегка вздрагивает.

— Господи, Тони, ты мог предупредить? Мы уже говорили об этом.

— Пожалуйста, большой парень, мы оба знаем, что у тебя полный контроль.

— Нет, и ты это знаешь, поэтому я был бы признателен за небольшое предупреждение, прежде чем ты прыгнул бы на меня, — говорит Брюс, сводя к носу сердитые брови, которые Тони втайне считает очаровательными.

— Я не прыгал. Никаких прыжков не было, — поднимает руки Старк. Брюс просто смотрит на него сверху вниз.

— А что такое Барселонский протокол? — он спрашивает через некоторое время.

— Ты не помнишь Барселону?

— Я помню техническую конференцию в Барселоне.

— Именно.

— Мне нужно немного больше, Тони.

— Ты действительно не помнишь? Итак, мы были в Барселоне. Я познакомился с очень милым испанским физиком, который был, эм-м, возможно, помладше меня, и часть пути мы пялились друг на друга, и я понял, что, скорее всего, спал с его матерью несколько лет назад.

— Это… более-менее соответствует возрасту упомянутого испанского физика.

— Ты же помнишь!

— Я помню, что мне пришлось объяснить тебе, почему продолжать приставать к его мамаше было очень плохой идеей.

— Это ты сделал. Ты очень хорошо все объяснил, Брюси. И в конце концов я оставил физика в покое, и мы с тобой пошли за тапасом, и все отлично провели время. Как ты думаешь, можно ли импортировать ветчину Иберико? Потому что я только что так сильно захотел её.

— Означает ли «Барселонский протокол», что тебе нужны тапас? Потому что в таком случае, я думаю, ты мог бы просто сказать это, и мне не пришлось бы вспоминать эту историю.

— Нет, «Барселонский протокол» не имеет отношения к тапас. «Барселонский протокол» — это то, к чему я прибегаю, когда мне нужно, чтобы ты был моей совестью, потому что моя совесть в опасности.

— Я не помню, чтобы соглашался на это, — сухо говорит Брюс.

— Возможно… несколько бутылок гарначи.

— Тони, у меня действительно много работы.

Тони решает, что пришло время. Он работал над своей «настройкой по умолчанию» как своего рода защитой от всех вещей, которые он чувствует, но теперь это не работает. Он впервые смотрит прямо на Брюса. Он знает, что выглядит максимально дерьмово — грязный, и лишенный сна, и просто немного больной душой.

— Ты действительно нужен мне, Брюс, — говорит он. Брюс тянет его к паре стульев, расположенных у ряда компьютеров.

— Что происходит, Тони? — спрашивает мужчина серьезно.

Язык Тони прилипает к нёбу. Брюс видел его во многих херовых жизненных ситуациях, и наоборот, но это может быть просто новый уровень. Разочарование в его глазах, возможно, будет больно видеть.

— Я думаю, — медленно произносит Тони. — Мне кажется, у меня появились чувства. К Питеру.

— Чувства? — эхом отзывается Брюс. — К Питеру. Питер Паркер?

— Да, он самый, — говорит Тони, пряча лицо в ладони, чтобы не смотреть Брюсу в глаза.

— Какого рода чувства?

— Какого ро… — Тони поднимает глаза с обидой, потому что Брюс действительно заставит его сказать это. — Романтические, Брюс. Романтические чувства. Я… я думаю, что влюблен в него.

— Ну, — говорит Брюс. — Это не совсем обычно, но я думаю, что это имеет смысл.

Рот Тони открывается и закрывается пару раз, прежде чем он может произнести хоть что-то.

— Какого хуя, Брюс?!

— Я просто хочу сказать… что у вас много общих интересов, он на твоём уровне, ну, интеллектуально, он определенно твой тип и физически, и вы пережили очень травматичный инцидент…

— Это не то, что ты должен был сказать! — говорит Тони, чувствуя, как нарастает негодование. Если он не может положиться на Брюса, то на кого тогда?!

— А что я должен сказать? — спрашивает Брюс, спокойно реагируя на волнение Тони. Тот только фыркает.

— Ты должен быть моей совестью! — вскрикивает он. — Ты должен усадить меня и показать мне свое лицо типа «Я не злюсь, я просто разочарован» и сказать «Тони, ни при каких обстоятельствах тебе не разрешается трахать Питера Паркера»!

— Почему я должен это говорить? — Брюс настороженно смотрит на него.

— Потому что это неправильно, — настаивает Тони. — Потому что это эмоционально извращенно, психически нездорово и морально неправильно. Он же ребенок.

— Но на самом деле он не ребенок.

— Он был им, когда я его встретил, — говорит Тони, как будто он пытается что-то донести. — Ему было 15 лет. Он играл с Лего и у него был комендантский час.

