Свист резко рассекаемого воздуха, и стек пламенным касанием укусил натёртую чувствительную кожу. Удар быстрый, но Коннор полностью отдался короткой вспышке, впитал её, смакуя, пропустил через себя каждое мгновение боли и отпустил на свободу стоном наслаждения. Выдохнул и, покачнувшись, открыл глаза.
С влажного носа сорвалась капля пота, а с блестящей головки — предсемени. В попытке отвлечься, сдержать неумолимо накрывающий оргазм, на который ещё не получил разрешения, он едва не забылся.
— С-семь, — слабый дрожащий голос казался далёким и чужим. Коннор не узнавал себя, настолько сильно он менялся здесь, с ним. Насколько спокойно выпускал на свободу истинные желания.
— Молодец, Оленёнок, ещё три. Выдержишь? — голос сиплый, низкий, сочетающий в себе похвалу, власть и заботу. И такой обманчиво похожий на голос Хэнка Андерсона.
Кивнул, мазнув по лбу мокрой волнистой прядью, и сразу добавил:
— Да, сэр.
— Уверен? — Сухая ладонь легла на исполосованную спину, и Коннор застонал, когда от места прикосновения разошлись искры — горячие и холодные, царапающие болью и будоражащие наслаждением.
— Да, — прошептал и прикусил губу, когда шероховатая ладонь, сейчас казавшаяся особенно мозолистой и грубой, заскользила вниз от лопаток к ягодицам, а пальцы решили повторить алую сетку следов. — Хочу награду, — сказал и своевольно притёрся бёдрами о чужой член, скрытый жёсткой тканью джинсов.
— Пока что ты напрашиваешься только на наказание, Оленёнок. — Сильные пальцы требовательно сжались под кадыком, оттянули назад. По спине проехались пуговицы рубашки, а из горла вырвалось тихое хныканье.
— Простите, сэр. — Так сложно было удерживать мысли, когда горло сдавливало, а лёгкие тяжелели от нехватки кислорода; когда на лобке лежала рука и поглаживала совсем близко к изнывающему члену; когда казалось, что каждое колыхание воздуха, каждое прикосновение ощущалось в несколько раз сильнее, будто вместо кожи остались оголённые нервы.
Коннор остро чувствовал, как короткий ноготь легонько скребёт по подстриженным волоскам в паху, как подушечки пальцев скользят по коже, поднимаются от шеи выше, к выбритому подбородку. Сейчас, в таком взвинченном состоянии было особенно заметно, что кожа на левой руке мистера Доу не такая грубая, как на правой. Мелочь, просто небольшая деталь, которая не много рассказывала о партнёре, но помогала сильнее упасть в фантазию.
Фантазию о том, что сессию проводит Хэнк Андерсон.
С губ едва не сорвалось любимое имя, и лишь пальцы, проникшие в рот, превратили его в сдавленный хрип. Коннор машинально обхватил их губами, опробовал знакомую текстуру языком, втянул почти до третьей фаланги, чувствуя, как язык дразнит чужой вкус.
— Продолжай считать, Оленёнок, и получишь свою награду. — Трение ткани усилилось, на тело нахлынула волна жара и быстро отступила вместе с мистером Доу. Коннор не успел приготовиться, как лопатки рассёк новый удар, почему-то чуть слабее прошлого.
— Восемь.
И следующий — ожогом по ягодицам.
— Девять.
Тёплые капли по щекам, покалывание соли на губах и языке, мутное марево перед глазами. Пожар в паху и пульсация от напряжения, дрожащие пальцы и липкое, томительное ожидание последнего замаха.
Шорох ткани чужой рубашки, и Коннор представил, как не мистер Доу, а лейтенант Андерсон заносит руку, как замирает на секунду, прицеливаясь, чтобы хлестануть сильно, но не задеть пострадавшие участки, как выдыхает и опускает стек.
