Снежная не привыкла быть приветливой даже с собственными жителями — лютый мороз цепляется за щёки, больно кусается и вызывает желание прыгнуть в костёр, чтобы хоть посмертно согреться. Впрочем, Чайльд всё равно приспособился к подобной погоде, прожив здесь всю свою жизнь, потому лишь посмеивается и не обращает внимание на холод.
Который возле них чуть отступил — выжженная земля мелькает на пару секунд перед глазами, прежде чем растаявший снег леденеет, скрываемый метелью. Видимо, все шутки изнеженных странников о том, что в Снежной даже слёзы моментально замерзают, далеко не просто шутки.
— Ты, что, — ехидно шипит Принцесса, словно гадюка, с которой явно делит на двоих одну дозу яда в словах, и поправляет чуть сползший капюшон шубы, — совсем отстал от остальных в развитии, щенок?
Чайльд вновь смеётся и чешет затылок, — чуть саднящий от того, что ему от души досталось округлой рукоятью меча, — пытаясь не воспринимать всерьёз слова попутчицы. Тяжело это делать под насмешливо-унизительным взглядом и таким тоном, словно он котёнок, которого отчитывают за то, что он нагадил мимо лотка. Даже несмотря на то, что пару баллов суровости у неё отнимает очаровательная способность являться коренной жительницей Снежной и всё ещё быть настолько восприимчивой к холоду. Обладательница пиро Глаза Бога ещё, называется.
— Не будьте со мной так строги, — Чайльд хохочет и идёт на контакт, в примирительном жесте поднимая руки, — это была всего лишь шутка.
— С твоими шуточками дальше Снежной ты не уйдёшь, — Принцесса снисходительно фыркает и кутается в свой шерстяной шарф, надёжнее скрывая замёрзшие щёки и уши в тепле.
Чайльд прикидывает — то ли это предостережение, что ему стоит быть серьёзнее, то ли угроза, что его труп найдут в снегах. Вероятнее, всё сразу.
Ладно, возможно, шутить о том, что его попутчица в своей шубе похожа на шкодливого мага бездны, а после, всё той же шутки ради, играюче напасть, было не лучшим решением Чайльда. Особенно, если это их первая полноценная встреча. Особенно учитывая то, что в ответ на него замахнулись мечом далеко не в шутку. Так ещё и активировав при этом Глаз Бога.
Но его высочеству Принцессе тоже стоит подумать о своём отношении к людям! Чайльд-то думал, что слухи всё это про её характер — и зря Фатуи так о ней отзываются. Но нет — не зря.
Когда Чайльду сказали, что работать он будет с Принцессой, он был приятно удивлён — давно ему не поручали чего-то настолько серьёзного, что требовалось работать с напарником. Да и интересно было посмотреть, кого наравне со Скарамуччей невзлюбили чуть ли не все агенты Фатуи. Сам-то встречался с ней настолько редко и отдалённо, что, считай, и не виделся вовсе. Зато слышал часто.
Принцесса, плевались ей чуть ли не в лицо, вкладывая в одно чертово звание, пусть и неофициальное, столько ненависти и гнева, сколько в обычных людях помещаться не должно.
Принцесса без короны, шептали уже за спиной, но всё так же едко и с такой концентрацией яда, что впору было сцеживать и травить население Снежной — на всех хватило бы.
Она никогда, сколько Чайльд слышал, не была Предвестником — Принцессой её прозвали из-за ублюдочного характера, а не настоящего звания, потому и позволяли себе намного больше, чем с тем же ненавистным Скарамуччей. Но стоит только спросить, как её на самом деле зовут — никто и ответить не сможет.
Впрочем, Принцессу это никогда не задевало — иначе бы она не продолжала выглядеть всё такой же гордой сукой с ухмылкой главного победителя в жизни. Как и не оставалась бы самым полезным из агентов Фатуи, не входящих в число Предвестников. Абы кого к Чайльду не приставили бы, отправив на задание в Фонтейн.
Так что придётся свыкаться — к Скарамучче, этому вредному ребёнку в смешной шляпе, привык ведь. Вряд ли кто-то может быть настолько же запущенным случаем гадкого характера…
— Что, — Принцесса останавливается, отойдя на пару метров, и оборачивается, светя слишком очевидным ехидством в серых, чуть прищуренных глазах, едва не полностью прикрытых мехом у капюшона, — и шагу сделать не можешь без приказа? К ноге, щенок! Или тебе так и не привили любовь к качественному выполнению заданий?
…Видимо, всё же может. От всей своей ядовитой души.
Чайльд с обречённой улыбкой вздыхает.
Да благословит его Царица на возможность пережить путешествие с этой… этой чертовой принцессой. Именно это все имели в виду, когда говорили, что уж она-то присмотрит за ним, чтобы он не наделал глупостей?
❄❄❄
Фонтейн, в противовес Снежной, кажется райским местом — нет ни климата, созданного словно специально для истребления всего живого, ни ландшафтов, где один неверный шаг — и тебя будут собирать по частям после полёта с крутого склона. Ещё бы забыть, что в этой стране совершенно не рады Фатуи — совсем идеально будет.