И, хорошо, теперь Брюс смотрит на него с кислым отвращением на лице, и Тони действительно вздыхает с облегчением, потому что наконец-то. Блядь. Как же трудно заниматься самобичеванием.

— Ты… — начинает Брюс, буквально физически отшатываясь от Тони. — Ты хотел переспать с ним, когда ему было 15?

Глаза Тони вот-вот готовы вылезти на лоб, потому что Брюс действительно думает, что он…

— Господи, блядь, Боже, Брюс, нет! — резко отвечает он. — Я не монстр. Это недавнее развитие событий.

— С тех пор, как…

— Я не знаю, Брюс, — говорит он, дико жестикулируя. — Наверное, с тех пор, как он вернулся. Это меня чертовски удивило. Это всё очень ново и очень… плохо.

— Ну, тогда все в порядке, — Брюс испускает долгий вздох и немного оседает.

— Подожди… Что?

— Вы оба взрослые люди, Тони, и вы не являетесь потенциальными родственниками, поэтому «Барселонский протокол» здесь даже не применим.

— Я не понимаю, что сейчас происходит.

— Что происходит?

Тони оборачивается и видит Наташу, входящую в комнату. Она ставит тарелку с бутербродом и несколькими ломтиками яблока на стол возле локтя Брюса и слегка прислоняется к нему, почесывая пальцами короткие волоски на его затылке.

— Что я пропустила? — спрашивает она с нежной улыбкой.

— Тони влюблен в Питера, — говорит Брюс, его голос приглушен кусочком ржаного хлеба. Тони опускается на стул, чтобы стать меньшей мишенью для ее неизбежной атаки. Он видел, как Наташа ведет себя с Паучком, и это больше, чем просто защита.

— Bozhe Moi, наконец-то, — говорит Наташа, что не является атакой, к которой готовился Тони.

— Что? — снова спрашивает он; его голова идет кругом.

— Я просто хочу сказать, что от вашего флирта у меня сводит живот. Мне на самом деле все равно, что вы двое делаете за закрытыми дверями, но мне не нужно это… афишировать, знаешь, — говорит она, высовывая язык и корча лицо в отвращении.

— Мы ничего не делаем за закрытыми дверями, — говорит он, поднимая руку с раскрытыми ладонями в защиту. — Клянусь тебе.

«Поза ложек во время сна не считается», — говорит он себе.

— Ну, может быть, тебе стоит это изменить, потому что Паучок в последнее время действительно нервничает. Только, пожалуйста, ради Бога, не сообщайте мне никаких подробностей. И держи его подальше от мест общего пользования.

Тони думает, что его мозг, похоже, сломался. У него что, инсульт? Он сам сломался и снова употребил какие-то неебические наркотики, что настолько опустошен и не может этого вспомнить?

— Питер со мной не флиртует, — говорит он слабым голосом.

— Конечно, — фыркает она. — Ты убеждаешь себя в этом, Старк.

Его мозг гудит, но он уже ни в чём не уверен. Возможно, ему действительно слышится гудение?

— Вы, — говорит он, указывая туда-сюда между ними двумя. — Вы двое… вы просто отвратительные совести!

Он выходит из комнаты и возвращается в сторону инженерной лаборатории, раздумывая, обдумывая всё произошедшее. Они ошибаются. Конечно, они ошибаются. Но равнодушие, с которым они оба отреагировали на его мучительное признание, заставляет его задуматься.

Знаете что? Нет. В конце концов, не имеет значения, даже если Брюс говорит, что для него нормально преследовать Питера. Просто потому что Питер влюблен в кого-то другого, не так ли? Да, это так. Он кого-то любит. Кого-то, кто не любит его. Кого-то, кто отказался от Питера. И если это правда, то может быть, может быть… «Может быть, что, мудачьё?», — спрашивает он себя. — «И что ты собираешься делать?».

Он не хочет, чтобы Питер чувствовал себя неловко или сомневался, что может на него положиться. Но Брюс и глазом не моргнул при мысли о том, что они с Питером вместе, а Наташа даже не побила его. И ещё… кажется, пацан никогда не уклонялся от его прикосновения. Это не поощрение, точно. Но это… что-то.

Возможно, если Тони объяснится, если он будет делать всё медленно, если он найдет время, чтобы добиться его… Он мог бы. Он мог бы сделать это. Очевидно, у пацана пока нет к нему никаких чувств, что бы ни говорила Нат. Но Тони воображает себя убедительным парнем. Он может быть очаровательным, когда захочет.

Это шанс. Маленький такой. И его сердце бьётся немного быстрее от этой мысли. Он должен делать это осторожно. Идеально. И он думает, что это всё реально провернуть.

Это похоже на то чувство, которое возникает у Тони, когда впервые появляется идея нового изобретения. Части еще не встали на свои места, но он знает, что они все там, готовые быть собранными во что-то захватывающее, если он завершит работу. И они могли бы быть вместе просто невероятными, если только он сможет убедить Питера дать ему шанс.

