Вот так и нам бы

И целиком бы

Как топинамбы

На катакомбы

      Игорь откровенно заебался: пары, семинары, модуль по гражданскому праву, который ему так и не удалось закрыть даже с третьего раза, физо. На дворе была уже середина лета, самое время для того, чтобы отдохнуть, но отдых мог ему только сниться, когда спал чуть больше пяти часов в сутки. Впереди был ещё целый месяц практики в отделе у дяди Феди, которую нужно было закрыть до августа, но приступать к ней было нельзя, пока он не закроет эту долбанную сессию. Кто придумал эти правила, ему даже в деканате чёткого ответа не дали, поэтому приходилось изворачиваться, подстраиваться под ситуацию и просто терпеть.

      Учился он хорошо, хоть отличником и не был, многое ему давалось налегке, может, гены играли важную роль, а может, упорство. С детства его считали талантливым, но характер у него был сложный: он не любил, когда ему перечили, а если за что-то и брался с усердием, то на лету все схватывал и неохотно подстраивался. У него была мечта: работать в полиции, быть похожим на отца, на дядю Фёдора. Правильные ориентиры были заложены ещё с детства и он их старательно придерживался. Даже когда отца убили на задержании, разрушив все мнимые надежды и стереотипы, Игорь всё равно не сдался. Его выбор был осознанным!

      Он никогда не мечтал о красивой жизни: верная жена, смышленные дети, уютное жилье. Как-то не до этого было, да и обстановка, в которой он вырос и сформировался, как личность, была совсем иной. Другие приоритеты преобладали: справедливость, закон, честь и порядок. А всё остальное… либо приложится, либо нет. В конце концов, как показывала жизнь, можно было и без этого обойтись, главное, чтоб по совести было и чтоб отдавался призванию.

      Отдаваться ему было не страшно, страшно было остаться одному, совсем одному! Игорь старался этому страху в глаза не смотреть, чтобы окончательно не сломаться. Его лучшей компанией были радио и старенький джип, доставшийся в наследство от отца. По правде говоря, если бы не эта развалюха, которую так холил и лелеял Гром, он бы уже давно подох с голоду, так как со стипендии слетел ещё в конце первого курса, а сидеть на шее у четы Прокопенко было пиздец как неправильно. Вот как-то так и получилось, с утра до вечера Игорь пропадал в академии, по крупице добиваясь своей цели, а потом до поздней ночи, а иногда и до утра, без перерывов на поспать, возил людей, подрабатывая в такси.

      Вот и сегодня, он проснулся в начале шестого, чтобы успеть урвать пару-тройку заказов перед академией. Деньги лишними не будут, тем более сейчас, когда в его жизни появилась Саша.

      Филлипенко была первой девушкой, с которой у Игоря было что-то более серьёзное, чем просто секс без обязательств. Они вроде как даже называли себя «парой», встречались, «мы встречаемся»… На самом деле, они просто периодически виделись, ходили в какое-то банальное кино, ели мороженное, занимались сексом, иногда даже фотографировали всякую херню. Игорь смысл этих отношений уловил не сразу, только после того, когда понял, что благодаря этому союзу ему спокойно, как-то даже притих, хотя его бушующее эго периодически вырывалось наружу и он всё равно лез на рожон, то в зале, отрабатывая приёмы, то на улице, попадая в какие-то нелепые ситуации, передряги. Саша и фотографии делали его спокойнее, осаживали, заставляли смотреть на мир шире, улавливать больше деталей, на которые сознание может и вовсе не обращать внимание. Теперь в его рюкзаке всегда была с собой старая мыльничка, которая фиксировала как раз вот такие моменты.

Мы были далью,

А стали былью,

А, может, солью,

А, может, пылью

      Проводить время вместе, скрашивая одиночество друг друга, им было не напряжно, так как-то и привыкли. Просто потому, что так нужно, потому, что так удобно, да?

— Итак, это утренний джем на «Европе плюс», с вами Таня и Илья, и друзья, уже с самого утра всколыхнулась страна на вопрос о вашей первой любви. SMS навалом, мы до сих пор продолжаем их читать.