И если бы не тот маленький факт, что и ноги жителей Снежной не должно быть в садах Фонтейна, то путешествие было бы намного приятнее и быстрее. Но осторожности ради приходится топать на своих двоих, аккурат к фестивалю любви, который так любят местные почитатели гидро Архонта.
Смешаться с толпой, сделать вид заинтересованных туристов и разузнать всё необходимое, прежде чем приступать к серьёзным мерам — ничего, с чем не справились агенты Фатуи. Но для успешного выполнения миссии нужны как минимум двое. Всё же будет проблематично делать вид влюблённой, беззаботной пары, приехавшей на фестиваль, в одиночку.
Почему именно он, так ещё и вместе с Принцессой, Чайльд так и не понял. Возможно, до сих пор не простили скандал в Сумеру, который произошёл из-за него. Или всё дело в бойне в Натлане? Чёрт знает этих Предвестников, они вечно недовольны всем, что он делает. И стабильно, так ничего и не объяснив, ссылают его в самые отдалённые уголки Тейвата — от себя подальше. Зато своеобразного надзирателя ему приставили впервые. Неужели Принцесса тоже в чём-то провинилась?
Впрочем, даже если вопросов намного больше, чем ответов, кое-что понять за мучительно-беспощадное путешествие Чайльд всё же успел.
Во-первых — погода абсолютно никак не влияет на отвратительно-едкое настроение Принцессы. Даже если шуба была снята, как только они пересекли границы Снежной и во власть вступил тёплый климат, она продолжает смотреть на него сверху вниз — будучи при этом ниже ростом, — так, словно он действительно не больше, чем лохматая собачёнка рядом.
И это, на самом деле, нервирует.
Он, что, успел перейти ей дорогу? Наступил на ногу? Откуда столько ненависти-то? Чайльд искренне уверен, что быть настолько злой — вредно для здоровья. Как и иметь такие обширные познания в гадостях.
Во-вторых — несмотря на всю едкость, яд, надменность и прочие злые словечки, которых у Чайльда в словарном запасе намного меньше, чем у этой Снежной Принцессы, причин считаться с ней всё же достаточно.
Дело даже не в одних рефлексах, явно выверенных и отточенными опытом и временем, благодаря которым она, ничуть не напрягаясь, может спокойно отвесить ощутимый подзатыльник за каждую шутку, а после и без труда свести на нет любую попытку начать серьёзную дуэль.
Дело слишком во многих причинах.
Принцесса замедляет шаг, прежде чем и вовсе остановиться, скрестить руки на груди и с хмыком оглянуться. Чайльд заинтересованно вторит её действиям. Они посреди леса — пусть и живописного, но не настолько, чтобы просто стоять и любоваться видами, особенно когда до столицы Фонтейна рукой подать, как и до человеческого отдыха.
— Не думаешь, что для романтического путешествия нас слишком много, сладкий? — насмешливо тянет Принцесса, и, несмотря на приторный голосок, в нём сквозит ещё больше яда, чем обычно.
Чайльд смеётся — этот тон он успел выучить. Что парадоксально — чем милее звучит Принцесса, тем она злее. Благо, сейчас её ненависть направлена далеко не на него. Ещё одного акта сладкого насилия над разумом он бы не перенёс — хватило прошлого, когда его морально уничтожали на протяжении десятка минут, потому что он, видите ли, не способен развести костёр в ливень. Какая неожиданность!
Лучше бы приняла вызов на дуэль, а не извращалась в словах.
— Вы тоже заметили слежку? — Чайльд ухмыляется, и кончики пальцев начинают покалывать от желания вновь ощутить холод резного лука. Давненько у него не было даже самой ленивой разминки.
Принцесса тяжко, словно с мировым разочарованием, вздыхает. А после в её руках материализуется одноручный меч — впервые за долгое время. Нехотя и принуждённо — понять то, что она совершенно не любит принимать вызов, проще простого.
— Ты не считаешь, что сама мысль о том, словно за Фатуи можно так просто следить и не быть наказанным, оскорбительна? — Принцесса сходит до спокойного тона, словно они беседуют о светских мелочах, и ничьи пальцы не скользят по лезвию, едва не оставляя кровавый след на коже.
Принцесса обращается со своим мечом так, словно использует его при любом случае, а не осторожничает. Так, словно знает все его возможности и ограничения. Вряд ли подобный человек может оказаться дилетантом в сражениях.
Интригует.
Чайльд не спешит схватиться за лук или клинки — он всегда успеет это сделать, в отличие от ограниченной возможности посмотреть на то, как Снежная Принцесса не увиливает от сражения. Насколько она хороший противник?
Сможет ли она утолить его жажду?
— Думаю, они просто не подозревают, во что ввязались, — Чайльд смеётся, и цепкий взгляд улавливает копошение меж деревьев. Горе-следопыты явно начали о чём-то догадываться. — Хотите, чтобы я разобрался с ними?