***

— Ай, ай, блядь, — шипит Баки, отставляя пиво и втягивая разбитую губу в рот.

— Да, алкоголь и открытая рана это не лучшие друзья, приятель, — говорит Сэм, беззастенчиво смеясь над ним. — Мне кажется, уж ты должен это знать.

— Но мне нужно пиво, чтобы справиться с болью, — отвечает Баки.

— И это классический замкнутый круг.

Питеру кажется, что он где-то витает, отделенный от остального мира. Поздно вечером Ванда оторвала его от разговора с мистером Старком, чтобы взять тако с Шури, Сэмом и Баки. Мистер Старк придумал план использования своей бинарно дополненной системы ретро-кадрирования для перевода некоторых воспоминаний Ванды о Вижне в код.

— БДСРК, мистер Старк? Серьезно?

— Эй, малыш, когда ты создашь технологию, которая может исследовать глубины гиппокампа, тогда сможешь выбрать аббревиатуру.

— Вы были под кайфом, когда назвали его?

— Я… возможно, был немного под кайфом, да. Это был один из моих темных периодов.

Питер улыбается. Он рад, что мистер Старк, кажется, снова говорит с ним, и между ними нет слишком затяжной неловкости. Какая-то часть Питера все еще в шоке из-за той ночи, и он не может удержаться от поиска подсказок во всем, что делает мужчина. Конечно, уровень его беспокойства в то утро, печальное выражение на его лице, когда Питер ушел на всю ночь, это что-то значит, не так ли? Черт возьми, просто скажи мне, что ты чувствуешь! Ему хочется кричать.

Когда входит Ванда, Питер чувствует облегчение.

Теперь они стоят на террасе пятого кафетерия. Они уже как-то бывали здесь несколько раз, и каждый раз, когда они приходили, Сэм сочинял историю о том, что случилось с кафетериями с первого по четвертый, и все традиционно стонали и закатывали глаза.

Это место немного похоже на какое-то углубление с липкими полами, рождественскими огнями в форме халапеньо, растянутыми вокруг террасы, и безвкусными сомбреро, беспорядочно висящими на стенах.

Тако не совсем похожи на тако. Они больше похожи на то, что было бы, если бы тако пропустили через Google Translator, а затем дали сделать человеку, у которого не было реальных ингредиентов для тако. Но они теплые, острые и сытные, а пиво дешевое. И это, в принципе, выигрывает.

— Ты же понимаешь, что я дипломированный консультант, — говорит Сэм, поворачивая голову Баки туда-сюда, чтобы осмотреть повреждения. — Если вы со Стивом ссоритесь, вам не нужно выбивать дерьмо друг из друга. Вы могли бы попробовать поговорить? Сохрани кулачные бои для плана Б.

— Я, блядь, даже не знаю, с чего начать, чувак.

Питер только фыркает.

— Ты хочешь что-то сказать, босс?

— Да серьезно, — говорит Питер. — Разве это не очевидно? Этот слишком «прямой» и упёртый натурал хочет твою задницу, и он совершенно не знает, как с этим всем справиться.

— Заткнись, — угрюмо говорит Баки, пока Сэм хихикает.

— Я просто говорю, — ухмыляется Питер над стаканом своего пива. — Может быть, тебе стоит сжалиться над ним и объяснить это, потому что я почти начинаю жалеть его, а это реально большой шаг для меня.

— Тебе нельзя так со мной разговаривать, когда ты плачешь в своем углу о том, что Железный Человек никогда не полюбит тебя, — парирует Баки.

— Нет, — говорит Питер, делая акцент на букву «т» для большей выразительности. — Мы больше не говорим о моей личной жизни или ее отсутствии. Субъект мертв. Причина смерти — переохлаждение.

Он должен поговорить с ними, правда. Ему нужен совет, нужно знать, что делать, и если есть кто-то, к кому он может пойти, это должны быть его самые близкие друзья. Но он не может заставить себя сделать это. Часть его не доверяет им быть объективными в этом. Они слишком увлечены, слишком долго слышали, как он скулит и тоскует, чтобы сказать ему отпустить это, даже если он должен взять себя в руки.

Дело в том, что он знает, чье мнение ему действительно нужно. В любой другой ситуации он определенно обратился бы за советом к мистеру Старку. Так было всегда. Но на этот раз он не может этого сделать… Или может? На самом деле, что может быть лучше, чем оценка правильного курса действий. А если он будет держаться подальше от деталей… Питер изо всех сил пытается избавиться от этой мысли.

