К счастью, во дворе всё было нормально. После того, как он выявил шпиона Чон Гэм, тот больше не пытался чинить ему препятствия, и даже разболтал пару секретов, которые уже не имели большого значения. Убедившись, что он контролировал всё, что мог контролировать, Юнги снова навестил Минхо в госпитале. Тот чувствовал себя лучше, его рука покрылась корками и пузырями, но болела уже не так сильно, больше чесалась. Тэмин забегал к нему, чтобы окружить хлопотами своего благоверного, после чего снова убегал, оставив им обоим просто гору еды: обычно им приходилось есть быстро, но сейчас торопиться было некуда и они оба старались растянуть удовольствие. Излишки Юнги прихватил во двор, когда Минхо уже признался, что больше не сможет съесть ни крошки.

— Если я каждый день буду так питаться до самого своего выздоровления, то из лазарета ты меня выкатишь, — сказал он. — Мне даже пока двигаться нельзя, чтобы пузыри не лопнули. Лекарки говорят, что пока жидкость внутри, тело само себя лечит. А если они лопнут и кожа снова потрескается, то внутрь может попасть грязь и тогда рука у меня вообще может почернеть, и тогда либо её отрежут, либо сама отвалится! Поэтому даже чесаться нельзя.

— Ну, это тебя страшат, чтобы не чесался, — усомнился Юнги. — Но тебе правда лучше не трогать руками ожог.

— Не больно-то и хотелось! Во сне даже не повернуться, — вздохнул альфа. — Во дворе дела нормально?

— Всё хорошо. Ребята меня слушаются, поначалу, конечно, не без изъяна, но сегодня уже нагнали всё, что упустили. Не тревожься.

Юнги решил не волновать Минхо понапрасну и не рассказал ему ничего из того, что происходит, а когда друг хотел завести разговор об отраве, о заговорах и интригах, Юнги уводил его от этой темы куда подальше, пока лекарки не велели им сворачивать разговоры. Забрав остатки угощения, Юнги потрусил во двор, где он определил ребят на ночное дежурство, раздал угощение, ополоснулся наконец и устроился спать.

Утро встретило его ударами тяжёлых кулаков по дверям.

Ещё даже не успело рассвести, как во двор ворвалась стража. Поднялся шум на весь двор, со всех служб вытаскивали людей прямо из постелей, под общие крики всех поставили во дворе в шеренгу. Вытащили и Юнги.

— Хён, за что?!

— Куда вы его тащите?

— Почему вы хватаете этих людей?!

— Объясните, что происходит?

— Что это такое? Пустите!

Сонный разум Юнги ещё не совсем пришёл себя, как его куда-то потащили.

— Поднимайся, прихвостень!

Вдруг запаниковав, альфа побежал прочь, в голове, словно пожар, вдруг вспыхнули самые разнообразные страхи — переворот, война, чистка, месть!

Его тут же сбили с ног — куда ему тягаться со стражей! — и скрутили, дополнительно сунув под дых кулаком пару раз для острастки. Глаза заслезились, от боли под рёбрами затошнило, и горло снова засаднило удушьем, и кое-как он дошёл, куда его довели.

Всех их выстроили в ряд и связали одной верёвкой.

— Эти люди — предатели, объединившиеся под гнусной эгидой захвата власти! — объявил один из стражников. — Они помогали плести заговор против императора, намеренно вносили разлад в работу двора и вредили своим товарищам! Стыд и позор!

Снова послышались крики, среди которых Юнги услышал крик Ёнхо.

— Это неправда! Это неправда, Юнги не такой! Хён!

— Скажи Минхо! — крикнул альфа. — Беги и скажи Минх…

Его ещё раз ударили, так, что в глазах потемнело.

— В казематах разберутся, кто такой, а кто не такой, — хмыкнул стражник. Верёвку дёрнули, и они все побрели. Юнги поднял голову и огляделся — у него не было возможности даже протереть глаза, но тревога в душе улеглась, как только он вспомнил, что отправил Ынсу в ночное дежурство. Не иначе как его первым схватили и выпытали все имена, которые паршивец знал — а Юнги был среди них. Иначе, как его могли заграбастать тоже, Юнги даже и не представлял. И всё же, это значило, что всё закончилось хорошо: заговор вскрылся, а зачинщики обезврежены. Чонгук и Намджун в безопасности, а тётка Чон наверняка тоже наказана по всей строгости. Юнги попытался успокоиться. Чонгук не станет отправлять всех на плаху или на виселицу, он не такой. У Юнги ещё есть шанс спасти свою шкуру.

