от ист-сити централ отличается выверенной аккуратностью улиц и домов, будто весь город вычерчен по линейке.

они приезжают в начале сентября и успевают ещё застать остатки столичного лета. а потом кроны деревьев пламенеют в два дня, на фоне бледного неба алеют тяжёлые грозди рябины, и в воздухе тянет сырой пылью.

но некогда любоваться красотами города, нужно благоустраивать рабочие места, обживаться в казармах и казённых квартирах, разбирать горы документов. прощупывать почву дозволенного. в штабе вооружённых сил, похожем на неприступную цитадель, на них смотрят настороженно. ещё бы, кто в армии не слышал о самом молодом полковнике в истории страны — ким сокджине, который из ист-сити привёз со своим невероятным самолюбованием всех своих подчинённых. о том самом ким сокджине, о котором поговаривают, будто его сослали на восток за излишние амбиции. говорили, что на востоке государственный алхимик частенько пропадал в одном известном кабаре, где променял эти самые амбиции на любовные похождения, и именно поэтому перевод ким сокджина в централ одобрили. и совсем уж шёпотом знающие люди предостерегали, что не так опасна его огненная алхимия, в ишваре выжигающая целые поселения, как страшны готовые следовать за командиром куда угодно подчинённые.

единственным человеком, искренне радующимся их прибытию, был хосок. в первые же дни он зовёт старых товарищей к себе. сокджин и юнги знакомятся с грейсией, женой хосока. с чувством небывалой гордости родители демонстрируют маленькую элисию. очаровательная малышка хмурит лоб, глядя на незнакомые лица вокруг. её розовая сухая ладошка хватает юнги за безымянный палец, и что-то внутри юнги сжимается от страха.

алое солнце ныряет за пыльный горизонт, за окном звенит последний трамвай. грейсия с дочерью желают гостям спокойной ночи и удаляются спать. трое остаются наедине. сокджин и хосок травят истории из военной академии, а юнги слушает их с закрытыми глазами и пьяной полуулыбкой. у сокджина покраснели шея и ключицы, видные в расстёгнутом на первые пуговицы вороте рубашки. все вместе вспоминают ишвар и товарищей, навсегда оставшихся под тем небом.

— ах, если бы не моя грейсия, — тянет хосок. он оканчивает предложение вздохом.

— помню, как каждый раз ты радовался, как щенок, когда получал от неё письмо, — с улыбкой замечает сокджин.

— конечно. это же были письма от грейсии! если бы не они, то я бы с ума сошёл.

хосок отпивает из своего бокала и молчит некоторое время, внутренне снова переживая те моменты.

— они были единственным доказательством того, что светлое будущее всё ещё существует. даже для такого, как я.

сокджин чувствует взгляд на своём раскрасневшемся от алкоголя лице, но когда поворачивает голову, юнги уже не смотрит на него. ничего в нём не выдаёт того, что он только что пристально смотрел на сокджина.

— грейсия действительно очень замечательная, — говорит юнги хосоку. — а элисия просто чудо.

— тебе показать её фотографии с выписки?

эти фотографии они видели уже три раза, но юнги всё также полупьяно мягко улыбается и кивает головой. хосок тут же возвращается в экстра режим гордого отца, доставая из кармана фотографии дочери и жены.

хосок с такой нежностью и безграничной любовью рассказывает историю, стоящую за каждой фотографией, что в какой-то момент у сокджина начинает сжиматься сердце. глупый разум рисует отвратительные варианты того, чего уже не случится никогда. по крайней мере, содкжину хочется верить в то, что хосоку, работнику полевого суда, работающему с архивами, никогда больше не придётся брать в руки оружие, убивать других людей, отправившихся защищать то, что им дорого.

сокджин очень надеется. хосок любящий, хосок любим в ответ. и он заслуживает всё то счастье, что у него есть.

хосок — это их с юнги маленькая надежда, что мир всё-таки не такое злачное место.

— говоря о детях… — тянет хосок, поглядывая на сокджина.

— о нет, хоби, даже не начинай!