— Вы знаете, мне не нужно иметь дело с любой из этих драм, потому что я настоящий взрослый, и поэтому я не встречаюсь со своими коллегами, — говорит Сэм. — Если бы вы продавали важные доки, или собирали данные, или имели какую-нибудь нормальную работу вместо того, чтобы быть супермощными уродами, вас бы уже уволили.

— Я чувствую, что «супермощные уроды» — это оскорбление, — говорит Ванда. — Разве ваша очень-важная-и-крутая подготовка консультанта не касалась таких вещей?

— Это научно точный термин, — язвительно замечает Сэм. Ванда показывает ему средний палец, и он отвечает тем же жестом.

— Но, Боже мой, ты так прав, — вставляет Шури, ухмыляясь и оглядывая стол. — Вы такие смешные.

— О, не-а, мисс, попрошу-ка, — говорит Сэм, погрозив ей пальцем. — Ты тоже не можешь говорить. Я видел, как ты смотришь на ту Леди-Викинга, которую иногда приводит Тор. Я тебя раскусил.

— Она путешествовала по тому крутецкому мосту, — говорит Шури, защищаясь. — Она увлекательна с научной точки зрения.

— И такая хорошенькая, — поддразнивая Шури, говорит Ванда, хлопая ресницами. Шури глубоко вздыхает.

— Она-такая-красивая-и-такая-пугающая-и-мне-кажется-мне-это-действительно-нравится, — говорит она так быстро, что слова сливаются воедино. Затем она густо краснеет и делает большой глоток пива, когда стол взрывается смехом.

Баки заказывает им еще еды, на этот раз не совсем тако, и они помогают Шури придумать план соблазнения Валькирии, который включает в себя слишком много уловок. В какой-то момент Сэм доблестно вставляет «просто пригласи страшную леди на ужин», но его грубо освистывают и забрасывают чипсами из тортильи за его реплику.

Они ковыляют обратно в комплекс только тогда, когда официанты начинают пытаться подметать под их столом. Ночь прекрасна и тепла, и Шури требует, чтобы Питер подвез ее на спине, потому что она говорит, что выпила слишком много пива, чтобы идти домой пешком. Она постоянно хихикает, и это забавно, насколько быстро её уносит с алкоголя.

— Ты даже не заметишь меня, паучок, — тянет она, и в конце концов она обхватывает его руками за шею, а его ладони сжимают ее колени, чтобы она не упала.

Она визжит, когда он бесцеремонно бросает ее на диван и говорит ей, что она должна проспаться. Затем он направляется в постель. Прошло уже два дня с тех пор, как он хорошо выспался, и сейчас ему действительно надо повторить этот подвиг.

Питер даже не понимает, куда направляется, пока не оказывается перед комнатой мистера Старка. Это плохая идея. Он сейчас чувствует слишком много всего. Может произойти что-то необратимое. Тем не менее, он стучит, и Тони уже там, в дверях, прежде чем у него есть шанс постучать во второй раз.

— Малыш? — спрашивает он, голос сонный-грубый, волосы растрепаны.

— Хм, — говорит Питер, кусая нижнюю губу. — Я не… это нормально, если я…

— Заходи, — говорит он, широко распахивая дверь и втягивая Питера в темную комнату, положив теплую руку ему на спину, к тому же месту, к которому он прикасался прошлой ночью. Питер чувствует, как бьется его пульс. Затем рука исчезает, и Тони подходит к дальней стороне кровати.

Питер раздевается и забирается под одеяло. Он лежит в темноте, слушая дыхание Тони, и просто позволяет себе хотеть. Этот буквально физически ощутимый тяжелый груз в животе, который, как он думает, мог бы ослабнуть, если бы он мог протянуть руку и коснуться Тони или просто взять его за руку. Но он этого не делает. Он словно застыл на месте.

Вместо этого Тони раздраженно фыркает, затем протягивает руку, кладет ладонь на бедро Питера и притягивает его ближе, обнимая за талию и наклоняя свой лоб вниз, чтобы мягко упереться в основание шеи Питера.

Питер вздыхает и тает от прикосновения, как будто кто-то потянул за рычаг, который высвобождает все напряжение, которое он накопил в своем теле. Их дыхание синхронизируется, и Питер может думать только о том, что сейчас этого более чем достаточно. Это прекрасно.

***

Впервые с тех пор, как все это началось, Тони просыпается с теплым, спящим Питером в руках и не чувствует ни намека на вину. Сначала он не доверяет этому чувству. Он тычет в него в своей голове осторожно, как в больной зуб, ожидая боли. Но он обнаруживает, что… нет, нет, что груз на самом деле исчез, а не просто прячется и ждет, чтобы выпрыгнуть на него.