— Десять! — крикнул Коннор и упал животом на прохладные багряные простыни.
Спину жгло, ягодицы тоже, кожу тянуло при осторожных движениях и слабых сокращениях мышц, ноги ослабли, а в горле пересохло от частого рваного дыхания.
— Ты молодец, Оленёнок, — приятная похвала, а следом влажное прохладное прикосновение ткани к раздражённой коже. — Как ты хочешь кончить?
— Хочу оседлать вас, сэр, — едва двигая пересохшими губами.
Лицом к лицу, неважно, что скрыты под масками, глаза в глаза, чтобы видеть отблески чужого и собственного наслаждения. Медленное проникновение твёрдого члена, глубокие толчки, выбивающие хриплые стоны и искрами расцветающие под прикрытыми веками. Головки осторожно коснулись пальцы, обхватили плотным кольцом, двинули раз, два, три.
— Кончай, Оленёнок. — И Коннор качнул бёдрами в последний раз и содрогнулся, с криком придя к финалу в руках мистера Доу.
Напряжение до онемения сковало мышцы и вместе с оргазмом выплеснулось из тела. Густые капли испачкали крепкий кулак, попали на рубашку, одна долетела прямо до маски мистера Доу. Ведомый желанием стереть блеклую каплю с матово-чёрной маски, Коннор наклонился и провёл языком. Рот наполнился слюной и горечью собственного вкуса. Коннор не делал так раньше и заглянул в провалы маски в поисках эмоций партнёра. Что там: интерес, отвращение, новый виток желания, злость?
— Если хочешь поработать язычком, Оленёнок, тогда почисти меня. — Двинув бёдрами, лейтенант Андерсон — нет, напомнил себе Фёрст, мистер Доу — вышел.
Из задницы потекло — по бёдрам, на простыни, на брюки партнёра и пол, когда Коннор спустился ниже и замер напротив паха.
Член мистера Доу был крупный даже в расслабленном состоянии, чуть изогнутый, с выпирающими после быстрого секса венами. Красивый. Он лежал на подушке из жестких чёрных с редкой проседью волосков, головка и ствол блестели от влаги.
Короткий взгляд вверх, чтобы убедиться, что мистер Доу внимательно смотрит, и Коннор, поправив маску, провёл языком, собирая остатки семени, обхватил губами головку, высасывая последние капли. Уши уловили сиплых выдох. Чувствительность после оргазма была высокой, но даже сейчас партнёр держал себя в руках, следил за дыханием, реакциями и голосом. Всегда собранный, контролирующий каждый шаг, каждое действие.
Возбуждающий.
Заглотив член полностью, Коннор бросил взгляд из-под дрожащих ресниц, успел заметить, как дёрнулся кадык, а на шее мелькнула капелька пота. Сменил угол обзора, чтобы было видно только тело: мощный корпус и сильные руки, сокращения живота. Если не видеть лица в маске, проще представить, что на кровати лежит лейтенант Андерсон, что именно он тяжело дышит через нос и нежно перебирает пряди, что он набухает во рту от каждого движения головой и ласк языком.
— Поиграйте со мной ещё, сэр, — сказал Коннор вслух, а мысленно добавил «лейтенант Андерсон». — Прошу вас.
— Ненасытный Оленёнок, — сказал ласково, с игривыми нотами, похлопал по щеке и потом надавил на затылок. — Закончи здесь.
Хлюпая слюной, постанывая от движений, от крупной головки, распирающей горло, Коннор послушно принимал до конца, не давился, ведь за прошедшие полгода привык к размеру мистера Доу, к его медленному, размеренному темпу, который позволял прочувствовать всю длину, изучить языком переплетения вен и запомнить бархатистость кожи. Был ли лейтенант Андерсон таким же неторопливым, наслаждался ли он тоже каждой секундой минета или любил быстро, грубо, чтобы не хватало воздуха. Коннора бы устроил любой вариант, лишь бы быть с ним, лишь бы чувствовать на языке его терпкий вкус, а не человека, чьё лицо было скрыто за маской.
