Глава 1

Джеймс не может поверить, что они действительно это делают: спасают его гребанного клона-почти-покойника и приволакивают вместе с собой в старое убежище Зимнего, ставшее домом для вернувшего память Барнса.


Двойник едва дышит, сплевывая кровью, и взгляд у него загнанный, настороженный. Он жмется к Капитану, как будто тот его спасительная соломинка, и Барнс отворачивается, мечтая лишь о том, чтобы его копия исчезла, потому что смотреть на него и видеть собственное лицо, искаженное болью, непониманием и злобой, выше его сил. Откуда в Стиве сил терпеть это столько раз, он не знает, да и узнавать не хочется. Хочется только оттащить подальше этот кровотачащий мешок стонов подальше и запретить Роджерсу к нему подходить, источая эту свою топящую в нежности жалость, демонстрируя безграничное желание защитить. Не то чтобы Джеймс ревнует, просто убить двойника было бы гуманнее: ГИДРа все равно не позволит выжить ни ему, ни копии, ни Капитану, а так как придется выбирать, то у копии просто нет шансов, особенно будучи искалеченной до предела и абсолютно бесполезной, случись им драться. Простая логика и ни капли ревности. И ни единой разумной причины уводить клон в соседнюю комнату подальше от них двоих.


Только вот убедить Стива оставить уснувшего наконец двойника получается не сразу: тот не слушает, врезаясь взглядом в изможденные черты чужого лица, дергается несколько раз, когда копия стонет сквозь сон, и Джеймс понимает: хрена с два они избавятся от двойника, и дело даже не в том, что носит он его собственное лицо, хоть это и добавляет значимости процессу его спасения для Капитана, нет – желание Стива спасти всех и каждого, помноженное на вину за смерть Баки, лишает его возможности бросить раненого и нуждающегося в его помощи человека. Хотя человека ли?


Джеймс вырубается позже всех, проследив, чтобы Стив спокойно уснул в безопасности по его левую руку, но просыпается он от тихих шорохов его шагов: Роджерс скрывается за железной дверью соседней комнаты и проводит рядом с умирающим двойником больше времени, чем с вернувшимся в его жизнь собственным лучшим другом. Два часа, в которые Барнс не смыкает глаз ни на мгновение, вслушиваясь в тишину за стеной. Два часа, которые Роджерс находится рядом с раненой копией без единой мысли о том, что Джеймс тоже ранен и нуждается в нем не меньше.


Когда Стив дает ему имя - Джим - Баки хочется свернуть двойнику шею.


"Какой, нахрен, Джим", - хочется заорать Джеймсу, а еще хорошенько встряхнуть Стива, чтобы дурь вылетела из этой слишком правильной и ответственной головы. Нянчиться с тем, кто уже не жилец, это ли не трата времени. Но некстати в голове всплывают ученые ГИДРы, вернувшие его к жизни, сделавшие его цельным взамен погибающего в ущелье куска обмороженного мяса. Но давать шанс двойнику на жизнь ему не хочется, это кажется и угрозой, и предательством со стороны Роджерса, и причиной кинуть их тут вдвоем, и пусть разбираются, кто кому больше друг так, чтобы Джеймса это больше не касалось. Собственная ярость кажется чудовищной, и он пытается совладать с собой, но получается откровенно отвратно, потому что Джим - чертов Джим - человек, нуждающийся в их помощи, и плевать, что у него лицо Барнса. Можно представить, что это просто подопытный ГИДРы, которого они со Стивом спасли. И игнорировать эту бесящую его заботу, которой клон не может быть достоин, но которой Стив щедро его одаривает.


- Ты еще вылижи его, как котенка, - наконец рявкает Джеймс, вымещая всю накопившуюся неприязнь, но в ответ получает лишь укоризненный "Мы должны ему помочь, Бак" взгляд, которым его одаривает Роджерс. В руках у него бинты и баночки, и хрена с два он так суетился, когда нашел Баки, некстати вспоминается тому. Поехал от собственной вины - единственная разумная причина этой заботе курицы-наседки. Он мой друг, которого я снова обрел - единственное разумное оправдание собственному поведению, собственной ревности и желанию отволочь Стива подальше и прострелить двойнику башку.


То, что они с этим Джимом два разных человека, он понимает, едва тот набирается достаточно сил, чтобы говорить. Он не знает ни Баки, ни Капитана, да и Капитан не его миссия, и вся его поза, пока он рассказывает все, о чем помнит, расслабленая до невозможности, словно не его недавно препарировали на живую. А жест, с которым тот приваливается здоровым плечом к Стиву, и вовсе заставляет Джеймса заскрипеть зубами. У тебя нет никакого права так себя вести, думает Барнс. Но Джим ведет, и Роджерс ему позволяет.