Кожа парня теплая, лицо залито бликами утреннего солнца, темные ресницы веером расходятся по бледным щекам. Он слегка морщит нос во сне, как будто спорит с кем-то и где-то, куда его унес спящий мозг. Он… Он просто самое прекрасное создание, которое Тони когда-либо видел. Его сердце подскакивает и останавливается, и он осмеливается — как раз сейчас, когда малыш спит — уткнуться носом в волосы Питера и вдохнуть его запах, провести губами в почти поцелуе по обнаженному участку кожи за ухом.

«Питер Паркер», — думает он. — «Я просто выбью из тебя все дерьмо».

Затем он неохотно распутывает их тела и тихо идет в ванную, где бреется, а затем прыгает в душ — на этот раз теплый, а не холодный (чрезмерно развитый комплекс вины) — и закрывает глаза, чтобы позволить воде расслабить очень напряженные мышцы. Он наслаждается ощущением и позволяет своему разуму блуждать. И тот блуждает в действительно предсказуемом направлении.

Питер лежит на кровати, и его глаза так манят. Тони воображает, как исследует это широкое пространство бледной кожи губами, языком и зубами, покусывая острый выступ тазовой кости, целуя впадины ключиц, проводя языком по зловещему шраму на груди.

Он скользит рукой вниз, вниз, вниз… и когда он находит свое освобождение, оно получается с именем Питера на губах и звучит в приглушенном надрывном стоне.

Он прижимается лбом к теплому кафелю душа и позволяет своему сердцу и дыханию замедлиться, а телу — обвиснуть. Наконец Тони Старк чувствует себя свободно.

***

Питер просыпается от того, что кто-то зовет его по имени. Кто-то похожий на мистера Старка. Он садится прямо в постели, сразу же насторожившись, только чтобы понять, что комната пустая и тихая. Его сердце все еще колотится. Должно быть, это был сон. Он не помнит, что это было, но поскольку он не проснулся рыдая или раскачиваясь, для него это действительно победа.

Он потирает сонные глаза и изо всех сил пытается стряхнуть чувство неловкости от того, что он проснулся в тот момент, когда мистер Старк выходит из ванной с полотенцем, висящим низко на бедрах.

Питер изо всех сил пытается придать своему лицу спокойное выражение, но чувствует, как его глаза расширяются. У мистера Старка телосложение боксера. Он плотный и жилистый. Его руки… ну, управление костюмом Железного Человека требует больше усилий и контроля над мышцами, чем думают люди. Тони с трудом поднимает его на руки. Прижимает его к стене и… его взгляд останавливается на капельке воды, которая обходит светящийся реактор в груди мужчины. Питер облизывает губы и неохотно отводит глаза.

— Не хочешь позавтракать, малыш? — с улыбкой спрашивает мистер Старк. — Сегодня мы загрузим старую память, верно? Надо съесть твои пшеничные хлопья. Большую порцию.

Он кажется таким расслабленным, и это приятное изменение: уже не то крайнее напряжение, которое он видел на лице мужчины последние пару дней. Безмятежная улыбка на его лице, темные глаза сверкают… чем-то. Питер не осмеливается назвать это, но он знает, что он сам хочет, чтобы это было именно тем, о чем он думает. Он пожимает плечами в ответ на вопрос мистера Старка.

— Но больше никаких блинов, — говорит он. — Вам нужно расширить свой репертуар. Я сделаю яичницу.

— Просто дай мне одеться, — кивает мистер Старк.

Они вместе едят дружеский завтрак, затем Питер отправляется на поиски Ванды, а Тони настраивает оборудование для загрузки.

Он находит ее в своей комнате, сидящей в центре солнечных лучей из снимков полароида, разложенных во всех направлениях вокруг нее. Он стучит в дверь, чтобы предупредить ее о своем присутствии, и она поворачивается, чтобы посмотреть на него.

— Я решила немного освежиться, если мы действительно собираемся это сделать, — говорит она.

В последнее время она очень старается, натягивая на лицо хорошенькую, счастливую маску, но теперь он видит печаль в изгибе ее рта и напряженные линии около ее глаз. Его охватывает чувство вины. Он был так сосредоточен на своем собственном дерьме, что не думал о том, каково в этот момент было ей. «Плохой друг», — думает про себя Питер. — «Я плохой друг».

Он подходит и опускается, скрестив ноги, чтобы сесть перед ней напротив ряда фотографий. Он протягивает руку, чтобы поиграть с прядью ее длинных волос.

— Мы не будем этого делать, если тебе… если ты не в порядке, — говорит он, сохраняя свой тон мягким. — Я могу попробовать придумать другой способ.

Она поджимает губы и качает головой.

— Ты сделал все, что смог, Пьетро. Я не хочу вечно ждать идеального решения. Я хочу, чтобы он вернулся.

— Хорошо, — говорит он, сжимая ее руки. Ее глаза полны непролитых слез, и это разрывает его на части. — Мы сделаем это, я могу всё подготовить за несколько дней.

