оставить этих детей на произвол судьбы они не могут, частично ответственность лежит и на их плечах, поэтому раз-два в месяц сокджин и юнги по очереди наведываются в ризенбург, где над большим домом механиков автоброни вьётся дымок и приветливо лает дэн, узнавая гостей. юнги каждый раз останавливается ненадолго, чтобы почесать ей за ушком, поэтому дэн радуется ему больше, чем сокджину. а так как юнги по сравнению с сокджином, который почти никогда не покидает свой пост, несмотря на кружащиеся вокруг его персоны настойчивые слухи о весьма свободном графике и непрекращающихся любовных похождениях в рабочее время, выходит в увольнение гораздо чаще, то и в ризенбурге юнги становится почти завсегдатаем. спокойного вида юношу узнают в кассе вокзала в ист-сити, с ним здороваются на станции в ризенбурге. юнги никогда больше не приезжает в форме, но все откуда-то знают, что он военный, причём не рядовой солдат. и местные мальчишки по двое-трое иногда следуют за ним, не решаясь подойти, но в то же время не находя в себе сил усмирить одолевающее их любопытство. если же на пути юнги попадаются взрослые, те стараются держаться сдержанно вежливо: видимо, после событий ишвара военных здесь не особо привечают, но открыто выражать неприязнь не рискуют, помятуя о жёстком подавлении мятежей на юге парой десятилетий назад.
так на него смотрели и чонгук с его бабушкой. привезённый с собой кулёк карамелек или же корзинка со спелыми яблоками, купленная по пути к мастерской, никак не сглаживали острые взгляды, по семейному одинаковые.
спустя четыре месяца, в разгар августа юнги вновь приезжает с визитом. обычно он приезжал с утра, проводил весь день в ризенбурге и возвращался в ист-сити только в густых вечерних сумерках, но в этот раз утром его срочно вызвали в штаб, возникла какая-то путаница в составленном накануне отчёте по делу грабителя, приспособившего алхимию для своих краж. полиция поручила это дело государственным алхимикам, а генерал-лейтенант грумман скинул это на сокджина и юнги. сокджин неожиданно загорелся поиском преступника. как результат вор, по словам подполковника, не достойный ни то что звания алхимика, даже одной способности к этой науке, был пойман в считанные дни ещё в начале июля. сокджин, резко охладевший к этому делу, всё тянул с написанием отчёта, а вчера, когда уже подходил крайний срок, сказал: «генерал-лейтенант пригласил меня играть в шахматы, ты же знаешь, юнги-я, я не могу ему отказать. так что допишешь за меня отчёт?» и был таков. под сочувственные смешки коллег юнги пришлось засучить рукава и сесть за работу.
разморенное, но всё ещё жгучее августовское солнце стояло в зените и нещадно било в затылок. юнги снял пиджак, сложив его на изгибе локтя. дорога от станции пахла нагретой пылью и травами. дрожало и переливалось на горизонте марево. вскоре показался бледно-жёлтый домик, и дэн выбежала навстречу юнги, высунув от жары свой язык.
— тяжко тебе, небось, с автобронёй, — юнги потрепал дэн между ушами, ласково улыбаясь.
собака затрусила рядом, держась в тени.
бабуля чон встретила гостя, не отрываясь от сборки механической ноги. работа на ней явно началась совсем недавно: автоброня, разложенная на накрытом белым платком столе, скорее походила на несколько железок, окружённых небольшими кучками винтиков, пружинок и пластин.
— опять пришёл, — проворчала женщина и пригубила тлеющую трубку. — не надоело ещё таскаться из ист-сити в нашу глушь, а? или думаешь, что сможешь заманить мальчиков в государственные алхимики?
— вы каждый раз говорите одно и то же, госпожа чон, и я каждый раз отвечаю вам, что приезжаю сюда не потому что хочу как-то повлиять на решение братьев ким.
пинако сощурилась, глядя на юнги. тот с явным удовольствием чесал пузо дэн, развалившейся на холодном полу.
— тогда что же ты сюда так зачастил?
юнги задумался. действительно, он и сокджин, не сговариваясь и никак даже не обсуждая этот вопрос, воспринял поездки в ризенбург как часть своей работы, как нечто необходимое. только вот вряд ли обитателям этого большого дома требовалась какая-либо помощь от двух военных, да и чем они вообще могли помочь.
юнги довольно долго молчит, находя спасение в ластящейся к нему дэн. ветер через открытую дверь доносит терпкий запах трав, и ответ приходит сам собой:
— это место напоминает мою деревню.
перед внутренним взором встаёт, вырастая из нагретой земли, каменный дом, подлесок рядом и шумный ручей, где по весне соревновались кораблики, сделанные из пары щепок.
— в общем, она не так уж и далеко отсюда.
— так и поезжал бы в свою деревню чем набиваться к чужим людям.
— меня там никто не ждёт, — юнги улыбнулся, отворачиваясь от довольной собаки. — а у вас всегда открыта дверь.
— открыта она не для тебя, а для тех, кому нужна автоброня.
— а мне она не нужна?
— руки, ноги у тебя на месте. правда, за голову я не ручаюсь, — пинако усмехнулась.
с улицы послышался топот и железный лязг. через пару мгновений в комнату вбежал чонгук, а следом за ним — высоченный массивный доспех, макушкой шлема едва не задевающий косяк. доспех, завидев юнги, ойкнул:
— здравствуйте.
