поезд стучал колёсами на стыках рельс.

ещё недавно попутчики горланили песни. совпало так, что десять из одиннадцати человек, ехавшие в этой теплушке, прибыли с юга, и стоило только одному из них затянуть какую-либо песню, как оставшиеся девять певучих голосов подхватывали на удивление слаженно. юнги впервые слышал эти песни о жарком лете и высоких горах, и он мог только слушать, как поют его товарищи, изредка отхлёбывая из своей металлической кружки алкогольное пойло, что невесть где раздобыли дружелюбные попутчики. особо близко он не был знаком ни с одним из этих людей, но южане принимали юнги, как своего брата, и за несколько часов с момента отправления они познакомились довольно близко. выходцы с юга пытались научить попутчика одной песне, которую юнги почти сразу же забыл, травили байки, рассказывали о своих семьях и пели. в перерывах курили тут же скрученные цигарки, и в теплушке витал терпкий запах табака, оттого постоянно хотелось прокашляться.

такого веселья, как в этом вагоне, юнги не видел даже в кабаре мадам кристмас. но и повод был для этого не тот же, что и для пятничной гулянки с друзьями: война в ишваре закончена. они могут вернуться домой. они возвращаются домой.

четыре часа назад с местного полустанка тронулся поезд. пески вскоре сменились степными полями с высокой сухой травой. та медленно зеленела. всё чаще мелькали одинокие хиленькие деревца и кустики, потом — небольшие рощицы, домишки, покосившиеся заборы, быстрые речушки в оврагах. они оставляли Ад позади.

сейчас его бывшие товарищи по оружию спали без задних ног, а юнги… а юнги не мог заснуть, несмотря на цинковую усталость, накопившуюся в костях. он открыл дверь вагона и сидел на полу возле неё. ветер трепал отросшую чёлку и был совершенно непохож на тот, пустынный. юнги жмурился и пытался убрать лезущие в глаза волосы. иногда он задирал взгляд к чёрному небу, где были вышиты яркие звёзды. однако чем дальше в темноту двигался поезд, тем чаще они путались в тёмных силуэтах деревьев. тем ближе становилась Жизнь.

они проехали едва заметную в ночи будку, от которой улетал в черноту провод телефона. вскоре будто из сгустка темноты сформировался край каменного перрона, локомотив дотащил тяжёлую махину паровоза до его начала и остановился, дёрнувшись. где-то вдалеке видимо машинист ударил в колокол, сообщая о прибытии: юнги услышал только звонкий отзвук, особенно ярко прозвучавший в темноте. но попутчики юнги, утомлённые радостью от возвращения домой, даже не пошевелились.

далеко, на перроне тьму прорезал свет фонарей, высветивший группу людей. те со шлангами подбежали к голове паровоза. другая группа выкатила из одного вагона бочки с водой. скорее всего, поезд остановился здесь, чтобы пополнить запасы воды и угля, решил юнги, а значит они тут минут на двадцать точно.

и недолго думая, он выбрался из вагона. зашуршала под сапогами галька, и приятно загудели от приземления ступни ног.

— где мы? — спросил он у первого попавшегося служителя железной дороги.

— ризенбург, — это ничем юнги не помогло.

— сколько стоянка?

— полчаса, сэр.

— спасибо.

возвращаться назад, в теплушку совершенно не хотелось, и юнги двинулся немного вглубь перрона. деревянное здание вокзала, выкрашенное в выцветшую жёлтую краску, оказалось одноэтажным зданием, где из трёх окон горело только одно — кабинет дежурного. под соседним тёмным проёмом окна, скорее всего зала ожидания, стояла скамейка, куда юнги и приземлился.

в душе поселилось непонятное ожидание, и он сам не мог с точностью сказать, чего. может, завершения. подошло бы что угодно, что могло бы наконец оставить ишвар позади не только физически.

попутчики юнги в перерывах между песнями не только курили, но и строили планы на будущее, гадали, как у них сложится жизнь после возвращения, и были так уверены в том, что всё будет хорошо. они довольно легко оставляли позади ту пустыню, даже если эта лёгкость была только видимой. во всяком случае, эти люди не просто стремились прочь из ишвара, а к чему-то. у юнги же не было куда и к кому возвращаться. у юнги был только он сам, а от себя не уйдёшь и не вернёшься. пустынный песок так и осел в нём, как взвесь.

может, юнги ждал сокджина. чтобы он, как сам юнги в ту ночь у костра, просто подошёл и спросил: «и тебе не спиться?». юнги покачал головой: нет, сокджина ещё до отъезда утащили с собой другие государственные алхимики, а хосок, с которым юнги сдружился, уехал из ишвара ещё с первым поездом — он спешил к грейсии.