— Просто… скажи мне еще раз, как это будет для него? Я не… может, мне вселить идеи в его голову, как ты думаешь? Но я не хочу заставлять его… желать меня. Не хочу заставлять его.

— Нет, — резко отвечает Питер. — Нет, это не так…

— Потому что раньше я… я заставляла людей чувствовать вещи. Часто. В основном это был страх. Но я знаю, каково это — вложить что-то подобное в человека, и я не хочу делать это с Вижном.

— Все будет не так, — горячо говорит Питер. Но тогда он должен успокоиться и немного подстраховаться, потому что знает, как это будет? Все, что у него сейчас есть, — это теория. Ванда ему доверяет. — Я… давай расскажу наиболее приемлемый расклад? Это будет выглядеть так, как будто у него амнезия. Он может не помнить многое из того, что произошло за последние несколько лет. Это будет почти как тогда, когда он впервые вышел из колыбели регенерации. Что я сделаю с его памятью? Это будет похоже на то, будто он просмотрел кучу домашних фильмов о себе, о своих друзьях, о своей семье. Он будет знать, кто ты. Он будет знать, кем вы были друг для друга. Но я не собираюсь заставлять его делать что-либо, Ванда. Он не робот. Он же человек. Он твой человек.

Она одаривает его водянистой улыбкой, играя с фотографией их двоих; Вижн в своей более человеческой коже, стоит на мосту с видом на серо-зеленую воду. Ванда видит, куда он смотрит.

— Мы оставили замок на перилах этого моста, — говорит она. — Я сказала, что это было дерьмово, но он… он сказал, что это странная человеческая традиция, а он очень уважал её.

Она издает звук, который находится на грани между всхлипом и смехом.

— Да, — говорит Питер. — Да, это похоже на вас обоих.

Он ждет, пока она украдкой вытрет глаза о длинные рукава толстовки, прежде чем потянуть ее за руки и помочь встать. Они вместе спускаются в лабораторию, толкая друг друга плечами, и это чувствуется так… комфортно.

Когда они добираются до туда, мистер Старк уже делает окончательную проверку системы. Он указывает Питеру на пару умных очков, что лежат на одной из скамеек, с тонкими электродами, свисающими из дужек. Питер заставляет Ванду собрать волосы в беспорядочный хвост, а затем надевает ей на нос очки в толстой оправе и прикрепляет электроды к вискам и лбу с помощью проводящего геля.

— Ванда, не пойми меня неправильно, но сейчас ты выглядишь как настоящий ботаник, — говорит он с ухмылкой.

— Ну, тогда, Пьетро, ты должен дорожить этим моментом.

— А?

— Да, это единственный раз в твоей жизни, когда ты будешь выглядеть круче меня.

Мистер Старк громко фыркает.

— Эй, — говорит Питер, огрызаясь на него. — Никакой информации из «галереи арахиса».

— «Галерея арахиса»? — говорит он оскорбленным тоном. — Малыш, я тут всем заправляю. Я человек за занавеской. Чертов Великий и Могущественный Оз.

— Ну, у вас действительно великая голова, сэр.

— Грубо, — говорит мистер Старк с кривой улыбкой. — Бесспорно, но грубо.

Питер делает несколько регулировок электродов, а затем мягко улыбается Ванде.

— Ты отлично справишься, — говорит он. — Вы готовы, Мистер Старк?

— Когда будете готовы Вы, мистер Паркер.

— Ладно, тогда давайте ее заведем.

Мистер Старк деловито печатает что-то на своем компьютере и слегка кивает Питеру, давая понять, что они готовы.

— Итак, что я должна сделать? — нервно спрашивает Ванда.

— Это просто, на самом деле, — говорит Питер. — Ты просто вспомнишь о себе и Вижне. Система возьмет это и закодирует. Обычно мы используем этот код, чтобы позволить вернуться и изменить какие-то вещи. Но на этот раз мы собираемся интегрировать их в код Джарвиса, который я модифицировал.

— Так что, я просто…

— Почему бы тебе не попробовать рассказать мне историю, — говорит Питер. — Расскажи, как вы впервые встретились.

— Я не очень хороший рассказчик, — протестует она.

— Просто попробуй, Ванда, — говорит он. — Это не обязательно должно быть идеально.

— Ну, мы встретились в тот день, когда он родился, — говорит Ванда, ее глаза застывают в отрешенном взгляде; когда она вспоминает, ее рот приподнимается в кривой улыбке. — Я была почти уверена, что он пытается уничтожить мир, но он предложил мне прочитать его мысли. Это не то, что люди обычно предлагают сделать, знаешь. Но он был другим. Вижн был другим, совершенно не таким, как те, кого я когда-либо встречала…

***

Питер так мастерски просит Ванду рассказать воспоминания: нежный, но точный, старается вытянуть из неё как можно больше деталей. Они занимаются этим часами, но он, кажется, не раздражается и не устает. Тони не может не восхищаться тем, как он работает — с этим мягким выражением лица.

