Постель была мягка, а ночь — тиха и тепла, запах омеги рядом приносил успокоение. Юнги быстро заснул, разморенный водой, ужином и сладкими беседами. О чём ещё мог мечтать такой, как он, что вырос в грязи и нищете? Засыпая, он ещё раз вспомнил своего дорогого отца и понадеялся, что, наблюдая за ним с небес, папа счастлив, что его дети всё-таки нашли своё местечко в мире, пусть вдали от родного дома, пусть не вместе, но они построили свою жизнь. Может быть… папа действительно был бы счастлив, узнав, что Намджун такой хороший. Может, если бы они познакомились, они бы обязательно друг другу понравились, может… если вспомнить, то кажется, будто улыбка Намджуна немного похожа на улыбку папы. Воскресив в памяти давно истёртое временем лицо, Юнги сам себе улыбнулся — кто-то когда-то говорил ему, что люди ищут в своих возлюбленных приметы лиц тех, что приносили им счастье.

— Папа, — позвал он. — Ты в самом деле счастлив?.. Поэтому ты отдал ей всё деньги?.. неужели ты правда сказал «слава небесам, мои дети в порядке»?..

— Мне было так страшно, Юнги. Ты знаешь? Что значит уходить в неизвестность в одиночестве? Чувствовать, как тело немеет, как слабеет дыхание, как темнеет в глазах, и видеть лишь плесневелый потолок своей хижины?..

Юнги проснулся от удушья. Что-то мешало ему дышать, словно руки сомкнулись на шее, и он с трудом протолкнул воздух в лёгкие. Грудь и живот горели огнём, голова раскалывалась, и перед глазами всё плыло, от каждого движения под веками вспыхивали цветные круги. Альфа схватился за горло, растирая его, паника захлестнула его, и он ринулся к Намджуну, расталкивая его.

— Намджун? Намджун, Намджуни, проснись! — слёзы от испуга полились против воли, и Юнги выдохнул облегчённо, когда понял, что с омегой всё в порядке, он дышал и не испытывал никаких трудностей.

— Юнги? Что случилось? Ты плачешь?..

— Я… хах… — Юнги схватился за горло. У него не получалось объяснить, что происходит, и пальцы не слушались, казалось, что-то действительно решило утащить его на тот свет.

— Юнги! — Намджун встряхнул его, но альфа мог только таращить глаза в попытке дышать.

— Дышать, — он постучал по шее ребром ладони. — Никак… вода, вода! Это во-…

Дальше перед его глазами всё потемнело, и он почувствовал, что мир ускользает от него.

Пришёл он в себя только в лазарете. Белый свет постепенно проступил перед его глазами, хотя всё двоилось и пульсировало цветными кругами. Грудь всё ещё горела, но дышать стало несравнимо легче, хотя воздух врывался внутрь со странным присвистом.

— Живой, живой, — Намджун огладил его по щекам и положил ладонь на грудь альфы, словно боялся, что тот снова перестанет дышать.

— Мин Юнги, можете говорить? Как зрение?

— Как будто мне в глаза воткнули фейерверки, — просипел он. — Что за чертовщина со мной произошла?

— Всё хорошо, — Намджун взял его за руку. — Я объясню, можете идти, благодарю вас, — он кивнул лекарке, и та поспешила к другим пациентам. Подняв голову, Юнги обнаружил, что их в лазарете значительно прибавилось.

— Боже… кажется, влюбляться в молодых господ действительно опасно, — прохрипел Юнги, морщась. Голова трещала так, словно её использовали вместо гонга и как следует вдарили колотушками.

— Я позвал врача, и тебя реанимировали, — сказал Намджун, тиская его ладонь. — Как ты понял, что это вода?..

— Я и сам не знаю, — Юнги коснулся своего лба, мокрого от пота. — Просто… ты был в порядке, а до этого я только пил воду на кухне и… а остальные? Они живы?

— Они в порядке, это просто лёгкое отравление, и всех во дворце тут же подняли на ноги, чтобы найти пострадавших, — Намджун поджал губы. — Просто… алкоголь усиливает действие яда, поэтому… боже, я чуть тебя не угробил…

Он уткнулся лбом в их соединённые руки, испуганно шмыгая носом.

— Намджуни, ты всех спас, — Юнги ущипнул его ласково за щёку. — Меня и остальных.