сокджин не приходил.

в тот момент на неизвестной провинциальной станции у юнги был только он сам. да и разве что звёзды.

звёзды не такие яркие в централе. даже в зимнюю морозную ночь, когда небо сверкает чистотой, они кажутся дальше, чем в ишварской пустыне или даже ист-сити. в централе же их, считай, и вовсе нет. здесь звёзды рукотворные, зажигаются в газовых фонарях, а облака — словно неумело нашитые заплаты.

сам централ — такой разнообразный и пёстрый — ну точно лоскутное одеяло. потянешь за ниточку — и всё разойдётся по швам.

— юнги-я, — канючил сокджин. — пойдём. я устал тебя ждать.

юнги выключил свет в кабинете и вышел к сокджину, который ждал у дверей снаружи. сокджин запер комнату на ключ, в то время как юнги стал наматывать на шею шарф.

— и разве тебе хотелось задерживаться в последний день?

— если бы вы не затягивали с отчётами, то мы бы закончили раньше.

— ты знаешь, почему я перестал заниматься оригами?

— что?

— потому что было слишком много бумажной работы!

не дожидаясь реакции, сокджин рассмеялся над собственной шуткой. юнги что-то пробурчал, пытаясь подоткнуть один из концов шарфа в уже завязанный узел.

коридоры центрального штаба были пусты: только парочка таких же, как они, оставались доделывать работу, чтобы отправиться на рождественские выходные без груза невыполненных обязанностей.

сокджин периодически смотрел на профиль юнги, шедшего по левую руку от него. последний чувствовал на себе его взгляд, но виду не подавал. сокджин сам скажет, как будет готов. в их недо-отношениях всегда был этот странный баланс, когда один толкал, а другой тянул. подталкивать было не в их правилах.

— быстро же время пролетело, вот уже и двадцать третье.

они спустились на лифте к выходу из центральных ворот, миновали пост кпп и оставили позади стены цитадели. дальше им было в разные стороны: квартира юнги располагалась ближе к штабу, и он добирался пешком — или на трамвае, если ему было очень лень; квартира же сокджина была в соседнем районе, и хотя он тоже мог бы при большом желании дойти до неё пешком, полковник тоже довольно часто ленился и почти всегда предпочитал использовать машину, которую он оставлял на служебной стоянке в противоположной от трамвайной остановки стороне.

— да, — юнги не знал, что ещё добавить к этому «да». и он не стал.

на тёмном небе было ни облачка, и те тусклые звёзды, что можно было разглядеть, подмигивали с высоты. изо рта вырывались клубы пара такие же пышные, как узел его шарфа.

— казалось бы, — продолжал сокджин. — вот только что я праздновал свой день рождения, и вот — уже рождество.

— кстати, юнги-я, ты так и не поздравил меня. больше двух недель прошло.

— я? поздравил? — переспросил юнги, от удивления даже вытягивая шею.

— точнее, ты не поздравил меня.

— я не поздравил вас. с днём рождения, — полувопросительным тоном продолжал юнги. — и вы считали, сколько дней прошло.

— ну конечно! я ждал только тебя. даже письма с поздравлениями от мадам кристмас и девочек из ист-сити пришли быстрее тебя. я думал, ты занят с холли, всё-таки щенок — это довольно непросто, особенно поначалу. и я ждал. день, два. неделю. уже почти рождество, юнги. остался только ты.

— я думал, ты, как мой друг, не забудешь об этом.

— полковник-

— может хватит уже формальностей? мы ведь друзья. и нет, — сокджин рассёк ладонью в перчатке морозный воздух, не давая юнги и шанса возразить. — мы не при исполнении, не в штабе — или любые другие отговорки.

сокджин выглядел решительно, юнги смотрел на него всего мгновение, а затем устремил глаза на вывеску с номером дома и названием улицы, висящую на противоположной стороне дороги.

— вот, и это тоже! — воскликнул сокджин. — почему ты не смотришь на меня, хотя бы когда мы разговариваем? и даже просто так: я чувствую, как ты иногда пристально рассматриваешь меня, но стоит мне только повернуть голову — ты уже отводишь взгляд. почему? ведь ты можешь посмотреть в глаза и не сгореть: в ист-сити, когда я встретил тебя у вокзала, ты так и сделал.

— я… — начал юнги. он постарался ответить на взгляд сокджина, не поддавшись желанию начать рассматривать мостовую под ногами. — у меня порой бывает проблема с этим.