Когда он видит, что Ванда слабеет, он прерывает ее и говорит, что они проведут сеанс еще в один день, а затем помогает ей вернуться в свою комнату. Когда он возвращается в лабораторию, то тяжело вздыхает и наваливается на верстак, кладя голову прямо на холодный металл.

— Ты молодец, малыш, — говорит Тони, стараясь подбодрить его. — У нас есть очень хорошие данные. Я имею в виду, ты тот, кто работал над кодом. И тебе придется посмотреть, как все это сочетается, но я думаю, что это действительно многообещающе.

— Я не знаю, как она это сделала, — бормочет Питер, все еще наполовину прижавшись лицом к столу. — Честно говоря, не думаю, что смог бы так же.

— Смог бы как? — спрашивает Тони.

— Пожертвовать кем-то, кого я так сильно любил, — говорит Питер, садясь и встречаясь взглядом с Тони. — Это немного стыдно, правда. Она намного сильнее меня.

— Хэй, — говорит Тони. — Давай не будем делать такого сравнения. Я думаю, что у тебя было уже много жертв. Честно говоря, я бы хотел, чтобы у тебя их было намного меньше.

Питер ничего не говорит, выражение его лица остается усталым и печальным. Он вздыхает и потирает лицо.

— Думаю, мне стоит взглянуть на эти данные.

Парень действительно пытается, но ясно, что его концентрация рассыпается, а это означает, что Тони тоже рассеян, потому что ему все труднее обращать внимание на что-либо, когда Питер находится с ним в одной комнате. Он пытается закончить чертежи для следующего костюма Паука, но его ум продолжает блуждать по мыслям, которыми он хочет поделиться с Питером.

Он думает о поездке за границу. С кем-то другим он мог бы думать о Париже, может быть, о Лондоне, но для Питера он хочет чего-то другого, чего-то особенного. Он не забыл реакцию парня на Большой Адронный Коллайдер, и он думает, что что-то более подходящее для конкретных интересов Питера может быть в порядке вещей.

Может быть, он полетит на Канарские острова, чтобы посмотреть на Большой Телескоп? У него есть несколько ниточек, за которые он может потянуть, чтобы получить некоторое время наблюдения. В довершение всего — ужин на пляже, вино, сияние звёзд… Он уже предвкушает выражение лица Питера: эти широко раскрытые глаза удивляются научной красоте, которой он управляет независимо от того, сколько он видел и делал.

Когда Питер вздыхает, должно быть, в двенадцатый раз, Тони понимает, что должен заговорить.

— Ты убиваешь меня, малыш. Что происходит?

— Ничего, — говорит Питер.

Тони мерит его взглядом, который, как он надеется, доходчиво передаёт сообщение: «Не неси херню, Питер, я всё вижу». Питер нервно кусает нижнюю губу, его глаза бегают по комнате, останавливаясь на чем угодно, только не на лице Тони.

— Пит, — говорит он более серьезно. — Давай.

Питер на мгновение закрывает глаза, но потом, кажется, принимает решение. Он расправляет плечи и позволяет своему взгляду скользнуть по Тони.

— Мне… мне нужен Ваш совет.

— Вперед, Пит.

— Ладно, эм, я не знаю, как именно… ладно. Ладно…

— Хорошо, — шутливо соглашается Тони, медленно приближаясь к Питеру широкими шагами.

— Ну, Вы помните парня, о котором я рассказывал? Тот, которого я хотел вернуть после щелчка.

Тони останавливается, и его желудок резко сокращается. Он этого не ожидал.

— Любовничек, — говорит Тони, с трудом сдерживая горечь в голосе. — Я помню.

— Верно, — говорит Питер, его бровь медленно и изящно выгибается, когда он следит за Тони. — Ну, раньше я думал, что он никогда, ну Вы знаете, не станет меня рассматривать. Но в последнее время появились некоторые признаки того, что это может измениться.

— Э-кхм, — говорит Тони, и это слово звучит так, словно его ударили в живот. — Признаки?

— Это просто впечатление, — говорит Питер, опуская глаза, чтобы посмотреть на свои ногти. — То, что он сделал, то, что он сказал. То, как он иногда смотрит на меня. Просто иногда. Но это может и ничего не значить.

— Ну что ж, поздравляю, малыш, — он отворачивается, едва не переходя на полный режим полета. Он должен на самом деле заставить костюм не формироваться вокруг него, но он очень хочет спрятаться в своем металлическом панцире. Затем он поворачивается обратно. — Прости, но… ты же просил совета?

Питер не поднимает глаз на Тони.

— Мне нужно знать, что делать, — говорит он. — А что бы Вы сделали, мистер Старк?