— а с чего ты взял, что сейчас разговор пойдёт о тебе? юнги, — он оборачивается к ошеломлённому юнги и едва сдерживает смех из-за его выражения лица. — помнишь, ты относил в архив документы? видимо, ты очень приглянулся нашей коллеге. она так активно интересовалась тобой, что половина отдела уже делает ставки, когда она подойдёт к тебе и пригласит на свидание.

в конце концов, глядя на широко округлившиеся глаза, хосок не сдерживается и прыскает со смеху, но быстро подавляет смешок.

— а чего ты так удивляешься? ты довольно выгодная партия. всё при тебе: молодость, звание, деньги, хороший характер. скажи, сокджин?

— ну, — сокджин комично хмурится, приложив указательный палец к подбородку. — он нравится мадам кристмас и девочкам гораздо больше, чем я. это считается?

— ну если мадам кристмас одобрила!..

переглянувшись с хосоком, они вдвоём рассмеялись.

— конечно, я ей нравлюсь больше, — в лёгкой атмосфере добродушного веселья юнги всё же улыбается в ответ. — моему обаянию трудно сопротивляться.

в два часа ночи, на кухне хосока розовощёкий юнги выглядит простым и близким. оранжевый рассыпающий, как графит, свет от лампы под потолком обнимает его за плечи.

«и правда трудно сопротивляться.»

сентябрь сменяется октябрём, пролетает мимо ноябрь. они обживаются в своём кабинете в центральном штабе и привыкают к атмосфере столицы. жизнь входит в привычный распорядок. и юнги совершенно не думает, что в тот день что-то пойдёт не так.

с утра он, кутаясь в шарф от бьющей в лицо метели, дошёл-таки до штаба и уже приступил к работе, как в его поле зрения попадается дёргающийся каин фьюри. тот всё время смотрит на дверь и будто порывается выйти, но в последний момент передумывает.

— всё в порядке, сержант фьюри?

— д-да, старший лейтенант.

юнги ещё раз смотрит на сержанта, строго, как умеет. и тогда, не выдержав, фьюри сдаётся:

— тут такое дело, старший лейтенант мин, я провёл кое-кого в штаб…

— провёл в штаб?

— да, — фьюри кивает. — разрешите привести его сюда?

— это ещё что?

юнги смотрит на пушистый коричневый комочек, сидящий посреди кабинета.

— отряд хищные, семейство псовые, вид волки, подвид собака. думаю, что это порода пудель.

— я не об этом спрашивал, прапорщик фарман.

щенок пуделя поднимается и, виляя хвостом, подходит к фьюри. тот берёт его на руки и умоляюще просит:

— пожалуйста, простите! это щенок, которого я подобрал сегодня утром.

— и ты собираешься о нём заботиться? — спрашивает фарман.

фьюри грустнеет.

— у меня не получится, я живу в общежитии и не смогу его держать.

— тогда не следовало его подбирать!

— но на улице была метель, а ему было так холодно! к тому же скоро рождество. я просто не мог пройти мимо. может его возьмёт кто-то другой?

самый младший в их команде с надеждой возводит глаза на прапорщика фармана. но тот качает головой.

— не могу, я тоже живу в общей казарме.

тогда фьюри разворачивается и обращается к притаившемуся за рабочим столом коллеге.

— младший лейтенант бреда?

— ну уж нет! — рыжеватый мужчина категорично начинает махать руками. — ненавижу собак! терпеть их не могу!

— понятно… значит, нет?

щенок на руках фьюри двигается, пытаясь лизнуть человека в щёку. молодой человек грустно смотрит на животное и принимается гладить того по голове.

— я возьму его. — неожиданно раздаётся слева. — люблю собак.

— ой! спасибо огромное, младший лейтенант хавок!

сержант говорит обрадованно и уже собирается передать щенка в руки хавоку, когда тот, не переменившись в лице, всё так же улыбаясь добавляет:

— жаренная в масле собачатина — пища богов. их разводят как еду в одной стране на дальнем востоке. говорят, рыжие — самые вкусные.

фьюри тут же прижимает животное к себе, глаза за стёклами очков расширяются от ужаса услышанного.

— я же пошутил!

— отвратительная шутка!

