— Счастливого Хэллоуина, Пити! — Сириус надел фонарик из тыквы на макушку Питера и убежал.

Питер сбросил фонарик и побежал следом за мальчиком. Тыквенная улыбка превратилась в удивленное "о", когда ее швырнули через весь коридор.

— Хэллоуин был три дня назад.

— Ну, этот праздник достоин трехдневного празднования, — защищаясь, ответил Сириус. Он оставил тыквенный фонарик на небольшой полке у входа, когда мальчики выбегали на улицу.

Был чудесный день, яркий и солнечный, довольно теплый для раннего ноября. Питер надеялся, что пойдет дождь или снег, или хоть что-нибудь; возможно, тогда мистер Спринг бы отменил занятия по полетам.

— Идем! — позвал Джеймс, подбегая. — А то мы опоздаем! — конечно же, он любил эти уроки; он превосходно летал. Мистер Спринг уже говорил ему, что он должен попробовать вступить в квиддичную команду в следующем году, чему Джеймс не переставал злорадствовать. Ремус прилично управлял метлой, но его не было сейчас в школе. Он уехал домой, чтобы навестить свою больную мать, также, как и в прошлом месяце.

Питер последовал за Джеймсом и Сириусом, которые забежали на холм, где проходил урок. Большинство студентов — первогодок Гриффиндора и Слизерина — уже были здесь, как и мистер Спринг, проводя несколько упражнений на растяжку, пока ждали прибытия отставших учеников.

— Ладно, — начал он, когда все пошли, — сегодня мы попрактикуем несколько основных приемов в воздухе. Вы все должны знать, как подниматься, нырять и разворачиваться; теперь мы изучим, как правильно переворачиваться и перекатываться, — перевороты и перекатывания не звучали, как что-то легкое, особенно для Питера, который едва смог выполнить первые упражнения, упомянутые Спрингом.

Студенты заняли свои места рядом со старыми метлами, лежащие на траве, в паре шагов от своего соседа. Питер отошел от Джеймса и Сириуса, вместо этого встав рядом с Лили Эванс и Мэри Макдональд с одной стороны и тремя слизеринцами — Снейпом, Эйвери и Мальсибером — с другой. Мальсибер посмотрел на него с кривой ухмылкой на лице; Питер мысленно вернулся к прошлой неделе, когда мальчик заколдовал ведро с водой, чтобы то вылилось ему на голову. В тот раз с ним не было его соседей по комнате, и позже он был слишком смущен, чтобы рассказать им, но теперь он задавался вопросом, должен ли он был рассказать. Они бы заступились за него; они всегда так делали.

Студенты призвали к себе метлы со словами "Вверх!". Метла Питера прыгнула к нему в руку только с третьей попытки; он знал, что она чувствует его нервозность. Они все призвали метлы, руки Питера так крепко сжимали древко, что костяшки его пальцев побелели, и он оттолкнулся от земли по команде Спринг.

Питер поднял рукоять своей метлы вверх, его уверенность уменьшалась с каждым футом, что он поднимался от земли.

— Страшно, Петтигрю? — подразнил Эйвери, смеясь над выражением лица Питера и стекавшему по его бровям поту.

— О, оставь его в покое, — огрызнулась Лили.

Студенты парили в двадцати футах от земли. Мистер Спринг кружил вокруг группы, проверяя их способности на метлах.

— Все верно, — похвалил он. — Теперь мы попробуем резкий рывок вперед. Следите за мной, — крепко сжав коленями метлу, он наклонился вперед и описал плотный, быстрый круг, прежде чем финишировать в идеальном вертикальном положении. — Хитрость в том, чтобы придать достаточный вес своему телу, — объяснял он, — поэтому движущая сила будет направлять вас. В противном случае вы свалитесь с метлы, — Питер вздрогнул.

— Теперь на счет три, я хочу, чтобы вы все попробовали, — продолжил Спринг. — Раз, два, три!

Питер распластался на своей метле, зажмурился и наклонился вперед, словно садясь на стул. Свист стоял в ушах; когда Питер открыл глаза, увидел только небо вокруг себя. Он был перевернут вверх ногами, как раз то, о чем и говорил Спринг.