Принцесса ухмыляется, лениво прокрутив меч в руке, прежде чем перехватить его, словно предостерегая тех, кто додумался за ними следить.
— А ты способен на это? — елейно тянет Принцесса, и в глазах не холодная надменность, присущая жителям Снежной, а обжигающий яд, совсем под стать её пиро Глазу Бога, отливающим на поясе. — Раз ты и сам заметил их, то давно мог разобраться. Или ты хочешь, чтобы хрупкая и нежная леди сама решала все вопросы?
На словах про хрупкую и нежную леди Чайльд хохочет в голос. Может она и выглядит утонченно в своём надменном изяществе и чёрном одеянии, но хрупкой и нежной её сможет назвать разве что тот, кто запуган ею до смерти. Потому да, он бы хотел, чтобы она показала свои навыки во всей красе — если бы не задетая гордость.
И пускай беззаботные, влюблённые пары, абсолютно точно не связанные с Фатуи, не должны вступать в битвы, это сейчас отходит на второй план. До столицы Фонтейна достаточно далеко, чтобы можно было избежать нежелательных свидетелей и скинуть хвост.
Потому выпущенная стрела со свистом рассекает воздух, достигая цели всего за одно мгновение.
❄❄❄
— Безнадёжны, — выдыхает Чайльд, отпуская последнего из преследователей, что мгновенно, ровно как и сообщники, сдался и подтвердил слова остальных по поводу их цели, — даже размяться не удалось.
— В самом деле? — незаинтересованно хмыкает Принцесса, привычным движением проводя по лезвию, прежде чем вернуть меч на законное место.
Пусть им попались совсем неудачные следопыты, но Принцессе всё же пришлось вмешаться, чтобы быстро достать притаившегося в укрытии преследователя.
Действительно быстро — Чайльд удовлетворительно косится на выжженные полосы, оставленные после точного и выверенного выпада. Она явно способна на большее.
В отличие от неудачников, посланных верхушкой Фонтейна проследить за подозрительными гостями. Которые, естественно, оказались просто дружелюбными путешественниками, отправившимися в медовый месяц. Ничего подозрительного. Никаких Фатуи.
— Так ведь? — добродушно переспрашивает Чайльд, по-дружески поправив воротник одному из следопытов, которому давал наставления.
Тот охотно закивал, подтверждая, что всё так и будет передано. Никто ведь не хочет проблем. Да и мора, ощущаемая приятной тяжестью в кармане, настраивает на совсем другой разговор.
Принцесса за его спиной лишь усмехается. Уже ничуть не ласково и сладко, как раньше. Значит, она снова в отличном настроении. По своим меркам.
— Если миссия обернётся провалом, то помни, что это была твоя идея, — хмыкает Принцесса, скрещивая руки на груди и провожая недобрым взглядом горе-следопытов.
— Вам стоит больше верить в людей, — отсмеивается Чайльд.
— Ты хотел сказать — верить в мору?
Чайльд с улыбкой пожимает плечами — может, и так. В любом случае волнения за результат у него нет. Он же Чайльд, одиннадцатый из Предвестников — он любую ситуацию обернёт в свою пользу.
И если он чего-то хочет, то обязательно добьётся. Если это не доброжелательное отношение Принцессы к нему, естественно. Да и подобного добиваться — себе же вредить.
Но дуэль — другое дело. Чайльд обязан устроить хоть одну с Принцессой, особенно сейчас, когда он убедился, что она более чем хорошо владеет мечом. Грех упускать подобную возможность.
Этот момент кажется самым подходящим — вряд ли им, в образе тех самых милых путешественников-женатиков, перепадёт возможность для сражения, а ждать до конца маленького спектакля не хочется. Потому Чайльд уверенно оборачивается, вновь смыкая пальцы на призванном луке.
Принцесса, потянувшаяся поправить светлые кудри, чуть выбившиеся из высокой причёски, застывает и недоумённо-надменно выгибает бровь.
— Какой глупый предлог ты используешь в этот раз? — Принцесса усмехается, одной рукой опираясь в бок, а второй — цепляясь за пояс. По взгляду понятно — она знает, что в этот раз это не просто шутка, но терять лицо не собирается.
— Мне не нужен предлог, — Чайльд с самодовольной улыбкой натягивает тетиву, — я просто хочу дуэли с вами. Честной и серьёзной, без увиливаний.
— Я думала, что ты уже дорос хотя бы до того возраста, когда детям становится скучно играть в песочнице, — Принцесса с напускным сожалением качает головой.
Чайльд, не колеблясь, стреляет. Прекрасно ведь знал, что Принцесса увернётся — как и в шутливый первый раз. Едкий запах гари защекотал нос ровно в тот момент, когда меч вспыхнул в руках агента Фатуи.
Она согласилась.
Мысль, что предположительно удовлетворительный противник наконец-то принял бой, кажется почти опьяняющей. Задание отходит на второй план и не кажется важнее, чем усмешка на тонких губах Принцессы.