юнги встаёт между ними, прекращая начинающийся спор.

— лучше найди ему другого хозяина, — он обращается к фьюри. — и сделай до конца рабочего дня. если ты не найдёшь, куда его пристроить, ты должен будешь вернуть его туда, где нашёл.

— есть, сэр.

— а ты, жан, займись своими обязанностями. мне нужно как можно скорее отнести документы, которыми ты занимаешься, в канцелярию.

— есть, старший лейтенант.

щенка помещают на кипу ненужных документов в углу, ставят рядом миску с водой. что-либо похожее, хотя бы приблизительно, на игрушку для игривого щенка не нашли, поэтому развлекать себя питомцу приходится самому. с высунутым кончиком розового языка он обнюхивает все углы в комнате, с интересом заглядывает в мусорную корзину у стола сокджина, опрокидывает её, роется в мусоре. в конце концов он находит там смятый в шарик лист бумаги и играется с ним, пока не устаёт.

когда через пару часов в кабинет входит сокджин, он находит под своим столом утомившегося спящего щенка.

— откуда здесь собака?

пока прапорщик фарман объясняет, как в их кабинете появилось животное, возвращается сержант фьюри. и судя по его расстроенному лицу, найдёныша он так и не пристроил.

— может вы его возьмёте, полковник ким?

— а почему нет? мне нравятся собаки, — улыбаясь, сообщает сокджин.

— правда?!

— и что мне нравится больше всего — это их верность. они абсолютно послушны приказам своего хозяина! как бы ты с ним не обращался, они не жалуются и не просят денег. настоящие слуги человека! собаки — это здорово! они мне нравятся! так что, я возьму его?

— нет-нет-нет, я лучше ещё поспрашиваю…

фьюри достаёт спящего щенка из-под стола и относит его на газеты. легко гладя коричневые завитки между закрытых глаз, сержант с тоской говорит:

— ну как можно выбросить такого милого щенка на улицу в метель? старший лейтенант — такой жестокий человек.

— юнги? жестокий? — брови сокджина от удивления подпрыгивают вверх. — конечно, может показаться, что у него нет сердца, но юнги — самый добрый человек из всех, кого я знаю. поверь мне, ты ещё увидишь.

— ну раз вы так говорите, сэр… — недоверчиво протягивает фьюри.

рабочий день подходит к концу как-то слишком быстро. метель стихает, но от этого каину фьюри не легче на душе. он так и не нашёл того, кто хотел бы приютить у себя щенка, а значит он будет вынужден вернуть его обратно на улицу.

прижимая к себе ничего не подозревающего щенка, фьюри задумчиво чешет ему за ушком, когда рядом появляется юнги.

— вы нашли кого-нибудь, кто позаботится о собаке, сержант?

— э-э… м-м… я…

— вы никого не нашли?

— да, сэр, — с отчётливой грустью в голосе признаёт фьюри. — я отнесу его обратно, как обещал.

— ясно…

юнги смотрит в круглые влажные глаза питомца, доверчиво прижимающегося к человеку. кажется, что в них мелькает что-то разумное и осмысленное, будто он всё понимает. такие собаки, рождённые на улице, кажется, всегда всё понимают, даже будучи щенками. юнги много таких видел. он вырос в деревушке с бесчисленным множеством дворовых собак, но в них никогда не было этой беззащитности.

юнги делает вдох и прикрывает глаза на мгновение.

— раз не нашлось желающих, у меня нет иного выбора, кроме как взять его самому.

— ах, старший лейтенант! спасибо! спасибо!

юнги забирает у радостного фьюри питомца. «мягко» — первая мысль, когда он дотрагивается до курчавой коричневой шерсти.

— как назовёшь? — раздаётся из-за плеча голос сокджина.

— хм… скоро ведь рождество. пусть будет холли.

— бедный холли, он ещё не знает к кому попал!

— верно, дисциплина у меня строгая, но, — юнги перехватывает холли поудобнее, улыбаясь. — но и он всё-таки армейский пёс.

сокджин смотрит на фьюри и одними губами произносит: «видишь?» он надеется, что сержант поймёт, о чём он.