6;

Примечание

я увидела арт, где Дариус красит Хантера в красный, но потом подумала, что на роль парикмахера отлично подойдет Эмити, потому что у нее похожий конфликт про идеальность, который выражается и через внешность

а очень милый крашеный Хантер вот тут: https://vk.com/wall-206283267_7224

«Из всех гримволкеров ты больше всех похож на него», — шипит голос, истекает в уши холодным ядом, расплавляя слизистую. Оседает на затылочной кости — на кости, что принадлежит кому-то другому, давно мертвому. Каждый раз, когда он вспоминает об Императоре, у Хантера сердце тревожно ноет, надрывается, хотя он убеждает себя, что все давно позади, что Белос никогда не сможет снова вот так посмотреть на него тысячей вечных глаз, что сияют и воют во тьме…

— Не дергайся! — шипит Эмити, зацепляя прядку волос — наверняка специально. Перстни на ее пальцах звякают. Флэпджек чирикает — не дает хозяина в обиду. В кривом мутном зеркале с парой трещин Хантер может видеть сердитое и гордое лицо Блайт — и самого себя, вывернутого, как будто Эмити пытается нежно сломать ему шею.

— Прости, — хрипит он.

Краска для волос пахнет едко, ядрено. Настолько, что выбивает все мысли — и все равно темные воспоминания просачиваются. Руки Эмити в красных разводах, алое стекает по шее Хантера, окрашивает затылок и виски. Он думает о крови — и о том, что в Белосе не осталось ничего живого и настоящего, человеческого, только пузырящаяся бурая грязь, расползшаяся по мраморному полу. Брызги попали ему на лицо, и Хантер застыл, хватая воздух ртом. Тогда пахло гнилью, гнездившейся у корней, и стылым болотом. Сейчас — немного ржавчиной, железом, молотой гвоздикой и еще чем-то терпким и винным.

Хантер не любит смотреть на себя в зеркало, но сейчас у него нет выбора, пока Эмити хозяйничает на его голове, а Луз, которую Блайт усадила в угол, чтобы не мешалась, сосредоточенно корябает что-то в школьной тетради. Рассматривать свои ботинки рано или поздно надоест. Палисман хохлится возле миски с краской — он чувствует волнение Хантера.

Золотой Страж смотрел на него из зеркал, отражался от начищенного пола во дворце, выглядывал из воды, когда он пытался кого-то утопить во имя Императора. Хищная птичья маска, узкие прорези глаз, клубящаяся тьма. Вечная преданность, ручная птичка Белоса. Но он умел выглядеть… достойно, представительно, и Хантер не удивился, что его пытались затащить на полуразрушенный трон, когда все закончилось. «Им всегда нужно, чтобы кто-то управлял», — рыкнула Ида. Им всегда нужно на кого-то молиться, и из Золотого Стража получилась бы славная икона.

Но Хантер сбежал.

Сейчас они сидят в узкой ванной комнате в Совином доме, едва не путаясь ногами с Луз, пальцы Эмити вплетаются в его волосы, и Хантер ловит свой опасливый взгляд из отражения. Он учится чувствовать себя в безопасности. Несмотря на близость Блайт к его сонной артерии, у Хантера получается.

Он всегда знал, что недостаточно хорош, прятался под маской. А потом увидел картины из воспоминаний Белоса, и сквозь страшный их смысл, сквозь ошеломление предательства пробилась язвительная мысль: так вот каким ты должен быть, как Калеб, Калеб с золотыми волосами и солнечной улыбкой, способный понять и полюбить даже врага, идеальный Калеб. Белос ненавидел его, Хантер завидовал ему. Тому, кем он не смог стать.

Он зажмуривается, пытаясь сморгнуть чужой образ.

— Хм-м, кажется, готово, теперь сиди смирно где-то полчаса, — протягивает Эмити.

Иногда Хантеру хочется отвечать ей «да, мэм», и он, наверное, очень хорошо понимает Луз.