Несколько движений, шумный выдох, давление на затылок, и в рот плеснуло тёплым с солоноватым привкусом. Коннор сглотнул, облизал остатки и отстранился в ожидании продолжения. По мышцам гулом распространялась усталость, кожа была липкой от пота, а ягодицы стянула пленка высохшей спермы. В любой другой день они бы уже закончили, Коннор сам бы остановился, но сегодня он хотел себя умотать, хотел, чтобы не осталось сил на мысли и грусть, чтобы, придя домой, можно было вырубиться сразу же, а не слушать очередную ругань отца и Ричарда.
— Сходи в душ, у тебя пять минут, — бросил мистер Доу и поднялся с кровати.
— Да, сэр. — Ноги подрагивали от слабости, и Коннор слегка покачнулся, пока вставал.
— Если ты устал, мы можем закончить. — Наблюдательный, как всегда.
— Нет, я в порядке.
— Оленёнок, — глубокий голос звучал ниже, с угрозой, а на подбородке сомкнулись пальцы и с силой дёрнули вверх. — Я всегда вижу, когда ты врёшь.
— Простите, сэр, я правда хочу продолжить, — ответил, глядя в глаза, цвет которых за все время так ни разу и не разглядел. — Пожалуйста, мне нужно.
«Нужно, чтобы забыться», — осталось висеть между строк.
— Пять минут, — напомнил мистер Доу и легонько шлёпнул по правой половинке.
Не теряя времени, Коннор заперся в душевой. Маску оставил на полке, настроил воду и встал под тёплые струи, чтобы смыть следы близости, перебить ментоловым гелем чужой запах. Но лишь на время, ведь совсем скоро мистер Доу снова пропитает собой — насыщенным древесным ароматом одеколона, пикантным мускусом и тонкими, едва уловимыми, как пух, нотами лаванды.
Быстро помывшись, Фёрст вытерся мягким полотенцем, надел маску и вышел в полумрак комнаты.
Мистер Доу ждал на небольшом диванчике, опёршись на мягкую спинку. На столике поблизости стоял запотевший стакан с водой и рядом ещё один, уже пустой.
— Попей и иди ко мне. — Приглашая, мистер Доу похлопал по бёдрам.
Несколько бесшумных шагов по мягкому ворсу, и в рот прохладой полилась вода со слабым привкусом лимона. Осушив стакан в несколько глотков, Коннор подошёл к дивану и осторожно лёг поперёк бедёр.
— Отшлёпаете меня, сэр? — спросил тихо.
— Нет, на сегодня с тебя уже хватит, но я хочу поиграть с твоей сладкой дырочкой.
Под подушкой блеснуло, и мистер Доу достал длинную анальную пробку из прозрачного стекла. Щёки опалило жаром от понимания, что партнёр при желании увидит всё. Буквально всё. Эмоции скрутились кубком змей, густой вязкий стыд переплёлся с ярким любопытством и горячим биением возбуждения. Страх излишней открытости уколол лёгкие, хотя казалось, что мистер Доу и так изучил со всех сторон. Прохладная смазка потекла в расселину, жёсткая подушечка надавила на приоткрытый вход, и палец свободно проник внутрь.
— Ты когда-нибудь пробовал со стеклянной игрушкой? — голос и дыхание были ровными, будто мистер Доу сидел за обедом, а не ласкал чувствительную растянутую дырку. Из-за его спокойствия Коннор ощутил себя слабовольным, нетерпеливым, ведь уже хотел перейти к делу.
— Нет, сэр.
— Не волнуйся, ты почти не заметишь отличия от металлической, зато я увижу чуть больше, — наклонился и прошептал в ухо, сильнее вгоняя в омут стыда. — Готов открыться?
