Из разных миров

У всего в жизни должен быть предел, финал, точка Б, логическое завершение — назвать можно как угодно, смысл от этого не менялся. Вот и происходящая нелепость тоже рано или поздно должна была дойти до эпилога, а дальше титры, актёры жмут руки, улыбаются и празднуют завершение съёмок. И Хэнк всё ждал, когда же режиссер крикнет «Стоп! Снято», потухнет свет, Коннор улыбнётся, примет похвалу за хорошо сыгранную роль и уйдёт в гримёрку. Не иначе как фильмом или сериалом происходящее между ними Хэнк назвать не мог. Ведь только в чьих-то неправдоподобных фантазиях молодой, красивый парень, наследник многомиллиардной империи мог запасть на копа в разводе, у которого из богатств за душой была лишь безграничная любовь к сыну. Только вот сексуальному красавчику с этой любви не было никакой пользы.

      — Я не понимаю, Сумо, что он нашёл во мне? — Хэнк сидел на диване, невидящим взглядом следил за матчем, который пропустил в прошлую субботу, и даже не осознавал, что так и не включил звук после окончания рекламы. Его мысли были поглощены старшим из близнецов Фёрстов. — Молодой пацан, девятнадцать всего, ещё вся жизнь впереди, а он таскается за мной. За мужиком, который старше на два десятка лет.

      — Вуф, — глухо гавкнул Сумо и ткнулся в пахнувшую чипсами руку.

      — Ладно бы он был обычным парнем, бариста в кофейне или официантом в ресторане, но нет же, ему нужно было оказаться сыном самого богатого человека в городе.

      Вздохнув, Хэнк выключил телевизор, понимая, что попытки сосредоточиться на игре заканчиваются провалами. Гостиная погрузилась в полумрак, который слегка рассеивал падающий из кухни свет — да, снова забыл выключить, только после ухода Роуз попрекать за невнимательность было некому.

      — Знаешь, мальчик, — Андерсон ласково потрепал пса за ушами, — он ведь привлекательный. Милое личико, стройное тело — почти готовая модель для рекламы одежды, а лучше нижнего белья. Я бы с таким каталог купил, — усмехнулся собственным мыслям.

      Съёмка для рекламы трусов — это самое невинное, что приходило в голову, если представить Коннора хоть немного обнажённым.

      — Где-то в другой реальности, где Коннор Фёрст был бы обычным студентом, мы могли бы попробовать, — нехотя сказал Хэнк. Как бы ни было тяжело признавать вслух, нельзя вечно бегать от самого себя.

      — Но мы здесь, в Детройте, который возродился из обломков ржавых кузовов только благодаря семье Фёрстов. Я не хочу даже думать о том, что сделает Уолтер Фёрст, если узнает. Постоянные появления Коннора в отделе и так привлекают слишком много внимания, ко мне в том числе. Я ведь не с идиотами работаю, о нас и так уже слухи поползли. Что, если кто-то неудачно проболтается журналистам? Я уже вижу эти заголовки: наследник Detroit Motorz Group и его престарелый любовник; самый молодой лейтенант Детройта покорил новую высоту. Стервятники из прессы сначала смешают нас с дерьмом, а потом с ним же сожрут и не подавятся.

      На журнальном столике пиликнул телефон, и Хэнк отвлёкся на входящее сообщение.

      — Он снова в отделе и просит меня приехать. — Андерсон повернул телефон к Сумо, будто тот мог что-то прочитать. — Просит он, понимаешь?! Полгода я бросал всё, подрывался и летел в отдел, потому что сыночек нашего дорогого спонсора ни с кем, кроме меня, не хочет говорить, а теперь он просит! Объяснил бы я мальцу, как правильно нужно просить, — под конец Хэнк недовольно бурчал под нос, попутно набирая сообщение о том, что не поедет в участок.

      — Сначала признался, а теперь ждёт моих действий, ответственность на меня решил перебросить, знаешь ли. — Усталый выдох, и Хэнк растёр щёки. — Хотя чего я от него жду, ему всего девятнадцать.

      — Гав!

      — Нет уж, Сумо, помогать я ему не буду. Коннор сам заварил эту кашу, пусть теперь расхлёбывает. Он смелый малыш, справится. — Уголок губы дёрнулся, намечая улыбку. — А я спать, завтра ещё свидетелей опрашивать. Будет куда тратить силы.


***

      Несмотря на участившиеся задержания Коннора Фёрста, о которых сообщали патрульные и, конечно же, Гэвин (куда же без его язвительных комментариев), Хэнк не собирался поддаваться. Не вестись на провокации на расстоянии было легко, обаяние Коннора действовало только при личном контакте. Он умел быть послушным, не огрызался, как с другими офицерами, и казался тихоней. За образом милого мальчика прятался стальной характер, достойный фамилии Фёрст. Андерсон же не один раз видел, каким бывает Коннор, как ловко закрывает рты молодняку, не боится откусываться от старших или откровенно издевается, переходя на русский. Никто не заморачивался с переводом, но по насмешливым интонациям и так было ясно, что парень не комплиментами одаривает. Смягчался он только на допросах Хэнка.

