Примечание
давайте немного отвлечемся от стекла в каноне, тут у нас будет милая зарисовочка про важность поддержки и прикосновений (а еще немного Лумити, но это тут не главное)
— Так вы с Блайт встречаетесь уже… сколько, почти год? — уточняет Хантер, хитро прищурившись. — И вы ни разу не целовались? Серьезно?
Луз хочется откусить ему нос, чтобы он перестал так самодовольно улыбаться.
Она до конца не понимает, как они к этому пришли, просто обсуждали что-то, Луз рассказывала про школу, а Хантер — про команду; вдохновленная Луз описывала, как была прекрасна Эмити во время матча по груджби. О, Луз готова говорить о ней бесконечно, о каждой искорке в золотых глазах Эмити, о каждой ее увлеченной улыбке. Хантер сидит рядом, но не вслушивается, не особо запоминает — Луз и сама понимает, что эти сахарные описания никому, кроме нее самой, не будут понятны. Но вдруг Хантер оживляется, насмешливо дергая ушами.
Кто бы ей сказал, что она будет обсуждать поцелуи с Золотым Стражем, Луз бы никогда не поверила.
— Ты!.. — возмущенно говорит Луз, размахивая руками; она чувствует, как щеки вспыхивают. — Это вообще не твое дело! Откуда тебе знать про поцелуи! — смущенно фыркает Луз. Кинг, пригревшийся под боком, любопытно приподнимает голову.
Золотой Страж в золотой клетке — Луз знает, что у него не было никого, ни друзей, ни возлюбленных, только холодный мрамор и железные приказы императора. Нагло усмехающийся Хантер, поддевающий ее насчет отношений, — всего лишь маска, пускай и лучшая, чем блестящий птичий лик.
— Я читал! — огрызается Хантер, выдавая свою любимую присказку.
Луз ухмыляется: интересно, это были какие-нибудь книжки с глупыми советами для парочек или сентиментальные романы для домохозяек? Хантер неохотно отодвигается к спинке дивана, как будто избегает касаний. Смотрит сердито, но и с издевкой.
— Что бы ты еще понимал, — бубнит Луз. — Тебе кто-то нравится? Может, Уиллоу? — ехидно спрашивает она.
Часто их диалоги сводятся к тому, чтобы ужалить друг друга; это как фехтование на рапирах: уколы и блоки.
— Уиллоу — капитан! — высказывает Хантер; в его голосе — почти что священный ужас. Стиснутый своим уставом, Хантер до сих пор не может переучиться, для него капитан команды — все равно что офицер.
Но и без него Луз знает, что их с Эмити отношения по-прежнему странные и детские. Сначала ты сражаешься с властью тирана, делаешь все, чтобы миры не разрушились, и тогда мыслей о поцелуях как-то не остается — только о поцелуе в лоб, который подарят тебе, если ты ошибешься (тут или со щитом, или на щите). А потом все остаешься в той же неловкости, как будто забыть не можешь. Вырваться из плена собственного разума, никак не привыкающего, что война закончена.
Луз вся — «странная» и «детская». У Эмити, кажется, нет с этим проблем.
Она уходит на кухню готовить ужин — сегодня ее очередь, — напоследок почесав по спине сонно урчащего Кинга. Стараясь отвлечься от назойливых мыслей, Луз возится с яичницей (она притаскивает продукты из своего мира, чтобы не напрягать остальных). Хантер проскальзывает в кухню, шуршит чем-то за спиной. Ужинают они спокойно, если не считать того, что Ида рассказывает о ночном базаре, который им точно стоит посетить к концу недели. Хантер смотрит куда-то в сторону и как будто не хочет пересекаться взглядом с Луз.
— Эй, человек, — тихо говорит Хантер, заглядывая в комнату вечером.
Когда ему плохо, это всегда — «эй, человек». Она незаметно улыбается.
Теперь у них есть побольше места, однако Луз и Хантер все равно сдвигают кровати ближе — на тот случай, если кого-нибудь из них снова будет мучить кошмарный сон. Половина Хантера завалена книгами; он не раскладывает их по местам никогда, но каким-то чутьем ориентируется, всегда может достать то, что нужно. Хаос вместо императорского порядка.
Луз еще лежит, листает несколько сохраненных страниц в телефоне. Экран освещает ее лицо странным потусторонним сиянием, и некоторые иногда думают, что Луз что-то колдует. Хантер садится рядом с кроватью, и она осторожно откладывает телефон, чтобы послушать его, но недолгое время он молчит. Словно ждет чего-то.
Хантер не из тех, кто станет извиняться, не так он скроен.
— Правда в том, что я иногда тебе завидую, — признается он. Палисман, красный кардинал, уютно возится где-то на полу. — У тебя есть Блайт, она готова сражаться за тебя даже против императора… Я имею в виду — у нас такой преданности добивались годами. Выучкой, тренировкой. Болью. Но я никогда не думал о том, как могущественны могут быть… чувства.