— Я думал, мы обсуждали это, малыш, — шутит он, потому что… что он собирается делать? Смеяться или плакать — вот эти гребаные варианты. — Ты не сделаешь ничего такого, что сделал бы я.

— Я серьезно, — говорит Питер с легким смешком. — Я просто… я мог бы выложить всё это прямо там. Сказал бы ему, что чувствую. И это, может быть, здорово? Может быть, идеально. Но если он не будет чувствовать то же самое, это может разрушить наши отношения. Не думаю, что он когда-нибудь снова посмотрит на меня так же.

И Тони не знает, как Питер умудряется выглядеть таким маленьким, но он еще больше погружается в себя.

— Он возненавидит меня, — шепчет он достаточно громко, чтобы Тони услышал. — Поэтому мне нужно знать, что бы вы сделали, мистер Старк. Если бы Вы были на моем месте. Стоит ли рисковать, как вы думаете?

Когда пацан наконец поднимает глаза на Тони, они такие большие, такие красивые и такие, блядь, грустные.

«Не говори ему, Питер», — хочет сказать Тони. — «Не говори ему. Останься здесь со мной».

Тони, конечно, придурок, но он не совсем злодей, несмотря на свои безумные научные наклонности. У него такое чувство, будто на его груди вдруг оказался целый танк. И вообще, кого он обманывает? В любом случае, пацан никогда не захочет такого странного, периодически пьяного, эмоционально отсталого старика, как он. Он золотое проклятое будущее, а Тони так далеко в прошлом.

И все же каким-то образом он все еще ищет у него совета. Даже если нет буквально никого хуже, кто мог бы дать ему совет. Тони хочет убежать. Ему хочется закричать в пустоту. Вместо этого он делает глубокий вдох и прислоняется бедром к верстаку, постепенно приближаясь к Питеру. Он чувствует на себе взгляд парня, но не встречает его. Ему понадобится столько стен, сколько он сможет построить.

— Что я думаю, Пит, так это то, что ты действуешь с ошибочной гипотезой, — говорит он, каким-то образом умудряясь сохранять спокойствие в голосе.

— Что Вы имеете в виду?

— Послушай, малыш, ты все время говоришь о том, что этот парень тебя ненавидит. Я говорю тебе, что если он хотя бы отдаленно достоин тебя, то этого никогда не случится.

— Мистер Старк, Вы не понимаете…

— Цыц, — говорит Тони. — Молчи, когда я говорю!

Он берет себя в руки и поворачивается к Питеру, хотя и не может заставить себя встретиться с ним взглядом.

— Питер Паркер, — говорит он. — Ты самый лучший человек, которого я когда-либо знал. Ты блестящий, добрый, жизнерадостный, благородный и в то же время язвительный маленький говнюк. Что не должно сочетаться, но это так. Так что ты должен понять, малыш, что быть любимым тобой… это должно быть только честью. Даже если твой парень окажется самым тупым болваном в мире и не почувствует того, что чувствуешь ты, он не будет тебя ненавидеть. Этого никогда не случится.

Питер громко сглатывает, все еще кусая губы.

— Так Вы хотите сказать, что я должен ему сказать? — спрашивает он. Смех Тони полон сарказма.

— Приятно знать, что мое красноречие не пропадает зря, — говорит он. — Да, пацан, ты должен, блядь, сказать ему. Дайте мне знать, если вам нужны какие-либо ресурсы.

— Ресурсы?

— Реактивные самолеты, подводные лодки, заказ столиков в очень модном ресторане. Если ты хочешь сделать это… грандиозным.

— Так вы считаете, что я должен сделать из этого большое шоу? — нервно спрашивает Питер.

— Думаю, это зависит от твоего парня, — говорит Тони. — Я всегда делаю шоу, так что я, вероятно, не тот, кого нужно спрашивать.

— Хорошо, — говорит Питер, делая глубокий вдох. — Верно.

— А теперь иди отсюда, малыш, — говорит он, дружески похлопывая Питера по спине. Он старается не слишком задерживаться на напряженных мышцах под ладонью. — Мне нужно работать, а ты отвлекаешь.

— Спасибо, мистер Старк, — говорит Питер, собирая свои вещи.

— Всегда пожалуйста.

Как только он уходит, Тони позволяет себе почувствовать всю тяжесть того, что он натворил. Он прислоняется к стене, сползает на пол и закрывает глаза.

Он бросает печальный взгляд на все фантазии, которые он создал в своем воображении — свидание в огромном планетарии, поцелуй на пляже, Питер, зовущий его по имени в головокружительном удовольствии, две гребаные зубные щетки у раковины. Он поднимает их одну за другой и отпускает, наблюдая, как они рассыпаются в пыль в его руках, как и мальчишка полгода назад.