— Это ты всех спас, — всхлипнул омега. — Если бы не те остатки, которые ты купил на свои последние деньги, половина внутренних служб провалялась бы со слабостью, как минимум, и с параличом, как максимум, до вечера, пока не привезли бы нужные лекарства! Всё погрузилось бы в хаос. Виновника нашли, воду уже обезвредили. Благодаря тебе нашли источник яда и быстро поняли, как лечить отравление.

— О боже, — Юнги закрыл глаза. — Не день, а какой-то кошмар. Что за кошмар.

— Ну отходи меня чёрт морской сзади и спереди! — эмоционально сообщил Минхо. Юнги вздрогнул и снова раскрыл глаза, приподнимаясь на койке и заново осознавая, что находятся они в лазарете, а не где-то ещё, и их, всё ещё в одних исподних одеждах, трепетно держащихся за ручки, прекрасно видят все, у кого есть глаза, особенно его друг.

— О-о чёрт, — Юнги зажмурился и отвернулся. Намджун снова сжал его ладонь.

— Юнги, — позвал он.

— Я в порядке, — тут же отозвался альфа. — Как ты?

— Всё хорошо, — взволнованно ответил Намджун.

— Нервничаешь, я тоже, — тихо проговорил ему Юнги.

— Когда мне сказали, что с тобой всё будет хорошо, я перестал понимать, что мне дальше делать, — признался омега. — Я уже здесь, я просто… не знал, кому можно доверять. Я не знаю. Странно себя чувствую.

— Спасибо, что остался со мной, — Юнги осторожно подвигался. — Ложись рядом.

— Ты уверен? Ты точно в порядке?

— Да, даже голова уже почти не болит, — соврал Юнги. — Ощущения, как от жёсткого похмелья.

— Может, тебе чего-нибудь принести? — Намджун осторожно переполз на постель.

— Глупости. Не хватало ещё, чтобы благородный господин бегал по желаниям слуги.

— Опять ты начинаешь, — омега снова шмыгнул носом.

— Ну правда же…

— Познакомишь меня со своим другом? — неловко улыбнулся Намджун.

— С Минхо? — Юнги обернулся к товарищу, не подававшему вида, но всё ещё ожидающему каких-нибудь объяснений или оправданий. — Минхо, как Тэмин? Он не пострадал?

— К сожалению, — альфа вздохнул и кивнул на другую половину, отгороженную ширмой. — Мне сказали, что он в порядке, но спит глубоким сном.

— Это Минхо, про которого я говорил, — Юнги кивнул головой на него. — У которого жених Тэмин.

— Ах, точно, — пробормотал Намджун. — Да, я много о тебе слышал, Минхо.

— Ну, а это…

— Я знаю, кто это, Юнги, — простонал Минхо. — Даже не знаю, что и сказать…

— Да уж, это ужасно неловко, — сдался Намджун.

— Согласен, — вздохнул Юнги. — Что будем делать со всеми этими людьми, которые нас видели? Утопим?

— Давай оставим Минхо, он симпатичный, — Намджун надул губы, подползая к нему на коленках.

— Ну, по крайней мере, большая моя часть, — Минхо вяло поднял обожжённую руку, скривившись от боли. — Всё не так уж страшно. Большинство уже спит.

— Главное, чтобы мой отец не прознал об этом, по крайней мере, в ближайшее время, — покачал головой Намджун.

— Ты останешься?.. — вырвалось у Юнги.

— Меня могут прогнать в любой момент, — вздохнул омега и взял в ладони запястье возлюбленного. — Тебе всё ещё нужно поспать. Я пошлю весть Чонгуку о том, что произошло, он должен оставаться в курсе. Я…

— Чш, подожди, подожди, — Юнги попытался сесть на постели, спровоцировав новую вспышку головной боли. — Ты помнишь, что я хотел сделать?..

— Я найду для тебя подходящий наряд, — тут же сориентировался Намджун. Альфа кивнул.

— Мне приснился сон… с моим папой. Он душил меня… поэтому я проснулся. Я запаниковал. Я испугался, что ты тоже умираешь.

Намджун положил ладонь на его плечо.

— Это неправда. Это неправда, он… не сделал бы так, Юнги, и… даже так, ты успел сделать всё, что мог. Скажи мне, ты будешь в порядке?

— Я постараюсь.

— Если это тебе необходимо, я не уйду, — со всей готовностью сказал Намджун.

