Работу Цинсюань неожиданно нашел.
Через некоторое время после того, как они впятером отпраздновали двадцать четвертый день рождения Ши Уду, Цинсюань снова заговорил о Турнире Трех Волшебников.
— Хогвартс будет представлять Седрик! Наш Седрик, гэ! — Радость его была совершенно искренней.
— Это который Диггори? — хмуро уточнил Ши Уду.
Самого Седрика Диггори он никогда не видел, но на его отца до сих пор имел зуб. И пусть Цинсюань вроде как не слишком переживал из-за упущенного места в команде, да и с парнишкой, учившимся на пару курсов младше, общался очень хорошо, Ши Уду не забыл и не простил поступок Амоса Диггори.
— А еще чемпионом почему-то стал Гарри Поттер, — поведал тем временем Цинсюань, вчитываясь в газету. — Вот как так получилось, гэ? Ему же всего четырнадцать!
— Наверное, какая-то ошибка, — пожал плечами Ши Уду, а про себя мрачно подумал, что он ничуть не удивлен.
— «Ежедневный Пророк» обещает большое интервью с чемпионами! С фотографиями! — продолжал читать Цинсюань и вдруг запнулся. — Крам? Тот самый? Я не знал, что он еще учится… Ну почему я закончил школу? Гэ, отдай меня на второй год! Я хочу повторить программу! Я… я не все ТРИТОНы сдал, вот!
Он, конечно, шутил, но Ши Уду поддержал его:
— Да уж тогда, пожалуй, и СОВы пересдай… Может, на этот раз возьмешь все-таки Нумерологию? Или хотя бы Трансфигурацию?
— Не-е-ет… — тут же сдал назад Цинсюань. — Трансфигурацию не хочу, и на твою Нумерологию я не пойду. И вообще, я просто хотел бы пообщаться с Крамом.
— А третий… то есть, четвертый чемпион кто? — дипломатично меняя тему, поинтересовался Ши Уду.
— От Бобатона — девушка, — снова зарывшись в газету, сообщил Цинсюань. — Флер Делакур.
В тот день это имя ничего не сказало Ши Уду. Правда, когда вышла огромная статья про чемпионов, выяснилось, что девушка эта ослепительно красива и вдобавок является внучкой вейлы.
— Хорошо, что твой Пэй Мин больше не учится в Хогвартсе, — глядя на ее фотографию, хихикнул Цинсюань. — Скандал вышел бы международным.
А Ши Уду задумчиво смотрел на общее фото, где хлипкий взъерошенный мальчишка, хоть и стоял по центру, терялся на фоне своих взрослых соперников.
Вот после выхода той статьи Цинсюань и обрадовал своего брата известием, что нашел работу. Точнее, первым ее нашел Мин И, что, впрочем, было ожидаемо. Оказалось, что фотограф, ездивший в Хогвартс снимать чемпионов Турнира, был так очарован внешностью Флер Делакур, что решил бросить журналистику и отправиться на континент. Он заявил, что только истинная красота достойна быть запечатленной на его пленке и он просто обязан создать целую серию чарующих портретов.
Место штатного фотографа в «Ежедневном Пророке» осталось вакантным, и Мин И устроился на эту должность.
— Он умеет фотографировать? — искренне удивился Ши Уду.
— Умеет! — просиял Цинсюань. — У него и камера хорошая есть! Он меня фоткал, смотри, как хорошо получилось!
Он сбегал в свою комнату и притащил «доказательство». На снимке Цинсюань стоял на берегу моря, и ветер трепал его длинные волосы. Вроде бы, не было в этом ничего особенного, но от карточки буквально повеяло соленым бризом, а Цинсюань выглядел таким живым, ярким и невинно-чистым, что казалось, будто это юный бог решил на мгновение спуститься на грешную землю. Конечно, сама натура тут была хороша, но фотографу удалось бесподобно передать настроение.