— с чем?

— со зрительным контактом.

— почему ты просто не сказал об этом?

— я не думал, что это важно. разве это сильно мешает?

— иногда я думаю, что это мило, но гораздо чаще это раздражает. я тебе так противен?

— что? почему вы так решили?

— потому что очевидно ты не особо горишь желанием со мной общаться.

— что за бред!

— «бред»?

сокджин собирался ещё что-то сказать, но осёкся. сделав глубокий вдох, успокоившись, он произнёс:

— порой мне кажется, что я совсем тебя не знаю.

потрясённый его заявлением юнги не знал, что ответить на это.

— мы вообще когда-либо знали друг друга по-настоящему? мы знакомы так долго, удивительно, но я никак не могу понять тебя…

вокруг было так холодно. воздух пощипывал нос и щёки. уши сокджина, не носившего никакого головного убора, какая бы погода не стояла за окном, просто горели факелом, а с бледных губ срывались колючие облачка пара. юнги же чувствовал, как немеет его собственное лицо. и что если они продолжат так стоять тут, то его затрясёт от холода, как марионетку, чей кукловод — ребёнок, хаотично дёргающий за ниточки.

— может мы просто слепо хватаемся друг за дружку, как за что-то привычное? а дружбы никакой и не было?

молчание всегда было для них комфортным и естественным. но не в этот раз.

«я не знаю, потому что ты для меня тайна, скрытая за семью замками.»

бледные звёзды были немыми свидетелями этой сцены, когда затянувшееся неловкое молчание двоих прервала небольшая компания солдат, как и они ранее, вышедших из ворот центрального штаба; когда юнги прочистил горло и, поправив свою восьмиклинку, сказал что-то совершенно несуразное на прощание; когда сокджин просто развернулся в противоположную сторону, закатывая глаза.

только бледные звёзды и холод.

— вы с юнги что, поссорились?

сокджин фыркнул.

— с чего ты взял?

— он так настойчиво отказывался прийти сегодня, что догадаться было легче лёгкого, — хосок разгладил складку на брюках. — уверен, он согласился в пику, потому что я задал ему точно такой же вопрос. так вы поссорились?

— ничего мы не ссорились.

— тогда что это за танцы вокруг друг друга? и ладно один раз, но такое ведь случается не впервые. сначала ты отказался отметить вместе двадцать шестого, потому что, цитирую, «был занят кое-чем, связанным с мадам».

— мадам хочет закрыть своё кабаре в ист-сити и открыть его уже в централе, — со вздохом попытался объясниться сокджин. — и она просила моего совета в некоторых вещах.

— не убедил, — хосок упрямо поджал губы и продолжил. — опустим пока это. что за глупые попытки соскочить были вчера? и это за цирк вы устраиваете сейчас?

сокджин попытался состроить невинное лицо.

— какой цирк?

— сокджин.

— нет, правда.

хосок мученически вздохнул, откидываясь на спинку стула. разговор проходил в кухне его квартиры. в гостиной же тем временем шло празднование.

— моя чудесная дочь отмечает сто дней, а вы сцепились из-за пустяка и портите драгоценной элисии вечер.

— она всё равно не запомнит этого. ей чуть больше трёх месяцев!

— а я ей в красках расскажу, как вы портили её первый праздник!

— да как мы портим-то?

— ты вообще своё лицо видел?

— оно прекрасно, как и всегда, — безуспешно попытался обернуть всё в шутку сокджин. — спасибо, что заметил, хоби-я.

— то, как вы «не игнорируете» друг друга, настолько очевидно, что вам двоим не хватает только табличек «я не обращаю внимания на этого парня», — хосок пропустил реплику друга мимо ушей. — а то, как он порой смотрит на тебя, не заметит только слепой.

сокджин тяжело вздохнул.

— вот именно.

— что именно?

— в этом и проблема. юнги, он только смотрит и почти ничего не говорит. иногда я вообще сомневаюсь, что знаю его.

— при всём уважении, сокджин, ты дурак.

— йа, я старше тебя на два месяца!

— это никак не влияет на то, какие глупости ты творишь. вы из-за этого поругались? из-за того, что юнги не клянётся тебе в дружбе на каждом углу?

— вообще-то, он не поздравил меня, — с каждым произнесённым словом сокджин чувствовал себя всё глупее и глупее. — с днём рождения.

— повтори?

— он не поздравил меня с днём рождения.

— серьёзно? какая мелочь!