Она делает выпад — как и в прошлый раз, совершенно предсказуемо и разочаровывающе. Чайльд успевает податься назад, чтобы не попасть под огонь и постараться успеть снова выстрелить. Что ему, на удивление, не позволяют сделать — вместо ожидаемого удара в лоб он получает меч, внезапно перекочевавший из правой руки в левую, с разворота, который он спешно блокирует водяными клинками.
— Владеете мечом обеими руками? — присвистнул Чайльд, позволяя Принцессе отпрянуть.
Хорошо. Отлично.
Только почему она до сих пор не воспринимает его вызов всерьёз? Почему не использует возможности Глаза Бога полностью?
Сделать свой следующий шаг ему не позволяют — Принцесса, словно в насмешку, сбивает его с ног, пользуясь тем, что Чайльд не ожидал настолько низкой подлянки от горделивой леди.
— Повторюсь ещё раз, но понятнее, — она ехидничает, склоняясь над ним, — я жду от тебя более зрелых поступков. Прекрати играть в свои игры и направь свою энергию на что-то полезное. К примеру на то, чтобы наконец-то дойти до проклятого города.
— Не дразните меня хорошей битвой только для того, чтобы в очередной раз поиздеваться! — ребячески тянет Чайльд, растеряв всю серьёзность, присущую ему во время схватки.
Принцесса хмыкает — словно на пару тонов дружелюбнее, чем обычно. Или так кажется лишь из-за того, что она протянула ему руку, чтобы помочь подняться? В этом определённо есть подвох, но додуматься до него не позволяет тот факт, что Чайльд замечает краснеющий ожог на тыльной стороне ладони.
— Когда вы успели обжечься? — удивлённо спрашивает Чайльд, хватаясь за протянутую ладонь.
Они во время своего путешествия почти не имели контакта с огнём, да и Чайльд бы заметил это раньше. Значит, она получила его во время битвы? Обладатели Глаза Бога обычно не получают урон от своих же стихий, даже пиро — только если, к примеру, поджигают что-то и созданный огонь больше не имеет к ним отношения. Но Принцесса больно осторожна в этом — выжигала всё быстрее, чем мог начаться пожар.
Принцесса на вопрос выгибает бровь, словно не понимая, что этот щенок от неё хочет. Видимо, даже растеряла запал для подлостей, раз Чайльд беспрепятственно смог подняться.
— Ты когда-нибудь прекратишь косить под дурака? — Принцесса хмыкает. — То, что у одного из тех неудачников был пиро Глаз Бога, для тебя ничего не значит?
Чайльд недовольно хмурится — он его сразу заметил, потому первая стрела была предназначена ему, чтобы в дальнейшем не мешал разбираться с остальной шушерой. Он никак не может быть причастен к этому.
— Я уверен, что первым вырубил его, — Чайльд упрямо мотнул головой.
— Ты конченный идиот, — Принцесса закатывает глаза, — стоит следить не только за своим желанием напасть на всех, кого видишь, но и за более важными вещами.
Их разговор подходит к концу — Принцесса, не желая и дальше тратить время на него, разворачивается в сторону Фонтейна, чтобы продолжить путь. Чайльд чувствует лёгкую растерянность и ощущение, что от него отмахнулись, словно от навязчивой собачёнки.
❄❄❄
Чудесный Фонтейн принимает их с распростёртыми объятиями — и тёплым, уютным и долгожданным номером отеля. Больше никаких ночёвок на свежем воздухе — они, безусловно, очень захватывающие и полезны для здоровья, но роскошь и комфорт Чайльд любит намного больше.
Владелец скромного отеля, правда, подозрительно косился на них, стоило только подойти к нему, — видимо, понял, что сладкие слова Принцессы таковыми на самом деле не являются, — но гениальные планы Чайльда в очередной раз спасли ситуацию, что бы его очаровательная попутчица там не говорила. Потому игра в скромную пару путешественников продолжается — только уже в номере с двуспальной кроватью. Было бы крайне невразумительно строить из себя влюблённых и при этом брать либо раздельные номера, либо с двумя кроватями.
Видимо, даже Принцесса понимает это — потому и слова злого не сказала. Но уже выработавшаяся привычка постоянно ожидать от неё подлости не позволяет просто принять её доброжелательность. Явно ведь что-то задумала!
— Завтра стоит приступить к нашей задаче, — спокойно произносит Принцесса, перебирая вещи в сумке, лениво ища нужные, — сейчас нет смысла делать хоть что-то, лучше отдохнуть.
Чайльд кивает — её правда. Но уверовать в то, что у Принцессы внезапно появилось умение разговаривать без уничтожительного подтекста в словах, не получается, даже если никакого намёка не наблюдается. Совершенно. С ней что-то не так? Или это он дурак и ничего не понимает?
— Я могу первой занять ванную? — всё так же умиротворенно интересуется Принцесса чуть погодя, когда вещи разобраны и можно начать готовиться ко сну.
— Конечно, — Чайльд с улыбкой кивает, мысленно готовясь к очередной подлости.
Которая, впрочем, почему-то упрямо не хочет наступать. Принцесса, так и не сказав ему ни единой гадости, спокойно возвращается. Умываться не приходится ледяной водой, да и никакая нелицеприятная тварина, вроде мерзопакостной сколопендры, его не поджидала.
