Габи отломила некрупный ломтик хлеба, зачерпнула половником горячего, наваристого супа, разливая по тарелкам: себе и ему. Ривай благодарно кивнул, пододвигая тарелку ближе к себе, принимаясь за трапезу. Послевоенное время не могло похвастаться богатыми ресурсами, но Габи умудрялась творить по истине волшебное из их скудных запасов провизии. Это стало приятной неожиданностью – соплячка готовила очень недурно.

В отличие от… Чёрт! Под рёбрами неприятно закололо, заныло. Рука непроизвольно стала ощупывать пустоту.

Жалкий орган с аортой подводил, чтоб его!

— Где пропадает Фалько? — сухо поинтересовался Ривай, игнорируя щемящую боль в груди. Положил на колени импровизированную салфетку, чтобы не заляпаться, передал такую же Габи.

Девчонка неопределённо пожала плечами, очаровательно заливаясь румянцем. Такая влюблённая и радостная, даже во времена полной неразберихи и разрухи, умудрявшаяся светиться счастьем и греть не остывающим теплом. Ей совсем недавно стукнуло пятнадцать. У неё много счастливых дней впереди, куча планов на будущее, неисполненных желаний и неиспробованных дел. Она не обязана хвататься за прошлое, как утопающий в море за спасательный круг.

Как Ривай хватающийся за сон, на мгновение ставший реальностью.

— Не знаю, — Габи улыбнулась, мечтательно заглядываясь на своё отражение в тарелке с супом. — Фалько сказал, что это секрет. Но мне должно понравится. Не могу дождаться, даже еда в рот не лезет.

Ривай хмыкнул, зачёрпывая жижку вместе с гущей. Он не любил сюрпризы. Когда он только взял к себе в отряд этих неокрепших желторотиков, они устроили ему просто незабываемое шоу, которое в перспективе должно было порадовать, заставить наконец сменить постную физиономию на что-то более приемлимое. В знак благодарности – наряд вне очереди. Он всё ещё помнил: напуганного Армина, стыдливо прячущего глаза, беспристрастную, всегда холодную Микасу и…

Габи удивлённо, немного озабочено глянула на Ривая, наблюдая, как тот тяжело буравит взглядом салфетку, сильно сжимая ложку в руке.

— Всё в порядке?

Ривай резко дёрнулся, посмотрев единственным видящим глазом на её лицо: смуглая кожа, наивные, детские глаза, вздёрнутый нос, розоватые губы, каштановые пряди волос, чёлка которых небрежно спадала на лоб. Вглядываться в неё было равносильно самовольному падению в пасть титана. Так же безумно и бессмысленно.

— Вряд ли мальчишка поведёт тебя под венец. Не раскатывай губу раньше времени, — проигнорировав вопрос, начал над ней подтрунивать Ривай. — Вы ещё дети. Но когда-нибудь, я уверен, это произойдёт. И я наконец разомну кости, а то надоело на одном месте сидеть, — подытожил он, поглаживая изувеченную конечность.

Габи сжала губы в тонкую линию, сделавшись вмиг серьёзной. Так ни разу не тронутый суп был отставлен на край стола.

Она просипела:

— Капитан, снова нога?

Ривай думал, что скребущиеся кошки на душе – это всего лишь очередная, глупая метафора. Ему непреодолимо хотелось располосовать себе грудь, вытрясти осколки разбитого сердца – оставить только одну пустоту. Габи не была его подчинённой, не была членом отряда разведки. Она долгое время являлась врагом, чужаком, так внезапно протянувшим ему руку помощи. И, конечно же, она не была чёртовым Эреном Йегером, но от каждого её робкого «капитан» – дыханье спирало в зобу.

— Да. Болит, — хрипло выдохнул Ривай, сжимая рубаху возле груди.

— Хорошо, — девчонка перепугано подорвалась, сморгнув влагу с ресниц, предупредила на бегу: — Сейчас принесу обезболивающее. Вы только потерпите, капитан.

Ривай проводил её пристальным взглядом, грустно улыбаясь одними глазами.

Капитан – это не гордое, хвалебное звание. Капитан – это застарелое клеймо.