Следующей ночью Геральт взял заказ. Охота помогла выкрасть время, чтобы передохнуть от чужих мыслей и побыть наедине с собственными. Он тихо собрал все необходимое и бесшумно закрыл за собой дверь в их комнату в таверне, чтобы не разбудить Лютика. Если он проснется, то весь план пойдет насмарку.

Он убил чудовище, но эйфория после убийства, как обычно, продлилась недолго: усталость накинулась на него, хотя эликсиры все еще бежали по венам. Геральт потер глаза, окрашенные в черный. Лучше бы ему побродить по лесу, пока эффект не выветрится из организма.

Затем Геральт почувствовал запах, яркий и цветочный, того дурацкого одеколона, которым всегда пользовался Лютик. Он не должен был идти следом, никогда не должен был, но сегодня в особенности. Под ногами зашуршала листва.

— Геральт?

Он решил не оборачиваться. Шаги приближались.

Рука осторожно легла на плечо Геральта — он не вздрогнул, даже когда мысли Лютика вторглись в его ноющее сознание.

Ох, блять, — Геральт приготовился испытать отвращение Лютика, — как много крови.

Противный медный запах крови витал повсюду, с рук капало красное, ноздри расширились, — настоящий портрет убийцы. Геральту было известно, кем он являлся в эти мгновения, и он знал, что Лютику тоже. Независимо от того, как Лютик идеализировал охоту на чудовищ в песнях, он не хуже других знал, какой жуткой была реальность. Геральт не хотел слышать его мысли теперь, когда нервы были натянуты до предела, а чувства настолько обострились, что причиняли боль. Сейчас он был больше зверем, чем человеком. Он зажмурился. Геральт уже знал каждую мысль, которая могла прийти Лютику в голову. Не нужно было напоминать Геральту о том, кто он, не сейчас, не Лютик, кто угодно, только не Лютик.

Руки Лютика скользнули по его бокам, нежно ощупывая напряженные мышцы.

Где эта прокля́тая рана? Я ничего не смыслю в целительстве, он истечет кровью, и это будет моя вина.

Геральт повернулся к нему, по-прежнему держа глаза закрытыми.

— Не моя кровь, — он справился со своими чувствами, запоздало осознавая, что ответил на невысказанные мысли Лютика.

Даже собственный голос резанул по ушам: Геральту захотелось свернуться где-нибудь в клубок и умереть. Сердцебиение Лютика успокоилось и пришло в норму.

Хвала богам за это. Так. Его глаза закрыты, наверное, он выпил эликсир, который сделал его чувствительным к свету. Может, мне не стоит прикасаться к нему. Но нам нужно вернуться в таверну, и я сомневаюсь, что он сумеет пройти весь путь с закрытыми глазами. Ему это не понравится. Почему я абсолютно не приспособлен к таким ситуациям? Ладно, не время медлить.

Лютик тихонько прочистил горло и заговорил почти шепотом:

— Ты можешь идти?

Геральт кивнул. Лютик больше не произнес ни слова, просто помог ему подняться и начать путь обратно в город.

***

В ванной не было ни мыла, ни масел. Вода была еле теплой, комната утопала в темноте. Геральт нуждался именно в такой обстановке, и именно Лютик смог ее воссоздать.

— Ты откроешь глаза? Тут темно, я погасил лучину.

Геральт не хотел их открывать: они были черными, пустыми и дикими. Как только он откроет глаза, сердце Лютика заколотится и Геральт будет вынужден услышать его мысли.

Но Лютик спросил, и Геральт не нашел причин для отказа. По крайней мере он узнает, что думает Лютик на самом деле. Геральт медленно поднял веки, удивляясь мягкости приглушенного света, и сфокусировал взгляд на слишком близко стоящем Лютике; его рот был приоткрыт, а дыхание сбилось. Совершенно нормальные, человеческие, красивые глаза Лютика пробежались по его лицу, а его сердце пустилось в галоп. Как Геральт и ожидал — страх. Взгляд Лютика остановился на его губах, которые все еще обагряла кровь, будто уличая в преступлении.

Они настолько темные, будто я смотрю на настоящий обсидиан. Какая прелесть. Возможно, этот образ послужит вдохновением для песни. И, ох, то, что я сделал бы с этими губами… — подумал Лютик, и собственные мысли исчезли у Геральта из головы.

К сожалению, Лютик продолжил внутренний монолог.