Их заперли за решёткой в подземельях дворца. Юнги знал об этом месте, но вот оказаться ему здесь пришлось впервые. Больше всего он боялся пыток — он не выносил боли, да что там, он и страха боли не мог выносить, не говоря уже о пытках. Оглянувшись, он увидел таких же бедолаг: кто-то сжался в углу в комочек, боясь, что его поведут на допрос первым, кто-то звал на помощь кого-то, кто-то кричал, что это ошибка, кто-то молча смирялся с судьбой, кто-то плакал и стенал. Здесь, в казематах, все были без разбору, любого статуса, любого пола и возраста. В клетках напротив Юнги рассмотрел господ в дорогом белом исподнем ханбоке — не иначе как провинившаяся знать.

Время ползло медленно, как улитка. Только раз им дали напиться воды, но Юнги опасался прикасаться к этой воде — всё же он не хотел возвращаться ещё больше туда, откуда с таким трудом выбрался. Но если он пробудет здесь сутки, надолго его не хватит — и он станет есть и эту еду, и пить эту воду, и мочиться под себя, чем тут явно не брезговали. Вонь, темнота, крики и стоны, несвязное бормотание узников и, хуже того, страх и неизвестность, давили со всех сторон. Отсутствие солнца и вообще хоть какого-нибудь окошка не давали понять, сколько времени прошло, казалось, что миновали уже целые сутки — неужели никто не добежал до Минхо? Он мог бы передать весточку с Тэмином, он же догадается послать за молодым господином кого-нибудь…

Дверь в клетку распахнулась, и внутрь швырнули трясущегося и мокрого насквозь Ынсу. Тот поспешно подобрался и кое-как отполз в сторону, забиваясь в уголок. Завидев Юнги, он затрясся от страха ещё сильнее, но казалось, он был более-менее в порядке: ногти целы, зубы на месте, руки и ноги не сломаны, пара кровоподтёков и ссадин да разбитая губа.

— Эй ты! Ты, в углу! Этот паршивец сказал, что ты работаешь на Чон Гэм? А ну выходи!

Юнги не сразу понял, что обращались к нему, пока другие узники сами не начали толкать его к выходу, опасаясь, что гнев надзирателя падёт на них.

— Я?..

Когда он понял, что черёд дошёл до него, душа ушла в пятки, и время, которое тянулось так долго, вдруг понеслось резвее жеребца. Юнги вовсе не хотелось оказаться на месте Ынсу, пусть даже ему там и не сломают пальцев и не раздробят зубы.

— Это какая-то ошибка, — затараторил он в попытке оттянуть свою участь. — Я вообще здесь по ошибке, не работаю я ни на какую Чон Гэм, я вообще не местный!

— Смирно! — рявкнул кто-то, и все солдаты, находившиеся в подземелье, застыли; только тот, что уже зашёл за Юнги, вытащил его, крепко стиснув предплечье узника, и закрыл клетку.

Сверху спустилась процессия: первой с лестницы сошла стража, затем, в исподнем платье и с распущенными волосами, появилась Чон Гэм. Губы её, бывшие алыми и смешливыми, теперь оставались плотно сжатыми и бледными, лицо казалось резко состарившимся, но глаза метали бешеные молнии, словно у разъярённой хищницы.

— Вот сейчас и узнаем, — сказал стражник. — Чон Гэм, знаешь ли ты этого человека?

Женщина взглянула на Юнги, которого сунули специально под тусклый свет светильника. Мгновения ей хватило, чтобы понять ситуацию.

— О нет! — взвыла она, заламывая руки. — Отпустите его! Он ни в чём не виноват! Он тут ни при чём!

— Ах ты старая ведьма! — разъярился Юнги. — Послушайте, она это нарочно! Ты знаешь, что я нашёл твой тайник! Это был я!

— Пошёл!

Его ткнули в загривок, и он чуть не взрыл носом землю казематов.

— Стоять.

Прозвучавший голос был настолько властным, что Юнги едва его узнал, и повалился на колени. Мгла рассеялась, и, словно дуновение свежего воздуха, Юнги различил знакомый тонкий аромат и поднял глаза, чтобы насытить взгляд омегой. Своим.

