Джим долго смотрит на него, впиваясь тяжелым пытливым взглядом ему в лицо, после в его бионическую руку, как в чертово зеркало, и наконец просит сбрить ему виски и затылок, и Джеймс, единственный, у кого оказывается нож и не дрожат по разным причинам руки, едва сдерживается, чтобы не перерезать ему заодно и горло - только взгляд Роджерса, пристально отслеживающий его движения, не дает ему выполнить задуманное. Суинни Джеймс, блять, Тодд. Отличное было бы новое имя вместо опостылевшего "Зимнего Солдата", но увы.


Барнс разглядывает Джима, похожего на придурка с этой стрижкой, но Стив говорит, что видел полные улицы таких в Нью-Йорке, что это нынешняя мода, и Джеймс поджимает губы: модник, надо же. Только из криогенки и сразу на обложку. Он стоически игнорирует движение руки Стива, который мимолетно кончиками пальцев касается чужого выбритого затылка, и обтирает нож о валяющуюся рядом куртку своей копии - откровенно детская месть, но хотя бы так. Раз ни убить, ни покалечить, то хотя бы нагадить где получится. Только, кажется, Роджерс все-таки замечает его выходку, потому что назвать простым совпадением то, что чуть позже тот относит двойнику не просроченные консервы, оставляя Джеймсу что-то, сдохшее в банке еще в прошлом веке, не получается. Полдня с размороженным клоном, и вот уже столетняя дружба попахивает дерьмом из проржавевшей банки. Отлично.


Он вынуждает себя отвлечься, делает какие-то упражнения, отжимается, но это ни черта не помогает. Потому что Стив по-прежнему находится в другой комнате, не имея на это никаких разумных причин и оснований. А после он слышит смех Роджерса и окончательно слетает с катушек от гнева. Подлетает к дверям, как ревнивый бойфренд на вечеринку, где с его девушкой флиртует кто-то другой, и застывает, разглядывая привалившихся друг к другу новообразовавшихся лучших друзей, поглощенных какой-то охрененно интересной беседой. Они, блять, даже не замечают Джеймса, стоящего на пороге.


Джим рассказывает Стиву какую-то откровенную хрень - Джеймс не вслушивается - и Роджерс улыбается, широко и открыто, словно они не в бункере, а в каком-нибудь баре пятничным вечером. Откуда Джим знает шутки и свои веселые истории, Барнс пытается не задумываться. Ему достаточно Стива, алеющего, как юная пуританка под взглядом жиголо, когда чертов клон, рассказывая очередную охренительную байку, протягивает руку и касается чужой ладони, вроде вскользь, но Джеймс-то не дурак не понять подоплеку. Только вот Роджерс, кажись, дурак, потому что разрешает. И кому? Копии Барнса.


Нужно было пообниматься, мог бы и сообщить, думает Барнс, не убыло бы подержаться за ручки. Он уходит бесшумно и долго думает над тем, как вернее поступить: нож валяется на столе, и проткнуть им чужую печень кажется прекраснейшей идеей, но он все-таки собирается с силами и просто бреется, убирает чертову щетину, чтобы сравняться лицами с этим дебильным двойником, только вот зачем неясно, все равно ведь лицо одно.


Но вернуть внимание Роджерса становится делом чести, даже если воевать придется с собой же. И избавиться от Джима - новой целью их случайных и вынужденных совместных каникул в бункере.


*


- Чего ты с ним возишься? - Джеймс вылавливает Стива у кладовки, где тот выискивает максимально свежие, если в их случае это вообще применимо, консервы.


- Нельзя бросать раненых, - Роджерс отвечает не глядя, и Барнс дожидается, когда тот наконец поднимет голову, чтобы увидеть его глаза. - Он это ты, а тебя я больше не брошу.


Джеймс рассматривает его поджатые губы и понимает: нет, это не та причина, хотя доля правды тут, несомненно, есть. Он хватает Роджерса за плечо, подходит ближе.


- Стив, он обуза, - говорит на пределе слуха, едва слышно выдыхая слова в чужое ухо: если у Джима такая же реакция, как у самого Барнса, он вполне может услышать все, о чем они тут разговаривают. - У нас нет на него времени.


- Он это ты, - отрезает Роджерс, стряхивая его руку, и Джеймс читает по его губам невысказанное: "У меня нет времени на тебя".


- Ладно, - Барнс примирительно поднимает ладони вверх, всем своим видом показывая, что все понял и больше вопросами не достает. - Хочешь возиться, возись. Просто не подпускай его близко, вдруг он запрограммирован на твое убийство. - И почти выходит из кладовки, когда в спину врезается "Как ты?", вынуждающее его замереть, не зная, что ответить.


Бункер в один момент становится чертовски тесным для них троих.


А потом случается это дерьмо, расставляющее все по своим местам.


Роджерс отводит Джима в душ, и Барнс едва не пробивает собой стену, когда слышит - чертов идеальный слух, натренированный на любой маломальский шум - стон, перекрывающий для него грохот стучащей о железный поддон воды. Он вскакивает, хватая нож, мчится в душевую - как знал, что выблядок действительно запрограммирован на убийство Капитана, ГИДРа так просто не отпускает своих лучших бойцов - и видит то, что отпечатывается на изнанке век на весь тянущийся бесконечно вечер, который он проводит отдельно от Стива и недоубитого свежевымытого Джима: никто никого не убивает и даже не пытается ранить, двойник просто вжимает Роджерса в стену, целуя медленно и неторопливо в подставленные добровольно губы, и Стив ему отвечает, попеременно срываясь на стоны, пока наглая ладонь единственной уцелевшей руки оглаживает тело под промокшей до нитки футболкой.


Джеймс не может понять, в чем причина, но чувствует себя униженным, а еще словно облитым помоями, но задаваться вопросами у него нет ни сил, ни желания. Может, это случайность, и Стив, запертый в бункере, просто нашел, как снять напряжение, и плевать, что помог ему в этом парень с лицом Джеймса. И плевать, что Стив, которого он знает, не способен на подобное поведение - откровенное, спонтанное, со случайным человеком.


Только вот удержать себя от мыслей о том, что, вернись они в бункер вдвоем, как и планировали, закончилось бы все так же или нет, у него не получается. И представить себя на месте Джима в душе целующим Стива тоже.