Афродита, должно быть, стараясь максимально возможно укрепить статус единственной в семье, кто родом был не из Греции, становилась невесткой Зевса и Геры дважды подряд. Сначала – уже довольно давно – на ней по молодости и недальновидности женился Гефест. Как уж они ухитрились познакомиться и сойтись, Аид даже отдаленно себе не представлял: его старший племянничек был талантливым инженером, успел к тому времени прославиться своими невероятными изобретениями, но в механике общения с людьми, особенно с девушками, имел представления более чем смутные. Можно было бесконечно удивляться такой невероятной увлеченности работой – этого Аиду, собственное дело которого было, отбросив мишуру, бесконечной и довольно-таки тоскливой бюрократией, тоже было не понять. Тогда всем казалось, что технологии в жизни Гефеста были единственно возможной страстной любовью. Впрочем, быть может, юная Афродита сочла достойным именно ее вызовом непременно отвлечь Гефеста от его изобретений и машин, а устоять перед ее чарами получалось у немногих, так что некоторое время спустя экзотическая красотка вошла в семью официально. Вот только, то ли потеряла к новоиспеченному мужу интерес, едва только добившись поставленной цели, то ли просто не уступала свекру по части недобросовестного отношения к браку, то ли сам Гефест продержался недолго и уделял жене лишь столько внимания, сколько оставалось от любимой работы, но очень быстро Афродита начала свою интрижку с Аресом. Довольно скоро Гефест разоблачил жену и братца с помощью одного из своих охранных устройств и потребовал развода – история вышла шумная и Арес, как считающий себя по возможности честным мужчина, женился на любовнице сам. Характерами и темпераментом они сошлись определенно лучше, вот только Арес, в силу своей военной карьеры, часто находился в длительных разъездах, а Афродита не имела абсолютно никакого желания сопровождать его в этих бесконечных командировках. И уж точно об этом речи не шло незадолго до рождения близнецов, так что Гера с большим недовольством согласилась, чтобы невестка временно пожила с ними.

 Отношения между Герой и Афродитой с самого начала были дипломатично-скверными. До такой степени, что совершенно забылась взаимная неприязнь с подросшими Афиной и Артемидой – общая их неприязнь к «выскочке» заставила мачеху и падчериц стать друг к другу настолько добрее, насколько вообще были способны женщины столь разных жизненных взглядов! Сестрица и старшего сына-то своего недолюбливала, так что без восторга приняла когда-то новость о его женитьбе, да еще на негречанке – но это было сущей мелочью, поскольку в семье Дита очень быстро отвоевала у свекрови общепризнанный статус первой красавицы. Арес пользовался большей материнской любовью, нежели Гефест, и мог добиться больших уступок, но и женитьбу его Гера приняла более болезненно, до сих пор не уставая повторять, что Афродита не только недопустимо замарала свою репутацию (игнорируя более чем деятельное участие самого Ареса в этом замарывании), но и слишком стара для «мальчика». Афродита не могла себе позволить прямо отвечать тем же, была медоточиво-любезна, но стоило Деймосу и Фобосу слегка подрасти, называла Геру, вроде как обращаясь к детям, не иначе как «бабушкой». Да еще и Зевс – что никого не должно было удивить – слишком уж усердствовал в том, чтобы сноха не тосковала от одиночества вовремя отлучек сына. Сплетни расходились во мнениях относительно того, как далеко это «усердие» заходило. Близнецы давно уже выросли достаточно для того, чтобы сопровождать отца в его переездах – их-то Арес почти всегда брал с собой, но не подвергать же было тяготам военных походов, пусть и соответственно его статусу комфортабельным, нежную трогательную женушку! Время от времени Гере удавалось на время сместить чаши весов и дипломатично убедить Ареса, что лучше всего Афродите было бы оставаться с ним рядом, та никогда не спорила напрямую, горячо уверяя, что сама этого очень хотела бы, но отъезд то по одной, то по другой причине ненадолго откладывался – всегда до тех пор, пока точеная фигурка Афродиты не начинала очевидно округляться, переезд снова не откладывался до неопределенных времен, а Гермес в очередной раз навещал буквально всех родственников, стремясь с каждым обсудить поднадоевшую давно сплетню, мужа Афродите за это стоит благодарить, свекра или кого-то вовсе стороннего.