Но что-то ведь должно быть?.. Он ни за что не поверит, что Принцесса действительно способна на подобное… нормальное обращение.
Или всё же способна?
Чайльд заходит обратно в номер, понемногу свыкаясь с мыслью, что, наконец-то, дела идут в гору и Снежная Принцесса оказалась не такой уж снежной. Значит, работа пойдёт намного приятнее и быстрее — может, он даже успеет вернуться домой ко дню рождения Тони.
— Тебе ведь не холодно в Фонтейне? — беззаботно интересуется у него Принцесса и, несмотря на тон, простая фраза начинает настораживать.
— Конечно, ни одна страна не может быть холоднее Снежной, — всё же отсмеивается Чайльд, стараясь не искать лишний раз подвох в чужих словах.
— Отлично, — с улыбкой кивает Принцесса, — значит, обойдёшься без одеяла.
— Погодите-ка, — Чайльд замотал головой, медленно осознавая, почему у попутчицы было такое отличное настроение, но его попытку возмутиться игнорируют.
— И, пожалуй, холодный пол не станет для тебя проблемой, — продолжает уже в открытую насмехаться девушка, с усмешкой бросив в Чайльда вторую подушку, — или ты предпочтешь сон на коврике?
— Мы поровну платили за номер! — канючит Чайльд, перехватывая брошенную подушку. — Я имею право на кровать!
— В самом деле? — с напускным сожалением тянет Принцесса. — Насколько я помню, это были деньги Фатуи, а не наши личные. И я всё-таки хрупкая и нежная леди, так ещё и старше, ты обязан уступать мне.
Смеяться с этого насмешливого «хрупкая и нежная леди» больше не хочется так же сильно, как и в первый раз. Семеро Архонтов, а он ведь думал, что ничего хуже психологического насилия с её стороны не может быть!
Чайльд оглядывается — возможность спать на полу его совсем не воодушевляет, несмотря на привычку оставаться оптимистом в любой ситуации.
Тот факт, что она постоянно обращается с ним подобным образом, частично подкупает — после слепого обожания со стороны обычных агентов Фатуи и ненависти, скрытой за любезностью остальных Предвестников, такая убийственная честность кажется чем-то совершенно новым. Если он в чём-то лажает, Принцесса не упускает возможности кольнуть его за промах — и это заставляет стараться усерднее. Словно очередной вызов после спокойной жизни, в которой всё наискучнейшим образом давалось Чайльду легко и просто.
Но такое откровенное издевательство, так ещё и не просто словесное, это уже перебор.
Чайльд обиженно садится возле кровати и хмурится, положив голову на руку, которой оперся на край.
— Вам совсем меня не жаль?
Принцесса, милейше улыбнувшись, самодовольно поправила одеяло, прежде чем произнести:
— Сладких кошмаров.
Чайльд грузно вздохнул. Ему хватает и одного сладкого кошмара, занявшего кровать и пришедшего не во сне даже — наяву.
❄❄❄
— Что такое, милый? — воркует Принцесса, спокойно обходя всех многочисленных прохожих и держась всё так же под боком, словно близость Чайльда единственная ей не противна. — Не выспался?
Чайльд обиженно хмурится — мало того, что лишила нормального сна, так ещё и издевается теперь. Хоть фестиваль, начавшийся в столице уже аккурат с наступлением утра, и скрашивает настроение, детская обида всё равно не позволяет привычно отсмеяться.
— Мне кажется, что хиличурлы и то радушнее приняли бы меня к себе, — бурчит Чайльд, потрепав волосы, чтобы взбодриться, — вы монстр, знаете это?
Принцесса отвечает ему тихим, но отчётливо-весёлым смехом в кулак. Знает, естественно знает. И становиться добрее явно не намеревается, даже несмотря на своё прекрасное настроение.
Она подхватывает его под локоть, прижимаясь ближе — почти на интимное расстояние. Так они больше походят на остальные влюблённые парочки, беззаботно слоняющиеся по городу, с наслаждением осматривая украшенные к празднику улочки, потому внимание к ним окончательно сводится на нет. Что взять с обычных туристов?
— Эти бездельники много болтают. Я слышала, что Архонт объявится в городе завтра, — Принцесса сходит до полушёпота, играюче перебирая между пальцами шарф Чайльда, — правительство готовит в честь этого что-то грандиозное. Думаю, что судебный архив если и охраняется, то слабо — не до него сейчас. К тому же они уверены, что нас нет в городе.
— И как вы только умудряетесь подобное проворачивать? — Чайльд смеётся — до нелепого смешная обида проходит. Вместо неё поселяется щепотка восхищения и радости, что не придётся ничего вынюхивать самостоятельно. Любовь к действиям перевешивает всё остальное.
Принцесса улыбается — привычно-снисходительно и гордо, зная, что быстрый сбор информации всегда легко ей давался и не раз выручал.
— Просто нужно не бездельничать, а нормально работать, — она самодовольно хмыкает, — оставлю практическую часть на тебя.
