Хоть Паникус и не мог назвать вечное рабство позитивным опытом, от свалившейся на голову и неизвестно насколько способной затянуться свободы ничего хорошего заранее не ждал. Даже не учитывая Гекату, ожидаемо воспользовавшуюся случаем, чтобы лишить царство мертвых положенного покоя – иронично, что теперь Подземелье-то практически опустело, поскольку большая часть теней разбрелась по миру живых и даже от солнца находила себе укрытие наверху. Жизнь, насколько ею вообще могло считаться вечное существование, была значительно проще и спокойнее, когда кто-то всегда говорил, что делать – даже самые непростые задания вызывали гораздо меньше тревоги, чем необходимость самому что-то решать. И значительно меньше риска влипнуть в серьезные неприятности, если подумать.

 Гекате ни Паникус, ни Пентос не были нужны. Как заявил один из ее непомерно зазнающихся крылатых псов, богиня-колдунья якобы не нуждалась в дешевом самоутверждении, потому не окружала себя бесполезными болванами ради того, чтобы выглядеть умнее на их фоне. Жизненный – да и долгий последующий – опыт подсказывал, что во многих ситуациях вовремя согласиться с тем, что болван, отлично помогает избежать ненужной ответственности, пусть даже это несколько обидно звучит не со стороны богов, а со стороны таких же, по сути, прихвостней, что они сами. Причем ниже статусом – какими бы они там умными псы себя и свою хозяйку ни считали, а Геката даже не входила в олимпийский пантеон! Поэтому – снисходительно решил тогда Паникус – псы от зависти к их положению более высокопоставленных рабов и пытаются самоутвердиться, даже не стал спорить и решил наказать их своим презрением. В любом случае, ничто не мешало тихонечко переждать где-нибудь бурю.

 В любом случае, что они вообще могли, кроме как спрятаться и выжидать? Опыт так же учил и этому: стоит подождать, пока еще какая-нибудь скверная история случится, как о старых неприятностях все естественным образом забудут!

 Аскалаф, однако, был другого мнения. Он все-таки даже в облике монструозной ящерицы оставался человеком, который, конечно, не желал иметь с другими людьми, изгнавшими его после проклятья Деметры, никаких дел, включая некогда близких, но и не желал им участи быть сожранными нософорсами и неприкаянными тенями.

 - Да что мы вообще можем поделать? – тщетно пытался вразумить садовника Пентос. – Даже другие олимпийские боги не могут вторгаться в дела Подземелья – Аид сам об этом позаботился, а значит, в его отсутствие никто не может запретить и Гекате делать все, что она считает нужным!

 Сейчас бдительность господина выходила всем боком. С одной стороны его статус среди двенадцати верховных богов Олимпа при таком неуживчивом скверном характере только на незаменимости и держался, абсолютно любой возможный правитель Подземелья был бы еще хуже, с другой – теперь и в последствиях заварушки вокруг Геракла все непременно начнут их винить!

 - Такие полномочия можно получить только от самого Аида, а он никому настолько не доверяет, – согласно покивал Паникус, но Аскалаф в задумчивости поскреб когтем чешую на подбородке.

 - Допустим, я краем уха слышал, как Аид сказал одной младшей богине природы, что, когда она сама захочет, то Подземелье в полном ее распоряжении, технически это же является нужными полномочиями в его отсутствие? – предположил он. Паникус оцепенел, пытаясь как-то переварить абсурдное заявление.

 - Ты рехнулся! – уверенно заявил Пентос. – Да и… даже если бы такое могло быть, ни одна богиня природы не согласилась бы становиться даже временным наместником в Подземелье. Природа – это… как бы вообще противоположно всему, связанному с царством мертвых!

 - Не узнаем, не спросив у нее…

 - У кого? – едва слышно пролепетал Паникус предательски севшим голосом, уже заранее опознав затею, грозящую грандиозными неприятностями. Опять.

 - Леди Коры.

 Паникус судорожно зажал себе рот обеими ладонями, чтобы хриплый вопль отчаяния не привлек к их нынешнему укрытию внимания всех, кто еще только остался в Подземелье. Пентос с возмущенным пыхтением подпрыгнул, пытаясь постучать ящеру кулаком по лбу – хотя тот сидел, а сам толстячок стоял, дотянуться получалось не без труда.

 - Тебе было мало одного проклятья за глупую детскую дерзость? Теперь хочешь взбесить Деметру уже серьезно?!