 К сожалению, никто, кроме Гермеса, не соглашался мотаться в подземелья для бесконечной отчетности, исключительно поэтому-то Аид знал гораздо больше подробностей всей истории, чем сам интересовался бы. Бесконечная болтовня еще не самая напрягающая проблема, лишь бы волшебные плащи после визитов Гермеса больше не пропадали…

 До самой свежей сплетни, однако, дело не успело дойти: Афродита все же была не единственным источником «пищи для обсуждений», а даже у Гермеса не получалось одновременно болтать вообще обо всем и всех.

Наступила какая-то там очередная юбилейная годовщина у Зевса и Геры, на которой сестрица по совершенно непонятным Аиду мотивам жаждала видеть всю семью в сборе – включая его самого. Спасибо хоть не их свихнувшегося папочку, а то юбилей поистине мог бы стать исключительным и незабываемым! Впрочем, лишний раз поминать папашу, пусть и ради язвительности, Аиду не хотелось, а бедняжка Гера столько усилий вкладывала в демонстрацию того, как якобы идеальна ее жизнь, а от него требовали всего-то посетить торжественную часть сборища, постояв в сторонке с мрачным видом.

 Остальные родственники жаждали общаться с Аидом ничуть не больше, чем он с ними, так что семейные встречи никак особенно не напрягали, а до того, как официоз плавно перетечет в шумный фуршет, Аид планировал убраться восвояси, разве что принеся Гере поздравления: в качестве жены она у Зевса ухитрилась продержаться уже заметно дольше обеих предшественниц – только не знал, намекнуть, что Зевс с приближающейся старостью решил слегка остепениться или же сделать комплимент, что наконец-то начал взрослеть. Как раз над этим вопросом он и размышлял, из уголка просторного мраморного зала с арочным выходом на такой же балкон наблюдая за разбившейся в небольшие группы бесчисленной родней. Дионис и его дружки возле огромного чана с фруктовым вином соревновались, кто выхлестает больше, не переводя дыхание, Аполлон распевал авторские песни под лиру, собрав вокруг себя стайку поклонников, на скамье под вьющимся навесом из лоз чуть в стороне от шумной молодежи сестрица Гестия обсуждала с Деметрой виды на новый урожай помидоров… Аид зачем-то поискал глазами, но больше подле Деметры никого не обнаружил – но по большей части гости Геры самозабвенно поглощали угощение. Из года в год тут почти ничего не менялось.

 - Скучаешь?

 В косых лучах закатного солнца смуглая кожа и ниспадающие каскадом почти до щиколоток темные кудри Афродиты казались красноватыми с золотинкой. Правда, присмотревшись, можно было заметить, что дело не в закате, а в золотом порошке, которым красотка перед праздником щедро напудрила и волосы и кожу – крупинки то и дело вспыхивали крошечными звездочками. Неровное золотое напыление украшало и легкое, почти как паутинка, темно-бежевое одеяние, а миражи цветов, якобы выраставших и распускавшихся прямо на мраморном полу под маленькими босыми ступнями, окружали Афродиту облаком слегка удушливого приторно-медового аромата. Без миража ее кожа и волосы пахли бы свежестью морских волн. В отличие от Деметры, Афродита не могла выращивать настоящие растения из ничего, да и недолго бы они продержались на гладком мраморе под ногами… интересно, золотая пудра – тоже мираж или слугам придется после праздника долго выметать из уголков эту «звездную пыль»?

 - А ты мечтаешь составить мне компанию? – беззаботно ухмыльнулся Аид, закончив ее разглядывать. Афродита суеверно его сторонилась почти на протяжении всего знакомства: о причинах оставалось лишь гадать, учитывая, что он был ну как минимум не более жутким, чем многие, с кем экзотическая красавица путалась за спинами то одного мужа, то второго. Да и сами эти ее мужья! В виде исключения, на Аида ее непридирчивость не распространялась. Однако сегодня, к его удивлению, вместо кривой гримасы красотка изобразила мелодичный смешок и действительно встала рядом.

 - На приемах у Геры всегда так невыносимо тоскливо… Ты ведь никогда не бывал на вечеринках Диониса? Далеко не все так уж плохи.

 - Полагаю, их в достаточной мере делает веселее мое там отсутствие.

