Стрекотание сверчков и кваканье лягушек слились в единую симфонию спокойствия и умиротворения. Алкоголь приятно ударил в голову, и Сейшу сделал ещё один глоток хорошего белого вина, чувствуя, как по всему телу разливается блаженное спокойствие.

Доракен наклонился и невесомо коснулся губ возлюбленного своими. Провёл носом по шее, вдыхая сладковатый запах какого-то дорогого парфюма, из раза в раз сносящего ему башню, приобнял за талию, ненавязчиво привлёк к себе, заглядывая в светло-зелёные глаза. Они мерцали в скудном свете свеч, расставленных едва ли не по всей комнате, мерцали нежной любовью и бесконечным обожанием, и сердце в груди Кена невольно перевернулось.

— Чего ты так смотришь? — спросил Сейшу и мягко рассмеялся, заправляя за ухо тёмную прядь возлюбленного.

— А ты? — Доракен поймал его ладонь и прижал к губам. — У меня внутри всё оборвалось.

— Почему?

— Эти щенячьи глазки, — влюблённый взгляд подёрнулся шутливой укоризной. — Нет, серьёзно, это сводит с ума.

— Я всегда на тебя так смотрю, спасибо, что заметил.

— Да ну? Неправда, — Рюгуджи подался было вперёд, чтобы поцеловать, но Сейшу уклонился, сверкнув хитрой усмешкой. — Эй!

— Ты оскорбил меня до глубины души, никаких поцелуев, — Инупи скользнул ладонью по внутренней стороне бедра Кена, заставив того выдохнуть сквозь сжатые зубы.

— Это слишком жестоко, — проскулил он. — Я жить без них не могу!

— Можешь.

— Ты-ы садюга, — нежно протянул Доракен, вновь порываясь украсть хоть маленький чмок, но Сейшу мягко остановил его, положив ладонь на грудь и пресекая любые действия.

Колкость была пропущена мимо ушей, да и сам Рюгуджи тут же забыл о ней, когда Инупи плавно, будто невзначай, стянул с плеч кардиган, продолжая смотреть возлюбленному в глаза. В следующую секунду растерявший остатки бдительности Кен оказался опрокинутым на простыни — поверженный, хохочущий и очень-очень счастливый.

Тёплые ладони юрко залезли под толстовку и медленно огладили рёбра. Доракен вздрогнул, коротко вздохнув, потянулся к лицу Сейшу и скользнул по щеке кончиками пальцев; тот прикрыл глаза и безмятежно улыбнулся.

— Распусти волосы, — попросил Инуи.

— А? — Рюгуджи кое-как сфокусировал на нём взгляд, подёрнутый пьяной пеленой.

— Мне нравится, как они рассыпаются по подушке.

Вообще-то Доракена очень сложно смутить, но в ту секунду щёки его вспыхнули алым (это просто из-за выпивки, ничего такого). Косу он всё же распустил.

— Умница.

Не улыбаться, видя своего мужа над собой, было невозможно. Доракен нашарил чужую ладонь и прижал к губам, пока Сейшу плавно двигал бёдрами, опираясь о ковёр на стене.

— Аккуратнее, — вдруг шепнул Рюгуджи. — Там гитара висит, не дай бог упадёт.

— Чт— Господи, Кен.

— М?

Инупи наклонился к самому лицу возлюбленного, обдав (всё ещё красную) щёку горячим дыханием:

— Ты такой заботливый, я готов кончить прямо сейчас.

— Блять, Сейшу...

Тот приложил палец к чужим губам, призывая к молчанию. Доракен лизнул его кончиком языка.

— Если бы ты знал, как я люблю тебя, милый.

А он знал. Кому, как не Кену Рюгуджи, знать, что такое любить — отчаянно, страстно, — любить так, что ноги подкашиваются, а сердце долбит под двести, любить и утопать в этой любви с головой и — добровольно.

— Помедленнее, — Кен со звонким чмоком разорвал поцелуй и посмотрел возлюбленному прямо в глаза. — Хочу чувствовать тебя всего.

Кто бы знал, какая это честь — быть его. Мужем, любовником, партнёром, лучшим другом, собутыльником — за столько лет всего и не счесть. Но кем бы Кен ни был — он любил и был любимым.

А сейчас его любят так, что под веками взрываются фейерверки.

— Посмотри на меня, — выдохнул Сейшу, непроизвольно ускоряясь; тихонько вскрикнул, почувствовав, как Доракен сжал его в себе. — Пожалуйста, милый.

В тёмных глазах — бездна, за несколько лет начавшая смотреть на него в ответ, но это отнюдь не пугало, лишь распаляло — вот как сейчас.

Высокий стон в плечо, пока короткие ногти царапают спину, а крепкие бёдра сжимают Сейшу меж них; влажный долгий поцелуй с тихим «люблю», как бы невзначай скользнувшим с губ; тяжело вздымающаяся грудь под ладонями и всё ещё кричащие где-то вдалеке лягушки, по всей видимости благословляющие этих двоих.

— С днём рождения, моя любовь.

Короткий смешок и ещё один поцелуй — смущённый, смазанный, куда-то в изгиб шеи.

Гитара удивительным образом осталась на месте.