Намджун шагнул с лестницы в сопровождении двух омег. Его косы были убраны в венец, широкие плечи укрывало платье с чёрно-пурпурной вышивкой, а на поясе висела чиновничья подвеска со знаком его власти.

Младший господин Ким вступил в должность канцлера.

— Юнги, иди ко мне, — Намджун сделал несколько шагов навстречу, чтобы помочь ему подняться, и альфа рванулся к нему, но чужие руки снова вдавили его в грязь.

— Молодой господин, мы ведём его на допрос.

— Я приказываю отпустить его, — голос Намджуна похолодел. Стражник замялся, но затем продолжил с прежней уверенностью:

— Молодой господин, вы разве не понимаете? Это сообщник Чон Гэм, она только что созналась…

— Как ты смеешь?..

Голос Намджуна был не особенно громким, но передавил речь стражника, словно плита монолита. Температура в помещении, жарком и влажном, словно упала, мороз пробежался по коже.

— Как ты смеешь заставлять канцлера Когурё повторять приказ? — голос омеги был тих и спокоен, но обманчиво: только глупец не различил бы в его тоне бурлящее бешенство, придавившее всех внутри страхом, заставившим поджилки трястись, а головы — склониться.

— Я приношу свои извинения, молодой господин…

— К канцлеру Когурё необходимо обращаться «Ваша светлость», — проинформировал стражника сопровождающий Намджуна омега.

— Виноват, моло… Ваша Светлость, прошу прощения, этот нерадивый служащий умоляет наказать его…

— Юнги, иди ко мне, — Намджун снова протянул руку альфе. Тот бросился к нему, но вдруг остановился.

— Я… весь грязный… — неуверенно пролепетал он, обхватывая себя руками, но Намджун притянул его к себе и прижал к груди.

— Ты меня напугал, — выдохнул он, и страх Юнги растаял от тепла его голоса.

— Я и сам перетрусил, — признался альфа.

— Прости, что не пришёл раньше, — виновато улыбнулся Намджун, рукавом стирая пятна грязи с лица Юнги и приглаживая его волосы. — Всё хорошо. Всё закончилось, Юнги.

— Я вижу, — Юнги расплылся в улыбке.

— Спасибо тебе.

— Не вздумай меня за это благодарить, — тихонько пожурил его альфа. Намджун покачал головой:

— Я просто… так счастлив видеть тебя. Я так рад, что это ты.

— Я тоже счастлив тебя видеть. Ты выглядишь потрясающе.

— Правда? Чонгук сейчас будет, дай приведу тебя в порядок. Он тоже расстроится, узнав, что тебя бросили в темницу, дай хоть сделаем не такой несчастный вид, — Намджун принялся поправлять его потрёпанную одёжку, приглаживать волосы и вытирать лицо, но только ещё больше всё перекосил, растрепал и размазал и в конце концов сдался. Со стороны лестницы послышался шорох, и следом раздался громкий возглас:

— Его императорское Величество, император Чон Чонгук прибыл!

С этим известием все склонились ещё ниже, чем были, чуть не попадав ниц. С шелестом одежд и едва слышным бряцаньем оружия в тюрьму явился император, сопровождаемый небольшой свитой. Юнги вытянул шею, чтобы выглянуть из-за широкого плеча омеги, и Намджун нежно сжал его ладонь, привлекая к себе и отходя в сторону.

— Мы уже издали указ о вашем отстранении от должности, — проговорил Чонгук, смерив взглядом всех скучковавшихся заговорщиков, включая свою незадачливую тётку. — Как нам следует поступить с вами?

— Ваше Величество!

— Пощадите!

— Умоляем о помиловании!

— Разве нашего низвержения недостаточно?

Они всё продолжали умолять и бить челом, простирая руки по земле и пачкая белоснежные рукава своих одежд, но Чонгук вёл себя так, словно никуда не торопился: он повернулся к Юнги и Намджуну, дав знак слугам.

— Ты в порядке, друг? — спросил император Юнги. — Прости меня за страх, что ты испытал. Я не подумал, что ты мог оказаться под ударом.

— Разве вы… не допускали мысли, что я могу быть двойным агентом? — спросил Юнги, украдкой всё ещё пытаясь придать себе достойный вид.

— Допускал, — кивнул император. — Я был бы глупцом, если бы верил целиком и полностью каждому. Но риск того стоил. Я всё ещё думаю, что неплохо разбираюсь в людях.