Возвращая фотографию Цинсюаню, который понес ее обратно, держа бережно, как величайшее сокровище, Ши Уду вдруг подумал, что догадывается, откуда у Мин И деньги на хорошую колдокамеру. Он ведь не бросил собирать лепреконское золото, даже после того, как Ши Уду сказал ему, что то исчезнет. Скорее, наоборот: принял к сведению и потратил, едва они только сумели выбраться с того многострадального поля. Впрочем, никаких доказательств у Ши Уду на этот счет не было и быть не могло, а подозрения, как говорил Пэй Мин, к делу не пришьешь.
А следом за своим другом в «Ежедневный Пророк» устроился и Цинсюань.
— Они уже некоторое время подумывали о том, чтобы взять еще одного журналиста, — сообщил он брату. — А в этом году Рита Скитер пасет Турнир. Пишет о нем, о чемпионах, об их семьях и учителях… В общем, заниматься всем остальным ей некогда. Меня, конечно, вряд ли пошлют брать интервью у Министра Магии, но нужен же кто-то, кто будет писать статьи поскромнее?
Так оно и произошло. Цинсюаню давали простенькие задания, которые он, тем не менее, выполнял с энтузиазмом и жалел лишь об одном: для подавляющего большинства его статей фотограф нужен не был. И все же Цинсюань не отчаивался, то и дело пересекался с Мин И по работе и всегда, когда это было возможно, утаскивал его обедать вместе. Учитывая, что платил Цинсюань, Мин И никогда не отказывался от его компании за столом.
Ибо зарплата в издательстве была не то чтобы большой. Цинсюаню, поскольку за жилье и хозяйство продолжал платить Ши Уду, вполне хватало, однако Мин И съехал от своей семьи и теперь вынужден был существовать на то, что зарабатывал.
Помимо всего прочего, Цинсюань с интересом следил за Турниром Трех Волшебников. Он ни за кого не болел: вернее, никак не мог выбрать. Седрик Диггори был с того же факультета, что и Цинсюань, к тому же в школьные годы они приятельствовали. Виктором Крамом Цинсюань восхищался. Флер Делакур была единственной девушкой из всех, и к ней он «испытывал женскую солидарность». За Гарри Поттера, который был значительно младше и слабее остальных, Цинсюань просто переживал и искренне желал ему удачи.
Поэтому он просто взахлеб читал статьи Риты Скитер, хоть и плевался от некоторых ее оборотов.
— Как можно писать так гадко? — неоднократно спрашивал он у старшего брата то и дело, подпихивая «Ежедневный Пророк» ему под нос.
— Люди любят читать гадости, — аккуратно вынимая кончик газеты из своего кофе, отвечал Ши Уду. — Тебе ли не знать этого, работая в редакции?
— Ну не настолько же… — неизменно сомневался Цинсюань и вздыхал.
Особенно он разозлился, когда прочитал статью про Гермиону Грейнджер.
— Никакая она не охотница за парнями! — возмущался Цинсюань. — Гэ, ну она же как Лин Вэнь, точь-в-точь! Представь, что ее обвинили бы в том, что она встречается с тобой или Пэй Мином?
— Обвиняли, — вздохнул Ши Уду. — И в одном, и в другом, и в том, что с обоими… Цинсюань, люди не меняются. Просто в наше время это была обычная школьная сплетня, а репортерша сделала из похожей истории скандальную статью на всю страну. Девочку, конечно, жалко, но тут ничего не поделаешь.
— Я никогда не буду писать такую грязь, — надулся Цинсюань.
— Значит, долго ты в журналистике не проработаешь, — спокойно ответил ему Ши Уду.
Впрочем, пока Цинсюаня никто гнать не собирался. У него был приятный и легкий слог, и так как статьи ему поручали весьма безобидные, то читателям, скорее, нравился юный репортер, пишущий обо всем по-доброму. Ши Уду предполагал, что «Ежедневный Пророк» умно играет на контрасте ядовитых с перчинкой статей Риты Скитер и светлых воодушевляющих статей Цинсюаня, но младшему брату говорить об этом не стал.
Гром грянул в июне, когда Цинсюань вернулся домой поздно ночью с побелевшими губами и трясущимися руками. Он напросился с Ритой Скитер и Мин И на финальный этап Турнира Трех Волшебников и утром уходил из дома счастливый и воодушевленный. Кто бы ни победил, утверждал Цинсюань перед уходом, он будет за него рад.