 - Ах, прекрати! – Афродита легонько хлопнула его ладонью по плечу и с хрустальной мелодичностью рассмеялась шутке, которая определенно могла бы быть и получше. Золотые украшения позванивали в такт.

 - А ты сегодня невероятно приветлива, моя милая! – заметил Аид и, обхватив точеную фигурку за пояс, притянул вплотную к себе. Лишь на долю мгновения по сердцевидному смуглому личику скользнула и тут же спряталась тень недовольства. Склонившись к приоткрытому высоко собранными кудрями и косичками ушку, он понизил голос и ласково потребовал. – Говори, чего тебе нужно, лучше вкратце.

 Арес, до того пьянствовавший в громогласной компании на другом конце зала, сейчас глазел на них весьма недружелюбно и озадаченно. Будь на месте Аида кто-то еще, племянничек уже впал бы в неистовство и по залу вовсю летала бы мебель, но пока еще уступал мрачным сомнениям. Если целью Афродиты было его поддразнить, Аид совершенно не жаждал в таком участвовать – все прочие возможные кандидаты у нее закончились, что ли?

 Но Афродита, вздохнув, без разочарования сбросила маску кокетства и с неожиданной грустью уставилась снизу вверх огромными глазами. Личико сразу стало выглядеть моложе – а может, и стало, незаметно подкорректированное очередным миражем.

 - У меня… к тебе просьба, – едва слышный мелодичный голосок слабо дрогнул. – Это… это касается Адониса.

 Звучало так, словно имя о чем-то должно ему говорить, поэтому Аид на мгновение задумался, припоминая.

 - Несчастный случай на охоте четыре дня назад, множественные травмы разной степени тяжести, смерть в результате кровопотери. Проходил на днях по списку. И что с того?

 Плотно сжатые пухлые губы искривились, Афродита в последний момент с усилием подавила всхлип, только чуть вздрогнула.

 - Этого не должно было случиться. Все это ошибка.

 - Сладкая, когда люди теряют такое количество крови, им свойственно…

 - Все это было ошибкой! Адонис не должен был умирать… все это… Так не должно быть! Пожалуйста! – изящные пальчики с золотым напылением на ноготках судорожно скомкали складки хитона на груди Аида. – Я сделаю все, что угодно, только помоги мне его вернуть.

 - Моя милая Афродита, – продолжая одной рукой обнимать собеседницу за пояс, Аид взял в пальцы ее подбородок и мягко заставил слегка повернуть голову. – Видишь вон там Гелиоса? Его смертный сынок… недоумок, если хочешь знать мое мнение, и дурной пример безнаказанности другого смертного бастарда его ничуть не оправдывает – так вот, его сынок взял отцовскую небесную колесницу, чтобы повыпендриваться перед дружками, и разбил ее, сам при этом разбившись. А Аполлона видишь? Во время товарищеских спортивных соревнований он случайно шарахнул метательным диском своего дружка Гиацинта и размозжил тому голову. Что ты об этом думаешь?

 - А должна?

 - Если бы то, о чем ты просишь, дорогая, было в моей компетенции… или вообще было возможно – по-твоему, они не захотели бы вернуть своих близких? Слушай… примерно через шесть минут после смерти человеческое тело начинает портиться. Чуть позже, если смерть наступит на холодных вершинах гор, но это не относится к делу. Тело портится и возвращать его к жизни бесполезно. Что до моих владений, в Подземелье ты можешь отыскать лишь бесплотную тень, что тебя вряд ли устроит, поскольку твои притязания на этого Адониса, подозреваю, носят более чем плотский характер.

 - Не говори так! Ты совсем не знаешь… ты не понимаешь!- слабо дернувшись, Афродита легонько стукнула его кулачком по ключице. – Не смей говорить об этом в таком тоне! То, что ты обманул Орфея…

 - Я не обманывал Орфея, – терпеливо возразил Аид. – Он просто сам не понимал, о чем просит. Как и ты сейчас не желаешь это понимать. Тень Адониса, даже если и получилось бы ее найти, тебя уже не узнает и не вспомнит. В твоем распоряжении бесчисленное множество симпатичных дураков, Афродита, какое тебе дело до одного, что больше не в твоей власти?