— Какое наказание их ждёт? — спросил Юнги, покосившись на камеру, в которой стенали и умоляли о прощении не менее полуторы дюжины человек.

— Посмотрим. Хотите остаться? — спросил Чонгук. — Или же лучше поспешить и отвести тебя в лазарет?

— Я не ранен, — поспешно проговорил Юнги.

— Я останусь, — вздохнул Намджун. — Моего отца тут нет, но он мог бы быть на их месте. Он мог бы быть здесь.

— Я останусь с Намджуном, — Юнги положил ладонь на плечо омеги и чуть сжал в жесте поддержки.

Чонгук кивнул. Слуги тем временем принесли небольшой столик и расставили на нём кувшин с вином, чарки, блюдо с фруктами, поднос со сладостями и орехами, шкатулку с благовониями и курильницу. Рядом были несколько лёгких ротанговых кресел, как раз по числу Чонгука, Юнги и Намджуна. Его Величество сделал приглашающий жест, сам уселся и принялся щёлкать орешками. Намджун сел следом. Вдвоём они являли картину неуместной пасторали в тёмных казематах, словно их вырезали с весеннего беззаботного полотна и вклеили в мрачный пыточный застенок. Юнги, поколебавшись, сел следом, позволяя своему же порядком измученному телу отдохнуть на подушках.

— Как же мы вас накажем, — неторопливо проговорил Чонгук, позволяя слуге налить вина в чарку и зажечь лампу. — Лишение вас должности — это закономерность, необходимый минимум. Разумеется, люди, сговаривающиеся за спиной императора, не могут занимать государственную должность. Ведь это люди, что не желают работать на благо государства. На ваше место найдутся более достойные претенденты. Кроме того, мы сняли с должности множество людей клана Ким, и Зал Советов нас в этом поддержал. Вы отстранены, но наказание? Его пока ещё не было. Большинство из вас — люди семейные. Держу пари, вы бы не хотели, чтобы это происшествие отразилось на вашей семье, особенно на детях, — Чонгук закинул пару орешков в рот и замолчал, полностью погрузившись в дегустацию. Никто не осмелился ни задать вопрос, ни возразить, ни начать умолять снова. Юнги невольно поразился тому, как император, не приказывая напрямую, мог заставить каждого из узников замолчать.

— Также думаю, что вы не хотели бы лишиться своего имущества и головы, — продолжил император. — О казни мы не заговариваем. Не переживайте, мы не тронем ни вас, ни ваших близких. Мы могли бы отобрать всё ваше имущество в пользу казны, передать всю власть другим назначенным на эту должность, и покрыть головы вашей семьи позором, после которого ни ваши дети, ни родственники до седьмого колена не смогут занимать государственные должности ещё в течение семидесяти лет. Справляйтесь, как хотите. Либо мы могли бы заставить вас отречься от семьи и сослать низшим работником на дальние острова, на границы или на рыбацкие лодки, но оставить вашей семье половину имущества и право не отвечать за ваши ошибки. В любом случае вам придётся принять на себя пятьдесят плетей и клеймо предателя империи. В остальном вы вольны выбирать. Завтра состоится суд каждого из вас. Можете огласить своё решение на суде. Скажите спасибо канцлеру, который обратил наше внимание на то, что, даже работая на рыбацких лодках, вы принесёте стране больше пользы, чем лёжа в урнах прахом. Что касается нашей дорогой тётушки…

Чонгук вздохнул, слегка нахмурив лоб. Видно, ему хотелось высказать уважаемой родственнице всё, что он о ней думал.

— Мы и наша царственная семья разочарованы в вас, Ваша Светлость. Мы лично поведали царственным родителям о том, что вы задумали и какими гнусными путями для этого пользовались. Вашу участь мы оставили на усмотрение вашего брата, нашего отца, только из уважения к нему, хотя известия о ваших проделках глубоко опечалили его. Вы останетесь в этих стенах несколько дольше всех остальных. Для того же, чтобы вам было не так скучно, мы приготовили подарок.

Чонгук вытащил из-за пазухи сразу три уже знакомых Юнги склянки. Чон Гэм, увидев все три, целых и невредимых, взглядом метнулась к уже источающей тонкий аромат курильницу, и вцепилась руками к металлические прутья, сжав зубы.

