Линия жизни Кейтлин всегда была прямой, чёткой и предсказуемой. От неё отсекали лишнее родители и их связи, её распутывали подхалимы, и делал тусклой свет Пилтовера, заставляя выгорать, бледнеть на глазах, черстветь и покрываться толстым слоем пыли и стружки загубленных мечт.

Кейтлин пыталась вести её сама, сквозь чужие: вмешательства в расследования, нарушение границ отведённой ей территории (ради помощи гражданам), мелкие споры с коллегами (по делу, конечно же), просьбы перевести на другое место и пробы на другие должности.

Но каждый раз линию возвращали в прежнее русло и пускали туда, где она даже бы не споткнулась.

Всё начало меняться, когда Кейтлин почти задумалась о смирении с серой, претворяющейся блестящей скучностью своей жизни. Казалось, под контролем этой ламинированной толстой нити может быть сам пожар: всего-то нужно его обнаружить, позвать на помощь, попытаться потушить часть него, вызволить пострадавших — всё чётко и без отклонений.

Линия делает мёртвую петлю, когда Кейтлин натыкается на подвешенные гранаты.

Линия не перестаёт быть прямой, но почти обрывается, истирается и продолжает бежать одновременно слишком далеко и быстро, слишком медленно и в пределах видимости, так, что рукой можно схватить другой конец. Кейтлин перестаёт понимать, сколько будет длиться её жизнь; линия начинает вбирать свет и сиять, как второе солнце или тысяча других звёзд.

Поэтому Кейтлин решает ловить момент. Шаг влево, шаг вправо — линия делится на множество путей, один ярче другого, которые отпадают с каждым выбором Кейтлин; тот из них, который избрали родители, начинает теряться среди десятков рек возможностей и, главное, линия теперь слушается её. Ещё шаг — линия врезается в другую, принадлежащую заунке, в тюрьме; прыжок — она петляет по крышам нижнего города и падает к самому дну. Чем дальше, тем больше переплётов, и Кейтлин поверить не может, что её хотели оградить от всего этого.

Но теперь она свободна.

Даже когда она отдаёт своё оружие, попадает под каскад взрывов, когда её похищают или она снова на грани, Кейтлин знает: момент, когда линия потеряла своё однообразие — лучший в её жизни.