— здравствуй, — юнги улыбнулся ему.
по злой шутке судьбы запертый в несуразно огромном для десятилетнего мальчишки доспехе — из всех троих мальчиков юнги быстрее всего нашёл общий язык именно с добродушным тэхёном. тот подтолкнул стоящего впереди него чонгука, этот детский жест в исполнении нового тела тэхёна вышел комичным.
— здравствуйте, — настороженно поздоровался чонгук.
— бабуля, мы попить взять. чимин всё ноет, что пить хочет.
— так пусть идёт в дом, — старуха чон вернулась к работе. — нечего на зное сидеть ему. да и вы бы не засиживались.
юнги помог тэхёну и чонгуку достать кружки, и дети самостоятельно стали разливать по ним воду. когда дело было сделано, они медленно понесли наполненные доверху кружки к небольшому крепкому дубу на заднем дворе.
— скоро обед, — крикнула вслед пинако. — не опаздывайте!
— не опоздаем! — рассеянно прокричали в ответ.
потом вдруг что-то с грохотом упало, зазвенело, испуганной птицей вспорхнул детский крик. юнги выбежал на улицу и увидел недалеко от входа лежащих на земле детей, осколки кружки рядом. юнги тут же очутился рядом и принялся внимательно осматривать их. на чонгуке не оказалось ни царапины.
тяжело опираясь на костыль и часто дыша, к ним от дуба доковылял бледный чимин.
— печать цела? — спросил он у юнги.
юнги быстро снял шлем тэхёна. кровавая печать горела на доспехе совершенно нетронутая.
— всё в порядке.
— тогда ты чего так закричал, тэ? — чимин грозно взглянул на брата.
— я испугался! я ещё не привык к этому телу, поэтому…
— давайте лучше вернёмся в дом, — предложил юнги. — ваша бабушка говорила, что скоро обед, и просила вас не опаздывать.
в доме братья негромко зашептались о чём-то своём, для вида отгородившись книгами, а чонгук устроился рядом с бабушкой, сосредоточенно слушал её объяснения, иногда что-то спрашивал и наблюдал за её работой до самого обеда. юнги, отказавшись от еды, убрал осколки разбитой кружки во дворе, проверил, не нужно ли наколоть дров, и прогулялся по округе удостовериться. в чём — сам не знал. вохможно, пытался скинуть наваждение.
вдалеке глухо зарокотало, терпкий запах трав усилился, и юнги засобирался назад, в ист-сити. лучше подождать поезда на вокзале, чем потом бежать под дождём. когда юнги вернулся мастерскую, его, к удивлению, поджидал чонгук. от горячей еды ребёнка разморило и постоянно клонило в сон, но он стойко сопротивлялся дрёме.
— я провожу вас до станции, — ни с того ни с сего вызвался чонгук. — мне уже разрешили.
— скоро будет гроза, лучше оставайся.
— нет, — он упрямо замотал головой. — бабушка сказал, что гроза будет не раньше, чем через час. мы успеем.
спорить с ним было бесполезно, так что по пыльной дороге до станции шли они вдвоём. темп юнги выбрал не быстрый, однако всё равно чонгуку из-за своего роста приходилось делать в два раза больше шагов, но он не жаловался и шёл молча, нахмурив брови. его панама сбилась на затылок.
чонгук определённо хотел что-то ему сказать: он выглядел также решительно, как и в их первую встречу. юнги не торопил его, и не доходя до станции метров двести мальчик наконец решился:
— знаете, я учусь делать автоброню. бабушка говорит, что у меня хорошо получается. ну, то есть, я сам ничего не делаю, а только помогаю бабушке, но она говорит, что я хорошо помогаю и хорошо всё запоминаю, а значит и механиком автоброни буду хорошим.
— ты хочешь быть механиком автоброни?
— я уже решил, что буду.
— здорово. я в твоём возрасте не знал даже, что буду делать завтра, — юнги улыбнулся.
— они тоже решили. чимин-хён и тэхён-хён. они об этом не говорят, но я знаю.
— и что же они решили?
— что примут предложение того военного, — чонгук специально избегал называть сокджина по имени. — я не буду их отговаривать. чимин-хён уже всё решил. хён ничего не говорил мне, я сам догадался. и бабушка тоже знает, но я ей ничего не рассказывал, она сама. это для чимин-хёна она собирает автоброню, — доверительно сообщил чонгук. — и я помогаю. но я больше ничем не могу помочь. поэтому, пожалуйста, юнги-хён, защити моих хёнов!
— обязательно.
может, эти поездки в ризенбург и правда всего лишь попытки оправдаться перед своей совестью, попытки хоть как-то искупить недогадливость, что привела к двум искалеченным жизням, думает юнги, стоя под крышей деревянного навеса в ожидании поезда. может, это действительно их работа, часть их долга взрослых, ведь они, как взрослые, обязаны всячески помогать детям в их борьбе со своими бедами. может быть, думает юнги, занимая место в вагоне. может, но для этих детей это не так.
вымотанный, юнги проваливается в сон. далеко гремит гром, он кажется бесконечно далёким, будто бы даже несуществующим, будто бы стуком колёс мчащего в ист-сити паровоза.