И зачем меня Бог послал на эту землю — такого ласкового, нежного,
заботливого, но совершенно беззащитного со своими слабостями.
Андрей Чикатило, или «Ростовский потрошитель».
Точное число жертв неизвестно, доказанных убийств — пятьдесят три.
Воспоминания о вчерашней ночи замерли где-то на уровне колен в виде приспущенного белья и легкой дрожи. Со Стэном становилось с каждым разом все спокойнее и удобнее. Они привыкали друг к другу, вовремя вспоминали про чувствительные места, про разницу в росте и про вечно больные ноги Джеффри.
«Окей, это... прикольно. Не помню, когда в последний раз утро начиналось с хорошего оргазма. Удачный мужик, непримечательный, но удачный».
Единственное, что раздражало — странная манера Стэна то и дело распускать ему волосы. Вот он вроде тянулся к голове, чтобы погладить, проводил ладонью от лба до затылка и стягивал резинку.
«А мне ее потом искать», — сердился Джеффри, но пока исключительно про себя.
Во-первых, потерянная резинка — самая незначительная неприятность, которая могла бы с ним произойти, а во-вторых, и вот на этом хотелось остановиться подробнее, Стэн обещал ему снова помочь.
Еще ночью Джеффри вскользь упомянул, что ему ну очень надо добраться до родного дома Твинки, а жил он, судя по корявой записке Чу-Чу, в Уотсонвилле.
«Не слишком далеко, не как парень с пунктиром. Но и не слишком близко».
Джеффри попросил Стэна об услуге в нужный момент, когда тот был сосредоточен на собственном удовольствии.
— Подло играете, господин журналист, — заметил он уже утром, пока Джеффри лениво шарил ладонью по простыне в поисках резинки.
— Подло, не подло… но разве тебе не интересно скататься в такое маленькое приключение?
Стэн рассмеялся:
— Четыре часа только в одну сторону? Ну, как тебе сказать, — и как бы невзначай положил ладонь на голое бедро Джеффри.
Жест получился и уверенным, и вальяжным. Джеффри не понравилось ни то, ни другое. Выскользнув из-под нагретого одеяла, уточнил:
— Но ты же выручишь меня? Я имею в виду… за такси я заплачу, ты не думай. Ты просто очень убедительно отыгрываешь роль телохранителя.
— Кто б сомневался, — Стэн крякнул сипловатым спросонья смехом и, тяжело приподнявшись на локтях, кивнул. — Выручу. Скажу своим парням, махнусь с кем-нибудь сменой. А деньги… слушай, оставь себе. На бензин я кое-как, но заработаю, — сказав так, он встал с кровати и, на ходу подбирая разбросанную по полу одежду, добавил. — Но сперва кофе. Дуй в ванную. Красное полотенце — твое. И это… зеленая бутылка — это шампунь Матильды. Не перепутай, лады?
Почесываясь и разминаясь, Стэн вышел за дверь, оставив Джеффри в недоумении сидеть на измятой простыне.
«Нет, кофе — это отлично, но… “Мое” полотенце? Ха. Неужто я настолько обворожительный? И что он там говорил про бензин?»
Из коридора на него уставилась сонная Матильда, заметив, что ее заметили, завиляла всем огромным туловищем.
— Привет, старушка! Прости, я без гостинцев. Ну, тихо-тихо, — Джеффри осторожно спустился на пол, пяткой преградил Матильде путь. — Я тебя еще побаиваюсь. Фу!
Та расценила это по-своему и лизнула босую ногу широким языком. Сделалось до противного щекотно или щекотно до противного. Джеффри не мог определиться да и вообще как-то туго соображал.
«Странно, я ж не пил почти. А. Таблетки. Я забыл таблетки. Ладно, хер с ними, потом».
— Свали, мохнатая. Дай помыться. И не подглядывай, — но, вопреки строгому тону, не удержавшись, потрепал Матильду за ухом.
То, что ему нравилась какая-то собака — настораживало, как и то, что ему нравилась квартира Стэна, похожая на берлогу и пахшая примерно так же, но все равно чистая и по-своему уютная. А еще нравилась сама идея того, что ему готовили завтрак и кофе, не потому что он попросил, а просто так.
«Я его использую. Не то, чтобы меня это раньше смущало, но... Стэн неплохой мужик, было бы херово его обнадеживать, — рассуждал Джеффри, уже стоя под теплым душем. — С другой стороны, я ж не болтаю лишнего. Ничего не обещаю. Кроме того, что со мной будет прикольно. Так что... То, что ему нравится мне подыгрывать — не моя проблема».
Совесть засыпала так же быстро, как просыпался Джеффри. Пока не рассеялся пар, отражение в маленьком зеркале даже казалось симпатичным.