      — А ведь при мне он тоже что-то лепетал на русском, — сказал под нос Андерсон, рассматривая присланную Гэвином фотографию. На ней был запечатлён Коннор — сидел за столом в допросной и сверлил упрямым взглядом зеркало Гезелла, будто знал, что его снимают с той стороны. На короткий вопрос «приедете, лейтенант?» Андерсон отправил приевшееся «нет».

      — Когда-то я сказал, что переведу твою болтовню. — Палец огладил красивое лицо, а следом нажал на кнопку и потушил экран. — Пора отвечать за свои слова.

      Ключ зажигания вошёл в паз, двигатель завёлся с тихим урчанием, и Хэнк выехал в сторону участка. Вызов он отработал и передал другому отделу, новых не поступало, а отчёт Фаулеру мог немного подождать. Первое, чем планировал заняться Хэнк по приезде — поднять записи своих допросов с Коннором, отобрать кусочки с переходом на русский и наконец узнать, о чём он говорил.

      Нарезка получилась длиннее, чем ожидал Хэнк. До сегодняшнего дня он не задумывался, как много времени проводил с Коннором. И пусть это были лишь встречи в пределах участка, которые редко длились дольше часа, но за прошедшие полгода их накопилось немало. В основном — болтовня ни о чём: музыка, домашние животные, обсуждение погоды или прошедших матчей, мелочи о работе в полиции и другие, на первый взгляд ничего не значащие вещи. Но, провозившись до ночи с пересмотром видеозаписей, Хэнк осознал, как много рассказал Коннору о себе.

      — У парня талант добывать информацию, быстро нашёл точки соприкосновения. Молодец.

      К началу первого ночи Андерсон смог собрать в отдельную папку двадцать восемь фрагментов, на которых Коннор говорил по-русски.

      — Переводом займусь завтра. — Зевнув, Хэнк поднялся из-за стола. — На этот раз точно займусь.

      Выключив настольную лампу, он махнул Гэвину, который снова дежурил в ночь, и вышел из опенспейса.

      — Заодно завтра нужно пересмотреть график Рида, а то опять становится похож на зомби. Если, конечно, в этот раз снова дело в графике…

      Спустя минуту Хэнк уехал домой.


***

      К просмотру записей Андерсону удалось вернуться только к концу недели, когда получил признание убийцы и смог вздохнуть свободно. Пока детективы расходились по домам, а ночные сотрудники заступали на смену, Хэнк сидел за терминалом и гипнотизировал взглядом папку с нарезками. Оставалось дело за малым: загрузить видео в программу, выбрать язык, а встроенный помощник переведёт и добавит субтитры. Ничего сложного, но вот уже десять минут Хэнк не мог решиться.

      — Лейтенант Андерсон, вы не уходите? — окликнул Декарт.

      — Нет, Энтони, нужно закончить дела, дописать отчёты, а то Фаулер потом не слезет.

      — Мы сегодня идём в бар, присоединяйтесь после работы, расслабитесь.

      — Прости, Энтони, не сегодня. На завтра большие планы, нужно быть как огурчик, так что отдохните за меня тоже. — Подмигнув, Хэнк повернулся обратно к экрану.

      — Не засиживайтесь, лейтенант, и хороших выходных.

      Андерсон вслепую махнул на прощание, вздохнул, решаясь, перенёс отобранные файлы в программу и нажал «перевести». На экране появилась полоска, обратный отчёт до завершения. Чем меньше минут и секунд оставалось до конца, тем сильнее напрягался Хэнк. Ещё вчера, во время быстрого просмотра видео, он слышал, как меняются интонации, развиваются, от простого любопытства перетекают в подобие флирта и заигрываний, приобретают интимные ноты. Хэнк корил себя, что был настолько слепым, что не заметил, как влюблённость парня зародилась и расцвела буквально под носом.

      Только вот не заметил или осознанно решил игнорировать очевидное?

      «Признай, что тебе просто льстило внимание умного, привлекательного парня, нравились его покорность и восхищение».

      — Господи, почему всё должно быть таким сложным? — Спинка тихо скрипнула, когда Хэнк откинулся в кресле.

      До конца перевода оставалось меньше двух минут, и Андерсон мысленно отсчитывал каждую секунду.

      И вот последние…

      Три.

      Две.

      Одна.

      Появилось сообщение, что перевод завершён, субтитры подобраны, и Хэнк надел наушники, нажал на первый отрезок и прислушался.