Ожидание тянется бесконечно долго, и ему кажется, что под повязанным полотенцем начинает чесаться висок. Луз и Эмити пьют чай на кухне и наверняка о чем-то разговаривают — сладкий щебет, много смеха, — а Хантер мрачно смотрит на свое бледное отражение и отсчитывает минуты. Иногда косится на Флэпджека, словно пытаясь убедиться, что поступил правильно. Палисман какое-то время заменял ему совесть, так почему бы и нет…

Это глупо — считать, что в его жизни что-то изменится, но ему хочется перестать притворяться идеальным. О чем-то таком ему рассказывала Эмити в одну теплую ночь, когда у них не было настроения выцарапать друг другу глаза — и, возможно, они были немного пьяны. «Ага, типичный подростковый бунт, так держать!» — хмыкнула Ида, когда Хантер притащил в Дом краску. Ида знала обо всем, что происходит в этих стенах. Ида была Домом даже больше, чем Хути, и иногда Хантер любил устало уткнуться в ее плечо, когда она засыпала на диване над очередным зельем.

— Эй, приятель, скучаешь тут? — в дверь протискивается любопытная морда Кинга. — Знаешь, выглядит как сцена убийства! — хихикает он.

Хантер рассеянно смотрит на красные потеки на футболке. Наверняка получится отстирать.

— Ага, кто-то зверски убил Золотого Стража, — слабо улыбается он.

Кто-то расколотил всю его правильность, которую он по кусочкам собирал годами. Вот только если Хантер и понял что-то, живя в Совином доме, так это то, что из обломков можно сделать что-нибудь хорошее — но вовсе не обязательно составлять их идеально. Прилично. Так, как надо.

Иногда нужно ебануть от души красным всполохом.

Эмити стаскивает с него полотенце, не церемонясь с ушами. Хантер закрывает глаза, почему-то не хочет смотреть сразу, оттягивает момент. Висок все еще чешется, и эта навязчивая мысль не дает ему покоя. Эмити проводит влажным полотенцем по шее, оттирает лишнюю краску с ушей, проезжаясь махровой тканью совсем не милосердно. «Я хочу посмотреть, хочу!» — шумит Кинг и наверняка оказывается у Луз на руках, как мягкая игрушка.

— Давай, Страж, открывай глаза, — шепчет Эмити, наклонившись к его уху. — Не думала, что ты такой трусишка.

Он вспыхивает сразу же, сердито смотрит на нее… Эмити лукаво улыбается, а в зеркале Хантер улавливает смазанное алое пятно. Красное разливается по вискам, стекает к затылку, молнией пронзает светлую челку, и Хантер зачарованно наблюдает за тем, как правильное золото императорского ковена перетекает в пылающе-багряный.

Ему впервые нравится то, что он видит в зеркале.

— Тебе очень идет! — Луз улыбается широко, искренне, как только она умеет. — К глазам! Очень круто!

Вишневые глаза смотрят с привычной хмуростью. Хантер читал, что они настолько неестественные, как кукольные блестяшки, потому что он магическое создание, потому что у гримволкеров нет души. Хантер ненавидел свои глаза еще больше, когда понял, что его собрали из чужих костей и магического хлама. Но сейчас они даже не кажутся странными на его лице.

Луз протягивает руку, касаясь коротко стриженных висков, и довольно мурлычет что-то. «Мягонько!» — и, конечно, Кингу тоже хочется попробовать, а Хантеру приходится терпеть тяжесть на плечах и цепкие когтистые лапки у себя на голове. Он ухмыляется. Да-да, попробовали бы вы так сделать с…

Плевать на Золотого Стража, здесь только он, Хантер.

— Ты что делаешь? — вдруг дергается он, видя, как в руках Эмити разворачивается магический свиток. — А ну стой! Блайт!

— О, я уверена, что Дариус будет рад увидеть, что у тебя все в порядке! — сладко улыбается Эмити, уже публикуя фотографию, где Хантер выглядит как совершенный придурок, перемазанный в краске, прямиком в Пенстаграм.