— может и "мелочь". но она не первая. юнги вроде как мой друг, — сокджин взволнованно, по подростковой привычке начал хвататься за рукав своей рубашки. — но друзья обычно так не делают: не забывают. ты же поздравил меня. мадам, девочки. чёрт возьми, да даже в штабе некоторые военные, которые воротят от меня нос и называют выскочкой за глаза, не забыли. я не требую от юнги шикарного подарка, хотя я бы не отказался. мне нужно, чтобы он хотя бы просто помнил. иначе можем ли мы называться друзьями? мы же фактически тогда чужие люди, которые общаются по долгу службы. всё остальное же — пережитки старых отношений, которые не смогли вырасти в что-то другое.

— что «другое»?

— более близкую дружбу. больше доверия, я не знаю, — смазано махнул рукой сокджин. — в конце концов, после ишвара… понимаешь, хоби, я не могу с ним разговаривать вот так, как с тобой.

— почему?

— не могу и всё.

— а ты пытался? говорить с ним также, как со мной сейчас.

— пытался.

— я тебе не очень-то верю. иначе я бы не слушал твои детские обиды на юнги.

— ох, если бы ты знал, насколько трудно порой бывает с ним разговаривать. иногда мы можем разговаривать часами о каком-то пустяке, а иногда он словно… я имею в виду… — сокджин замолчал, подыскивая слова. — я совершенно не знаю, что происходит у него в голове. почему он остался в армии? почему он молчит? откуда эти формальности? он боится меня? кажется, будто он выведал обо мне всё, что хотел знать, однако почему-то всё ещё остаётся рядом. и, конечно, спасибо ему за всё, что он делает, будучи моим лейтенантом. но я не знаю о юнги почти ничего, кроме того, что его отец был моим учителем; что он на четыре года младше меня; он прикрывает мою спину; и у него есть собака по кличке холли, — сокджин загибал по пальцу, пока перечислял.

— ты утрируешь.

хосок вытянул шею, заглядывая в коридор, ведущий в гостиную. судя по звукам, празднество и не думала прерываться, а их двоих ещё не хватились. хосок вернулся к назад, к диалогу с сокджином. тот полу-сидел, опираясь бедром на столешницу и вытянув левую ногу. выражение его лица сильно напоминало хосоку лицо маленькой элисии, которая не могла получить того, что ей сильно хотелось, и потому она дула губы.

— знаешь, я ведь в ишваре пробыл на три месяца дольше твоего. и за всё это время, пока ты не приехал, я не перемолвился с юнги и десятью фразами. он был молчаливым, держался особняком ото всех. но я твёрдо был уверен, что если вдруг что-то случится, на соколиного глаза можно будет положиться. потому что не было никогда такого, чтобы он не прикрыл свой отряд. и не только я так доверял ему. наверное, каждый солдат чувствовал себя уверенно под защитой этого снайпера.

— к чему ты клонишь?

— война, слава богу, закончилась. и это сложно — перестраиваться обратно на мирную жизнь, когда всё вокруг больше не регулируется уставом и приказами командира. может быть, юнги просто всё ещё не знает, как ему с тобой разговаривать, и поэтому предпочитает формальности? и поэтому молчит. кстати, сколько ему было, когда его отправили в ишвар?

— восемнадцать, — сокджин ответил как-то автоматически.

— совсем ещё мальчишка. мы в восемнадцать поступили в академию. и как бы я порой недолюбливал её, без этого опыта я вряд ли бы смог вернуться к обычной жизни. а ты?

сокджин не отвечал, видимо, глубоко задумавшись над словами друга. хосок встал со стула и положил ладонь на его плечо.

— поступки юнги всегда говорили громче его слов. но сейчас вам нужно именно что просто поговорить. скажи ему всё, что рассказал мне сейчас. уверен, всё встанет на свои места после этого.

если можно было выбрать между действием и словами, юнги всегда выбирал первое. и сложно сказать, была ли эта привычка причиной или же следствием того, что теперь, когда исправить положение можно было только разговором, он не знал, как подступиться.

празднование ста дней с момента рождения элисии прошло неплохо. несмотря на то, что для большинства гостей торжество было лишь традицией чужой культуры, это не помешало им насладиться вечером. юнги тоже получил удовольствие от встречи, хотя изначально не собирался приходить. и не потому что пару дней назад у них с сокджином случился странный разговор, после которого не то что заговорить, даже просто посмотреть на того для юнги стало сложнее в несколько раз. и если не разговаривать было более-менее возможно, то не смотреть на сокджина было выше его сил. юнги постоянно ловил себя на том, что украдкой поглядывает на аккуратно подстриженный затылок, который безошибочно обнаруживался в кругу других людей. как и сокджин, который тоже иногда исподволь поглядывал на юнги.