А ближе к полуночи его практически втащил в квартиру Мин И. Впихнув Цинсюаня в объятия едва успевшему подставить руки Ши Уду, бросил на ходу:
— Путается под ногами! — и аппарировал.
Ши Уду довел брата до кухни и поставил греться чайник.
— Седрик… — пробормотал Цинсюань, за которым Ши Уду присматривал краем глаза. — Седрика убили…
Это царапнуло слух: не погиб — убили.
Ши Уду убрал чайник и чашки, достал бутылку и бокалы. Напиваться брату он, разумеется, не даст, но Цинсюаню все же нужно было сейчас нечто покрепче чая.
Рассказ Цинсюаня в кои-то веки нельзя было назвать связным. Ши Уду понял лишь, что в третьем туре победили чемпионы Хогвартса, оба — и оба, достигнув Кубка, исчезли.
А затем, спустя неимоверно долгое время, когда весь стадион сходил с ума, Амос Диггори кричал и ругался, а миссис Уизли плакала навзрыд в окружении всего своего взволнованного семейства, Гарри Поттер внезапно вернулся. Весь грязный, в крови — и с мертвым Седриком на руках.
Цинсюаня наконец прорвало, и молчаливый стресс сменился полноценной истерикой. Ши Уду сменил вино на коньяк и позволил брату рыдать в своих объятиях. Сам он выпить не мог: желудок отчаянно сводило при мысли, что он, конечно, желал Амосу Диггори всяческих бед, но совершенно точно не смерти сына. Ши Уду крепко сжимал рыдающего Цинсюаня и даже представить себе боялся, что стало бы с ним самим, если бы он лишился своего брата.
Но кто мог убить Седрика Диггори?
Если бы убили Поттера — было бы понятно. На него у многих имелся зуб, да и что-то вокруг него явно назревало. Но почему Поттер вернулся живым, а Диггори оказался мертв?
— Гарри сказал, — всхлипнул Цинсюань брату в мокрое пятно на груди, — что Седрика убил Волдеморт!
Ши Уду окаменел. Он будто бы забыл, как дышать. Даже то, что они с Лин Вэнь давно подозревали нечто нехорошее в шебуршении вокруг Поттера последние несколько лет, не помогало вот так сразу понять и принять, что оно наконец свершилось.
— Он… — Ши Уду все же судорожно вздохнул и выдавил из себя вопрос. — Что Поттер еще сказал?
Цинсюань покачал головой.
— Поттера увел со стадиона Моуди, — поведал он. — А я… Я подошел к Седрику. Понимаешь, гэ, я не мог поверить. Он же такой молодой, такой классный… Ты знаешь, у него с Чанг-гунян отношения были! Он меня все про наши традиции расспрашивал, хотел ее родителям при знакомстве понравиться…
Ши Уду машинально погладил брата по спине. Семья Чанг жила в Великобритании уже не одно поколение, так что, возможно, для них китайские традиции были не слишком актуальны. Но, скорее всего, родители девушки оценили бы столь уважительный поступок со стороны поклонника своей дочери.
— И тут меня заметил мистер Диггори, — продолжил тем временем Цинсюань и при этом весь как-то сжался, словно пытаясь превратиться в маленький комочек. — Он… он сказал, что это все из-за таких, как я… как мои родители… Что надо было всю дрянь уничтожать с корнем, чтобы неповадно было…
Ши Уду прижал его покрепче к себе, так, что их тела практически впечатались друг в друга. Сочувствие к Амосу Диггори тут же испарилось: Ши Уду был мстительным и злопамятным, и такой подлый удар, нанесенный ни в чем не повинному Цинсюаню, он не забудет.
— Не надо было слушать старого дурака, — процедил Ши Уду сквозь зубы.
— Я не мог пошевелиться, — хрипло пробормотал Цинсюань. — Я… я просто стоял и слушал. Мне… захотелось поменяться с Седриком местами: его отец так его любит… любил…
— Тебя люблю я! — от испуга за брата почти зло рявкнул Ши Уду. — Не смей, слышишь? Никогда не смей менять свою жизнь на чью-то другую! Никто этого не достоин!
