Не сожалеть

«Не жалей его» — велела ей матушка, направляя маленькую руку Джинн с мечом на слишком глупый и смешной манекен, такой, что даже вредить ему как-то не хотелось.

Пришлось. Ради Мондштадта.

«Такое случается… забудь и двигайся дальше» — так сказал ей Варка, когда впервые её дрожащий меч окрапился кровью. Горячей, Джинн помнит — она стекала по лезвию прямо к ладони. Джинн тогда неуклюже уронила меч на землю, каков же позор.

Забыть тоже пришлось. И Джинн двигалась дальше. Ради Мондштадта.

— Джинн… знаешь, я не сожалею.

Джинн не знает. Не понимает. Меч в её руках снова дрожит, лезвие неуклюже немного царапает кожу, задевает электро Глаз Бога на груди… его так легко разбить. Фальшивый. Какой же, блять, фальшивый, обманчивая безделушка, даже треснув продолжающая мерцать энергией.

Слёзы позорно капают на трещины. Капают Лизе на ключицы. Обжигающие, бегут по шее вместе с холодным дождём.

Статуя Лорда Барбатоса будто наблюдает за ними. Старый Дуб будто бы наблюдает за ними. Словно тысячи глаз прямо сейчас направлены на них — но они здесь одни. Одни до самого города, где сейчас прячутся жители, где Кейя берёт на себя ответственность за лидерство, пока она здесь тянет кота за хвост.

Джинн пытается ухватить рукоятку покрепче, но её трясёт — как же она слаба сейчас, как же уязвима для удара… но Лиза покорно лежит под ней. Не дрогнет. Улыбается и тоже плачет, поднимая руки к щекам Джинн так, что из-под лезвия вытекает алая капля крови, тут же убегающая вместе с дождём, и Джинн приходится прилагать все усилия, лишь бы не отбросить этот чёртов меч в сторону, лишь бы не излечить эти множественные раны на теле Лизы из последних сил.

Архонты, как же это тяжело, как же она сожалеет, что это так тяжело.

Она должна сдерживаться Ради Мондштадта.

— И ты не сожалей сейчас… я знаю, что ты должна сделать. И я не буду сопротивляться. Просто покончи…

— Как?! Как ты предлагаешь мне это сделать, Лиза?! — она срывается на крик. Лёгкие будто бы разрывает изнутри, как и горло.

От смеха, от слёз, от чего там могут дрожать рождённые Бездной, Лизу пробивает крупная дрожь, и меч рассекает кожу ещё на каплю крови глубже.

— Желательно быстро, Джинн. Может, я и не заслужила быстрой смерти, но…

— Заткнись! Бездна тебя побери, замолчи!

Небо рассекает молния. Джинн не слышит гром. Слышит собственное дыхание, слышит в ушах бегущую по венам кровь, слышит сердце, слышит молчание Лизы… но не слышит собственных мыслей. Слова сами слетают с её губ. Джинн не задумывается и говорит, что думает.

— Это всё была ложь. Ты лгала нам… мне! Ты лгала мне! — она трясёт головой, много моргает, лишь бы не сломаться прямо сейчас, лишь бы не думать, не вспоминать о том, что она считала родством душ, полным доверием, немым пониманием оказалось… — ложь. Ты притворялась, что любишь меня. Архонты, а я ведь любила тебя, я так… так… блять. Блять!

Руки на её щеках ощущаются так по-родному, эти искорки на подушечках пальцев, эти нежные прикосновения и движения, которыми она смахивала, смахивает слёзы Джинн… 

— В этом и проблема, Джинн: я не притворялась, — шепчет Лиза, довольно хрипло, и от этого, от слов, у Джинн предательски и позорно сжимается сердце, — Я любила тебя. До сих пор люблю. Дурацки, правда? Вот так сорвать планы Бездны только потому что влюбилась в тебя, влюбилась в Мондштадт… идиотка.

Правда или нет, но как же её слова не помогают, только и делают хуже, пробивают через Джинн очередную дрожь. Последние слова Лиза шепчет на остатках воздуха, с таким теплом и отчаянием, с каким приходят летние грозы. Когда воздух наполняется озоном и пахнет дождём. Не мерзким и холодным, как сейчас, нет, тёплым ливнем, в который хочется сбежать за стены города и танцевать по лужам среди мокрой травы и прячущихся кристальных бабочек.

Парочка из них, не смотря на дождь и ветер, прямо сейчас приземляется неподалёку от них, и даже на дрожащую рукоять, привлекая к себе внимание зелёных глаз — должно быть, их привлекла элементальная энергия… да, они всегда кружили вокруг Лизы из-за этого и даже залетали в библиотеку через открытые окна, чувствуя разряженный воздух.

Кажется, что из-за этих бабочек время замедлилось. И сердце перестало бешено стучаться о грудную клетку, даже дыхание стало размеренным и глубоким. Волосы всё ещё мерзко липнут ко лбу и шее. Джинн чувствует это странное спокойствие… и боится его даже больше, чем истерики.

Лиза не смотрит на неё — всё ещё наблюдает за бабочкой.

Что ей делать?

Лорд Барбатос, Венесса, ветер, кто бы сейчас её ни слышал — что я должна сделать?

Чудесным образом, ей никто не отвечает.

Решение только за ней.

Ради Мондштадта — звенит в ушах.

Джинн сжимает меч крепче — бабочка взмывает вверх. Лиза провожает её взглядом и покорно закрывает глаза.

Просто покончи с этим.

…за стеной ветра не слышно, как меч рассекает плоть или как он, сухой, глухо падает в мокрую высокую траву вокруг них — но в самом сердце урагана пахнет летним дождём и одуванчиками.