Луз сидит уже битый час, перебирает глифы, пробует снова и снова; пальцы ноют от бестолкового рисования, а в блокноте почти заканчиваются чистые листки… вот только ничего у нее не получается. Иногда ей так неделями кажется, что все значения глифов исчерпаны, а потом всплывает что-то новое — как вспышка молнии. И ведь она чувствует, что есть еще что-то, какая-то тайна, загадка, и это заставляет Луз выдумывать новые комбинации…

Сейчас она кружит на одном месте уже несколько недель, расцарапывает себе пальцы. Сидя на полу в окружении отработанных листочков, Луз обреченно подвывает. В таком настроении ни Ида, ни Кинг стараются к ней не лезть. Это привычка еще из прошлых времен, когда она искала пути домой — тогда домашние к ней вовсе не подходили. Луз рычала и готова была кусаться.

То, что выгрызает ей мысли сейчас — это что-то другое, колючее. Хочется изучить все глифы, узнать, докопаться до значений, но как будто нечто всегда остается вдали, слишком глубоко запрятано для ее человеческого сознания. Луз разглядывает свои рисунки, пытаясь понять, что именно сделала не так. Где провела лишнюю черточку, не так соединила… Или, может, дело не в этом?

Она невольно смотрит на свою руку, поворачивает к себе ладонь. Кожа кажется очень бледной после кремового листка старого блокнота. Луз коротко выдыхает. Она помнит отметины на теле Белоса — не забудет, кажется, никогда, но какое-то странное желание вдруг пронзительно заседает у нее в груди. Чувство разрастается понемногу, крепнет: она не станет вбивать краску под кожу, это всего лишь фломастер, такая ерунда… Смажется, если сжать руку в кулак.

Нужно обдумать, но выкинуть из головы кислотно разъедающие мысли никак не получается. Луз хмурится, трет лоб, а потом снова смотрит на свою ладонь. Она стискивает фломастер в руке, едва не переламывает его пополам. Покачивается чуть вперед. Звук снимаемой крышечки подобен выстрелу. Луз прижимает кончик фломастера к ладони, делает аккуратную точку. Она темнеет там. Как будто черная дыра, медленно поглощающая ее; Луз ощущает ее как иголочный укол, как вбитый в руку гвоздь.

Луз хочет нарисовать простенький глиф, пальцы дрожат… И дверь неожиданно распахивается, а в комнату влетает взлохмаченный Хантер с криком вроде:

— Эй, у тебя есть какие-нибудь запасные ботинки?! Луз? — он вдруг останавливается, словно спотыкается, и смотрит на нее потемневшим безумным взглядом. — Блядь, Луз, какого хера ты творишь?!

Хантер бросается вперед точным рывком человека, привыкшего к дракам, и испуганной Луз вдруг чудится, что он сейчас ее ударит, врежет прямо по лицу оглушительно: кровь из носа, выбитая кость, безумный звон в ушах. Но Хантер падает рядом, взметая вихрь листков, и сгребает Луз к себе, не позволяя ни двинуться, ни вздохнуть. Больше захват, чем дружеское объятие. Она тихо вскрикивает.

Фломастер выпадает из неловких пальцев и теряется где-то на полу.

— Что ты?.. Отпусти меня! — напуганно требует Луз. Она бьется, как потерянная птичка, колотится, и страх и стыд вдруг захлестывают ее. Лица молчащего Хантера не видно, но она воображает себе и отвращение, и презрение в знакомых вишневых глазах. — Хантер, пожалуйста, я…

— Ты — что? — его голос вдруг разносится каким-то загробным рычанием. — Решила повторить судьбу Белоса? Не видела, во что он превратился? В это чудовище, которое хотело нас сожрать? Я видел глифы на его руках. Они разъедают кожу, вплавляются в мясо и отпечатываются на костях. Такое будущее ты себе хочешь?

Луз задыхается. Объятия Хантера скрипят по ребрам, у нее что-то разрывается в сердце, и она не понимает, что именно он делает. Это похоже на магию, но еще хуже — и больнее. Хантер ничего не колдует, только держит ее крепко-крепко и говорит, и Луз ежится, пытается как будто исчезнуть — но до глифа невидимости не дотянуться, конечно. Она обреченно выдыхает. И вдруг понимает, что сидит, уткнувшись лицом в его руку. Хантер в футболке, и Луз щекой прижимается к глубокому шраму на его предплечье. Он шершаво проезжается по коже, когда она двигает головой.

И тут Луз пробивает настоящим рыданием.

— Прости меня, прости-прости-прости, пожалуйста, — захлебывается она. — Я тупая, никчемная ведьма, я… я даже не знаю, что на меня нашло. Я очень виновата. Ужасно виновата…

Он не отстраняется. Диковатый, непокорный Хантер, который уходит от прикосновений, как настороженный кот. Обычно он кое-как терпит, когда Луз хватает его за руки, только страдальчески заламывает бровь — а Луз уверена, что у нее самые обычные руки, ладони даже не влажные. Просто Хантеру не нравится, когда его трогают, а сейчас он просто рядом, вот так, вплотную, и молчит, молчит…

— Перестань оправдываться, человек, — бормочет Хантер совсем тихо. — Я ошибаюсь, ты ошибаешься. Разве не для этого мы здесь, чтобы друг друга вытаскивать?