 Деметра, конечно, была ничуть не более властной, капризной и мстительной, чем остальные боги – однако же и не менее. Может, в силу более флегматичного характера она и не считала поводом для немедленной кары вообще что угодно, зато, если уж приходила к выводу, что ее недостаточно уважают, то и успокаиваться так же легко не собиралась. Если Аполлон, наверное, едва поостыв, моментально забыл историю с дерзким музыкантом-сатиром, как не стоящую его высочайшего внимания, а Аид и вовсе считал вопрос исчерпанным, выпустив пар парой тумаков и десятком оскорблений в адрес проштрафившихся «питомцев», то уж Деметра Аскалафа несомненно запомнила.

 - Не узнаем, не спросив у нее, – без воодушевления, но упрямо повторил садовник. – Я сам спрошу, если вы так беспокоитесь, только помогите добраться до священных садов.

 Паникус беспокоился из-за всего. Кое-кто его даже записал в недобожественное олицетворение всех бестолковых и бесконтрольных страхов – это куда больше подходило его нервному характеру, чем репутация воплощенного страдания – пухлому румяному коротышке Пентосу.

 Впрочем, он давно уже привык бояться постоянно – слишком привык, чтобы это помешало что-то делать.

 - Как будто нас хоть раз остановило бы то, что затея глупая и может плохо закончиться! – видимо, напарник думал примерно о том же самом. – К тому же ты, с проклятьем или нет, остаешься смертным человеком, а нам гнев богов грозит максимум очередным унижением, а это, как бы сказать, звучит как обычный вторник на службе.

 Паникус отнюдь не разделял такого оптимизма. Благодаря отходчивости Аида существовать, пусть даже в постоянном стрессе, в Подземелье было практически безопасно – как говорится, все худшее, что могло случиться с здешней публикой, уже случилось – от остальных богов такого же милосердия ждать бы наивно.

 - Если ты так решил, мы поможем, – уклончиво высказался он, когда удалось выровнять дыхание. Все же Аскалаф человек свободный и вправе обрекать себя на любые неприятности по собственной воле.

 - Может, нам повезет и Деметры сейчас не окажется в священных рощах, все же старшие боги сейчас заняты на Олимпе, – попытался подбодрить их садовник, но в ответ получил лишь сдавленный мученический вздох.

 «Может быть, повезет» было выражением, в личный словарь Пентуса и Паникуса никогда не входившим!

Хоть из-за массового побега теней наверх Паникусу заранее представлялось худшее, в садах и священных рощах Деметры, по крайней мере, посреди бела дня, все выглядело мирно и спокойно. Тени и нософорсы мало интересовались растениями и овощами, так что таких глобальных проблем, как для пастушьих стад, не создали, а шататься после захода солнца у здешних смертных и без того было не в привычке. Кто-то, может, и воспринял бы подобную тишину с облегчением, но Паникус на всякий случай решил считать ее недобрым знаком. Сам не зная почему, но в таких делах он до печального редко ошибался! К некоторому облегчению, первая же неприятность не заставила себя долго ждать: едва выбравшись из колесницы, при попытке последовать за Аскалафом, поспешившим найти укрытие в зарослях священных садов, Пентос и Паникус просто врезались с разгону в невидимую преграду. Ящер-садовник недоуменно обернулся на слаженный двухголосый вскрик.

 - Похоже, Деметра не очень рада видеть чужих рабов на своих землях, – несколько раз сменив обличье и убедившись, что в сады не проникнуть ни по воздуху с помощью крыльев, ни вбурившись под землю, ни приняв иллюзорные человеческие обличья, заключил Пентос. Стоило бы ожидать чего-то подобного! – Пожалуй, придется нам тут тебя подождать.

 Паникус мысленно застонал. Из просто провальной идея обрушивалась теперь ниже уровня Тартара, Аскалаф и в принципе-то был никудышным дипломатом, любой из них с напарником и то был бы лучше! – и уже ухитрялся вызвать гнев Деметры в прошлом, так что поручать садовнику какие-то переговоры выглядело делом заведомо обреченным.

 - Все это плохо закончится, можно даже не сомневаться!