      Кофе из термокружки был говёный до невозможности, он даже поморщился от терпкого, прожженного привкуса, мысленно делая себе пометочку «больше никогда в жизни не просить Сашу варить ему кофе», уж лучше он это сделает сам, либо перехватит его в какой-то кофейне по пути.

      Радио привычно бубнит что-то на фоне, пока Игорь выруливает с Московского проспекта в сторону Сенной. Утренний Питер был прекрасен, пока не начал накрапывать дождь. В принципе, это его перманентное состояние. Чего можно ожидать от города, в котором всего лишь шестьдесят четыре дня в году бывает солнечно?

— Слушайте, это так радует, ведь, какими бы мы не были циничными, гламурными, продвинутыми, а как заговорили о первой любви, так все поплыли: «Моя первая любовь, мур-мур-мур».

— Это так мило!

      Пока радиоведущие размусоливали тему первой любви, Игорь даже усмехнулся, вогнав свою огромную руку в слегка отросшие вьющиеся волосы, крепко сжав ладонь. А было ли ему знакомо это самое чувство «любовь»? Как оно вообще ощущается, какие эмоции вызывает, в конце-концов, что это, блядь, такое? Этого Игорь пока не понял. То, что у них было с Сашей, едва подходило под какие-то его внутренние ожидания, просто они оба поддались то ли порыву, то ли привычке.

      У дороги, за остановкой, голосил какой-то парень в тёмных солнцезащитных очках и с коробкой пиццы в руках. Несвойственный образ для пасмурной Питерской погоды, лучше бы вместо очков зонт с собой прихватил. Игорь остановился чуть поодаль, включая аварийку. В принципе, ему было пофиг, кого возить, деньги не пахнут, а вот пицца как назло пахла ужасно вкусно на весь салон. Парень залез назад, удобнее раскинувшись на сидении, хлопнул дверью и снял очки, устало потирая глаза, прислонил к уху телефон.

— Куда едем? — спокойно спросил Гром, поглядывая по зеркалам, проверяя, не мешает ли он своей остановкой движению, так как стоянка в этом месте была запрещена.

— Момент, — парень, устало хмыкнув, продолжил, чуть активнее включаясь в разговор, — Да! Нет, меня интересует, на фотографии вы? Отлично! — он махнул рукой, мол, выезжай, поехали, а там по ходу дела разберемся, Игорь лишних вопросов не задавал, — А перечень услуг: «всё» — это что? Нет, орал понятно, анал? — Гром даже не заметил, как его глаза округлились до размеров пятирублёвой монетки, только чуть откашлялся, напоминая, что он, как бы, всё ещё здесь и ему бы не очень хотелось узнать всю подноготную из жизни случайного пассажира, подсевшего к нему в машину, — Очень хорошо! Ну, можно жестче, как скажете. Адрес какой? Хорошо, двадцать минут. На Восстания, не обижу, — последняя фраза была адресована уже ему, поэтому Игорь только кивнул, перестраиваясь в левый ряд.

И далеко ль я

И без тоски ль я

Я вижу колья

Слышу крылья…

      В тишине они ехали недолго, буквально в течении одной песни по радио, которая была чем-то вроде перебивки на рекламную паузу. Игорь периодически поглядывал в зеркало заднего вида, пытаясь рассмотреть пассажира без палева. Парень на заднем сидении молоденький, на вид ему было не больше семнадцати. Светло русые волосы подстрижены под короткую, аккуратную стрижку, ничего необычного, одет он тоже вполне не броско, светлые джинсы, белая футболка и голубая рубашка навыпуск, не застёгнутая ни на одну из пуговок. Черты лица правильные, аристократические, на лице какая-то непонятная шальная полуулыбка, которую парниша пытался скрыть, закусив одними губами дужку солнцезащитных очков

      Довольный такой, неужели из-за того, что к шлюхе едет? И что же ему, такому красивому, девчонки-то не дают, раз он вот так вот отчаянно, в бордель?