 В огромных глазах картинно задрожали слезы.

 - Ты не понимаешь, о чем говоришь! Все не так! – не сдержавшись, воскликнула красавица в полный голос. – Это ты не можешь понять! Адонис никогда не забыл бы меня! Не может не быть способа все исправить… Что я должна сделать, чтобы ты согласился мне помочь? Я знаю, знаю, что в тенях умерших можно пробудить память и…

 - Подобие прежней личности, на время, если подкармливать их постоянно жертвенной кровью, – Аид поморщился, припоминая получившихся существ, с людьми сохранявших только весьма общее сходство. Когда Геракл, которому, видимо, в принципе больше нечем было заняться, кроме как создавать проблемы, зачем-то отвязал Керби и оставил без стража один из главных выходов подземелий, несколько десятков теней выскользнули на поверхность. До сих пор не всех призраков, охотившихся за свежей кровью для поддержания материальности, удалось разыскать в мире живых. – Сомневаюсь, что ты станешь этим заниматься.

 - Я ничьей кровью не стану жертвовать, кроме своей. Это не имеет значения, ничто не будет чрезмерной платой за то, чтобы Адонис мог остаться со мной! Он вообще не должен был умирать, я почти успела все исправить… почти…

 Не то, чтобы Афродита и прежде-то отличалась особым здравомыслием – в семье ее ценили отнюдь не за это – но теперь, похоже, окончательно и безнадежно рехнулась. Аид отстраненно размышлял, как бы от нее теперь отделаться – спектакль становился все менее забавным, да и Арес все неодобрительнее по-бычьи свирепо поглядывал в их сторону.

 - Просто дай мне с ним встретиться! – сжав руку Аида потребовала Афродита с остекленевшим взглядом. – Позволь мне с ним встретиться – и я сама найду способ все исправить! Адонис не мог оставить меня!..

 Окончание эмоциональной речи смазалось в неразборчивое визжание, когда Афродиту внезапно отдернули в сторону.

 - У тебя хоть крупица совести есть?! – риторически осведомилась девушка с оливковой кожей и рыжеватыми волосами, придерживая ошарашенную красотку за пышный каскад кудрей. Аид после пары мгновений замешательства узнал дочурку Деметры, обрывавшую несколько лет назад в саду гранатовые деревья. – Тебе мало, что Адонис умер по твоей вине, самовлюбленная ты развратница!

- Тебе-то какое до этого дело? – вяло пытаясь высвободиться, огрызнулась Афродита. – Тебя это вообще с самого начала не касалось! Разве сам Адонис не сказал…

 - Повторил все, что ты ему приказала, можешь не сомневаться – как и все твои безвольные куклы! Ты же просто задурманила ему разум!

 - Уже немного поздновато для зависти по этому поводу! – высокомерно отрезала Афродита. Хоть Кора и повзрослев не унаследовала от Деметры ее грандиозных габаритов, но все же была рослой девушкой, очевидно привычной к физической работе в бесчисленных материнских садах, поэтому изящную Афродиту с легкостью развернула, придерживая одной рукой за волосы, и незатейливо вмазала кулаком в точеный носик. Зал огласился визгом, звоном сшибаемых блюд и разбивающихся ваз, болтовня и хохот притихли – всеобщее внимание сосредоточилось на склоке. Мужчинам вмешиваться было неловко, а многие женщины от души наслаждались зрелищем – Гера и Афина сами с большой радостью потаскали бы невестку за волосы, но первой мешал статус, а второй – хваленое благоразумие, иногда игравшее против нее.

 Только Деметра вскочила со скамейки и безуспешно пыталась теперь догнать мечущуюся по залу кошачью свару, по очевидным причинам уступая им в шустрости. Длилось, впрочем, бесславное побоище недолго: финальным аккордом Афродита с визгом влетела в огромный чан с фруктовым вином под негодующий вопль Диониса и одобрительное улюлюканье многих присутствующих. Аид расхохотался и демонстративно поаплодировал, а растрепанная запыхавшаяся Кора остановилась оглядеться – почти сразу Деметра схватила дочурку за ухо и с сердитым видом поволокла прочь. Большую часть зрителей куда больше занимала Афродита, промокшая с ног до макушки и в державшемся буквально на паре ниточек потрепанном наряде – можно подумать, они надеялись увидеть что-то новое с тех пор, как Гефест, застукавший тогда еще свою жену с братцем прямо «на горячем», мстительно выставил их без одежды вовсе. Арес-то с тех пор слегка прибавил в весе и тогдашнего успеха у публики уже не повторил бы, но Афродита выглядела по-прежнему…