 - Все в любом случае заканчивается всегда плохо, – Пентос философски развел руками. – Может, будет и не хуже, чем обычно…

 Окончание фразы потонуло в грохоте и скрежете, земля закачалась под ногами, а с задрожавших деревьев с воплями прыснули птицы. Над священными садами, заслонив собой небо, выросла монументальная – еще грандиозней обычного, при том, что Деметру в принципе сложно было назвать миниатюрной – фигура богини плодородия. Исполинские деревья, в равной степени усыпанные цветами и плодами, стелились у ее ног зарослями травы – даже самое высокое едва могло достать до колен – зато из крон вынырнули, извиваясь не хуже змей или щупалец какого-нибудь океанского монстра – разросшиеся и ожившие корни. Несколько таких древесных «щупалец» в несколько мгновений обвили средних размеров скалу с ближайшего горного склона, вырвали ее с основания и с глухим в очередной раз пошатнувшим землю грохотом обрушили куда-то в центр садов. А потом мир взорвался невыносимым дребезгом, с деревьев вслед за птицами сорвались во все стороны уже листва и лопающиеся плоды, сады окутало алое свечение – на миг даже показавшееся пожаром… Но дальше Паникус, за годы службы выработавший наивернейшую тактику при столкновении с высочайшим божественным недовольством, уже ничего не видел, потому что поспешил спрятать лицо в пухлом плече напарника и беззвучно – хотя даже заори сейчас во весь голос, никто не услышал бы в творящейся какофонии – вопил от ужаса. Словно бы землетрясения оказалось недостаточно, сверху тоже все загрохотало и с неба, будто из бочки, стеной обрушился ливень. Паникус и Пентус, опасливо выпустив друг друга из судорожных тисков, снова решились оглядеться. От красоты священных садов не осталось и тени: голые ветви облетевших деревьев казались болезненно изломанными и перекрученными, даже под стеной ливня их окутывало пульсирующее красное свечение, которое Паникус принял было за отсвет пожара, однако ни огня, ни дыма так и не обнаружилось. Решив, что разрушенные сады больше не защищены божественной волей – или, по крайней мере, что Деметре сейчас точно не до них – Пентос принялся деловито подталкивать напарника в глубину рощи. Вялые протесты, кажется, даже не были замечены – голос совершенно осип, а ноги оказались не послушнее мешков с овечьей шерстью.

Оставалось только занимать мысли абстрактными размышлениями, что может быть хуже – иметь дело с разъяренным божеством или же сразу с несколькими. Потому в особенно пострадавшем уголке сада с валяющимися вокруг каменной скалы выкорчеванными и сломанными деревьями количество богов, пребывавших не в лучшем расположении духа, уже дошло до четырех… Ну, по крайней мере, они были слишком заняты взаимно, чтобы обратить внимание на двух скромных маленьких шпионов – тут, главное, самому не влезать под ноги. Деметра, «сдувшаяся» до сравнительно небольших – примерно в два человеческих роста – размеров, отчаянно бранилась на Зевса, тоже уже заметно закипающего, но непривычно старающегося сохранить относительное спокойствие и увещевающего что-то про «всего лишь временную меру».

 Девушку, такую же рыжую и зеленокожую, как Деметра, только моложе и худощавее, окутанную переливающимся холодным маревом вино-красного цвета, Паникус видел впервые, но, очевидно, это и была та леди Кора, с которой жаждал пообщаться Аскалаф… которого, кстати, поблизости не наблюдалось! – Паникус с крайне дурными предчувствиями покосился на каменную глыбу, обрушенную хищными корнями с горы… не исключено, что и на чью-нибудь голову. Плохо, что их не было рядом. Расплющивание – процедура неприятная, но не особенно-то опасная для них двоих, а вот для Аскалафа последствия вполне могли быть необратимыми.

 А четвертым божеством оказалась Геката, взбешенная явно не меньше Деметры, хотя и более… сформулировано.

 - Да вы, должно быть, надо мной смеетесь! Аид никому не доверил бы подобные полномочия, хотите, чтобы я поверила, что их получила никому не известная младшая богиня природы?

 Крылатые волки, которых сейчас Паникус опасался сильнее всего, щерились у ног хозяйки и припадали к земле.

 - Может, как раз поэтому ко мне и меньше всего причин для недоверия? – предположила леди Кора. Вот уж нельзя было не согласиться – всем, кого Аид знал, как облупленных, доверять однозначно не стоило!

 - И что ты мне сделаешь, если я не собираюсь тебя слушать? Цветочной пыльцой осыплешь?!

 - Разумеется, ты вовсе не обязана меня слушать, – покладисто согласилась младшая богиня, а красное свечение сменилось изумрудно-зеленым. Геката озадачено моргнула, но Кора ровным голосом продолжила. – Но тогда ты уволена.

 - Что?! – взвилась колдунья, ненадолго заглушив даже адресованную Зевсу брань Деметры. – Я была частью подземного мира задолго до твоего рождения, девчонка, ты не можешь меня уволить!