— Здесь, в темнице, запах сырости, пота, крови и человеческих испражнений, — холодно проговорил Чонгук. — Думаю, вам и вашей компании никогда не приходилось вдыхать столь душераздирающую смесь, да ещё так долго. Эти благовония несколько сгладят неприятные ощущения, что думаете, если я их добавлю? Думаю, стоит добавить побольше, чтобы вы забыли о том, где вы находитесь, и ваше ожидание прошло бы куда приятнее.

— Ваше Величество, прошу, — простонала Чон Гэм сквозь зубы. — Не надо… Умоляю, не надо, не делайте этого…

Её побелевшие худые пальцы в страхе сжимали прутья.

— Чего вы боитесь, Ваша Светлость? — спросил Чонгук, вынимая пробку из флакона. — Разве это не безобидная добавка? После неё вас ждёт разве что… лёгкое изнеможение.

— Осторожнее, кто знает, может, эта жидкость и без поджигания опасна, — предупредил Намджун.

— Ваше Величество, не надо… я всё поняла, я уеду, я отрекусь от имени, я… пожалуйста, не делайте этого со мной, не надо, я сделаю всё, что вы хотите, — трясясь от страха, забормотала Чон Гэм.

Чонгук помедлил, словно раздумывая.

— А что? Кажется, все, кто вас окружает — мужчины. Вы сами их выбирали. Сплошь весьма достойные мужи, всё же не рыбаки и торговцы с улицы. Разве не так вы хотели поступить с нами и нашим канцлером?..

— Я ошибалась, я сожалею, — Чон Гэм начала плакать, тряся решетку. Она была напугана до полусмерти и была так бледна, что казалась ожившим трупом. Юнги не мог не чувствовать удовлетворения от её этого вида.

— Конечно, я не буду использовать это, — хмыкнул Чонгук. — Хотя, может, и стоило. Может, мне спросить кого-нибудь другого? Намджун? Юнги?

— Может, я бы использовал это, если бы испытал какого-либо рода унижения со стороны Её Светлости, — хмыкнул Намджун.

— Да, может, и я тоже согласился бы, если бы меня, например, раздели бы догола и насмехались бы, рассматривая при этом, как экспонат, — вздохнул Юнги.

Чон Гэм замерла и разрыдалась пуще прежнего.

— Ваше Величество, — Юнги приподнялся. — Всё же это нельзя использовать, как наказание. В этом месте ещё много людей, которые могут пострадать, к тому же, это несколько… негуманно.

— Она хотела убить меня, — проговорил Чонгук, закрывая склянку пробкой. — И Намджуна. Я могу показаться хладнокровным, но я в ярости.

Его взгляд снова устремился на узников, и бормотание, плач и мольбы снова стихли, словно на людей наложили заклятье. У Юнги пошёл мороз по коже, и он понял, что эти люди большие счастливчики, чья жизнь висела на волоске, но не оборвалась стараниями Намджуна. Чонгук был убеждён, что заговорщикам необходимо снести голову с плеч за предательство.

— Вы, кажется, не заметили разницы между любым двадцатилетним мальчишкой и вашим императором, — тихо проговорил Чонгук, придавливая каждым словом к земле. От скрытой ярости в его голосе волосы вставали дыбом и кровь бежала по жилам медленнее. Юнги сжал ладонь Намджуна, всё же немного пугаясь такого императора, но мысль о том, что это защита его и его омеги, приободрила его и согрела сердце.

— Мы напомним вам о том, что случается с предателями империи, — император прикрыл глаза. — Наш царственный дедушка содрал кожу с трёх заговорщиков, а остальным дал яд. Наш царственный отец повесил более трёъ десятков нечистых на руку чиновников и сослал их семьи на дальние острова. Мы, нашей великой милостью, не только сохраним ваши никчёмные жизни, но и даём выбор. Если же кто-то захочет нас умолять передумать, что ж, мы всегда можем содрать с вас всех шкуру. Поэтому, если вы хотите снова раскрыть рот, выбирайте слова с осторожностью.

— Слава императору! — взревели чиновники, снова разбивая лбы о грязные полы темницы. — Да хранят небеса Ваше Величество, даруют Вам долгие годы жизни! Слава императору! Слава императору!

Чонгук, несколько раздражённо, положил руку на рукоять своего меча, и голоса стихли.

— Это меня утомило, — проговорил он. — Казнить бы их и дело с концом. Наслаждаться их страхом и мучениями… это не для меня. Я не такой человек.