В коридоре опять столкнулся с Матильдой, она притащила изжеванный мяч и с видом уверенным и притом снисходительным отдала его Джеффри.
«Черт тебя разберет: веки на подбородке, подбородок… до груди. Небо, до чего ж ты страшная».
— Это мне? Вау. Спасибо, — осторожно приняв подарок двумя пальцами, кинул в спальню и, пока Матильда скрылась за дверью, осторожно вытерся о край полотенца, повязанного на бедрах.
Покосился на стену со снимками.
— Эй! А ты здесь есть?
— А как же! — отозвался Стэн, перекрикивая шипящую сковороду и закипавший чайник. — Вон, на самой правой нормально видно. По тату узнаешь. Я сверху.
«Кто бы сомневался».
Потрепанная фотография в толстой деревянной раме, явно сколоченной вручную, на ней — десять молодых парней. Все как на подбор, крепкие, загорелые, улыбчивые. Действительно, Джеффри смог узнать Стэна лишь по тату: с еще густыми волосами, подтянутый, демонстративно полуголый, явно, чтобы все оценили отличный пресс.
«Однако как тебя помотало, — изумился Джеффри и тут же отметил, что, положа руку на сердце, нынешний Стэн ему импонировал куда сильнее. — Он хоть забавный и домовитый, а этот — видно, что лоботряс, надрачивающий на свои кубики и банки».
Вслух, конечно, он ничего не сказал, да и Стэн, накладывавший им еду, явно ждал только того, чтобы накормить Джеффри.
— Вот кофе. И фриттата с мидиями и овощами. Звиняй, но устриц наловить не успел.
Джеффри с усмешкой взял предложенную вилку:
— Как-нибудь переживу. Вкусно... Можно вопрос?.. Почему ты, ну... Так охотно во все впрягаешься?
— А ты хочешь, чтобы я поломался ради приличия?
— Нет, просто... Мне интересно.
Стэн сделал крупный глоток кофе, пожал плечами:
— Скучно сидеть на месте. Я как узнал, что теперь СПИДозный, так знаешь, как-то подвыпал из жизни. Стало резко не до друзей, мальчишек и вот этого всего. С тобой удобно из мрачняка выкарабкаться. У меня вроде как и выбора нет.
Джеффри внимательно слушал, не забывая притом активно жевать и коситься на порцию Стэна.
— Ага... Напомни, а когда ты узнал?
— С три месяца назад.
— Тю. Да ты совсем свеженький, — показно умилился Джеффри и шутливо похлопал Стэна по локтю. — То-то ты такой крепыш. Ничего, дорогуша, скоро будешь, как я. Стройный до одури.
— Ну, я вижу в этом только плюсы, — Стэн отрезал кусок от своей порции и перекинул его на тарелку Джеффри. — Еще вопросы?
— Мерси. М-м, — набивая рот мидиями. — Всего один. Какого хуя ты не сказал, что у тебя машина? И какого хуя мы все это время шлялись по городу пешком?
— Я ж говорил, нам с Матильдой полезно ходить. А тебя, что, сдувает? — и Стэн сам рассмеялся, довольный шуткой.
Джеффри для приличия тоже усмехнулся, хотя чему тут веселиться? Они — два больных человека, сошедшихся лишь потому что друг друга заразить уже нельзя.
Джеффри поймал себя на том, что одновременно восхищался спокойствием Стэна и завидовал ему. У того хватало сил на юмор, работу, готовку. Он, конечно, «свеженький», но если вспомнить, Джеффри первые месяцы спать не мог. Ему чудились все симптомы сразу. Едва задремав, он просыпался, потому что почувствовал, что сердце забилось как-то неправильно. Бред, но бред невыносимо страшный.
«А этот толстяк сидит и не парится. Или он не в курсе, как СПИД работает? Что это не простая простуда и даже не диабет. Что начав играть "по правилам" и подыгрывать болячке, вылечиться не получится?»
Очень хотелось объяснить, напугать, сбить с широкого лица мерещившуюся горделивую спесь, но нельзя. Стэн обещал помочь, да и порыв — все рассказать с кучей гадких подробностей — был невероятно гнилым.
«Рано мне опускаться до такого, ра-но».
Джеффри осторожно посмотрел на Стэна, как если бы тот мог прочитать его мысли. Нет, Стэн подливал себе кофе и спорил о чем-то с громко пыхтевшей у стола Матильдой.
«Такой простой», — с сожалением вздохнул Джеффри.
Захотелось загладить несостоявшуюся вину:
— А как ты узнал про СПИД?
— Вообще или про свой? Хотя... Можно сказать, что почти одновременно.
— Да ладно! Ты в пещере живешь?
