Лютик не переставал думать. Он думал так же, как говорил — бессвязными фразами, перескакивая с темы на тему. Геральт невольно проникался к нему все большей симпатией, и в то же время пытался отгородиться от чужих мыслей и дать Лютику личное пространство. Конечно, это было сложнее для Геральта, потому что мысли всех животных в округе начинали крутиться у него в голове.


Хотел бы я, чтобы он отвернулся, тогда я наконец-то смогу почесать нос и унять этот дурацкий зуд. Почему я вообще беспокоюсь о таких вещах, у него самого, скорее всего, до сих пор есть блохи; у меня нет ни единой причины быть таким осмотрительным.


Геральт откинулся назад и смущенно, но тщательно перебрал волосы: у него не было блох с прошлого месяца.


У Геральта такие маленькие поры, а я знаю, что он абсолютно никак не ухаживает за кожей. Даже лосьон не использует. Вообще ничего! У него кожа гладкая, как у младенца, а я затаскиваю его в ванну примерно раз в две недели. Я, как дурак, ежедневно наношу эту чертову настойку на лепестках на кожу, чтобы она была мягкой, а у него нечеловечески крохотные поры просто потому, что… Это все часть ведьмачьих сил? Ненавижу его.


На благословенное мгновение поток слов — мыслей — прекратился. Лютик развивал тему с гигиеной почти час.


… Нет, не ненавижу. Я не могу даже в шутку думать об этом, он слишком дорог мне. У него доброе сердце себе на го́ре, к нему должны относиться с любовью. О, рифма, лучше бы мне ее записать.


Поры Геральта не были «нечеловечески крохотными», они были нормальными. Геральт нахмурился в расстроенных чувствах. Лютик заставлял его задумываться о гребаных порах, на которые он всю жизнь не обращал внимания. Лютик постоянно думал о таких мелочах, как гигиена. Геральт лично видел, как Лютик ходил в изъеденном молью, заляпанном кровью дублете несколько дней кряду, не стирая его, так что ему было непонятно, с чего это бард осуждал его за тот небольшой инцидент с блохами.


А еще Лютик снова подумал, что Геральт хороший человек, даже милый — это было странно и неуместно. Лютику приходила эта мысль в голову семь раз за то время, что они шли по дороге; не то, чтобы Геральт считал. Было бы глупо считать.


Сейчас Лютик размышлял о весьма похабных стихах, которые, слава богу, не легли в основу какой-нибудь песни. Он часто думал о заднице Геральта, и ведьмак благоразумно решил не вникать в эти мысли. Он то и дело думал о сексе и прикидывал, какими были бы в постели его друзья, незнакомцы и, чаще всего, Геральт. Очевидно, он думал о Геральте больше всего потому, что тот находился рядом.


Было мучительно неловко слушать, как Лютик про себя вещал о теле Геральта, когда сам ведьмак не мог сменить тему или попросить его замолчать. Крайне неудобно.


Животные думали о еде и безопасном месте. Такие желания были понятны Геральту. За их ходом мысли легко уследить, ровно как и проигнорировать. В отличие от некоторых людей.


Лютик что-то царапал в своей записной книжке.


— Как ты смотришь на еще одну песню про призраков? На этот раз я думал о чем-то в соль миноре, с…


Мысли лихорадочно лезли в голову, и вдобавок ко всему Лютик болтал вслух — его мысли едва опережали слова. Это была не вина Лютика, но попытки одновременно следить за его речью и мыслями спутывали сознание, и Геральт боялся никогда не найти лекарство от проклятия, и просто…


Геральт, блять, больше не мог этого выносить.


— Лютик, — осадил он, помассировав пальцами ноющий висок, — я не хочу сейчас слушать про твою гребаную песню, ты можешь заткнуться хоть на пять минут?


Лютик медленно улыбнулся и отдал честь.


— Четко и ясно. Немедленно умолкаю.


Сейчас только середина утра, а я его уже достал. Мне лучше заткнуться, иначе он не на шутку разозлится.


