Возвращаться всем вместе опасно, и Джеймс уходит вместе с Джимом, висящим на нем мертвым грузом, прежде Роджерса, который делает огромный круг, тщательно обследуя территорию, близкую к бункеру, на предмет "хвоста", и задерживается дольше необходимого, потому что перспектива снова оказаться запертыми в тесной клетке их убежища, особенно после осознания собственной ошибки, кажется страшнее любой погони. Он не уверен, что смог бы находиться сейчас рядом с Джимом, приводя его в чувство после операции, и тем более не уверен, что смог бы находиться рядом с Джеймсом, делая вид, что ничего не изменилось.
*
Джим доходит сам и вполне сносно держится на ногах, правда, выглядит чрезмерно бледным, но ест с аппетитом, и у Джеймса, как у заботливой мамаши, отлегает от сердца, но удержаться и не притащить ему собственное одеяло, под насмешливым взглядом идентичных глаз укутывая Джима в него, как кокон, он не может. Воспоминания о собственных обнулениях заставляют его нервничать, и в конце концов двойник дергает его за руку, удерживая на месте.
- Хватит мельтешить, голова кружится, - просит он, и Барнс подчиняется, присаживаясь рядом с улегшимся на матрасе Джимом. Рассматривать себя сверху вниз выходит забавным, а потом клон протягивает к нему руку и тянет за прядь волос.
- Как ты вообще что-то видишь с такой гривой? - и Джеймс некстати вспоминает Геншера с его словами про Парижскую неделю моды. Кажется, Джим знает о том, что он попросит, прежде самого Барнса и не кажется удивленным, когда тот протягивает ему нож. Он поворачивается к двойнику спиной, в последний миг осознавая, что только что подставил открытое горло человеку с ножом, у которого есть хорошие причины его недолюбливать, но все равно не чувствует себя под угрозой, даже когда прохладные бионические пальцы касаются шеи, собирая длинные пряди.
- Хочешь, отрежем локон и подарим в медальоне Роджерсу? - раздается над ухом, и Джеймс вздрагивает: это шутка полна отчаяния, ему ли не знать, как звучит отчаяние в собственном голосе, а после, не дожидаясь ответа, Джим интересуется: - Что делать с волосами?
Баки проводит пальцами по щетине, осознавая, как на самом деле угрюмо и неприглядно выглядит со стороны, и решается:
- Как у тебя, - буквально затылком чувствуя чужую насмешливую улыбку.
- Хороший выбор, - соглашаются над головой, а потом Джим зачем-то добавляет:
- Он может нас не отличить, когда вернется, - и Барнс чувствует, как пересыхает в горле, а перед глазами встает совершенно не та картина: Джим, зажимающий Роджерса в душе.
"Если тронешь его вот здесь, он прогнется так, что можно будет взять его прямо у стены" - Джеймс понимает, насколько хреново иметь абсолютно идентичного двойника, только когда всматривается в чужое лицо, без единого слова спрашивая и получая разрешение одним взглядом.
*
Джеймс не выходит его встретить, когда Роджерс возвращается в бункер; в помещении стоит абсолютная тишина, и Стив тихо проходит в их с Джимом комнату, не обнаруживая там никого. Ему не хочется разговаривать с двойником, да и сам он не уверен, что Джим захочет обсуждать с ним произошедшее в центре, поэтому тишина кажется благословением. Роджерс чувствует, насколько устал, только когда растягивается во весь рост на матрасе, но сон, как назло, не идет, и отсутствие Джима рядом отнюдь не помогает расслабиться.
Он успокаивается, только когда его фигура возникает в проеме двери. То, что Джим не настроен на разговоры, становится понятно сразу по его напряженным плечам, по лицу, которое он отворачивает, словно пытаясь спрятаться, но Стиву не в чем его обвинить: он и сам сумел бы не сразу осознать и простить то, с какой нежностью утешался чужой страх, в то время как собственная боль осталась проигнорированной. Но извиниться все-таки необходимо, и он придвигается к Джиму ближе, утыкаясь лицом между его лопаток, ведет носом по позвонкам, тычется лбом, как пес под ладонь, и замирает, ожидая ответной реакции.
Джим остается неподвижен слишком долго, прежде чем наконец отмирает, протягивая к нему руку, и Стив благодарно касается ее губами, вслушиваясь в последовавший за его движением тяжелый выдох. Когда Джим наконец оборачивается к нему, несмело и словно испрашивая разрешения притрагиваясь к его щеке, Стив чувствует щемящую нежность к этому человеку, так случайно и фатально ставшего частью его жизни. Джеймс прав, двойник не виноват в том, что оказался рядом и оказался искренен с ним, потянувшись за лаской, предназначенной для другого, и у Роджерса нет никакого права поступать с ним так по-скотски, то и дело обвиняя его в непохожести и одновременно с этим убийственной схожести с тем, кто хочет быть просто другом.
Дружба должна оставаться дружбой, и плевать, что у человека, мягко прикасающегося сейчас к его губам своими, то же самое лицо, что и у причины его метаний: Джим совсем другая личность, и сравнивать их бесполезно. Как и пытаться полюбить одинаково, потому что достаточно просто любить так, чтобы было честно. Понимание всего этого пронзает Стива, как молния, и в голове все в тот же миг становится на свои места: Джим никогда не сумеет дать ему их общего прошлого с Джеймсом, но этого и не нужно. Джеймс жив и рядом, и требовать от него чего-то большего чертовски эгоистично.
Когда Джим замирает снова, словно не решаясь продолжить ласку, Стив понимает: не простил. И решается окончательно. Джим всегда был смелее, но сейчас Роджерс целует первым, притягивает к себе ближе, сам выпутывает любовника из одежды, пытаясь не обращать внимания на его отстраненность и холодность, скованность и безынициативность. Скользит ладонями по его телу, жадно оглаживая мышцы под гладкой кожей, и когда Джим наконец начинает дышать чаще и отвечает на его прикосновения, позволяет себе наконец успокоиться. Джим действует неловко и несмело, и Роджерс списывает все на последствия операции и смену положений их тел теперь, когда тот может использовать обе руки. А нежные ласковые поцелуи, медленные и слишком осторожные - несвойственные яростному и напористому двойнику - на попытку выспросить без слов: я тебе нужен? Я все еще что-то значу?
Позже он засыпает, уткнувшись в плечо Джима, спокойным и удовлетворенным, с четким пониманием того, что все встало на свои места, а невесомый поцелуй в лоб, такой непривычный и неожиданный, только убеждает его в том, что он выбрал правильно. А Джеймс еще долго разглядывает заснувшего Стива, прежде чем решается перевести взгляд на замершего в дверях его собственной тенью Джима, сверлящего его глазами, и осознает, как страшно попал с тем, что уже не желает отдавать то, что всегда принадлежало ему по праву, но оказалось проебанным так бездарно. Но утро наступит слишком быстро, и это придется сделать.