Хантер не понимает. Хочет спросить, но и слов толком не может подобрать.
— Я тоже не знаю, чем я это заслужила, — говорит Луз. С Хантером легко откровенничать — потому что, если он верен кому-то, то отдает всего себя, а сейчас Хантер в Совином Доме и разделяет все его секреты. — Иногда мне кажется, что я могу что-то испортить. Сделать не то. Вот я и не…
— Ты правда думаешь, что можешь испортить что-то поцелуями?
— Ну, я никогда не целовалась… А ты? — хмыкает Луз, оглядываясь на него, и есть в этом что-то шкодливо приятное — наблюдать, как Хантер краснеет ушами.
— Я не очень люблю… прикосновения.
Луз как-то читала в интернете про разные языки любви. Она точно была из тех, кто дарит прикосновения: случайные и не очень, затяжные объятия и подставленное плечо, когда нужно дать хоть какую опору. Но Луз понимает. Рука, протянутая к Хантеру, чаще всего была со смертоносными когтями. Прикосновения ранили и калечили, оставляли шрамы. Луз их видела — белые, будто выжженные отметины. Растерзанные ладони, глубокие засечки на плечах.
В отличие от нее, Хантер просто вверял тем, кто ему дорог, всего себя. Сражался до последнего. Был готов пожертвовать своей жизнью. В этом они с Эмити даже похожи.
Осторожно Луз соскальзывает на край кровати, чтобы не спугнуть. Палисман встревоженно чирикает, когда она протягивает руку, но Луз всего лишь кладет ее Хантеру на плечо, чуть сжимает пальцы — так, чтобы он смог вырваться, если захочет. Но он не хочет.
— Не так уж плохо, согласись? — улыбается Луз.
— Зачем ты это делаешь?
Искреннее непонимание, чуть склоненная голова. Хантер и правда не знает, прислушивается к чему-то внутри. Палисман садится рядом с рукой Луз, на ощупь он удивительно мягкий и теплый, несмотря на разбойничий вид.
— Это потому что ты мой друг, придурок, — терпеливо поясняет Луз. — И я хочу, чтобы ты запомнил кое-что важное: иногда другие касаются тебя, чтобы так выразить чувства. Чтобы показать, что ты им дорог.
Хантер дергает ушами и отводит глаза. И неловко, словно боясь, что его ударят, кладет ладонь поверх руки Луз.
— Что ж, это объясняет, зачем нужны эти поцелуи, — осторожно говорит он. — Я имею в виду — технически это же все ужасно! Совершенно негигиенично, к тому же, и…
— О, Титан, ты такой зануда! — хохочет Луз.
Потрясающий тупица, она хочет сказать.
Ей вдруг становится легче: да, все так, если она поцелует Эмити, это будет значить, что Луз хочет выразить, насколько ей дорожит, и та должна это понять, и бояться тут нечего — Луз много что надо ей сказать… Она почти представляет это — гораздо отчетливее, чем обычно.
— Тебе не неприятно? — вдруг уязвленно спрашивает Хантер; ладонь на руке Луз подрагивает. — Я же… мне говорили, что я ужасно выгляжу. Со всеми этими шрамами…
После каждого такого рассказа Луз хочется отмотать время назад и заставить Белоса страдать. Очень долго и мучительно.
— Конечно нет! Ты гораздо больше, чем эти шрамы, и это просто… твоя история, то, через что ты прошел, — говорит Луз. — Да, мне жаль, что их так много. Ты не должен был все это переживать в одиночку. Но это не значит, что ты какой-то плохой!
Слова как-то перестают складываться, и она злится на себя, потому что хочется так много Хантеру сказать: мне жаль, мне очень жаль, что ты перенес все это, но ты сильный, верный и храбрый, а еще ты тот старший брат, о котором я и мечтать никогда не смела.
Но она может только положить руку ему на плечо и молиться, чтобы Хантер все это прочитал, прочувствовал, пережил.
— Эй, я тут подумал… Если хочешь, я могу поговорить с Блайт! Ну, знаешь, чтобы все это… было для нее не так неожиданно, — предлагает Хантер. — Намекнуть типа. Что ты хочешь ее поцеловать.
— Она скорее всего прибьет тебя на месте, если ты вообще заговоришь с ней на эту тему! — отмахивается Луз. — Хантер, можно я руку ненадолго уберу? — шепотом уточняет она. — Я тебя ценю и все такое… Но правда, сидеть так неудобно, у меня плечо затекло! Так что сядь рядом, на полу вообще-то пыльно!
— Это потому что на этой неделе твоя очередь убираться, а ты ничего не делаешь, — ворчит он, очень стараясь не улыбаться.
Хантер из тех людей, кого хочется то ли придушить, то ли обнять. Но Луз всегда выбирает второе.