Питер чувствовал, как его руки, покрытые липким потом, соскальзывали с древка; он сильнее сжал колени вместе, пока они не вжались в древесину, но даже так он терял хватку. А затем, непонятно откуда, мимо него пронеслась другая метла — Эйвери — и Питер сорвался в небо, фигуры остальных студентов становились все меньше и меньше, пока он не ударился о землю с тошнотворным глухим звуком.

Боль охватила все его тело, а рука, которая смягчила его полет, сразу заныла. Питер заплакал, в его глазах мелькали маленькие черные точки.

— Питер, — над ним вдруг появился мистер Спринг. Его голос звучал глухо, словно он говорил с ним сквозь толщу воду. — Питер, скажи что-нибудь. Ты в порядке? — но Питер ничего не мог сказать; все, на что хватало его сил, это хныкать, кричать и стонать. Боль была ужасающей, словно огонь растекался по его венам. Его тело поднято с травы заклинанием, наложенным мистером Спрингом; позади него Питер сквозь слезы заметил большую часть студентов, вернувшуюся на землю. Сириус и Джеймс что-то кричали на смеявшегося Эйвери. И Питер закрыл глаза, боль была такой невыносимой, что он провалился во тьму.

Когда Питер пришел в себя, боль уже притупилась, а его все еще ноющая рука была забинтована. Он находился в больничном крыле, уложенный на маленькую двуспальную кровать со стопкой подушек, подпирающих его голову.

Мадам Помфри проходила мимо него, когда заметила, что он проснулся.

— О, наконец-то, — проворчала она, поправляя его подушки и светя волшебной палочкой ему в глаза, пока те не заболели. — Вы сломали двадцать костей, мистер Петтигрю, большинство из них в Вашей правой руке. Боюсь, Вам придется остаться здесь на ночь, пока они срастаются. Вы все еще чувствуете боль? — Питер кивнул; она была притупленной, но все еще достаточно сильной, беспокоя его.

— Подождите минутку, — приказала Помфри. — Я только схожу за зельями для Вас, — и она ушла, направляясь в другую комнату, оставляя Питера одного в пустом помещении.

Хотя оно не было полностью пуста; он заметил небольшую тень от другой фигуры, спрятанной за ширмой в углу комнаты. Ему стало любопытно, кто скрывался за ней, и что с ними произошло. Питер, вечно любопытный, хотел узнать сам, но он заставил себя оставаться в кровати, как и велела ему мадам Помфри. До тех пор, пока он не услышал стон с того места.

Он оглянулся в поисках Помфри, но она заперлась в соседней комнате, готовя его зелье. Осторожно подняв себя с кровати и встав на ноги, он проковылял к другому концу больничного крыла. С каждым шагом стоны становились все громче; кто бы это не был, этот человек только проснулся, и ему было очень больно.

Питер отодвинул ширму здоровой рукой, и тут же шокировано отступил назад. Лежавший перед ним в кровати, полностью забинтованный и болезненно бледный, являлся его соседом Ремусом Люпином.

— О мой бог, — Питер вскрикнул. — Ремус?

Глаза Ремуса резко открылись. Заняло минуту, чтобы его взгляд сфокусировался на Питере, и еще одна, чтобы сузиться в узнавании.

— Питер, — выдавил он, — что ты здесь делаешь?

— Я... я упал с метлы, — признался Питер. — Я думал, ты уехал домой, чтобы навестить маму, Ремус.

— О... я собирался, — голос Ремуса все еще был очень слабым, — но я... я поранился, прежде чем смог уехать.

— Ты выглядишь ужасно, Ре, — он был похож на смерть. — Что с тобой произошло?

Ремус нахмурился.

— Пожалуйста, не рассказывай Джеймсу и Сириусу, — взмолился он. — Я не... я не хочу беспокоить их.

— Да, но что...

Ширма отодвинулась, и между Ремусом и Питером возникла мадам Помфри, сердито уставившись на последнего сверху вниз.

— Эта ширма для уединения, — выпалила она. — Возвращайся на свою кровать или мне придется приковать тебя к ней цепями.

— Простите, мадам Помфри, — пробормотал он, быстро кивая. — Прости, Ремус, — прихрамывая, он направился к своей кровати, Помфри подозрительно следила за ним.

Когда Питер лег, его голова была переполнена вопросами: Ремус не выглядел так, словно причинил себе увечья сам — больше походило на то, что он был серьезно болен. Что с ним произошло, и почему он не хочет, чтобы другие узнали об этом?