      — Тогда, Коннор, даю тебе второй шанс. Почему ты хотел поговорить именно со мной? — собственные приказные интонации смутили, но Коннора, похоже, они не напрягали.

      «Скорее, наоборот».

      — Я хотел проверить свою реакцию на вас, — Коннор на записи говорил тихо, немного неуверенно.

      «Значит, всё началось ещё во время первых встреч. Уже тогда он что-то почувствовал и пытался понять», — подумал Хэнк и переключился на следующих отрезок. А потом ещё, ещё и ещё.

      — Есть, что добавить, Коннор, или отпустишь меня спать?

      — Возьмёте меня с собой? — Не показалось, в тот день он действительно заигрывал. И не только в тот.

      Запись за записью открывали эволюцию мальчишеских чувств.

      — Хочешь что-то сказать?

      Лучше бы Коннор молчал.

      — Пожалуйста, поцелуйте меня, — молящий голос уверенно проникал в глубину души, играл там на невидимых струнах — тех, что не стоило тревожить лишний раз.

      — Хочу сделать вам минет. — Андерсон задохнулся и с трудом сдержал порыв остановить запись.

      — Позвольте приготовить вам завтрак.

      — Без одежды, — в наушниках говорил не Коннор Фёрст, а соблазнительный инкуб.

      — Я буду послушным, лейтенант.

      И лишь под конец зазвучала понятная родная речь:

      — Не хочу. Дайте протокол, я всё подпишу.

      Пауза, и Хэнк сорвался с места, чтобы скрыться в туалете.

      Холодная вода в лицо, на раскалённую кожу, а перед глазами замер образ Коннора.

      Вот он у Хэнка на кухне, колдует у плиты в одном только чёрном фартуке. Цвет контрастно выделяет бледную кожу, а между соблазнительных округлостей свисают завязки. Их хотелось скорее убрать, оттянуть ягодицу, проверить его узенькую дырочку — наверняка влажную или даже с пробкой внутри.

      Моргнул, и Коннор ставит подгоревший скрэмбл на стол, а сам ныряет под него. Он обещал минет, и он делает, бесстыдно хлюпая слюной.

      Секунда, и малыш распростёрт на столе: в допросной или все на той же кухне — уже не поймёшь. Он грациозно изгибается, щипает соски и громко стонет, а если затянуть на шее галстук…

      Вдох-выдох.

      Вытерев мокрые руки, Хэнк поправил привставший член.

      Вдох-выдох.

      Тренированный за годы самоконтроль быстро помогал взять себя в руки.

      Вдох-выдох.

      Обратно в опенспейс Андерсон вернулся уже спокойный и сосредоточенный.

      Оставалось просмотреть всего три видео, и Хэнк боялся представить, какие ещё сюрпризы мог подбросить Коннор Фёрст. Но оставшиеся оказались почти безобидными: предложение сходить на свидание, новая просьба поцеловать и последнее…

      — Вы мне нравитесь, — голос взволнованный, но Хэнк помнил и другого Коннора — уверенного, дерзкого, соблазнительного… Удивительным образом Коннор Фёрст сочетал в себе всё то, что Андерсон любил и ценил в своих партнёрах. Он умён и красив. Он может ставить на место и сам принимать решения. Он же готов слушаться и подчиняться приказам с такой искренней отдачей, которая не встречалась уже давно.

      «А ещё он сын человека, который может уничтожить всё, к чему ты шёл», — напомнил себе Хэнк. — «Что будешь делать, если Уолтер Фёрст узнает, если доберётся до Коула?»

      Рисковать карьерой и будущим сына ради романа, который закончится сразу же, как Коннор наиграется и охладеет, Хэнк не был готов. В большие чувства и долгие отношения тоже верилось с трудом.

      Поднявшись из-за стола, Хэнк двинулся в сторону кухни. Офицер Рид опирался на стол и в задумчивости жевал булку, изредка отвлекался, чтобы сделать глоток кофе, морщился (ещё бы, привык к доставке от Ричарда Фёрста) и продолжал жевать. С минуту он не замечал, что больше не один, настолько ушёл в свои мысли.

      — Хреново выглядишь, — сказал Хэнк и сделал вид, что не увидел, как Гэвин вздрогнул.

      — И вам не болеть, — буркнул Рид и сделал новый глоток.

      — Если ты снова нахватал ночных смен, то отправлю тебя в неоплачиваемый отпуск прямо с завтрашнего дня.

      — Две в неделю, как и договаривались, лейтенант Андерсон. Но вы ведь не из-за моей уставшей рожи подошли?

      — Нет, — кивнул Хэнк. — Мне нужна помощь. Расскажи, как ты отшил младшего Фёрста?