— Да, лей… — давление на простату и громкий стон вовремя прервали, ведь ещё чуть-чуть, ещё бы доля секунды… — Да, сэр, готов.
Палец исчез, вместо него дырки коснулся холодный кончик пробки, погладил по кругу, словно мистер Доу примерялся, а потом надавил.
Проникновение было медленным — мистер Доу всегда любил дразнить, любил растягивать удовольствие и тренировать выдержку — чуть внутрь, чтобы мышцы обхватили пробку, а потом снова наружу, оставляя неприятную пустоту. Внутренности скручивало спазмами желания, задница сжималась и требовала внимания — больше и глубже, сильнее и быстрее, чтобы толчки сотрясали тело, чтобы с члена капало и горло царапали стоны. Но Фёрст ждал, закусив кожу на пальце, тихо постанывал и даже не пытался насадиться сразу до конца. Ему нужна была эта долгая сладкая пытка, подливающая бензин в огонь желания, ведь так он мог думать только о сексе, быть и жить здесь и сейчас, не отвлекаясь на воспоминания о семейных ссорах, о надоевшей учёбе и, самое главное, о далёком и недоступном Хэнке Андерсоне.
И вот ещё толчкок, и пробка вошла целиком, крупное основание растянуло мышцы, а закруглённый кончик упёрся прямо в простату. Одно движение, каждое сокращение, и с губ падал стон — слишком хорошо, слишком правильно. Но секунда, и всё исчезло, пробка хлюпнула смазкой и покинула тело.
— Сэр, пожалуйста, вставьте, — Коннор знал, что мистер Доу любит, когда его просят. Когда его просят правильно. — Я хочу её в себя.
— Её?
— Пробку, сэр.
— И ты получишь её, Оленёнок, но сначала я хочу услышать, что с тобой происходит.
— Сэр, я не… Ах! — мистер Доу резко втолкнул игрушку и прокрутил, а следом несколько быстрых толчков, от которых перед глазами засверкало, а пах прострелило от чересчур сильного удовольствия.
— Доверие — основа наших, скажем так, отношений, а ты его подрываешь. Мне стоит наказать тебя за враньё. — К пробке добавился палец, и Коннор захныкал, мечась между удовольствием и болью. — Но сегодня ты был хорошим мальчиком, и это единственное, что меня останавливает.
— Простите, — на выдохе, пока партнёр дал передышку. — Я скажу, — сдался Коннор.
— Садись. — Достав пробку, мистер Доу помог подняться.
Он был прав, без доверия они бы не могли зайти так далеко, но рассказывать всю правду Коннор не хотел.
— У меня проблемы дома, — уклончиво начал Фёрст, — отец давит на младшего брата из-за универа, последний месяц не было ни дня, чтобы они не поцапались друг с другом. Я поддерживаю брата, но не вмешиваюсь в их ссоры, хотя должен.
— И решил наказать себя за молчание моими руками?
Коннор потупил взгляд и неуверенно кивнул.
— Плохая идея, Оленёнок, очень. Настолько, что будь на твоём месте кто-то другой, я бы уже вышвырнул его в коридор и больше не стал бы пересекаться.
Из-за чужих слов по спине пробежал холодок страха.
— Но ты мне… — мистер Доу прервался и посмотрел долгим взглядом, — интересен, поэтому я не буду таким категоричным и предупрежу один раз — больше я такого не потерплю. — Сжав щёки, он повернул к себе. — В этой комнате ты только мой, Оленёнок, твоё тело, твои действия, даже твои мысли — ты приходишь сюда, чтобы отдать всё под мой контроль. И как наказывать тебя и хвалить, тоже решаю я. А твоё невмешательство в дела брата наказания не заслуживает.
Мистер Доу разжал пальцы и подошёл к зеркалу, чтобы поправить одежду.