Геральт нахмурил брови. Он не злился, не всерьез. Иногда он рявкал на Лютика, но только потому, что ему нужна была тишина. Лютик знал, что в этом не было ничего личного. Именно поэтому он снисходительно относился к причудам Геральта и никогда не принимал их близко к сердцу.


Я не виню его, меня слишком много, чтобы проводить столько времени рядом. Я не знаю, как понравиться ему. В сложившейся ситуации кажется, что этого никогда не произойдет.


К растущей тревоге Геральта, он продолжил заниматься самобичеванием. Ведьмак бросил взгляд на Лютика: его лицо оставалось совершенно бесстрастным, он напевал бодрую, пустую мелодию на грани слышимости. Он вел себя нормально. Чересчур нормально. Если бы Геральт не знал, он бы подумал, что у Лютика чудесное настроение.


Лютик не мог так думать, его всегда было легко читать, и он всегда был невыносимо жизнерадостным. Геральт пригляделся, выискивая в его лице хоть что-нибудь, что могло выдать печаль, но… там ничего не было. Либо Геральт слышал мысли кого-то другого, либо Лютик был фантастическим актером.


Он испепеляет меня взглядом. Как типично. Пожалуй, это станет последней каплей, и он оставит меня к черту в следующем городе.


Как он мог думать, что Геральт способен на такое, когда они путешествовали вместе годами? Конечно, он знал Геральта достаточно хорошо, чтобы ему подобное и в голову не пришло. С другой стороны, Геральт тоже считал, что хорошо знал Лютика.


Геральт пытался игнорировать свои и чужие мысли в надежде заглушить их звуком жевания, открыв пакет с вяленым мясом. Он знал, что и в лучшие времена с ним бывало сложно, но не знал, что его слова настолько ранили Лютика. Для Лютика было абсолютно неразумно продолжать путешествовать с Геральтом, если он искренне верил в то, о чем думал.


Геральт понятия не имел, как извиниться так, чтобы Лютик ничего не заподозрил. Что ж… сегодняшние события дали понять, как неосторожно он обходился с чувствами Лютика, даже не осознавая своей небрежности.


Боже, что же я буду делать, если он бросит меня здесь.


Всплеск тревоги все-таки пронзил воздух — первое ощутимое свидетельство внутреннего монолога Лютика, который становился все суматошнее. Геральту это не нравилось. Лютик не должен был думать на подобные темы, он должен был размышлять о… цветах, сексе и всем таком прочем, не о…


Временами я ужасно много проебываюсь. Это уже третий раз за неделю.


Геральту оставалось только смотреть строго перед собой, пока Лютик продолжал думать, ни на что не обращая внимание.


— Держи, — Геральт протянул пакет с мясом. — Я не хочу остальное.


Извинение и предложение мира, потому что меньшее, что Геральт мог сделать, это извиниться. Возможно, этот небольшой жест заставит Лютика успокоиться перед тем, как окончательно впасть в панику. Такое уже случалось, но выглядело скорее как внезапная вспышка — сегодня же Лютик откровенно себя накручивал.


Лютик взял пакет, его мысли слегка успокоились, хотя все еще были полны самоуничижения. Они продолжили путь вниз по дороге.


Может, Геральту стоило взять себя в руки и признаться. Но это было бы неправильно по отношению к Лютику — он не хотел, чтобы кто-то знал его мысли и уязвимость.


Геральт не знал, сколько еще сможет выносить подобные рассуждения барда о самом себе. Но он был уверен, что упустил момент для признания. Лютик возненавидит его за то, что он так долго подслушивал его мысли и не сказал ни слова. Лютик сбежит в бешенстве, и тогда между ними все будет кончено.


Геральт так ничего и не сказал, и они молча продолжали свой путь.


***


Геральт все еще не знал, как поднять тему, и поэтому молчал. К несчастью, побочным эффектом молчания был Лютик, который не прекращал развивать тему у себя в голове.


В душе Геральта разгорался стыд. Он должен был понять. Но даже если бы и понял раньше, то, скорее всего, вел бы себя точно так же, как сейчас. Из всех трудностей ведьмачьей работы самым сложным оказалось преодолеть молчание.