 - Еще как могу! Если Аид сказал, что подземный мир к моим услугам, – Кора коснулась кончиками пальцев золотой застежки на своем пеплосе, несколько винно-красных камней вспыхнули холодными угольками и взлетели вверх, образовав призрачный венец воздухе над рыжими кудрями. – Значит, либо к моим услугам и ты тоже, либо тебе больше там не место. У-во-ле-на!

 Припомнив их собственное выдворение, Пентос не смог сдержать ехидного смешка, заставив напарника нервно дернуться.

 - Ты не должна была ничего у него брать! – оставив Зевса, украдкой выдохнувшего с облегчением, в покое, резко развернулась к дочери Деметра. – Если ты хоть на миг подумала, что я позволю тебе во всем этом участвовать…

 - Именно поэтому я и не спрашивала никакого позволения! – с неожиданной злостью отрезала Кора, вскидывая руку и указывая на плавающие в воздухе камни. Зеленые лучи снова сменили цвет на красный. – Единственное, что требовалось, я очевидно получила.

 - Значит, – выровнявшимся тоном сказала Деметра. – Мое слово ничего не значит?

 Паникус затаил дыхание. Когда боги изволят истошно орать, браниться и грозить возможными и невозможными карами – это следовало просто переждать, как стихийное бедствие. Опыт у них с напарником в таком был… солидный. Наверное, сейчас уже и гнев Аполлона не напугал… ну, не так же сильно. Однако тот же опыт подсказывал, что если на смену ярости вдруг приходит такое нарочитое спокойствие – тут-то уже любых неприятностей и жди! Кора, однако, встретилась с матерью взглядом, полным ничуть не напускного пронзительного холода.

 - Твои слова о том, как ты сожалеешь о том, что срывала дурное настроение, прокляв случайного человеческого ребенка, для тебя самой ничего не значили, разве не так?

 - Не смей разговаривать со мной в таком тоне! – слегка дернувшись и, в подтверждение худших опасений Паникуса, покосившись на каменную глыбу, потребовала Деметра.

 - Это не повторится, – бесстрастно пообещала Кора и резко повернула головы. – Вы двое!..

 Алые камни снова пульсирующе полыхнули. Пентос и Паникус неуклюже выбрались из своего убежища и поспешно склонились в низком поклоне.

 - Проводите меня? Не помешало бы поскорее разобраться в сути дела, раз Геката не пожелала сотрудничать, придется вам все мне объяснить.

 - Р… разумеется, леди! – оскалился в улыбке Паникус. Выражение лица Деметры, мягко говоря, ничего хорошего не предвещало, но у него словно гора, или, по крайней мере, валун не меньше обрушенного, моментально с плеч свалился: им снова отдавали приказы, а значит, что бы ни случилось плохого, это не будет последствием собственных решений.

 Деметра, впрочем, никак не помешала им уйти – лишь проводила жутким пристальным взглядом до самой брошенной у входя в сад колесницы. Несколько раз Паникус нервно оглядывался, но богиня природы застыла изваянием самой себе посреди истерзанного, кажущегося теперь почему-то смертельно раненным облетевшего сада.

 Кора шла молча и абсолютно механически, будто один из бронзовых автоматонов, собранных Гефестом, на миг замешкаться ее заставил только Пентос, у самой колесницы шмыгнувший ей под ноги, чтобы послужить «ступенькой».

 - Пожалуйста, – заметив какие-то сомнения, подбодрил он юную богиню. Кора рассеянно кивнула, но забралась в повозку, обогнув предложенную опору. Пентос со странным разочарованием вздохнул.

 Стоило инфернальным скакунам сорваться с места, девушка тут же утратила бронзовую жесткость осанки и чуть ли не свернулась на сидении, обхватив себя руками за колени. Красное мерцание сперва снова позеленело, потом и вовсе потускнело до едва заметного синеватого.

 - Я ведь правильно поступила?

 - Спрашиваете, что я обо всем этом думаю? – недоверчиво хмурясь, переспросил Пентос, явно куда сильнее напарника озадаченный тем, что мнением рабов всерьез кто-то интересуется. Паникус знал, что в вотчине Деметры не было принято рабство, традиционно земледелие, как и скотоводство, считалось трудом только для свободных, но все же неосведомленность Коры удивляла. – Так… Вы воспользовались словами Аида, сказанными просто из формальной вежливости, чтобы унизить Гекату, кроме того, похоже, разбили сердце своей матери! Словами трудно передать… мое ВОСХИЩЕНИЕ! – толстячок поднял лихорадочно сияющий взгляд, заставив уже юную богиню совершенно растеряться. – Я же могу называть Вас «Госпожой»?!