      Игорю даже подумалось, что это, пожалуй, впервые за два года, когда он вёз кого-то к проститутке в семь утра, а не наоборот. Да уж, вот это прижало так прижало пацана.

— Не против, если я пожру? Со вчерашнего вечера даже маковой росинки во рту не было, — почему-то оправдывается парень, бегло взглянув на экран своего новенького айфона 3g, будто время засекает. Гром тихонько хмыкнул, сам-то он ходил уже лет шесть со старой черно-белой нокией, которую ему когда-то на день рождения ещё отец подарил, незадолго до того, как погиб.

— Против, я сам ничего ещё не жрал с вчера, — вдруг ответил Игорь, прикусывая язык.

      Откровенничать он не планировал, да и на жалость давить тоже не собирался, а уж обращаться на «ты» к клиенту и вовсе не думал, просто как-то само собой вырвалось. Парниша поджал губы, а потом в полуулыбке открыл коробку с пиццей, протянул её чуть вперёд.

— Угощайся.

      Игорю было неловко, но от еды он решил не отказываться, вряд ли до обеда ещё удастся перекусить, поэтому, когда машина встала на светофоре, ожидая зелёный свет, он всё же взял ломтик, скручивая его начинкой внутрь, чтобы самому не испачкаться и машину не загадить.

— Как вы здесь живёте, в этом болоте? — серьёзно спросил парень, надкусывая свой кусок пиццы.

— Нормально живём, а что? В твоём болоте лучше?

      Гром даже не понял, как нагрубил, начиная переходить на личности. В голове у Игоря мелькнуло: «Ну точно московский пижон, блядь!».

Тайно

И незаметно,

И одиноко,

И безответно

      Ему казалось, что эти вечные разборки москвичей и петербуржцев никогда не закончатся, даже лет через сто они будут делить шкуру не убитого медведя и спорить, кто есть кто, и как нужно жить.

      Они — напористы и хамоваты. Мы — терпеливы и интеллигентны. Они — деньги гребут лопатой, мы — с достоинством сводим концы с концами. Они — кроме развлекупочек в ЦУМе и ГУМе ни о чем и не мечтают. Мы — томно перетекаем из Эрмитажа в «Эрарту». Они — завтракают в модных кафешках, запивая газетные новости фрешем. Мы — варим кофе в джезве на своей кухне, прихлебывая сок из пакета. Они — москвичи в первом поколении (понаехали тут). Мы — петербуржцы во втором (хотя от этого «-ржцы» подташнивает).

— Да не, в моём болоте такая же хуйня, если не хуже. Не успеешь вдохнуть, сразу начинается гайморит и пробки, как оказалось, у вас всё так же. Студент? — жуя, спросил парень, ловко меняя тему разговора. Наверное, в этот самый момент Игорь даже пожалел о том, что подобрал такого настырного попутчика, но деваться было уже некуда, деньги были нужны, как воздух, да и пицца была вкусной, поэтому пришлось отвечать на вопросы, поддерживая разговор.

— Студент.

— И чё, как она, жизнь студенческая?

— Да как-то вот так вот, — без особого энтузиазма ответил Гром, вскинув руки. Ответ был вполне исчерпывающим.

— Осуждаешь? — вдруг спросил парень, внимательно глядя на Игоря через зеркало заднего вида своими чёрными, пристальными и цепкими глазами. Гром даже вздрогнул, а по телу проскочило такое чувство, будто его кто за шкирки схватил.

— А должен? Я простой таксист…

— Совсем забыл, что сейчас в почёте тот таксист, у которого ментовская форма в рюкзаке, — на секунду повисла пауза, — Что, неужели у вас в ментовке всё настолько плохо, что приходится бомбить? — Игорь покосился назад и мысленно надавал себе пиздюлин за то, что не убрал рюкзак в багажник, а теперь был вынужден говорить с кем-то о своей жизни, докладывая, что у него в его же личных вещах.