— Если тебя грызёт совесть, поговори со своим братом, расскажи, что чувствуешь, о чём думаешь и запомни, Оленёнок, никто никому ничего не должен. — Он повернулся. — И раз пока ты не готов вмешиваться в их разборки, то дай себе время. Понял?
— Да, сэр, спасибо, — прошептал Коннор и неуверенно улыбнулся.
— На сегодня мы закончили. Приведи в порядок мысли и возвращайся, на следующей неделе я буду ждать тебя. Если решишь не приходить, предупреди администратора, она передаст.
— Если я не приду, вы найдёте другого? — бросил Коннор в спину выходящему партнёру.
Обернувшись, мистер Доу отрицательно качнул головой.
— Доверие, Оленёнок, — ответил и закрыл за собой дверь.
В груди потеплело, и Коннор поймал себя на том, что улыбается, довольно и легко.
***
— Мне кажется, он начинает мне нравиться, — буркнул Коннор в чашку с остывшим чаем. — Мистер Доу.
— Я не удивлён, — ответил Сёма, когда прожевал кусочек пиццы. — Ты видишься с ним почти каждую неделю при достаточно пикантных обстоятельствах, подчиняешься ему, или как там у вас это происходит. Не хочу знать все подробности. — Кончики ушей друга немного порозовели. — В любом случае вы близки, Коннор, возможно, ближе, чем многие пары. Странно, что ты только сейчас понял, что симпатизируешь ему.
— Так не должно быть! — повысил голос и ударил кулаком по столу так, что звякнула посуда. — Я люблю Хэнка Андерсона, а мистер Доу просто замена, я даже не вижу в нём отдельную личность. Каждый раз, когда я с ним, я представляю на его месте лейтенанта Андерсона.
— Тогда откуда чувства?
— Не знаю. Просто на миг показалось, что я снова оказался в допросной. Его голос, интонации такие знакомые, лейтенант говорил со мной так же, иногда объяснял, как ребёнку. Вчера в клубе было что-то похожее. — Зарывшись пальцами в отросшие волны волос, Коннор уткнулся взглядом в чашку с остатками фруктового чая. — Я выдаю желаемое за действительное.
— Рад, что ты наконец это понял, — сказал Белов и отодвинул в сторону пустую тарелку. — Я давно говорил тебе, что нужно завязывать. Ты тешишь себя надеждами, потакаешь своим фантазиям, путаешь сам себя, Коннор. Ричард сбегал от отказа в алкоголь, а ты бежишь в клуб, в объятия своего мистера Доу. И как, стало легче?
Оторвав взгляд от плавающей чаинки, Фёрст посмотрел в голубые глаза напротив.
— Нет, не стало.
Иногда казалось, что стало только хуже. Будто существовало два отдельных мира, где в одном Коннор Фёрст усердно учился в «Уэйне», не пропускал занятия, получал на экзаменах высший бал, по ночам рисовал граффити и изредка попадал в полицейские участки. Только в тех участках он раздражал офицеров, смотрел свысока, развлекался в ожидании Аманды и надеялся, что в следующий раз его задержит лейтенант Андерсон. Что именно он войдёт в допросную, даст подписать документы, прочитает лекцию и отправит на общественные работы. Что хотя бы на миг перестанет делать вид, что Коннора Фёрста нет и не было в его жизни.
Но был и другой мир — чёрно-красный, со сценой, на которой проводили тематические мастер-классы или закатывали оргии, с баром во мраке, с людьми, большинство которых скрывалось под масками. С приватной комнатой, куда приходил другой Хэнк Андерсон — страстный и доминирующий. Он мог свести с ума, даже не касаясь тела, одним голосом, рассказом о том, что ждёт Коннора в эту встречу или следующую. И был только один выход из этого замкнутого круга безнадёжных фантазий.
— Ты должен перестать видеться с ним, Коннор, — как приговор прозвучал голос Сёмы. — Иначе станет только хуже.
— Ты прав, Сём, — согласился Фёрст. — Следующий раз станет последним.