— Но я бы и не смог, верно? — потерянно всхлипнул Цинсюань. — Знаешь, умом я понимал, что надо отойти, но ноги не слушались… Я стоял и зачем-то говорил, что мне очень жаль, а мистер Диггори все кричал… А затем Мин-сюн взял меня за руку и оттащил в сторону. Он… кажется, он довел меня до границы антиаппарационного барьера. Не знаю, не помню точно. Я пришел в себя только здесь, на кухне, с тобой.
Он немного отстранился, и Ши Уду неохотно разжал свои чересчур цепкие объятия. Цинсюань внимательно огляделся и растерянно спросил:
— А где Мин-сюн?
— Наверное, вернулся обратно, — предположил Ши Уду, наливая брату еще. — В конце концов, он-то на работе.
Себя же он поймал на нахлынувшем чувстве благодарности к этому прожорливому грубияну. Как бы свысока тот ни относился к Цинсюаню, как ни игнорировал его влюбленность, он все же спас его от чужих несправедливых нападок и даже потратил время на то, чтобы доставить Цинсюаня к тому, кто сможет о нем позаботиться.
Цинсюань пил: сперва послушно, потом с энтузиазмом, и Ши Уду запоздало сообразил, что лучше было бы дать брату успокоительное. Несмотря на юность, пьянел Цинсюань медленно, подолгу сохраняя разум ясным. К счастью, и похмелья у него как такового не бывало, разве что слегка звенело в голове. И уж точно он не мучился так, как старший брат.
И все же усталость и стресс сделали свое дело. Цинсюань наконец вырубился прямо за столом, и Ши Уду отнес его в кровать на руках. После этого он взялся за телефон и набрал номер Лин Вэнь.
Утром перед работой Ши Уду заглянул к брату. Тот лежал, свернувшись калачиком, и, что удивительно, уже не спал. Флакончик с зельем от головной боли, который Ши Уду оставил на тумбочке, был пуст.
— Хочешь, я не пойду на работу? — неожиданно для себя предложил Ши Уду. — И ты, если не можешь, не ходи. Проведем этот день вместе.
— Нет, — не глядя на него, качнул головой Цинсюань. — Я должен пойти. Я хочу узнать, что же там случилось.
Ши Уду решил не вмешиваться. Ему не хотелось оставлять брата одного, но тот собирался действовать, а не валяться в прострации — и уже хотя бы это обнадеживало.
На работе Ши Уду пришлось быть максимально собранным, что потребовало от него немало душевных сил, ибо все его мысли были вместе с братом. А когда он вернулся домой, то застал в квартире самый настоящий погром. Казалось, тут пронесся ураган.
Цинсюань кружил по гостиной, и это вокруг него бездумно клубились воздушные завихрения, из-за чего казалось, что он находится в эпицентре бури.
Ши Уду, преодолевая сопротивление, добрался до окна и распахнул его. Ветер, словно обрадовавшись обретенной свободе, рванул наружу, по пути едва не сорвав шторы.
— Ты знаешь, что вчера произошло?! — крикнул Цинсюань, только сейчас заметив брата.
Тот обернулся и посмотрел на него вопросительно.
— Ты знаешь, что вчера произошло?! — снова проорал Цинсюань и вдруг истерически расхохотался. — НИ-ЧЕ-ГО!
Он швырнул в брата уже весьма потрепанный «Ежедневный Пророк». Ши Уду быстро пролистал газету, однако, помимо скромной заметки о том, что Гарри Поттер победил в Турнире Трех Волшебников, никакой информации о вчерашней ночи не было. Не говорилось ни о возвращении Волдеморта, ни даже о смерти студента Хогвартса.
— Рита как сквозь землю провалилась! — продолжал бушевать Цинсюань. — Мин-сюну сказали, что фотки не нужны, и он сегодня на работе не появлялся. Верстальщик заявил, что собрал номер из того, что было. Редактор меня вообще послал лесом.
Он остановился, тяжело дыша. Затем поднял на старшего брата взгляд совершенно больных глаз и спросил беспомощно, как в детстве:
— Гэ, почему?