— Это не ментовская, а курсантская.

— Ничё, всё равно потом сменишь одну на другую. Сам в полицию решил податься или…? — парень хотел было продолжить, но вместо этого подвис, хмурясь, будто ему кто на больную мозоль надавил, а он изо всех сил пытается увернуться. Игорь только хмыкнул, вот за это, пожалуй, он и не любил работу в такси. Почему многие пассажиры решают, что поговорить с водителем во время поездки, это, блядь, лучшая идея? Молчание как-то затянулось, Грому было как-то неловко игнорировать парня, который пристально смотрел на него через зеркало.

— Сам, — честно ответил он, но ответного вопроса решил не задавать, в надежде что они всё же доедут молча по указанному адресу.

— Повезло, ты в эту хуету хотя бы добровольно влез, — как-то с отчаянием бросил парень, отворачиваясь к окну, вглядываясь в незамысловатые, местами античные фасады зданий, периодически пересекающиеся с модерном. Красота и уродство в одном флаконе. Игоря будто что-то укололо прямо изнутри. Мечта же его, а этот сопляк так о ней говорит…

И очень сложно,

Неосторожно,

И только странно,

И безмятежно

      Гром злился, плотно сжимая зубы, пока до него не дошло, что тут не злиться на парнишку нужно, а скорее пожалеть, ведь он по ходу занимался совсем не тем, чем бы ему хотелось, поэтому вопрос напрашивался сам собой.

— А ты, что, под гнётом пистолета?

— Не, под папиным авторитетом. Он у меня полковник, генерала скоро обещают дать, сказал, или по его стопам иду, или он меня сгноит в армейке, — парень помрачнел, отмахнувшись, а потом тише добавил, — За то, что я сделал, он меня и так сгноит, так что, терять мне уже нечего.

      Игоря распирало любопытство, пока они выруливали витиеватыми улицами на главную. Что же такого мог сделать малец, за что папка-полковник мог его с говном смешать? Вариантов была масса, но Гром, вместо того, чтобы пораскинуть мозгами и выстроить какие-то мнимые догадки, всё же спрашивает:

— И что же ты сделал?

— Собрал документы, бабок подкопил немного и приехал на ваши болота, хотел попробовать поступить здесь, на юридический. Прикинь, я против воли отца первый раз пошёл!

— И?

— И проебался! Не взяли меня на бюджет, сказали, максимум коммерция. А, как ты понимаешь, платить папенька за неугодного сынка не станет. Туповат я оказался, для бюджетного места, Scheiß drauf!

— Чего?

— Похуй, говорю! Сейчас вот, бабки проебу, потыкаюсь, помыкаюсь и в белокаменную поеду, в папкиных ногах валяться, прощения просить, за то, что съебался без спросу. Думал, приеду, а меня тут с распростёртыми объятиями ждут. А-н, нет, и тут я нахуй никому не нужен, — парень говорил с горькой улыбкой, доедая очередной кусок пиццы.

Вольно

Или невольно,

Я вижу странно

И мне не больно

      Игорю даже как-то не по себе было, от таких откровений. Не часто у него завязывались разговоры, да ещё задушевные. Грому хотелось как-то поддержать пацана, но в голове была несуразная каша. То ли он попросту не знал, как это сделать, то ли усталость давала о себе знать.

— Да ну, не горячись, может, не всё так плохо?

— Может и не плохо, хуй знает. Просто… Стрёмно это как-то, жить чужую жизнь, отдаваться нелюбимому делу, быть частью папкиного плана. Понимаешь, мне ведь просто хотелось никому ничего не доказывать, жить для себя, заниматься в своё удовольствие, а не в его. А ведь, я адвокатом быть хочу, не в отделе сидеть, тихонько протаптывая себе дорожку к новым погонам, орденам, медалям.

— Хочешь — будешь!

— Не факт, — протяжно выдохнул парень, облапав карманы джинс, вытащил примятую пачку красных «Marlboro», но закурить в салоне чужой машины так и не решился, потерпит.