— В каком-то плане, — Стэн встал со стула и подошел к шкафчику около плиты. — Я никогда по врачам не ходил. Мне типа... Без надобности. Я не болею. Веришь, даже кариеса ни разу не было. А тут, пони-маш, — он потряс коробку из-под печенья, служившую аптечкой. — Наступил на пирсе на ржавый гвоздь. Крепко так. Так и быть, решил доковылять до больницы. Не зря ж у меня страховка. Думал, обработают, зашьют и отпустят. А там, блядь, начали. Анализы. Осмотры. Ну, и вот.
— М-да, — усмехнулся Джеффри. — Позаботился о здоровье?
— Не говори. Лучше б ногу спиртом облил, счастливее и богаче б щас жил. На, — Стэн выдвинул коробку на центр стола. — Ты ж без колес сегодня. Закидывайся, и собираемся.
«Как благородненько. И это он-то за здоровьем не следит? Ага-ага. И, если вспомнить, как он меня с поцелуями отпихивал, пока не признался в СПИДозности… нет, старик, ври кому хочешь, а я таких аккуратистов, как ты, знаю не понаслышке. Мы с тобой, пусть и запоздало, но ответственные. Надо же, вот еще что-то общее у нас, кроме болячки».
Пока Стэн договаривался с кем-то по телефону и выводил Матильду на прогулку, Джеффри прокрутил вчерашний разговор с Чу-Чу и выписал все важные детали в блокнот.
Ехать решили через Сан-Хосе по автомагистрали 280, оттуда — по шоссе 101 и 152.
— Но если будет сильное желание, на обратном пути, так и быть, прокачу тебя по дикому побережью, — пообещал Стэн, пока убирал с переднего сиденья серо-голубой плед, крепко провонявший Матильдой. — Можем залив Монтерей глянуть, а?
Джеффри на миг вообразил, как он, сидя в кабине старого пикапа, в свете закатного солнца любуется скалами, облепленными моллюсками и тухлой тиной. От предвкушения всевозможных морских запахов в сочетании с холодным тихоокеанским ветром и наверняка отбитой поясницы передернуло.
— Как знать, старик. Если ты купишь мне в Сан-Хосе выпить, как знать… У тебя есть «Что нам делать с пьяным моряком»?
— Пощади меня, как думаешь, сколько раз я ее слышал? — Стэн махнул на бардачок. — Возьми кассеты. Там Босс, Боб Марли, Рэй Чарльз, Роберт Плант…
— Ого, Дэвид, мать его, Боуи! Какая прелесть, — Джеффри покрутил коробочку с «Безумным Парнем». — Не ожидал от тебя такого.
— Чем тебе не нравится Боуи?
— Мне? Мне он нравится от и до. Но для тебя это не слишком ли по-гейски?
— Я ж и обидеться могу.
— Прости-прости, для меня это просто такое мини-открытие.
Еще одно приятное открытие: Стэн оказался на редкость аккуратным водителем, а его с виду неказистый пикап приятно урчал и плавно входил в повороты. Можно было откинуться на спинку сиденья и, стараясь не всматриваться в шерсть, медленно, но планомерно оседавшую на фиолетовые штаны, расслабиться.
Пока выезжали из города, Джеффри еще пробовал перебирать кассеты, но ничего любопытного или сколько-нибудь соответствующего его полусонному настроению не находил.
— А почему тут нет ничего на китайском? Или дело обстоит, как с «Матросом»?
— Примерно, — отозвался Стэн, не отрывая взгляда от светофора. — У меня китайский ассоциируется с работой и молодостью, так что сам понимаешь… но иногда, под настроение. Такое, печальное. Чего б не повспоминать, а?
— М-м, — протянул Джеффри и захлопнул бардачок. — Получается, твоя лодка — это место, где ты чувствуешь себя прям молодым?
— Ого, у меня, что, интервью берут?
— Заткнись. Скучно ехать четыре часа в тишине. Расскажи о себе.
— Так заткнуться или рассказывать?
— Ты понял меня, Стэн. Ну же. Я хочу узнать о тебе побольше.
— Ого. Полегче, я и влюбиться могу. Да и потом, что рассказывать? Море, Китай, рыболовство, СПИД, люблю вкусную стряпню, толстая собака, — говоря все это, Стэн загибал пальцы. — Чего еще? Я тебе почти все рассказал в первые наши попойки.
«В том-то и дело, что ты рассказывал, когда мы пили! Я ничего не помню».
Джеффри уставился в окно, где дома с каждой милей становились все реже, ниже и скучнее. Одно дело — болтать с кем-то, кого ты впустишь в свою жизнь на единственную ночь, там можно нести полнейшую чушь, вываливая перед случайным знакомым самое грязное белье и самых любимых скелетиков из самых дальних шкафов, или, наоборот, врать про себя, рисоваться милашкой, героем, непризнанным гением. Больше-то вы не увидитесь, так чего мелочиться? И, разумеется, совсем другое — «знакомиться» друг с другом в долгосрочной перспективе. Сразу вставал ряд дурацких вопросов: что говорить, как, зачем и во что та или иная откровенность способна впоследствии вылиться?