 - Что это вообще было? – сухо спросила подошедшая Гера почему-то у Аида. Чопорно поджатые губы сестрицы едва заметно подрагивали в уголках: то от сдерживаемого удовольствия от короткой драки, то еще более сдержанной досады на то, что теперь невестка оказалась в центре всеобщего внимания – на празднике-то Геры!

 - Теряюсь в догадках.

 - Серьезно?! Ты о чем-то шепчешься в уголке с этой вертихвосткой Афродитой, а потом дочка Деметры почему-то налетает на нее с кулаками, я могла ожидать такого двусмысленного фарса от кого угодно, кроме тебя!

 - Знаешь, сестрица, это как-то обидно сейчас прозвучало – я что, по-твоему, не популярен у женщин? – ядовито откликнулся Аид. – Лучше объясни, что это за Адонис и чем он так отличился перед смертью?

 - Да… ничем, в общем-то, – Гера пожала плечами. – Никаких героических свершений или выдающихся качеств. Эх… Помнишь тот смехотворный конкурс за титул прекраснейшей, на котором она подкупила судью?

 Аид не счел нужным напоминать, что подкупить судью пытались все участницы, включая саму сестрицу, а Афродита не более чем предложила взятку пособлазнительнее. На тот, по крайней мере, момент. Юноша, от которого ультимативно потребовали избрать прекраснейшую среди богинь, полагал себя обычным пастушком, да к тому же был совсем еще юным – вот и посчитал счастье в любви главным, чего можно желать в жизни. И не чаял оказаться на самом деле потерянным царевичем, для которого успех в политике и войнах – которого, задев одним махом Геру и Афину, уж точно больше не увидишь – когда-нибудь начнет иметь значение.

 - Еще бы. Ты так страстно и вдохновенно плевалась ядом, обещая Афродите в глотку это золотое яблоко запихать, что у смертных даже появилась сказка о прекрасной царице, которая заставляет подавиться яблоком другую красавицу, помоложе…

 - Не о том речь! Если вкратце, Афродита пообещала мальчишке свести его с девушкой его мечты, которую он видел раз в жизни и то в отрочестве. Но оказалось, что у этой Елены уже был возлюбленный. Афродита… ну, в этой ее обычной манере, решила сама того соблазнить, чтобы Елена осталась, так сказать, открыта для новых отношений – этим, как все считали, дело и должно было закончиться. Но Афродита сошла с ума! Заявила недавно Аресу, будто встретила любовь своей жизни и хочет развестись – это был такой удар для бедного мальчика!..

 Бедный потрясенный «мальчик» с темно-красным перекошенным яростью лицом как раз закончил расшвыривать тумаками толпу восторженной публики вокруг промокшей и слегка оглушенной Афродиты и, завернув жену в свой плащ, попытался увести ее из зала, но та вяло отмахивалась и мелодично хрустально рыдала, явно наслаждаясь всеобщим вниманием. Немногие женщины сумели бы, только что получив кулаком в нос, мячиком помотавшись по залу и облившись вином, сохранить столь изящное хрупкое очарование. Потрясенным или страдающим, на взгляд Аида, племянничек ничуть не выглядел, разве что рассерженным сильнее обычного.

 Арес был, пожалуй, ничуть не менее ревнив, чем Гефест, но заметно менее хитроумен и коварен – особенно если действовать приходилось не на поле боя. Когда ему удавалось разоблачить Афродиту в очередной ее интрижке, Арес без затей выколачивал пыль из конкурентов, а к самой жене относиться продолжал с неизменным трепетом. Наверное, пошел в этом смысле в Геру…

 Что-то немного даже трогательное было в том, как вспыльчивый солдафон не смел и слова грубого сказать своей легкомысленной женушке, пусть ее вины перед ним было, пожалуй, больше, чем вины любого из ее кавалеров.

 Как правило, впрочем, и у тех получалось не попадаться.