      — Что, решили наконец избавиться от своего поклонника?

      — Заебался бросать свои дела, чтобы мчаться в участок по первому зову Его Величества. — Хэнк врал и знал, что Гэвин в курсе, но тот решил промолчать.

      — Сказал, чтобы он не появлялся здесь до двадцати одного.

      — И всё? — Верилось с трудом, что Рид сказал только это.

      — И все. — Наверное, он и сам не понял, что задел Ричарда чем-то другим, но пересматривать запись последнего допроса Гэвина желания не было.

      — Ладно, чем чёрт не шутит, попробую. Спасибо.

      Осталось дождаться возможности поговорить с Коннором, и Хэнк подумать не мог, что она выпадет на следующий же день. Сначала пришло смс от Гэвина, следом — звонок от капитана Фаулера, в котором он красочно, но доходчиво объяснил, что нужно ехать в участок. И в этот раз Коннор Фёрст выбора не давал.

      — Давно пора, малыш.


***

      Когда вечером Хэнк ехал на встречу, перед глазами всё ещё стояло лицо Коннора. Хэнк рассказал ему всё: и что перевёл каждое русское слово, и что Коннор его привлекает, и что тоже интересуется парнями. Мальчишка заслужил узнать правду хотя бы перед окончательным разрывом.

      — Мы из разных миров, Коннор, ты сын миллионера, наследник огромного бизнеса, а я простой полицейский. Ты не представляешь, какой будет скандал, если пресса обо всём узнает. Я не хочу, чтобы мой сын читал всю грязь, что начнут лить репортёры. Поэтому, Коннор, забудь меня и не приходи больше, у нас всё равно ничего не выйдет.

      — Значит, всё дело в деньгах? И если бы я был обычным парнем, вашим коллегой, например, то мы могли бы попробовать?

      — Коннор…

      — Ответьте, лейтенант Андерсон, если бы я был обычным студентом и ходил бы на подработки, а не тратил бы тысячи, не считая деньги, вы бы согласились попробовать, дали бы мне шанс? Дали бы шанс нам? — больше никакой мягкости, в голосе звенящая сталь и напор, под которым не хотелось врать.

      — Да, Коннор, я дал бы нам шанс.

      Наверное, такая честность была ошибкой.

      Наверное, нужно было придерживаться выбранной легенды, чтобы не оставлять парню лазеек.

      Наверное, позже Хэнк пожалеет.

      Наверное…

      Сейчас Хэнк мог только предполагать, ведь вместо привычной теплоты в карих глазах царил холод зимней ночи, что ледяными пальцами проникал под кожу и заставлял шевелиться волосы на руках.

      — Спасибо, что хотя бы сегодня сказали мне правду, лейтенант Андерсон, — сухо, безжизненно, так, что больно царапнуло по ушам.

      — Прощай, Коннор. — И вместо ответа звук тихо закрывшейся двери.

      Уж лучше бы Коннор злился, кричал, назвал бы лжецом, требовал, лучше бы хлопнул дверью или сломал бы её к чертям. Всё было бы лучше, чем напускное безразличие, особенно когда знал, какую нежность он прячет за ним.

      — Будто ты ждал чего-то другого.

      Маленькая комната, которая, несмотря на чистоту и аккуратность, ассоциировалась с конурой. В ней всегда было мало места, и даже большое зеркало и светлые стены особо не помогали расширить пространство, поэтому Хэнк не любил надолго здесь задерживаться. Пять минут, чтобы сменить цветастую рубашку на обычную белую — в повседневной жизни он вряд ли надел бы такую, — часы на полку, телефон в сейф, а жетон и пистолет всегда заранее оставлял дома, иначе бы просто не попал внутрь. Вместо потёртых синих джинсов надел чёрные только потому, что снова забыл забрать брюки из химчистки; в шлёвках широкий кожаный ремень с большой плоской пряжкой. На ноги вместо пыльных ботинок лакированные туфли, которые тоже носил только здесь. Последний взгляд на часы, чтобы убедиться — человек точно на месте, уже пять минут, как должен ждать.

      «Подождёт и дольше, если понадобится, он молодец».

      Спрятать лицо, чтобы никто не узнал, расправить плечи и можно идти в глубину, через полумрак зала в коридор, а там третья дверь слева — теперь их личная комната на этот день.

      И вот он уже здесь, обнажённый стоит на коленях, опустил взгляд в пол, руки завёл за спину, а на аккуратном члене металлом бликует пояс верности — хороший малыш, надел, как и договаривались. Ещё совсем неопытный, но старательный, от него такой отклик, что хочется начать и не останавливаться никогда, лучше Хэнк ещё не встречал.

      — Готов, Оленёнок?

      Хэнк и так знает ответ.

      — Да, сэр, готов.

Содержание