      Недалеко от Мариинского театра они встали в утреннюю пробку, чуть выбиваясь от графика предполагаемого прибытия. По радио играла какая-то старенькая песня Аукцыона, не самая романтическая композиция, как для темы утреннего джема. Первая любовь, мать его.

— Вот, смотрите, какое трогательное письмо прислал аноним, не подписался. Что-то такое, как из детства: «А я как поцеловал, сразу замуж позвал. Друзья говорили — идиот, а она согласна. И чё, мы до сих пор влюблены, вместе уже шесть месяцев».

      Второй ведущий рассмеялся от такой приписочки, на заднем сидении парень тоже ухмыльнулся. Радиоэфир скрашивал неловкость.

      По пробке тащились молча, каждый думал о своём, пока ведущие зачитывали чьи-то сообщения в прямом эфире, рассказывая о чужой первой любви, выставляя что-то личное на всеобщее достояние. Такое Игорь категорически не приветствовал, но что он мог поделать, таков формат. Проклацав кнопочки на приборной панели, он покрутил колёсико радиоприёмника, настраиваясь на новую волну.

— У тебя девушка есть? — внезапно вырвалось из уст парня, а ведь Игорь так надеялся, что до конца поездки он уж притихнет. Чё уж там, Гром даже собирался разрешить парнише закурить в приоткрытое окошко, но после такого прямого, наглого вопроса всякое желание помочь и как-то подбодрить пассажира пропало.

— А что? В блядушню хочешь пригласить, чтоб я компанию составил? — серьёзно спросил Гром, грозно поглядывая через зеркало. Черные, угольные глазёнки парня стали чуть шире, а на губах выступил звериный оскал. Задело.

— Да не, в блядушне я и сам справлюсь. Я бы тебя на пиво позвал, или в баскет погонять, — как-то отстранённо говорит парень, глядя куда-то в сторону, пальцами щёлкает. Переживает, что ли?

— Это что, ты меня на свиданку приглашаешь?

— На пиво, или на баскет, или сначала на то, потом на другое, — зачем-то разъясняет парень, теребя пальцы, не поднимая глаз на Игоря. Смешной малый, ей Богу.

— У меня девушка есть, — зачем-то всё же обмолвился Гром, отвечая с запозданием, тормозит. Парень улыбается, как-то по-детски, головой машет, вот только Игорю эта реакция как-то покоя не даёт.

— И как у вас, типа первая любовь, конфеты, букеты, приветы? — с каким-то неподдельным интересом спрашивает парень, улыбается. Только сейчас Игорь замечает, что губы у него не симметричны, слегка с наклоном вправо. Это было… забавно?

      Гром одёргивает себя, вспоминая, что парень на заднем сидении ему никто, просто пассажир, ни друг, ни товарищ, ни брат. И вообще, он даже не знал, как его зовут, но они всё равно говорили о жизни. Хочется нагрубить, крикнуть, что это не его собачье дело и вытолкать парня при первой же возможности из машины, но он почему-то отвечает, саркастично и на удивление честно.

— У нас с ней всё, как в сказке: он, она и их чувства… Вроде и сказка, но только без счастливого конца. Как в детстве… Всё так сладко и просто, и никто не знает, чем закончится история про любовь и дружбу… Каждый думает, что это не его история, но мы всё равно вместе.

— Почему?

— Ну я же не спрашиваю, почему ты едешь в блядушню в семь утра, — огрызается Игорь, потому что открываться совершенно незнакомому человеку для него дико. Да и сам он никогда об этом в голос раньше не говорил. Им просто было удобно, вот и всё.

— А ты спроси, дядь, спроси, не стесняйся! — вскинулся парень, пытаясь подавить внезапный прилив агрессии, но Игорь промолчал. Застеснялся. До Сенной они доехали довольно быстро и молча, не пытаясь больше завязать разговор. Становилось как-то душно, то ли от дождя, то ли от накалившейся обстановки в машине.