Мы могли бы найти более интересное применение его повышенной чувствительности. Интересно, нравится ли Геральту, когда ему делают римминг? Не то чтобы он когда-нибудь мне позволит, но что за идея!

Геральт, чувствуя неловкость, отодвинулся, и Лютик моргнул, выныривая из задумчивости.

Это неуместно. Я не должен думать о таком, пока он… но ведь мысли никому не навредят…

Лютик продолжил думать о развратнейших вещах, которые Геральт когда-либо слышал, о таких деталях полового акта, которые он и представить себе не мог, несмотря на долгие годы странствий по Континенту.

Геральт погрузился глубже в воду, радуясь тусклому освещению, — мысли Лютика заставляли пальцы ног поджиматься. Он давно подозревал, что бард испытывал к нему физическое влечение. Что неудивительно, ведь Лютик испытывал его почти к каждому встречному. Это пустяки, он не предпримет ничего реальнее мыслей, потому что Геральт был монстром и постоянно так или иначе задевал его чувства. Дело только в физиологии, не более. И все же услышать настолько подробно изложенные фантазии оказалось неожиданным.

Лютик ненадолго отлучился и вернулся с небольшим подносом хлеба. Он устроился рядом с ванной и отломил кусочек, поднося его к губам Геральта.

— У тебя руки все в царапинах, не хочу, чтобы ты запачкал кровью хлеб или ванну, — объяснил Лютик.

Слабое оправдание. Хотя, честно говоря, мне не нужен повод, чтобы коснуться его лица… что ж, он все равно не поверил бы такому объяснению.

Ремарка подразумевала нечто большее, чем обычное влечение. Геральт старательно не поднимал глаз.

Хотел бы я, чтобы он увидел себя моими глазами. Хотел бы я, чтобы он любил меня.

Он снова размышлял об этом. Снова повторял про себя эти слова, но он просто не мог… Лютик не мог по-настоящему испытывать к нему такие чувства. В этом не было смысла, жизнь Геральта была суровой, он ранил чувства Лютика, и он… он был монстром. Нездорово было даже думать о ведьмаке в таком ключе, он никогда и ни для кого не сможет стать подходящим романтическим интересом. Но Лютику незачем было врать в собственных мыслях, то есть, вопреки всему, его чувства были правдой. Он подумал о том, что у Геральта красивые глаза, за весь вечер ему не пришло в голову ни одной дурной мысли касательно Геральта. Будто его действительно не волновала ситуация. Геральт возненавидел себя за то, с какой силой тоска и желание стиснули его грудь.

Еще один кусок хлеба прижался к его губам, мозолистые пальцы Лютика задержались в уголке его рта. Геральт подавился и закашлялся.

Уже больше, чем он позволяет мне обычно. Он никогда не разрешал кормить себя, это что-то новенькое. Интересно, настроен ли он сегодня на то, чтобы я погладил его по голове? Обожаю гладить его волосы.

Лютик нерешительно протянул руки к волосам Геральта, чтобы пропустить их сквозь пальцы. Геральт позволил, стараясь унять водоворот мыслей.

***

Геральт не мог больше терпеть. Лютик плохо спал прошлой ночью: просто лежал и с тоской глядел на него, погрузившись в фантазии настолько сентиментальные и душещипательные, что Геральт не видел смысла прокручивать их в голове. В конце концов нечестивый ведьмак, который предположительно мог снова подцепить блох, и бард, который был неспособен дольше недели держаться подальше от постели замужней дамы или женатого мужчины, вряд ли… они не смогли бы построить отношения. Не так, как их представлял Лютик в своих диковинных фантазиях.

Странно, но Геральт вынужден был признать, что некоторые варианты развития событий казались реалистичными. Не те, где они покупали дом в сельской местности и брали на воспитание двенадцать детей, но те, где Лютик замерзал, и они обнимались около костра. Или те, что были основаны на реальных событиях: например, когда Лютик потерял дорогой браслет, и Геральт сделал ему новый из травы. Только в фантазиях это была не просто шутка.

Если уж на то пошло, фантазии не очень сильно противоречили реальности; единственное, Геральт из грез Лютика был бóльшим романтиком, чем реальный Геральт мог когда-либо стать.

К счастью, мириться с проклятием оставалось недолго: ему наконец удалось связаться с Йеннифэр, и она согласилась помочь. Чародейка воспользовалась порталом, чтобы попасть в таверну, где они остановились. Геральт предусмотрительно выбрал достаточно маленький город, чтобы шум в голове был выносимым.