— Всё в порядке. В конце концов, я буду не один. Мы с Минхо составим друг другу компанию, — альфа кивнул на своего друга и слабо улыбнулся. — Тебе не полезно торчать в лазарете.

Намджун с сомнением насупился, но тем не менее поднялся, вынул ту ленту, что подарил Юнги, и положил её альфе на колени.

— Вот, пусть с тобой будет. Я захватил на всякий случай.

— Мхм, — Юнги улыбнулся. — Спасибо тебе. Спасибо.

— Даже не думай меня ни за что благодарить, — погрозил ему пальцем омега. — В случае чего не медли и посылай за мной или за… впрочем, ты и сам разберёшься.

Он в последний раз сжал руку Юнги.

— Спокойной ночи. Поправляйся.

Он нехотя оставил альфу в лазарете. Лекарка проводила его, после чего дала Юнги сонного напитка, чтобы он спокойно проспал до утра, но перед тем, как улечься, он ещё немного поговорил с Минхо.

— Как он отличается, — заметил тот. — Само изящество, да пальчиком, смотри-ка, качает… вот они, манеры!

Юнги неловко усмехнулся, вспомнив, как Намджун ему рассказывал про испорченный алтарь и почти уничтоженные фрески из храма.

— Я… не знаю, что сказать, — он развёл руками.

— А что тут говорить. Чтобы господам понравиться, милой мордашки мало, нужно какой-то уровень соответствующий показывать, — махнул рукой Минхо. — Думаешь, я не понимаю, какой ты образованный? Меня хоть в какие шелка обрядить, посадить рядом с таким божеством, у меня даже язык не повернётся что-то сказать… и не подумаю сказать, что тебе повезло. На этого омегу у всей страны грандиозные планы, и даже если вдруг каким-то чудом вы будете вместе, ты даже не сможешь взять его замуж… да и семье его ты вряд ли понравишься.

Юнги замер, сжимая в пальцах покрывало. Слова Минхо прозвучали как звон разбившегося стекла.

— Я… не смогу? — разбито вздохнул он. — Я не смогу?

— А разве ты не знал? — с жалостью спросил Минхо. — Не проводят обряд между местными и иностранцами. Ты чужак, поэтому за тебя ни одна семья не выдаст своё дитя. Мне жаль, Юнги… если ты думал, что сможешь взять в супруги благородного омегу, то лучше оставь эти мечты. Многого можно добиться своим трудом, можно найти свою половинку, но есть вещи… которых нельзя достичь. Ох, Юнги… прости меня, я так тебя расстроил, мне так жаль… Ты правда хотел позвать господина Кима испить из брачного кубка?

— Он такой чудесный, правда? — беспомощно улыбнулся альфа. — Он удивительный… я пытался удержаться и напоминать себе, где моё место, это невозможно.

— Ох, мой бедный. Ну он же на тебя так смотрит. Сидел тут, за ручку тебя держал… так переживал, лекаркам проходу не давал даже.

— Ты прав, Минхо. Какой родитель вообще благословит сына на брак с нищим без роду, без племени, — покачал Юнги головой. — Замечтался я.

— Ну, даже если не так, то кто знает, как выйдет, — утешил его друг. — Чёрт с ним, с этим благословением. Разве красавец Моннён спрашивал разрешения своих родителей, чтобы взять в жёны свою верную Чхунян? Он полюбил её, хотя был аристократ, а она была дочерью кисэн, и они были счастливы. А и без брака можно жить порядочную и счастливую жизнь.

— Что-то мне не очень хочется оказаться на месте верной Чхунян, — хмыкнул Юнги. Минхо, видимо, так расстроился, что разочаровал товарища, что принялся убеждать его чуть ли не хватать благородного господина в охапку и бежать на край света. Под его предложения и планы Юнги и заснул, подложив себе под щёку свою драгоценную ленту, и на сей раз заснул крепким сном до раннего утра, пока его не разбудила лекарка.

