Иногда мне кажется, что я ходячий склад банальностей. Потому что трусливая мыслишка о затаившемся пушном зверьке преследовала меня вот уже второй месяц. О чем это я? Да все просто до отвращения — если у тебя все хорошо, то не обольщайся и не расслабляйся: пушной зверек «писец» уже напружинил лапки в засаде и вот-вот явится. Во всей красе, так сказать. И вот тогда такие клочки по закоулочкам полетят — не отмашешься. Поэтому, засыпая с Сэмом, обнимая его, я думал не о том, как непозволительно, оглушительно счастлив, а о том — когда. Когда и чем я заплачу за это счастье. В том, что плату спросят обязательно, я не сомневался. Опыт, знаете ли. Его не пропьешь, как ни старайся.

  До кучи еще одна банальность — если хочешь разлюбить мелодию, поставь ее на звонок телефона. Как только он пару раз разбудит тебя часа этак в три ночи, когда ты самозабвенно слюнявишь подушку, а Сэм угрелся калачиком где-то в районе твоей подмышки, вот тут всю меломанию как рукой снимет. И почему я не выбрал профессию библиотекаря или, на худой конец, бухгалтера? Спал бы себе тихо-мирно и имел полное право отключать на ночь этот мерзкий кусок пластмассы. Но я же не ищу легких путей, да? Телефон, надрывая динамик, выводил саксофонные переливы «Гаваны» и неприлично ерзал по полированной поверхности тумбы, уворачиваясь от моих непослушных спросонья пальцев. Сэм закопошился, выпутываясь из простыни:

— Грег, что?

— Дьявол его знает, Сэмми. Щас поймаю эту тварь. Ты спи, спи… И, уже в пойманный телефон: — Ну?

— Грег, але, Грег? Это Милли, Милфорд Стенсон. Грег, ты слышишь меня? Грег, мне нужна твоя помощь!

 Нет, ну надо же! Как ты, блять, вовремя, Милли. Охуеть как вовремя. А до утра, что, не терпелось? Зная Милли со школьных лет, я был уверен, что ему опять прилетела в башку очередная фантастически прибыльная идея, реализовать которую нужно прямо сейчас и с минимальными, по его мнению, затратами. Так, говно вопрос — отыскать нефть в Оклахоме, алмазы в Сиэтле, или, что вернее всего, провернуть небольшую, но изящную аферу с ипотекой в кондоминиумах в ЛА. Ага, проходили уже. Есть чуваки, которых жизнь ничему не учит. Милфорд Стенсон как раз такой. Кипучий лентяй, фонтанирующий охуенными, абсолютно нежизнеспособными идеями, для реализации которых ему всегда недоставало самой малости — мозгов. Потому что если бы у Милли были мозги — не было бы идей. Я твердо пообещал себе, что прямо сейчас пошлю Минни в такие дальние дали, какие он и представить себе не сможет при всем богатстве фантазии, но…

— Грег, прошу тебя! — Милли, ты что, плачешь?

— Мил, что случилось?

— Грег, Фанни! Фанни умер! Грег, что мне делать? Он там, в спальне, мертвый! Грег, прошу, приезжай! Грег, умоляю! Ховард, помоги!

— Ну, блять же, Милли! Три часа ночи. Какой еще Фанни?

— Мой муж, Фанни. Он мертв, Грег! Он… он повесился… Грегори, он мертвый, я вошел, а он висит… Грег, приезжай, умоляю!

— Ахуеть… Вызывай полицию, Мил. Немедленно звони девять-один-один. Я еду. Жди.

Рефлексы сработали как надо — я уже застегивал брюки и тянулся за футболкой, когда Сэм разлепил сонные глаза:

— Что случилось, Грег? Я могу помочь?

— Не знаю пока. Вполне вероятно, что да. Будь на связи, ага? В анамнезе у нас суицид, но ты же знаешь, без экспертизы все преждевременно. Я позвоню, Сэмми. Попробуй пока поспать. Будет здорово, если хоть один из нас не станет с утра клевать носом в стакан с кофе. И если я задержусь, прикрой меня перед Поки, ладно?

— Есть, сэр! — Сэм взмахнул рукой в скаутском салюте. Как же мне повезло с тобой, Сэм. Понять бы, за что? Успеть бы понять. Я всей своей дубленой шкурой чувствовал, что все неспроста. Не бывает таких подарков, не заслужил я. Неужели тот, кто сидит на облаке, дал мне тебя на время, поманил иллюзией счастья, только затем, чтобы потом отобрать и наблюдать за агонией мелкой букашки по имени Грегори Ховард, потерявшей все, ради чего стоило жить? В коварстве заоблачного сидельца я ни разу не сомневался. И нет, я не пессимист. Мой стакан наполовину то полон, то пуст, но кто спросил мнение самого стакана?

  Я был на месте уже через двадцать минут. Отличный результат, если подумать. По увитым плющом стенам особняка, ну, а кто бы сомневался: пафос — наше все, уже скользили цветные сполохи полицейских мигалок. Инспектор Макрой из двенадцатого участка меланхолично курил у калитки и к конструктивному диалогу в полчетвертого утра был мало расположен:

— Какого хера тебе тут понадобилось, Ховард?

— И тебе доброе утро, Макрой. Меня Стенсон вызвонил. По старой дружбе. Что тут у нас?

— Да ни хера особенного. Вздернулся омега, видать, не вынес тягот семейной жизни. Ты, что ли, знал его? Этого красавца, приблудную звезду модельного дома «Картрайт и Кляйн»?

— Модельный дом? Ты шутишь, Макрой? Где я и где модельные дома? Нет, я по просьбе Милли Стенсона, мы с ним у одной грифельной доски десять лет топтались. А, вот и он, — за дымным облачком из сигареты инспектора возник сам возмутитель моего ночного спокойствия:

— Грег, ты приехал! Прошу тебя, пойдем.

— Черти бы тебя взяли, Милли. Что там у тебя стряслось, старый ты хрыч?

— Мой Фанни, сокровище мое, Фанни, умер, Грегори! — Милли заламывал пухлые руки и театрально пытался осесть на дорожку из вычурной тротуарной плитки, — Мой Фанни, милый мой Фанни! Я приехал из командировки, звонил ему из аэропорта, а телефон был отключен. Я думал, он спит, он не любит, когда его по ночам беспокоят, ну, ты же понимаешь, для модели его уровня сон так важен…

Ага, важен. Для модели его уровня. А то мне есть дело до его сраного уровня. Мы с Сэмом научились засыпать там и тогда, где есть возможность прикрыть веки хоть на минуту. Ну, мы и не модели, что с нас возьмешь? В пустыне, в автомобиле, на заправке, в придорожном мотеле — на час, на дюжину минут сон — за счастье. А для моделей, денно и нощно утюжащих подиум, верно, все иначе. Сон — это святое, раз законный супруг не посмел даже вякнуть. И что мы имеем теперь, Милли?

— Инспектор, — я почтительно склонил голову в сторону Макроя, — я пройду?

Я пройду в любом случае, но субординацию никто не отменял. Они — властелины всего сущего дерьма, а я — жук-скарабей, ползающий исключительно по поверхности. А то, что я вижу и знаю больше, чем все эксперты вместе взятые, так это издержки профессии. Как называется такая форма жизни? Симбиоз? Возможно.