— Будет разумнее действовать ближе к вечеру, — произносит Чайльд, на что Принцесса впервые одобрительно кивает, и это придаёт бодрости, — а сейчас мы просто обязаны от души насладиться праздником!
Принцесса теряет всё свое одобрение и расположенность к Чайльду — она хмурится, с силой сжимает его руку и пытается одёрнуть.
— Какую часть в фразе «нужно не бездельничать, а работать» ты плохо понимаешь, щенок? — сквозь зубы шипит Принцесса, заставляя Чайльда нагнуться к ней, чтобы скрыть собственное раздражение, мало вписывающееся в образ любовной пары.
— Не будьте такой! — неопределённо отсмеивается Чайльд, не успев решить, какой именно — злой или вредной. — Я обещал своим младшеньким привезти сувениры с фестиваля, а недалеко как раз проходит что-то интересное!
— Ты издеваешься надо мной? — Принцесса угрожающе щурится, словно с намёком, что до конца миссии такими темпами парень не доживёт.
Но Чайльду будет только в радость, если она согласится на повторную попытку устроить схватку — потому он смеётся и легко избавляясь от болезненной хватки, чтобы самостоятельно обхватит цыкнувшую Принцессу за плечо и притянуть ближе.
— Я желаю вам лишь наилучшего! — Чайльд улыбается, игнорируя отчётливое отвращение на очаровательном лице Принцессы, пытающейся смахнуть руку надоедливого шкета. — И себе, конечно, тоже. Младшенькие меня порвут, если я вернусь с пустыми руками, хотя пообещал кучу всего. Разве у вас нет младших братьев или сестёр? Совсем не понимаете меня?
— Младших? — хмыкает Принцесса. Напоминание о семье отзывается на сердце чем-то ноющим — чем-то между печалью и тоской, но с окрасом презрения — то ли к воспоминаниям, то ли самой себе.
Её младшему брату сейчас должно быть шестнадцать. Совсем взрослый, наверняка возмужал и окреп, морально и физически — надо же родителям помогать и быть опорой. Уже и не плачет, наверное, по пустякам. Не ищет утешения в чужих объятьях. Особенно в её объятьях — в них всё равно никогда и не было нужного утешения.
Ей самой было шестнадцать тогда.
— Сестра? — голосок у брата был тоненький, несмелый, словно надломленный от страха, и дрожащий. Как и его руки, одной из которых он прижимал к себе однолапого, перештопанного минимум шесть раз медведя, а второй — пытался унять нескончаемые слёзы.
Его всхлипы казались самым оглушительным звуком в ту тихую ночь. Хотелось потянуться ему навстречу, раскрыться для объятий и забрать все тревоги любимого младшего брата себе.
Но не хотелось пачкать брата собственной кровью, подтверждающей её проклятие и обречённость — пальцы цеплялись за обгоревшую кожу, словно силясь отодрать её, лишь бы не чувствовать эфемерные поцелуи пламени и не позволить им распространиться дальше.
Невозможно было и дальше скрывать от семьи то, что благословение в виде Глаза Бога обернулось для неё кошмаром и непослушным огнём, выжигающим всё изнутри. И если разочарование родителей, отчаявшихся найти спасение для дочери, ещё не трогало душу, то один взгляд брата заставлял её желать мгновенно исчезнуть.
Потому что в глазах младшего брата, так похожих по цвету на замершую реку, возле которой они жили, тронулся лёд страха. Страха к собственной сестре.
— Ста…
— Принцесса? — окликает её Чайльд, заметив, что очаровательная попутчица подозрительно-долго молчит и даже не съязвила на его желание попробовать местную кухню. А где насмешки? Издёвки? Не порядок — без них уже неуютно становится.
— Что? — Принцесса хмыкает, но не самодовольно и властно — скорее мрачно. Собственный разум сыграл с ней злую шутку, впервые за долгое время напомнив о том, что хотелось забыть больше всего. И всё из-за безобидного вопроса.
Кожа давно перестала быть чувствительной к ожогам благодаря благословению Царицы, сумевшей дать долгожданный холод в груди вместо беспощадного пламени. Но сейчас оно словно испарилось на пару мгновений, чтобы разворошить старые раны.
Чертов щенок.
— У вас совсем настроение испортилось? — Чайльд вздыхает, наконец-то перестав так настойчиво тащить девушку в сторону многочисленных палаток со всевозможными местными развлечениями. — Даже как-то тревожно стало.
Принцесса насмешливо фыркает и мотает головой. Пора завязывать с воспоминаниями — нечего лицо терять перед всяким сбродом. Это кажется унизительным, что за неё переживают.
За неё.
За Принцессу без короны, которую так и не взяли в Предвестники, позволив лишний раз шептаться за её спиной.
Причин того, что она так и осталась обычным агентом, хоть и с большими привилегиями, всё равно никто не знает — не знают, насколько больно было лишь кончиками пальцев прикоснуться к гидро Глазу Порчи с мыслью, что он дожидался её, но так и не был прикреплён к поясу.