Когда Йеннифэр прибыла, он узнал об этом сразу же по содержанию ее мыслей: она оценила убранство передней, а потом, завидев маленькую собачку, подумала, что та очаровательна. Геральт не предполагал, что она будет такой мягкой и восприимчивой в мыслях. Однако он не удивился. Чувства Йеннифэр всегда были глубже, чем она показывала другим.

Она не удосужилась постучать, прежде чем открыть дверь и войти в комнату. Лютик подпрыгнул, а когда увидел, кто именно зашел, его глаза сузились.

Йеннифэр. Стерва-магичка. Наверняка явилась, чтобы трахнуть Геральта. Или чтобы снова угрожать превратить меня в осла!

Бард, по-видимому, не рад меня видеть. Интересно, он уже трахнул Геральта? Надеюсь, он думает, что я — да; всегда забавно наблюдать за реакцией этого маленького ревнивого развратника. Здравствуй, Геральт, полагаю, ты все это слышишь.

Геральт моргнул. Его друзья вообще думали о чем-нибудь другом, кроме того, как переспать с ним и убить друг друга?

Она выглядит здоровой. Это хорошо, я не… не хотел бы, чтобы она умерла до того, как я закончу песню о ней.

— Давай сразу перейдем к делу. Желательно там, где он не сможет нас побеспокоить, — Йеннифэр бросила на Лютика взгляд, который заставил его мысленно содрогнуться в приступе гнева.

У Лютика не вышло скрыть эмоции, он так скривился, будто съел лимон. Йеннифэр гораздо лучше удавалось скрывать то, что она попросту забавлялась, — никто бы и не подумал, что она по-своему любила барда.

Геральт даже не догадывался, что Лютик был таким собственником. Он всегда считал, что бард принадлежал к типу людей, которые вроде как любят весь мир. Но, видимо, он снова ошибся. Лютик ревновал его к Йеннифэр, и она, похоже, ревновала в ответ. А Геральт еще удивлялся, почему они так невзлюбили друг друга. А еще он не предполагал, что Йеннифэр из кожи вон лезла, лишь бы вывести Лютика из себя — судя по ее мыслям, каждое слово было задумано как провокация. Она развлекалась. Интересно, поступала ли она так со всеми?

Геральт слышал, о чем думал бард в другой комнате, и вспоминал о всех тех случаях, когда он оставлял его ради того, чтобы побыть с Йеннифэр. Боги, как же много раз, снова и снова. Геральта к ней всегда тянуло, будто он был под каким-то наваждением, будто не было иного выбора, кроме как бросить все и примчаться к ней. Но часто Геральт, даже не задумывался о том, что или кого он оставлял позади, когда уходил.

Он знал, что Лютику не нравилось, когда его вот так покидали, но Геральт не осознавал, насколько глубоко уходил его страх быть покинутым и отвергнутым. Он все еще мог слышать Лютика.

Не думай о том, как они занимаются сексом. О нет, теперь я думаю об этом. Не думай о… Полагаю, думать о том, чтобы не думать об этом заставляет меня думать об этом еще больше. Черт возьми.

***

С заклинанием все прошло гладко. Когда Йеннифэр оборвала последнюю нить дымчатого света, восходящую к его голове от ее пальцев, Геральт погрузился в безмолвие своего сознания — он будто вернулся домой после долгих скитаний. Он больше никогда не будет воспринимать тишину в голове как должное.

— Спасибо.

— Теперь ты задолжал мне ответную услугу, это и будет твое «спасибо».

Они вошли в комнату, где Лютик сидел на кровати, беспокойно дергая ногой. Он нахмурился.

— Так с чем же именно она тебе «помогла»?

Геральт поморщился. Разговор явно не закончится для него ничем хорошим.

Йеннифэр повернулась к Лютику, окинув его скептическим взглядом.

— А он тебе не сказал?

— Если ты пытаешься быть снисходительной, потому что знаешь секрет, о котором не знаю я, то…

— В кои-то веки нет, бард, — мягко ответила она. — Геральт, ты, чертов мерзавец, почему ты не сказал ему, что мог читать его мысли? Подумал, что он не заслуживал знать?

— Ты… что? — тихо произнес Лютик, не зная, что и думать.

Йеннифэр покачала головой.