Его голос звучит неожиданно трезво и холодно, как самая жуткая зима. Только Луз почему-то чувствует тепло, расползающееся по спине, несмело кивает, лишь уголками губ улыбаясь, и Хантер немного ее отпускает — вот только Луз уже не спешит шарахнуться прочь, а сидит рядом, опираясь на него. Ей нужно немного времени, чтобы набраться смелости и повернуться к нему лицом.

Недовольное лицо еще более недовольного в целом Хантера — это обычное дело. На лбу у него темнеет свежая ссадина, как будто Хантер не умеет приходить домой не раненым.

— Почему от тебя пахнет болотом? — вдруг настороженно спрашивает Луз. Она и правда чувствует это теперь — тинистый тяжелый запах, прилипающий к небу.

— Наверное, это потому что я вылез из ебаного болота. Ауч! — Хантер сердито ежится от удара локтем в бок.

— Не ругайся.

— Ида ругается. А ей ты что-то ничего не говоришь.

Луз настороженно переводит взгляд от своих рук на него, видит только ниже колен оборванные джинсы и тощие ноги с подпалинами и свежими волдырями, будто от ожогов. Похоже, Хантер расстался не только с ботинками, но и с носками, и с половиной штанов. Это выглядит больно — как ходить по стеклу, но Хантер не жалуется. Он никогда не жалуется.

— Был заказ в Кислотных Болотах, мне не повезло туда вляпаться, — медленно говорит Хантер, как будто он успел напрочь забыть об этом, когда увидел Луз. — В общем, пришлось быстро удирать. Не люблю, когда меня загоняют в ловушку.

— Очень больно? — сочувственно вздыхает Луз, глядя на его поджатые ноги.

— Терпимо.

— Может, тебе пластыри дать?

— Говорю же — терпимо!

Луз тихо улыбается: Хантеру просто не нравятся милые рисуночки на пластырях, которые он называет «детскими», «недостойными Золотого Стража» и еще многими возмущенными словами. Хантер устало хмыкает, наугад шарит рядом с собой, выуживая из веера глифов какой-то один. Он научился неплохо их читать, только не вцепляется в силу глифов так, как Луз; у него есть упрямство и клинок, когда древних рун не хватает.

— Ничего не выходит? Может, попробовать вот так? — задумчиво прикидывает Хантер. В его глазах мелькает искренний интерес, он вертит мятый листок…

И просто переворачивает его вверх ногами, добавляя какую-то недостающую черточку. Луз затаивает дыхание, когда он припечатывает глиф ладонью — и едва успевает пригнуться, когда из листка ударяет ветвистая потрескивающая молния. На стене остается крупная подпалина, а в воздухе ощутимо пахнет озоном. Луз недолго молчит, переводя дыхание.

— Вау. Круто, — только и говорит она, глядя на Хантера, который, кажется, сам ошарашен эффектом. — Так вот чего мне не хватало, — обреченно говорит Луз.

— Тычка наугад? — слабо спрашивает Хантер.

— Свежего взгляда!

Она запоминает глиф, старается отпечатать его в памяти. Боевая магия — все-таки самая ценная, учитывая, как опасна жизнь на Кипящих островах и какой способ зарабатывать на жизнь они с Хантером выбрали. В мыслях Луз все глифы поделены на четкие папки. Она может начертить каждый по памяти — даже с закрытыми глазами, даже ночью спросонья. Глифы обитают внутри, прячутся, горят, но не как злое кусачее пламя, а скорее как светлячки.

Иногда Луз кажется, что они говорят с ней. Что они как живые.

— Я не знаю, как это в мире людей… но в нашем обещания иногда значат даже больше, чем заклинания, — медленно говорит Хантер, глядя на нее снова серьезно и немного жутковато. — Я хочу, чтобы ты поклялась, Луз. Ты не будешь гнаться за силой так же, как мой… как Белос. Не превратишься в то же, что и император. Тебе не нужна вся магия сразу. Ты спешишь.

— Когда это ты стал таким мудрым? — смущенно бормочет Луз. — Слишком мудрым для того, кто чуть не потерял в болоте ноги.

— Пообещай мне, Луз Носеда, — просит он, и ее полное имя как-то стеклянно позвякивает у него на языке. — Ты не будешь чертить на себе глифы.

— Я обещаю… — осторожно говорит Луз и снова чувствует, как прерывается дыхание.

Потому что Хантер вдруг достает откуда-то ножик — совсем несерьезный, они оба держали в руках клинки и пострашнее. Но он, не дрогнув, словно чувствовать боль разучился, проводит по своей руке, и тонкая струйка крови сбегает по ладони. Луз колеблется недолго, но прикосновение ножа к коже и впрямь почти не чувствуется. Только потом приходит обжигающее ощущение, но Хантер уже хватает ее за руку, прижимает ладонь, перемешивает горячую кровь.

И вот тогда Луз клянется.