Потому что сама её сущность отвергает нормальное сосуществование с элементами. Любое использование Глаза Бога оборачивается против неё — с Глазом Порчи, в любом случае вредящим носителю, всё лишь усугубилось бы.
Но из уважения к Царице, единственной сумевшей облегчить её боль от огня и усмирить его, Принцесса всё равно осталась подле неё, осталась верной и преданной. Потому что ни звание Предвестника, ни официальная возможность называться «Принцессой» ничего не значат. Важна лишь возможность быть полезной для своего Архонта.
— Знаете, — в очередной раз вмешивается в размышления Чайльд, потрепав Принцессу по плечу, которое так и не отпустил, словно в поддержку, — как-то неправильно, что мы с вами друг к другу по прозвищам обращаемся. Как насчёт имён?
Принцесса уже в привычном жесте приподнимает уголок губ, словно с издёвкой, и насмешливо выгибает бровь. Но, прежде чем она успевает ответить что-то в очередной раз колкое, Чайльд продолжает:
— Правда я вашего имени не знаю, — он легкомысленно пожимает плечами в противовес тому, как задумчиво чешет затылок, — не представитесь нормально? В первый раз вместо этого вы на меня мечом замахнулись.
— Потому что ты тупица, — Принцесса фыркает, не скрывая отчётливые смешки.
Так просто взять и признаться человеку, с которым провёл чуть ли не неделю вместе, что не знаешь его имени… тупица. Точно тупица.
Но, несмотря на явно ограниченные умственные способности своего попутчика, Принцесса действительно чувствует себя чуточку спокойнее, чем раньше. Тревожные мысли больше не вгрызаются в душу так настойчиво.
— Я хочу попробовать жареных лягушек, — хмыкает девушка, — и чтобы ты наконец-то перестал столько болтать.
— А как же имя? — смеётся Тарталья, словно ещё больше приободряясь следом.
— Лягушки в приоритете.
❄❄❄
Смеркается — Фонтейн наконец-то утихает с наступлением вечера, но с безмолвным обещанием продолжить завтра с ещё большим размахом празднование. Принцесса совершенно не зацикливается на этом, не считая важным, даже несмотря на то, что этот день оказался не таким безнадёжным.
Возможно, желание Тартальи поучаствовать в празднике действительно было дельным. Принцесса с детства не веселилась подобным образом — в Снежной и без того мало праздников, во время которых устраивали что-то грандиозное, а после стало и вовсе не до этого.
Притащенный с ярмарки огромный медведь, названный безумно глупым именем ради сестры Тартальи, к которой вскоре отправится, смотрит на неё с немым напоминанием о том, что ей действительно было весело. Не от унижения других людей — от хорошего времяпровождения с правильным человеком.
Номер кажется немного пустым, по сравнению с обычным временем. Но Принцесса лишь тихо хмыкает на свои мысли об этом. Умудрилась привыкнуть к рыжему балаболу настолько, что становится скучно без его болтовни. Дожили.
Это кажется абсурдным и иррациональным, особенно с учётом того, что эта же болтовня, уже не отзывающаяся сплошным раздражением, потревожила в душе слишком личное. Слишком ненавистное и первое из списка «желаю забыть навсегда».
Но попытка убежать от своего прошлого кажется постыдной и неправильной. Она уже не импульсивный подросток, поддающийся собственным обидам и страхам. Стоит разобраться со старыми ранами — чтобы больше не тревожили.
Тартальи всё равно нет — никто не заглянет через плечо, чтобы сунуть свой длинный нос куда не следует. Идеальная возможность, чтобы привести мысли в порядок и неспеша разложить по полочкам.
Принцесса выверенным движением окунает перо в чернилы.
— Как сентиментально и драматично, — фыркает она себе под нос.
Когда она последний раз писала письма домой? Складывается ощущение, что и вовсе никогда не занималась подобным.
❄❄❄
Необходимые документы, легко полученные после тихого проникновения в судебный архив, ощущаются материализованной гордостью. Пусть достойная стычка так и не произошла, но Тарталья всё равно доволен — появляется уверенность, что Принцесса, пусть и в своей манере, похвалит его за чисто выполненную работу.
Даже самые пронырливые псы правительства не догадаются, что там побывали Фатуи. А если и догадаются, то они в любом случае уже не будут в Фонтейне и доказать что-то будет сложно.
Номер, уже ставший личным местом пыток, почему-то встречает его не усмешкой Принцессы, а её отсутствием — и едким запахом чернил. После сегодняшнего утра, когда она внезапно переменилась в настроении, словно он задел личную тему, это кажется тревожным знаком.
Впрочем, тихий звук льющейся воды со стороны ванной и пятна чернил на столе мгновенно всё проясняют — уважаемая Принцесса умудрилась пролить их. Не такая уж она и идеальная, оказывается.
Посмеявшись себе под нос, Тарталья проходит к столу, чтобы положить документы, которыми обязательно похвастается чуть позже — когда Принцесса соизволит вернуться.