— Тормозни где-то здесь, да, во-во! — он замахал рукой куда-то в сторону, и пока Игорь выруливал на парковочное место, парень сгреб картонную упаковку от пиццы, которую они вдвоем приговорили во время дороги.

— Тебя как зовут? — решается спросить Игорь, когда понимает, что поездка подошла к концу и скорее всего они больше никогда не увидятся. На душе как-то пусто, безэмоционально, разве что подпирает желание достать старую мыльницу и щёлкнуть его, такого приставучего, местами бесстактного парня, у которого рушатся мечты. Хорошо, что фотоаппарат он забыл вчера в бардачке, не придётся в рюкзак тянуться.

— Петя, — отвечает парень, протягивая руку.

— Игорь.

      Рука у парня крепкая, хотя на вид ну совсем мальчишка, глаза цепкие, угольные, смотрит пристально, пока Гром руку не одергивает. В карман джинс залезает на автомате, выудив оттуда смятую пятисотку. Много. Игорь уже шарит по карманам, чтобы сдачу вернуть, но парниша лишь кивает, бросив:

— Дядь, себе оставь. Спасибо! — он уже собирался уходить, хлопнув дверью, пока Игорь не приоткрыл окно на переднем сидении, крикнув сеьёзно:

— У тебя резинки есть?

— Это можно расценивать как заботу, или как подъёб? — вопросом на вопрос ответил Петя, улыбаясь, так широко-широко, искренне. Казалось, ещё немножко и он будет откровенно ржать.

— Иди ты! Завтра в пять, на Васильевском острове, у сквера.

— Что?

— Пиво будем пить, что! — буркнул Игорь, доставая из бардачка потрёпанный фотоаппарат. Парнишка только широко улыбался, отсалютовав ему рукой на прощание. Гром быстро щёлкнул несколько кадров на память, ему даже подфартило, когда Петя обернулся, широко улыбаясь.

      Солнечный мальчик, у которого не сбывались мечты. Мальчик, который с пяти лет не верил в Деда Мороза. Мальчик, у которого рано не стало такого близкого и важного в его жизни человека — дедушки. В этом они с Игорем были даже чем-то схожи. Он очень редко видел отца чем-то довольным, который в свою очередь никогда не видел в Пете настоящего мужчину. Не был поводом для гордости. Не дотягивал.

      Мальчик по имени Петя не был одним из тех, кого любят. Как бы ему хотелось понять, что это такое, познать это чувство, послушать о нём. Любовь, которая дала бы ему силы преодолеть все трудности в жизни. И пусть он был из уважаемой, весьма не бедной семьи, такой роскоши у него не было.

— Та-а-ак, товарищи синоптики обещают нам всего лишь двадцать градусов, зато с плюсом! Облачность переменная, ветер тёплый, северо-западный. Ну, кому-то будет ясно, кому-то не очень, погода в Питере меняется с космической скоростью, а вместе с ней, между прочим и настроение. Так вот, для стабилизации эмоций дышите глубже и оставайтесь на вашей волне.

      Игорь вырулил на главную, прогоняя из головы неуместные мысли о чужой улыбке и обещанной встрече. Как ни крути, а дело было сделано и теперь ничего не оставалось, кроме как пойти в назначенное время в этот сквер. Кто его дёрнул за язык, даже не спрашивайте, просто захотелось. Жалко стало, что ли.

      И даже не себя, нет. Петю. Разве что немного. Ну, и жизнь в целом. Живёшь вот так, живёшь, а потом и вспомнить нечего оказывается, потому что только то и делал, что подчинялся чьей-то воле или следовал какому-то плану. А где она, импровизация? Может, с неё, с внезапных встреч и разговоров, и начинается жизнь?

      А, может, не только жизнь, но и всё остальное.

      Игоря любили, вот только эту любовь он потерял слишком рано. А Петю — нет, но он в каком-то смысле потерял себя.

      И что из этого хуже? Ответ на этот вопрос повис недосказанностью в воздухе — говорить уже было не с кем…

И странно нежно

И безмятежно

Но одиноко

И безнадежно