— А я — такой, — пожал плечами Намджун. — Я насладился. Считай, что это подарок мне. Я прошу тебя: уничтожь это зелье, а лучше запрети совсем. Его существование унижает достоинство и доверие отношений.

— Я подумаю над этим. Возможно, следует просто ужесточить контроль над оборотом этой вещицы, — вздохнул Чонгук. — Отдам это придворным лекаркам, чтобы они узнали, откуда это и из чего состоит. А вам двоим следует пойти и отдохнуть, Юнги нуждается в новой одежде и… ему точно необходимо помыться.

На выходе из темницы они распрощались, и император удалился, а Намджун снова повернулся к Юнги и, обхватив его лицо ладонями, принялся рассматривать.

— Тебя точно не поранили? Что это за ссадина?

— А ты думаешь, меня в тюрьму в паланкине отвезли? — Юнги перехватил его руку и коснулся пальцев губами. — Всё хорошо, через пару дней я буду как новенький.

При свете дня альфа смог различить на лице Намджуна излишнюю и несвойственную ему серость кожи и синяки под глазами. Судя по всему, ночь была бессонной как для императора, так и для новоисчепённого канцлера.

— Да, нужно было много чего сделать, — кивнул Намджун, заметив, что Юнги его разглядывает с недовольным видом. — Если честно, я бы сейчас с удовольствием поел и поспал. Или хотя бы поспал, меня что-то подташнивает…

— Мне нужно помыться, — спохватился Юнги. — Наверняка я благоухаю, как сточная канава, и… чёрт, твоя одежда!

— На себя хоть посмотри, — поцыкал Намджун. — Прежде, чем беспокоиться об одежде, лучше залечить твои синяки и ссадины. Я позову лекаря в комнату, пойдём.

— Стирать-то потом слуги будут, — проворчал Юнги, следуя за омегой.

— Ну, прости меня, благородного господина, — улыбнулся Намджун. — И всё же, я бы обнимал тебя снова и снова.

По дороге до покоев Намджун рассказал ему, что произошло. Сразу же после облавы, в результате которой повязали большинство разбойников, Чонгук со всеми доказательствами, добытыми Чимином, первым делом направился к своему отцу, а Намджун прибыл по дворец, чтобы доложить обо всём принцессе. Та в срочном порядке собрала Зал Советов, выдернув из постели всех чиновников, и отдала приказ хватать шпионов среди слуг. Прибыв во дворец, император тайно направился в зал, пока принцесса от его имени сместила семью Ким почти полным составом. Не встретив поддержки от бывших коллег, чиновникам из клана Ким пришлось удалиться. Принцесса оставила зал, строго наказав всем оставаться на своих местах. Дождавшись, пока чиновники начнут судачить и цапаться друг с другом, Чонгук появился в зале и обнародовал документ заговорщиков со всеми именами. Не только зачинщики, но и их поддерживающие были отправлены в опалу, пострадала почти четверть Совета. Намджун объяснил, что не переживает по этому поводу: экзамен среди благородных господ должен был принести в Совет новую кровь уже через две недели, что же касается министров, многие влиятельные люди уже поддержали Чонгука после его ответного хода, оценив по достоинству беспристрастное заключение Чон Гэм в темнице, невзирая на то, что она приходилась императору родной тёткой. Самым последним шагом было назначение Намджуна канцлером и продвижение по службе других перспективных служащих.

— И ты сразу же после получения бляшки с титулом ринулся за мной в темницу? — улыбнулся Юнги, водя пушистым страусиным пёрышком по обнажённой спине омеги. Они оба лежали совершенно обнажённые на постели, чистые и уставшие. Намджун дремал после принятия ванны и сонно кивнул.

— Завтра я должен переехать в другие покои, мне по статусу и с более удобным расположением, — пробормотал он. — Больше сюда не приходи… я покажу тебе свою комнату, когда перееду.

— Мне сделать что-нибудь для тебя? — Юнги приподнялся на локтях, чтобы подползти ещё ближе. Ставни окон были раскрыты, и до них в этот знойный час доносился только шелест волн и крики птиц.

— Выходи за меня замуж, — промурлыкал омега. Пёрышко в руках Юнги замерло, и он подпер подбородок ладонью.

— Ты знал? — спросил он наконец. — Что мы не можем сочетаться браком.

Намджун раскрыл глаза и сладко ухмыльнулся.