— Коннор…
— Не надо. Я не могу просто исчезнуть. Всего один раз, Сёма, и я уйду из клуба, чтобы мы точно никогда не пересеклись. Обещаю.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — улыбнулся Белов и поднялся. — Маркус приехал, даже брата твоего притащил. Пойдём, мистер Бишоп не любит опозданий, сам знаешь.
— Особенно на свой экзамен, а то мы потом в жизни не сдадим. — Положив на стол двадцатку, Коннор вышел следом за Саймоном.
***
Неделя была сложной, но не из-за экзаменов и зачётов, а из-за томительного ожидания последней встречи. Чем ближе была очередная суббота, тем сильнее таяла уверенность в том, что решение прекратить встречи с мистером Доу верное. «Может, есть другой выход? — думал Коннор, пока собирался в клуб. — Ведь с ним так…»
Хорошо.
Всегда. С первой встречи. Фёрст, даже имея небольшой опыт подобных отношений, понимал, что найти кого-то, кто прочувствует его целиком, поймёт без слов, сможет считывать по глазам, по реакциям, доводить до исступления, но никогда не перегибать палку, будет практически невозможно. Они так отличались: взрослый состоявшийся мужчина и парень, ещё недавно считавшийся подростком; уверенный в себе доминант и юнец, ищущий сильной руки и контроля; охотник и оленёнок. Они идеально подходили друг другу. Коннор сомневался, готов ли отказаться от всего, что происходит между ними.
Нет. Коннор был уверен, что не готов.
Но рациональная часть сознания кричала, что их встречи больше похожи на попытки починить ржавую, прогнившую насквозь трубу, из которой постоянно течёт — ставишь заплатку в одном месте, а через несколько часов капает уже в другом. Мистер Доу был той самой заплаткой или пластырем, который боялся сорвать Коннор, потому что потом будет тяжело, больно. Потому что воспоминания об отказе лейтенанта Андерсона нахлынут новой волной и утянут на дно.
«Ты должен перестать видеться с ним, Коннор. Иначе станет только хуже», — прозвучал в мыслях голос Сёмы как напоминание о данном обещании.
— Сегодня в последний раз, — прошептал Коннор, поправил чуть сползшую маску и через полумрак клуба пошёл к приватным комнатам.
Дверь отворилась бесшумно, из комнаты пахнуло воском, нагретой кожей и чем-то сладким — похоже, совсем недавно здесь был кто-то другой. Мистер Доу уже сидел внутри в большом чёрном кресле и ждал, закинув ногу на ногу.
— Ты опоздал, — хоть голос звучал равнодушно, Коннор прочитал укор и недовольство между строк.
— Простите, сэр.
— Не болтай, раздевайся. На тебе слишком много одежды, Оленёнок.
Брюки, носки и чокер на шее, но мистер Доу принимал только один вид — полностью обнажённый. И Коннор послушно стянул с себя всё лишнее, сложил в стороне на стуле и повернулся к партнёру.
— Неожиданно, — просипел мистер Доу, когда увидел сегодняшнее дополнение.
— Но вам ведь нравится?
Коннор знал ответ, знал, что мистеру Доу очень нравилось, когда его послушный Оленёнок надевал пояс верности. Сегодня Фёрст выбрал простой из мягкого силикона, ходил в нём весь день, почти не замечая, но сейчас, под тяжёлым взглядом из провалов маски в маленькой клетке стало теснее. Он подошёл к диванчику, опустился на колени и протянул ладонь с небольшим ключиком, который через секунду исчез в чужом кармане.
— На кровать, ложись на спину и раздвинь ноги.
Молча поднявшись, Коннор лёг на прохладные простыни, ощущая кожей изгибы чуть помятой ткани. Предвкушение будоражило нервы, в паху теплом скапливалось напряжение, и в поясе стало теснее, а дыхание потяжелело. В их последний раз Коннор хотел, чтобы было долго, выматывающее, чтобы ломало от возбуждения, а мысли не могли оформиться в связные предложения.