Взгляд, против воли, цепляется за письмо, оставшееся там, где его и писали. С угловатым, словно грубым, но вопреки этому понятным и красивым почерком — под стать характеру Принцессы.
Своё имя она так и не назвала, упрямо избегая и всё так же мастерски сводя все подобные темы на нет. Интерес, перемешанный с детским желанием мести, заставляет посмотреть — всего одним глазком, не читая письмо полностью.
И Тарталья сразу же нарушает собственное молчаливое обещание.
«Мною дорого неуважаемый отец.
Нерадивая дочь наконец-то соизволила вспомнить родной адрес чуть точнее, чем «берег вечно замерзшей реки». Знаю, что не писала долго, и знаю, что ты не будешь рад этому письму, но я нахожу острую необходимость в том, чтобы эти строки всё же были увидены тобой.
Сегодня впервые за три года словила себя на мысли, что скучаю по матушке и братцу. Как он? Хорошо ли ведёт себя — хотя бы лучше меня? Не болеет ли Арчи? Если память мне не изменила, то я насчитала ему уже девять зим. Почеши, пожалуйста, его по загривку от меня — я больше всего скучаю именно по этому замечательному псу и желаю ему всего наилучшего.
Тебе я ничего не желаю. Я до сих пор чувствую обиду за то, что после моего вступления в Фатуи ты отвернулся от меня. Точнее будет сказать — никогда и не смотрел на меня. Но прошло достаточно лет с того времени, потому я хочу сказать, что желаю отпустить это. И глупую обиду, и нашу молчаливую вражду, погубившую некогда крепкую семью. Пожалуйста, не причиняй неудобств матушке, я знаю насколько тяжело ей было принять и твоё, и моё решение.
К письму положу скромный, но прелестный букет из Фонтейна — названий не знаю, мне слишком безразличны цветы. Но один из них выделяет ядовитый сок — надеюсь, что им пропитается конверт и письмо, чтобы передать то, сколько во мне скопилось ненависти. Можешь выкинуть все, я всё равно не узнаю об этом. Можешь не прощать, я и об этом не узнаю.
Я пишу лишь для удовлетворения собственного эгоизма. Чтобы напоследок напомнить о себе, словно шипы тернового венца — как ты раньше напоминал мне о моём проклятии. Ожоги больше не болят, если тебе интересно.
И всё же смиренно надеюсь, что мы оба найдём когда-нибудь своё спокойствие хоть в чём-нибудь.
Адреса не оставлю, не хочу получать ответ. Если тебя сильно взбесят мои строки, то вспомни, что сам вырастил меня эгоистичной — сам подавал пример. Я просто до сих пор ему следую.
С ненавистной любовью,
Станислава.»
— Что, — с ухмылкой, наполненной недружелюбным ехидством, окликает его Станислава, вытирая руки, — нравится лезть в чужие дела?
Тарталья хмурится. Слова, словно действительно пропитанные ядовитым соком, неприятно отзываются внутри. Для него семья это самое главное, чуть ли не святое. Ради неё он готов на всё. Для Станиславы она ничего не значит.
Он оборачивается, опираясь бёдрами на стол и удручённо потарабанив пальцами по краю — от утреннего хорошего настроение, которое Тарталья сам же поднял, у Станиславы не остаётся и грамма. Серые глаза смотрят с нескрываемой ненавистью — впервые настолько открыто.
Одно ясно — действительно не стоило читать чужие письма, даже если очень хотелось. Потому что ему это вряд ли простят — потому что это слишком тревожно-личное для её выстроенного образа.
Но разве иначе открылась бы эта разница между Принцессой без короны, неспособной на обычные человеческие чувства, и Станиславой, сохраняющей в себе смиренную, безнадежную любовь к некогда важным, но теперь ненавистным ей людям? Такая тонкая грань, но до безумия её очеловечивающая.
Не Снежная Принцесса. Простая Станислава, пусть и с острым языком.
— Я тоже живу у берега реки, — Тарталья смеётся, привычно сглаживает неловкость и неприятные чувства, — могу, кстати, познакомить вас со своей семьёй. Уверен, что вы им понравитесь, если будете чуточку приветливее, чем обычно.
Станислава устало опирается плечом на дверной косяк, скрещивая руки на груди. Ненависть отступает, словно ей действительно было важно услышать подобное предложение. Но из-за этого она кажется злой от усталости — моральной.
— И вам всё же стоит обрабатывать ожоги, даже если они не болят, — произносит Тарталья с намёком, заставляя рефлекторно оглянуться на уже почти сошедшее покраснение на руке.
— Чего ты хочешь? — Станислава вздыхает, едва ли веря в то, что кто-то способен на чистую и бескорыстную заботу к ней.
— Я хочу дуэли с вами, — добродушно-открыто заявляет Тарталья, ничуть не скрывая своих намерений, несмотря на обречённый вздох девушки. Но, чуть погодя, он продолжает, понизив голос. — И спать на кровати, если честно.
Станислава сначала по привычке насмешливо фыркает, и, чуть погодя, осознав слова, смеётся — придурок, он точно придурок.
Но не такой уж и плохой.