— Не собираюсь это выслушивать, у меня есть другие дела. Бард, мне искренне жаль, что ты связался с этим мудаком. Если порвешь с ним, найди меня — мы могли бы хорошо провести время.

Она создала портал и исчезла в нем, оставив их двоих стоять в мертвой тишине. Лютик долго смотрел, не отводя взгляд, и Геральт мог видеть, как до него доходил весь смысл сказанного.

— Ты мог слышать мои мысли. Каждую из них.

— Да.

— Как долго?

— Всего около недели.

— Каждую из них, — прохрипел он, побледнев. — Ты мог сказать мне в любое время. Почему ты не сказал мне? Ты должен был!

— Да.

Геральт не знал, что еще добавить. У него не было оправдания даже перед самим собой, и все же он понял, что не чувствовал необходимости извиняться. Он не сожалел о том, какую информацию получил, он сожалел только о том, что нарушил личное пространство Лютика ради нее.

— Но ты собирался продолжать страдать молча.

— Смысл того, чтобы страдать молча, Геральт, в том, чтобы делать это молча! Никто не должен слышать! Особенно… — он издал задушенный звук. — Если бы ты только сказал мне, я бы ушел на некоторое время, а не выворачивал душу перед тобой. Теперь ты знаешь вещи, о которых я бы никогда никому не рассказал.

— Может, когда вы путешествуете вместе двадцать лет, эти вещи обязаны всплыть.

— Если бы я хотел, чтобы ты узнал, ты бы узнал. Неужели человек лишен права уединиться даже в собственной голове? Боги, я ведь заметил, что ты ведешь себя по-другому.

— Мне нужно было сказать тебе, — выдавил Геральт, вложив в слова всю возможную искренность. — Но я не думаю, что ты должен чувствовать себя неловко.

Губы Лютика задрожали, он с видимым усилием сдерживал слезы. Геральт не знал, что сказать. Он промолчал, и на мгновение в комнате повисла напряженная тишина, но вскоре ее нарушил Лютик — он обошел Геральта и исчез в дверном проеме. Дверь хлопнула так, что затряслись стены.

Блять.

Геральт предоставил Лютику час, чтобы остыть, прежде чем отправиться на поиски. Геральт легко отыскал его по запаху; когда Лютик был расстроен, он чаще всего шел к Плотве — он и сейчас сидел рядом с ней на сене. Геральт медленно приблизился к Лютику, ступая достаточно громко, чтобы не спугнуть его внезапным появлением.

Лютик поднял взгляд: он выглядел более собранным, чем час назад в таверне, но глаза у него покраснели.

— Уйди.

— На улице холодает.

— Ничего подобного.

— Мы заплатили за ночь вперед. Пойдем в комнату.

Лютик колебался, но затем кивнул. Он дрожал — значит, солгал о том, что ему не холодно. Они молча вернулись в комнату, и Геральт снова не знал, как завести разговор. Он принялся перебирать эликсиры. Лютик сидел на кровати.

Наконец Лютик разорвал напряженную тишину.

— Забудь. Сделай вид, что ты ничего не слышал.

Геральт убрал в сумку последний эликсир.

— Нет. Я не смогу жить, как жил до этого. Все изменилось.

Лютик тяжело сглотнул и кивнул.

— Значит, это конец?

Он подвинулся к тому месту, где на кровати лежали его сумки, полные еды и других вещей. Геральт подавил тяжелый вздох, понимая, что жест недовольства только усугубит тревогу Лютика и его желание уйти.

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Глаза Лютика расширились.

— Прямо сейчас? Я думал, что Йеннифэр сняла проклятие…

— Сняла. Я имел в виду только то, что слушал тебя достаточно долго, чтобы примерно представлять ход твоих мыслей, и он наверняка не соответствует действительности, так что… Лютик. Положи на место.

Лютик медленно выпустил ремень сумки, который схватил, пока Геральт говорил.

— Я не оставлю тебя здесь из-за того, что услышал. Если ты решишь уйти, то это твое право, но я… хочу, чтобы ты остался.

— Хочешь, — недоверчиво повторил Лютик. — После того, как слышал каждую мою мысль о тебе. Значит, тебя не пугает моя неуемная тоска?

Он преподнес слова как шутку, и неделю назад Геральт воспринял бы их именно так. Но не сейчас.

— Я был дураком. Я знал, что ты хочешь меня… в сексуальном плане.