— Пожалуйста, мистер Доу, сэр, заставьте меня умолять. Хочу забыть собственное имя.
«И имя лейтенанта тоже».
— Обязательно, Оленёнок, сегодня ты сможешь только стонать.
И Коннор верил, ведь в другие встречи было именно так. Верил до последнего, каждую секунду, пока кричал от вибрации на члене и в заднице, пока насаживался на фаллос, которым трахал его мистер Доу, пока слизывал с мозолистых пальцев вкус собственного предсемени и остатки лубриканта, пока беспрестанно шептал о том, как сильно хочет кончить.
Было больно. Пояс клеткой обхватывал член, пережимал строго, не давал и малейшей надежды на случайный оргазм.
Было хорошо. Мистер Доу пальцами, игрушками, умелыми ласками и грубыми шлепками довёл до кипения. Казалось, что сердце вот-вот не вырвется плена костей и пробьёт грудь, что кожа расплавится под ладонями, что сознание отключится так же, как вечность сладких пыток назад отключилось зрение.
Коннор стонал. Коннор плакал. Коннор умолял, но продолжал терпеть, не допуская мысли о том, что может сказать стоп-слово.
— Ты молодец, — говорил мистер Доу голосом Хэнка Андерсона, когда расстёгивал пояс, — кончай!
— Да, Хэнк! — простонал и выгнулся почти до мостика.
Потерянный после оргазма Коннор не сразу понял, что прокричал в конце, не сразу осознал, что стало слишком тихо, что мистер Доу не двигается, не входит, чтобы тоже кончить, что, замерев, только тяжело дышит.
— Повтори имя, — сурово приказал мистер Доу, когда Коннор поймал его взгляд.
— Простите, сэр, это не… — стало страшно. В их последний раз он так сильно облажался.
— Я сказал, повтори имя! — Партнёр отстранился, и Коннор прикрылся простынёй.
— Хэнк. Я сказал, Хэнк, — прошептал, кутаясь в багровую ткань. — Так зовут человека, которого я люблю, а вы… вы так похожи на него. — Коннор говорил, растаптывая всё доверие, что выросло между ними за прошедшие полгода.
— Как тебя зовут? — в голосе звенела сталь. Наверное, именно так могла звучать ненависть.
— Коннор. Моё имя Коннор, — ответил, едва ворочая языком, и снял маску. — Я был нечестен с вами, использовал вас, сэр, представлял другого. Сегодня я думал всё закончить, хотел прекратить наши встречи. Этот секс должен был стать последним.
— Что ж, Коннор Фёрст, ты прав, этот секс последний. — Мистер Доу поднял руки, щёлкнул ремнями на затылке и снял маску.
В желудке потяжелело, к горлу подкатила тошнота, когда Коннор встретился с бушующим синим океаном до боли знакомых глаз.
— Лейтенант Андерсон. — Коннор не верил. Не верил, что такое возможно, что человек, с которым он мечтал быть всё это время, постоянно был рядом. — Но как?
— Мой друг владеет этим клубом, у меня золотой билет, если можно так сказать.
— Значит, мы можем продолжить, — с надеждой сказал Коннор и встал, путаясь в простыни. — Ведь в этих стенах нет Коннора Фёрста, нет лейтенанта Андерсона, есть только мистер Доу и Оленёнок. Так позвольте и дальше принадлежать вам, сэр, хотя бы здесь.
— Нет, Коннор, мы закончим сегодня. Ты не сможешь отделить мистера Доу от лейтенанта Андерсона.— Хэнк коснулся подбородка, нежно провёл пальцем по нижней губе, наклонился к лицу, щекоча дыханием кожу. — А я не смогу отделить Оленёнка от Коннора Фёрста. Прощай.
Коннор ощутил, как сердце разбилось второй раз.