Это был забег. Долгий, выматывающий, проходящий сквозь толщу осеннего ливня, по хлюпающим лужам, в промокшей одежде и расхлябанных кроссовках…

Гэвин, одетый в пальто, сидел на скамейке в парке, заметенном желтыми кленовыми листьями, и наблюдал. Морось то тут, то там бередила чернильно-синюю гладь реки. Небо хмурилось, нависало над душой серыми клочьями порванного пледа, не давало вздохнуть спокойно, удушая тревогой, и будто чего-то ждало.

Он почти достиг финишной черты…

Когда кто-то присел рядом, Гэвин не повернул головы. Он знал, кто это. Это мог быть обычный прохожий или выдохшийся из сил бегун, да кто угодно. Вот только это был единственный человек, которого Гэвин знал как самого себя.

Они молчали. Прошла минута, другая. Тревога начала истлевать, как гаснет доползший до другого конца спички огонек, и так же медленно угасла.

Потом голос — боже, этот голос; сколько времени прошло, а он все такой же — сказал:

— Я получил твое письмо. — и тут же тревожно: — Почему ты мне не рассказал?

От его беспокойного тона стало тепло. И стыдно. Что так долго не давал о себе знать. Что бежал

— Я злился. Ты же помнишь, что тогда случилось…

Все началось с того, что мы поссорились. Очень серьезно. Настолько, что я думал: все. Приплыли. Больше не будет совместных посиделок за каким-нибудь сопливым сериалом, не будет небрежно кинутых Коннору подначек, которыми мы так любили его смущать, не будет ничего из того, что было раньше.

Все! Финита ля комедия. Или трагедия, тут уж как посмотреть…

Это были первые шаги в его забеге. Дождь только-только начинался, и Гэвин стартанул так резко, насколько он мог себе позволить. Страх, боль, обида, неверие подгоняли его и давали сил.

Он уехал к матери. Ричард его не преследовал. Возможно, просто давал возможность перебеситься и обдумать. Гэвин так бы и поступил, но состояние матери не улучшалось, и после долгих недель ее не стало. А он остался.

Бег нес его по всем мыслимым и немыслимым маршрутам: по загаженным переулкам, по заброшенным дворам, по авеню — Вудворт, Джефферсон, Рассел-стрит, мимо Хайленд-парка. Он не останавливался — все бежал, бежал, бежал…

Наконец он взглянул на Ричарда. Тот неуловимо изменился. Вроде все тот же Ричард, безупречный андроид. Но теперь он казался чуть ли не человеком.

Рывок, и Гэвин утыкается носом куда-то Ричарду в грудь.

Я не хочу тебя терять. Как потерял свою маму. Если я тебя потеряю… Мне даже думать об этом страшно, — может мысли, а может шепот. Гэвина это не волновало. Ричард слышит его в любом случае. Даже если он, Гэвин, молчит.

Крепкое объятие. Знакомый, такой родной запах. Успокаивающие поглаживания по спине. Горячий выдох куда-то в макушку:

— Я тебя больше не отпущу. Никогда.

Финиш.