 Как правило, впрочем, обычно Афродита не заявляла, что бросит Ареса ради очередного романа. Если вояка и тут пошел в Геру, то мог бы простить жене абсолютно все, кроме честного предложения расстаться.

 - …Только все у нее пошло наперекосяк. Разочарованная в любви Елена согласилась на политический брак раньше, чем Парис успел с ней толком познакомиться, а когда Афродита принялась морочить этому Адонису голову, парень попытался ее впечатлить «мужественным поступком» и заняться охотой – результат встречи с диким кабаном уже в твоей отчетности!

 - Поэтому Кора винит Афродиту в его смерти. Что ж, это уже кое-что объясняет.

 Если бы по отчету Танатоса смерть Адониса не проходила как однозначный несчастный случай, Аид бы подумал, что без Ареса тут не обошлось. Но племянничек… Этот племянничек – не стал бы подстраивать якобы случайность, а честно прирезал бы соперника.

 - Так а Кора тут вообще при чем?

 - Ни при чем, насколько мне известно, – слегка удивившись, Гера пожала плечами. – Я даже не знала, чтобы они были знакомы.

 - И часто у вас тут те, кто «ни при чем», затевают подобные драки?

 - Да брось, не она первая и не она последняя, кто по вине Афродиты в ком-то серьезно разочаровывается. Кстати о разочарованиях… Эта вертихвостка вполне может затаить на тебя обиду, братец.

 - На меня? Я ее, если что, по носу не бил.

 - Афродита не привыкла к тому, чтобы мужчины ей в чем-то отказывали.

 - Полагаю, всем до меня она предлагала кое-что другое. То, о чем она просила, невозможно. Не-воз-мож-но. Перед тем, как умереть, люди перестают жить, а уже случившегося никто изменить не способен. Если Афродита не желает этого понимать, мне все равно – в моем царстве у нее нет власти, да и в верхнем мире, если подумать, Афродита манипулирует либо распутниками вроде твоего благоневерного, либо слабохарактерными личностями, одержимыми страхом одиночества.

 - Царевич Нарцисс, наверное, так и думал. Знаешь его?

 - Смерть в результате физического и нервного истощения, – пару мгновений покопавшись в памяти, ответил Аид. – Не лично. Танатосу так и не удалось увести эту упрямую тень с места смерти возле лесного ручья – корни она там пустить решила, что ли? – и сопроводить, куда полагается, а я несколько дней разбирался, почему отчетность по умершим с количеством теней не совпадает. Такое, пожалуй, не забудешь! К чему ты это?

 - Неважно! – Гера устало помассировала виски. – Вечно забываю, какие вы с Гестией обособленцы!

 Аид слегка нахмурился. Он против репутации обособленца совершенно не возражал, но сестрица Гестия заботилась о родных больше, чем кто бы то ни было, только вот никому при этом не позволяла испортить себе жизнь. Она и к Афродите относилась хорошо, искренне считала, что делить им совершенно нечего, а от интриг все равно не будет проку. Только Гере, кажется, покоя не давало, что жизнь старшей сложилась счастливее, чем у нее самой, и что кому-то не приходится реветь периодически в плечо Гекате, что «этот мерзавец» опять переспал с какой-то «гадюкой» или «коровой». Вкусы у Зевса под настроение бывали специфичными, но вряд ли речь шла о буквальных гадюках и коровах… Или это просто у Аида фантазии не хватало?

 О возможных пакостях со стороны Афродиты Аид не видел смысла беспокоиться, но вот если упоение всеобщим вниманием не перевесит обиды за драку, то малышке Коре не повезло. Девушка, конечно, была не права: винить Афродиту в том, что мужчины порой поступают глупо – это примерно как злиться на Посейдона за то, что вода в море соленая! Или в духе претензий самой Афродиты, не верящей, что мертвеца нельзя вернуть даже ради ее прекрасных глазок. Но Кора и так пострадала, вскользь задетая сетью чужих интриг и интрижек, обидно будет после пережитого горя ей еще и стать мишенью для целенаправленной изощренной мести оскорбившейся примы. Такого девочка совершенно не заслуживала.

 - … Чтобы ты – да хоть раз за вечность беспокоился хоть о ком-то, кроме самого себя! – завершила Гера монолог, почти полностью пропущенный Аидом мимо ушей.