Лучше. Ему надо было стать лучше. Лютик, очевидно, чувствовал себя неуютно, а Геральт явно делал для своего друга недостаточно. В каком-то смысле все сложилось хорошо: Геральт мог наблюдать и мысленно делать пометки о том, что расстраивало Лютика, и в дальнейшем, когда история с проклятием разрешится, вести себя правильнее.


Лютик устал и замерз. Без способности читать мысли Геральт никогда бы об этом не догадался.


Черт, я сейчас ноги отморожу. Сказать ему, чтобы мы ненадолго остановились?


Скажи, ну же, — молча подталкивал Геральт.


Нет, я могу потерпеть еще полчаса, а затем попрошу передохнуть. В этот раз на самом деле попрошу.


Геральт вздохнул: Лютик думал точно также уже шесть раз за последние несколько часов, и каждый раз он убеждал себя пройти еще полчаса, боясь, что Геральт рассердится из-за предложения остановиться.


— Тебе холодно? — спросил он напрямик.


— Нет, я в порядке.


Достаточно убедительно? Судя по всему, я дрожу очень сильно, если он заметил.


Геральту захотелось придушить Лютика или, еще лучше, себя. Но он сдержал эмоции и спокойно произнес:


— А мне да. Привал.


— Глянь-ка, кто теперь выносливый! Не ты, а я, если ты вдруг не понял!


Это прозвучало глупо? Нет, было забавно. Я забавный. Геральт не засмеялся, но разве он смеется когда-нибудь? Однако, он также не сделал эту почти незаметную штуку губами, которую считал улыбкой.


В любое другое время Геральт рыкнул бы на Лютика сквозь зубы в попытке восстановить тишину. Сегодня же он не нуждался в молчании.


Хвастливая тирада про выносливость Лютика оборвалась на том, что он быстро расстелил походную постель и свалился спать, даже не дождавшись ужина. Геральт все равно занялся готовкой, а когда закончил с ней, разбудил Лютика и предложил ему миску с бульоном и мясом.


— Спасибо, — поблагодарил Лютик хриплым со сна голосом, садясь, чтобы отпить из миски.


Его теплое тело прижалось к Геральту так, что их плечи столкнулись. Лютик выглядел слегка нереальным в темноте — очертания его фигуры потеряли четкость в вечернем воздухе. Геральт прочистил горло.


— Спасибо тебе.


— За что? Я спал как убитый, — пробормотал Лютик, отставляя миску и снова устраиваясь на спальном месте.


— За то, что ты путешествуешь со мной. Я знаю, что говорю тебе об этом недостаточно часто.


Лютик сонно моргнул, и Геральт уже было подумал, что его не услышали.


Я совсем не понимаю Геральта. Временами я уверен, что понимаю, но потом он смотрит на меня вот так и говорит подобные вещи, и я не знаю, что и думать. Тогда я гадаю, сможет ли он когда-нибудь полюбить меня в ответ.


Геральт сумел сохранить бесстрастное выражение лица. Полюбить его в ответ… Лютик точно не мог… Или мог? Это бы объяснило его поведение, если бы речь шла о ком угодно, кроме Геральта. Лютик не мог испытывать такие чувства к нему. Значит, он просто увлечен. Лютик был склонен к такого рода страстям и быстро остывал. Тем не менее, Геральту было приятно. Мило, хотя Лютик и ввел сам себя в заблуждение.


Взгляд Лютика метнулся к его губам. Поцелуй меня, — подумал он и, закрыв глаза, тут же провалился в сон.


Геральт же не мог заснуть почти всю ночь. Он чувствовал: сегодня ему следовало бодрствовать, чтобы стоять на страже вдруг ставшего таким хрупким Лютика. Бард шевельнулся во сне и забросил руку на плечо Геральта; ведьмака накрыл прилив нежности, когда он взглянул на своего драгоценного спутника — того, кто покупал ему яблоки, ходил за ним дальними дорогами и перед сном думал о том, чтобы поцеловать его в губы. Он никому, даже себе, не позволит причинить боль Лютику. Больше нет.


Геральт приобнял Лютика и принес безмолвную клятву.