эти их странные переглядывания, продолжавшиеся весь вечер, не делали ситуацию лучше. спасибо хоть на том, что хосок, явно заметивший всё это, не допытывался у юнги причин такого странного поведения. если бы он спросил, то юнги ответил бы что-то несуразное. с другой стороны, сколько бы лейтенант не думал об этом, вся ситуация была такой. глупо, в целом, получилось. а глупости всегда сложнее исправлять, даже если знаешь, что именно не так.

неожиданно всё закончилось в десять вечера следующего дня: холодную стену молчания разрушили один звонок.

— не спишь?

юнги отнял трубку телефона и посмотрел на неё так, словно из неё сейчас должен был вот-вот появиться вслед за голосом сам сокджин.

— юнги? ты меня слышишь? алло?

юнги взял себя в руки.

— да, слышу.

— прости, что поздно звоню. надеюсь, я не помещал тебе?

— это что, формальности?

— элементарная вежливости. также откуда мне знать, чем ты там занимаешься.

— вообще-то, я собирался спать.

странное чувство охватило юнги. они не разговаривали пару дней. с чего вдруг сокджин решил поговорить? и почему сегодня, через телефон, а не вчера, после праздника у хосока и лицом к лицу?

— что-то случилось, полковник? вы напились и поэтому позвонили?

— как грубо, — фыркнули в ответ. — я просто подумал, что так будет проще нам поговорить.

— «так» — это по телефону?

— да. по телефону не надо смотреть друг на друга.

как обычно, один из них толкал, другой тянул. как луна и океан — их отношения так и работали.

юнги посмотрел в окно: всё небо заполонили серые облака, из которых сыпался мелкий снег, как мука из перевёрнутого мешка. кое-где на улице уже погасли фонари. никого не было, улица была пуста.

— надеюсь, твоя проблема с тем, чтобы смотреть мне в лицо, сейчас не мешает тебе.

— насчёт этого… простите, сокд- сокджин-хён.

— что? ты что-то сказал?

пытаясь набраться храбрости, юнги сделал глубокий вдох. казалось, он задыхается. но всё же негромко, но твёрдо повторил:

— прости меня, сокджин-хён.

на секунду мир остановился. завис снег, не долетая до земли. замерли часы, висевшие на стене. замер и сокджин на том конце провода. он с удивлением чувствовал, как кровь приливает к ушам от одного короткого слова после его имени. сколько раз к нему так обращались, почему же от юнги это звучало совершенно иначе?

— как ты меня назвал?

— ой, отстаньте- то есть отстань. это вы- то есть ты настаивал на том, чтобы не было формальностей.

— я передумал. мне нравится, как ты зовёшь меня на «вы».

— но я думал мы друзья, — в голосе юнги отчётливо была слышна улыбка. — а этих формальностей и правда не должно быть между друзьями.

— ладно, так и быть, зови меня на «вы» только на службе.

— как скажете- то есть, как скажешь.

сокджин рассмеялся. эти постоянные одёргивания юнги были такими забавными. а от волнения, копившегося в груди больше суток, не осталось и следа. и почему он тянул так долго, чтобы позвонить?

— но я серьёзно, — ответил юнги на его смех. — я правда прошу прощения. у меня действительно есть сложности с тем, чтобы смотреть другим людям в глаза. и вместе с моим паршивым умением выражать свои чувства это всё создаёт проблемы. я вёл себя как настоящий придурок. сокджин-хён, я надеюсь, ты простишь меня за это?

— боже, юнги, конечно. но и ты, — сокджин запнулся на секунду. — прости меня. то, как я сказал те слова, было неправильным. как старший, я должен был быть осторожнее в своих выражениях.

— не стоит, всё нормально, хён. я всё понимаю, я был так себе другом.

— ты опять специально говоришь такое, чтобы я тебе переубеждал?

— возможно.

— это что, ты сейчас флиртовал со мной?

— я кладу трубку.

— нет, постой!

— что такое?

и снова — привычное молчание. комфортное, не обременяющее. как возвращение Домой.

— мы помирились?

— а разве мы ссорились?

— верно, — сокджин вновь глупо улыбнулся. который раз за этот телефонный разговор.

— что ж, увидимся завтра на работе?

— сокджин-хён, — чуть поспешно окликнул юнги. прощание застало его посреди раздумий, сказать или не сказать, но в итоге он решился на первый вариант.

и юнги говорит негромко:

— знаю, я поздно, но всё же. с днём рождения. и с рождеством тебя.

— спасибо, юнги-я. и тебя. с рождеством.