— Да, — вздохнул Лютик, насупив брови в замешательстве.

— Но ты также хочешь меня в целом. Ты заботишься обо мне. Этого я не знал.

— Я сделаю тебе одолжение и скажу это вслух. Я влюблен в тебя уже много лет. Да ладно, ты должен был знать, все знали, — Лютик сделал паузу, но Геральт промолчал. — Серьезно? Йеннифэр постоянно дразнила меня из-за этого. Как ты мог не понять, хотя бы интуитивно?

— Я не думал, что такое возможно, — Геральт неловко шаркнул, и Лютик нахмурился.

— Возможно. Для меня, во всяком случае. Пойми, я не жду ответных чувств, я знаю, что ты…

— Из нас двоих читать мысли мог я, а не ты. И все же в половине своих мыслей ты делал предположения о том, что я думаю. Как я ненавижу и никогда не захочу тебя, но ты ни разу не спросил, что я на самом деле чувствую.

— Давай начистоту, Геральт, долгие годы ты меня даже за друга не считал. Как я поверил бы в то, что могу являться для тебя чем-то бóльшим? Что такого удивительного в мысли, что ты меня ненавидишь? И если я бы спросил, ты бы ответил честно?

Геральт молчал. Лютик продолжил — слезы вновь наворачивались у него на глазах.

— Ну же, — сказал Лютик. — Ты копался в моем мозге и анализировал все услышанное, по крайней мере я заслуживаю знать, что ты думаешь. Это конец наших совместных путешествий или нет? Переступил ли я черту тем, что люблю тебя, или нет? Ты сказал, что представляешь ход моих мыслей, так… так проследи за ним и скажи, пришли ли твои мысли в то же место… или нет.

— Ты всегда лучше меня обращался со словами, — Геральт обвел комнату беспричинно тревожным взглядом, будто признание само по себе могло навлечь беду на них двоих. — Я забочусь о тебе. Это остается неизменным несмотря на то, что я знаю об ответных чувствах.

— Ответных, — проронил Лютик, и надежда мелькнула в его голосе, прежде чем он покачал головой. — Я считаю тебя хорошим другом, Геральт, ты знаешь это.

— Я не это имел в виду.

Почему это так сложно? Он сел на кровать рядом с Лютиком, который все еще сутулился, — он мучился из-за того, что по воле случая обнажил мысли перед тем, кому их знать точно не требовалось. Геральт протянул руку, взял Лютика за подбородок и приподнял его голову вверх — его глаза были широко распахнуты и наполнялись слезами, а на щеках проступили красные пятна. Лютик скользнул взглядом по губам напротив, но быстро отвел его а сторону.

— И, конечно, ты знаешь, что я влюблен в тебя. Это тебя беспокоит?

— А не должен бы. Мы не смогли бы построить отношения.

— Не согласен. Я бы сказал, уже построили. Я хорошо о тебе забочусь, не так ли?

— …Да.

— А ты неплохо заботишься обо мне. Правда.

— Стараюсь лучше в последние дни.

Взгляд Лютика сделался нежнее. Геральт осмелился придвинуться к нему на пару сантиметров, приблизившись на расстояние вдоха, — он чувствовал тепло, исходящее от кожи Лютика, заметил легкую заминку в его дыхании. Геральт кашлянул.

— Я не мастер в словах.

— То есть ты имеешь в виду, — Лютик перевел дыхание, — что ты… эм, всегда предпочитал действия.

— Хмм, — Геральт пробежался пальцами по руке Лютика.

— Геральт, останови меня, если я все неправильно понял, пожалуйста, потому что…

А потом они нежно поцеловались: руки Геральта блуждали по мягкой ткани дублета, а Лютик пытался прикоснуться везде, где мог, словно боясь, что ведьмак исчезнет.

Наконец они оторвались друг от друга. Губы Лютика покраснели и припухли, зрачки расширились, лицо раскраснелось еще сильнее. Он выглядел восхитительно. Геральт подался вперед, чтобы вдохнуть его запах.

— Я бы все отдал, чтобы прочитать твои мысли прямо сейчас, — выпалил Лютик.

Геральт почти забыл ответить, отвлекшись на то, чтобы потереться лицом о шею Лютика.

— Я думаю о том, что, возможно, нам стоило сделать это раньше.

Геральт и Лютик не озвучивали все свои мысли и чувства, но после истории с проклятием они определенно стали лучше понимать друг друга.