К счастью, яд оказался несильным и больше всех от него пострадал Юнги — он начинал действовать, когда человек засыпал, а до той поры не проявлял себя, но к счастью, опасным для жизни он не был, если не совместить его с изрядной долей вина, и его было легко нейтрализовать и в воде, и в теле человека. Большинство тех, кто посреди ночи почувствовал недомогание, просто доспали ночь в лазарете и к утру уже были вполне на ногах, не такие выспавшиеся и отдохнувшие, но и не разбитые и парализованные, как того желал злоумышленник. К счастью, большая часть больных спала, и всех из оставшихся Юнги знал, поэтому неловкости он опасался больше, чем вреда. Ни Ынсу со своими собратьями, ни остальные ничего не подозревающие коллеги в этой ситуации не стали бы вредить Юнги, поэтому временно можно было почувствовать себя в безопасности. Вернувшись в служебный двор, Юнги убедился, что ситуация под контролем и никаких подстав в ближайшее время не предвидится, убедил всех в том, что он здоров, погрозил пальцем, кому надо, и раздал список задач. Заручившись поддержкой госпожи Кан и госпожи Сэн, он смог убедиться, что в покоях Чон Гэм сейчас никого нет, и самое время проведать их.

— Что это?

Он развернул сверток, что ему дали. Там была одежда, туфли, украшения и ещё что-то длинное и чёрное.

— У господина Мина коротко остриженные волосы, — сказала госпожа Сэн. — Господин Ким велел передать вам, что женщины с женской трети носят на голове свёрнутую в узел косу, и передал вам женскую причёску. Мы поможем вам одеться и заколоть… волосы.

— В прошлый раз он обрядил меня омегой, а теперь — женщиной? — жалобно спросил Юнги.

— У вас узкие запястья и изящное лицо, — сказала госпожа Кан. — Вам непременно подойдёт это платье.

— Вот затейник, — проворчал Юнги. Девушки помогли ему переодеться в укромном месте, убрали ему длинную причёску заколками и лентами, снабдили ценными сведениями о женской трети и расположением комнат на случай, если они разделятся. Если же кто-то спросит, кто это и что делает, Юнги уже подготовил легенду — она новенькая служанка, которая не умеет говорить и бегает по поручениям непосредственно самой госпожи. Немые личные слуги — не такая уж и редкость, и Юнги это было на руку, ведь вздумай он заговорить и сразу стало бы ясно, что под платьем служанки прячется альфа. Последним штрихом стало ароматное масло, что он втёр в свою шею и запястья, чтобы скрыть запах.

— Постарайтесь не волноваться, если вы не будете контролировать свои феромоны, духи вас не спасут, — предупредила госпожа Сэн. Юнги кивнул и отправился на женскую треть, в ту часть, где располагались покои госпожи Чон.

Как член семьи императора, она имела своё место во дворце, но, так как вышла замуж, жила она преимущественно в поместье своего мужа, а после его кончины получила его в свои руки. И тем не менее, свой родной дом Чон Гэм никогда не забывала и проводила в замке пару ночей в неделю, а иногда и задерживалась на целые недели. Юнги был уверен, что, если хорошенько простучать тайники в её покоях, можно найти что-нибудь ценное и весомое.

Ему никогда раньше не доводилось бывать на женской трети, но девушки тщательно и подробно объяснили ему, как всё расположено. Шёл Юнги с уверенным видом, сразу понятно — по поручению, а если случалось так, что его останавливали, он показывал заранее заготовленную записку. В женской одежде ему было непривычно и немного неудобно, а тяжёлые накладные волосы здорово тянули голову, но он старался не подавать виду и копировать походку и выражение лица служанок, что попадались ему на пути. С его костюмом ему удалось затеряться среди них, и, наконец, он попал в нужное крыло — для женщин императорской семьи.

Крылом назвать это было бы лишком скупо — каждая девушка из императорской семьи жила в своих покоях в этом особняке, у каждой был свой небольшой двор прислуги и личное пространство. От остальных помещений женской трети крыло огораживалось невысокой каменной оградой и живописным садом с мостами, между которыми плескалось море. Утром и вечером вода уходила, превращая сад в парящий над пропастью остров, что лично Юнги считал немного жутковатым.

Сейчас внутренний двор был пуст, не считая служанок, что сидели на страже у дверей. Показав им записку, Юнги попытался проникнуть внутрь — через некоторое время эмоционального размахивания руками и односторонних разговоров его всё же впустили внутрь.

Много времени у него не было, к тому же, было нельзя шуметь. Подобрав свои юбки и подвязав их поудобнее, Юнги принялся прощупывать все подозрительные места. У него был с собой замаскированный набор отмычек от Чимина, но он не был так искусен с ними, так как уже давным-давно ни у кого не воровал, да и вскрытие замков не выйдет тихим.