— Ну что за глупости, моя любовь. Конечно, мы сможем. Может, не сейчас, когда в Совете переполох, но через год, через два года? Почему нет. Наш друг — император. И рано или поздно он изменит правила, ведь это действительно будет к лучшему. До той поры у нас есть время на то, чтобы мы сполна насладились друг другом. А тебе, вместо того, чтобы убиваться, лучше начать готовить выкуп, чтобы задобрить моего отца, — омега мягко нажал пальцем на кончик носа Юнги.

С этим маленьким нажатием тяжёлая каменная плита, что придавливала его мечтания к земле, словно растрескалась, превратилась в ореховую шелуху и разлетелась от дуновения ветерка. Юнги почувствовал, что по сравнению с этим традиция выкупа — это просто ничтожная мелочь, которую нужно заплатить за своё счастье.

— У тебя такое лицо, словно ты сейчас заплачешь, — заметил Намджун. — Ну что ты, альфа? Так не хочется за меня замуж?

— Глупости, — Юнги закрыл глаза и улыбнулся, целуя его в плечо. — Ты знаешь, что я был твоим с тех самых пор, как ты отобрал мою метлу. Знаешь это, и тебе это нравится.

— Мне нравятся острые на язык альфы с властной аурой, — Намджун пощекотал его горло.

— У меня-то властная аура? — Юнги дёрнул бровью и прижался к нему своим бедром.

— Может, ты этого и не чувствуешь, но твоё давление похоже на Чонгука, только… — Намджун закатил глаза, раздумывая. — Твоё, оно… заводит меня. Если можно так сказать. Но мне нравится, что ты спокоен, как вода.

Уши Юнги немного порозовели — он и не знал, что его давление имеет сходство с императорской аурой.

— На самом деле, ты произвёл на меня впечатление, — признался альфа, поймав лодыжку Намджуна и проводя ладонью по его ноге. — Ты вошёл в темницу, словно небожитель в ад. Там такой бедлам стоял, но как только ты появился, все сразу же склонили головы и затихли… и я тоже.

— Ты хоть знаешь, как я за тебя волновался? — мягко упрекнул его Намджун, слабо пихнув пяткой в грудь. — Тебе в этих вонючих застенках любой мало-мальски чистый человек показался бы ангелом.

— Глупости, — Юнги покачал головой и подобрался ближе к изголовью, зарываясь пальцами в косы Намджуна и приглаживая пряди на его висках. — Там было ещё множество людей, чиновников, да и Чон Гэм. Но ты…

— Ну хватит тебе, — Намджун перехватил его ладонь. — Я не такой, как мой брат…

— Тогда не сравнивай себя с ним, — перебил его Юнги. — Намджун, возможно, ты думаешь, что я ослеплён чувствами к тебе? Мальчики с прислужничьего двора бегут наперегонки, чтобы уловить взглядом хотя бы краешек твоих нижних одежд. Ни один из них и не надеется на то, чтобы на них обратил внимание благородный господин, но хотя бы мельком посмотреть!.. Да, ты скажешь, — Юнги усмехнулся, — что они понимают в красоте, эти грубые и безыскусные слуги, которые даже не смогут поддержать разговор? Но, прошу, не думай так про меня. Я знаю толк в красоте, и ты прекрасен. Все это знают и видят. А я счастлив и считаю себя невероятным везунчиком, что пересёкся с тобой тем жарким днём.

Взгляд Намджуна, смущённый и затуманенный, смягчился ещё больше, и он притянул Юнги в свои объятия, устроив голову на его плече.

— Даже если бы мы не встретились тогда, я бы всё равно обратил на тебя внимание позже, — прошептал он. — Так или иначе, ты был бы моим.

— Вы так уверены, господин Ким, — улыбнулся Юнги, но внутри него всё похолодело. Если бы он не помог Намджуну, будучи очарованным им, как далеко зашла бы Чон Гэм, что, если она бы убила и императора, и Намджуна?..

Хватка пальцев Юнги вокруг его омеги усилилась, стоило ему подумать, что он мог его потерять или же вовсе не узнать в этой жизни.

— Я немного посплю, хорошо? Мне нравится лежать вот так, — Намджун уткнулся носом в его шею, успокаиваясь от запаха альфы, и Юнги расслабился. Всё хорошо.

— Конечно. Тебе нужно отдохнуть, — он принялся путаться пальцами в косичках, а затем и сам задремал.