Юнги прошёлся по комнате мелкими шажками, прощупывая, где и как прогибаются половицы, зная, что снаружи девушки прислушиваются к нему, только и ожидая повода, чтобы ворваться и выгнать подставную служанку взашей. Конечно, в первую очередь следовало было проверить постель и стол, но такие места Юнги считал очевидными и ненадёжными, там бы прятали что-то неопасное, вроде личных вещей, драгоценностей, а вот доказательство государственной измены… такие вещи прячут глубоко, в полах и стенах, замуровав предварительно в бамбуковую трубку, запечатанную со всех сторон бумагой и воском, чтобы в случае вскрытия тут же об этом узнали.

Наконец Юнги нашёл досочку, немного более истёртую, чем другие, в стене у рабочего стола. Она была неочевидна и закрыта шкатулкой с письменными принадлежностями, но Юнги, отодвинув её, увидел, что на дереве заметны следы ногтей, отдиравших когда-то неподатливую заслонку. С первого и со второго раза у него не получилось открыть дверцу, с третьего — панель поддалась, и Юнги, подцепив её уже пальцем, медленно потянул на себя, предусмотрительно ожидая ловушку. Шорох дерева и едва слышный скрип потайных петелек заставляли кровь холодеть — снаружи буйствовала весна, цвёл дворец, каждый торопился по своим делам, царил шум и гам, а в этих полутёмных покоях Юнги, почти лежа животом на господском столе, пытался забраться в тайник тётки императора… Скажи ему кто об этом месяц назад, и он не поверил бы своей безрассудности! Но сейчас казалось, что именно это может им помочь… Страх, что его могут застать здесь, схлёстывался с воспоминаниями о сцепленных руках Намджуна и Чонгука и их взглядах, полных безмолвной поддержки и надежды, о Минхо на больничной койке, о раздорах в его дворе, о безвинно пострадавших от яда людях и о той любви, которая пульсировала внутри него, которая будет беспощадно растоптана, если он не сконцентрируется и не вынесет той отвественности, что сам взвалил на свои плечи.

Дверца мягко отворилась. Ловушек внутри не было, как не было и бамбуковой трубки, запечатанной воском и бумагой. Вместо этого там стояла ещё одна шкатулка, подобная тем расписным драгоценным коробочкам, что стояли на столе. Эта была закрыта на замок.

Юнги чертыхнулся. Доставать или нет? Открывать или нет?..

Шкатулка находилась внутри не так давно — она уже покрылась слоем стенной пыли, но не такой толстой, что была на дне тайника. Что может быть лучшим маяком, чем пыль? Одно прикосновение, даже резкое движения рядом, и будет видно, что внутри побывал чужак.

Юнги запалил светильник и осторожно поднёс его к дверце, изучая замок. Он был куда меньшей проблемой, чем пыль, даже если Юнги, подцепив ногте крышку и отомкнув замок, смог бы открыть шкатулку, потом её следовало бы закрыть, а для этого необходимо приложить некоторое усилие.

Прислушавшись к происходящему за дверями и окинув взглядом силуэты за бумажными рамами, Юнги решил рискнуть.

Он вытащил пару заколок из своих кос и снял колпачки, обнажая острые инструменты, а зубами зажав лампу. Ему нельзя было сдвигать шкатулку. Ему нельзя было шуметь, ему нельзя было трогать всё, что внутри тайника, нельзя было даже выдыхать слишком резко, чтобы не задуть едва теплящееся пламя и не поднять пыль в воздух.

Отмычки издавали едва слышный скрежет, который Юнги пытался замаскировать за шелестом своих юбок, плавно покачивая свисающей со стола ногой туда-сюда. Несколько минут мучений и послышался нежный щелчок. Альфа едва сдержал вздох облегчения и осторожно приподнял ногтем крышку.

Он лежал там, он был уверен. Проложенный парой слоёв чистой бумаги, он был там. Второй рукой Юнги подцепил верхние листки и обнажил то, что он искал — соглашение. Он вытащил его и развернул во всю ширь. Алым были выписаны имена, что он прочитал, образовывая круг, и на каждом из них припечатался сверху узор бороздок на пальцах. Это было оно, Намджун был прав! Сколько же здесь людей, но… Сколько на самом деле министров и чиновников участвует в сговоре против императора?

Юнги стиснул бумагу, всматриваясь в записи. Ему нужно это!

— Госпожа, она внутри! Поспешите!

Юнги вздёрнул голову. Снаружи послышался торопливый топоток и женские голоса. Он не успеет уйти!