«Он-то меня всякого видел, про мои планы в курсе, а я...»
— Я прослушал, почему именно Китай? Типа экзотика? Черный рынок? — Джеффри шутливо отстранился от Стэна.
Тот юмора то ли не оценил, то ли не заметил движения с соседнего сиденья:
— Экзотика?.. да не… разве что вынужденная. Хотя жратва у них годная. А что до рынка, расслабься, никакого оружия, торговли людьми и органами.
— А наркотики? — Джеффри сощурил глаза.
— А что наркотики? Этого говна везде хватает. Если тебе так любопытно, я иногда возил контрабандную алкашку и браконьерную хероту.
— А алкоголя везде не хватает?
— О-о, поверь, годного — очень. К тому же азиаты не умеют пить. У них там что-то с генами, они надираются на раз-два, даже не интересно.
Джеффри скучающе побарабанил по стеклу.
— И сколько ж ты там пробыл?
Стэн нахмурился. Почесал образовавшуюся складку между бровей:
— Лет семь-восемь, как-то так. Но я жил рейдами. Девять месяцев — там, месяц — тут.
— Погоди, а еще два месяца?
Стэн впервые за всю дорогу искренне рассмеялся:
— На корабле.
Стало неловко. Джеффри чувствовал себя полным профаном в теме путешествий. Нет, он тоже бывал за границей, но исключительно как турист. И города он себе выбирал максимально популярные и комфортные: Париж, Рим, Берлин. Китай ему представлялся смутно по фильмам «Злоключения китайца» и «Касания Дзен», которые выглядели ярко, но совершенно не реалистично.
— И тебе было нормально там?
— Вполне. Если живешь и работаешь, быстро ко всему привыкаешь. Дел много, грустить не успеваешь.
— Я-ясно... — Джеффри поежился, стараясь устроиться так, чтобы не болели тощие бедра. — А чего там не остался? Ну, кроме того, что там парни не в твоем вкусе, что тебя тут держало?
— Так-то семья. Мама, сестра.
— О, да ты семейный мальчик! Прелесть, просто прелесть. А чего ты мне про сестру никогда не рассказывал?
— Сестра как сестра, — внезапно стушевался Стэн. — Чего рассказывать?
— Ну, там младшая, старшая? На тебя похожа?
— Младшая. И нет. Непохожа. Красавица и умница. Разве что… может, упрямая, как я… — и чуть помедлив, уточнил. — Давай я лучше про Китай расскажу. Ты… бывал в Шанхае?
— Знаешь, как-то не доводилось, — ответил Джеффри и приготовился слушать.
А что ему оставалось, раз разговор категорически не клеился?
«Удивительно нелепо, за выпивкой или между делом болтали только так. А тут все через задницу. С другой стороны, я подозревал, что он — семейный мужик. Уж больно хозяйственный. И собака. Сэнди что-то болтала про то, что собачники — экстраверты, и чаще кошатников женятся, выскакивают замуж, — Джеффри скучающе оттянул ремень безопасности, зевнул. — Про батю, видать, спрашивать нет смысла. Умер? Спился? Ушел к другой? Ха. Или выгнал сына-гея? Хотя такого крепыша попробуй выгнать, — вспоминая снимок молодого Стэна. — Хорошо, что мы тогда не встретились. Ты бы мне точно не понравился. И тогда бы я не тратил твои деньги, не напрашивался на завтрак и не… — опять зевнул, — не заставлял бы со мной тащиться. Удачно-удачно. Сволочь я, но раз тебе нравятся стервы… сам виноват».
Мелькнувший зеленый щиток с белой каймой напомнил, что до Сан-Хосе предстояло проехать еще сорок миль.
«Это час… наверняка попремся на заправку. Надо попросить купить мне поесть, таблетки… а, фу, бля, я забыл. Надо было взять подушку», — Джеффри кое-как принял удобное положение, скрестил ноги, уперся затылком в дверцу, все равно рассматривать в окне нечего. Там — сплошной асфальт, сухая трава, усталые и кривые пальмы, колючие кустарники. Иногда всплывали билборды с рекламой местечковых кафешек с домашними пирогами с утиной печенью, придорожных клубов и магазинов для дальнобойщиков. Безвкусно пестрые слоганы перемежались с редкими, но меткими высказываниями политиков и цитатами из Библии, вероятнее всего, напоминавшими о праведной жизни и о том, что путь наш труден…
«… а потому следи за дорогой, придурок. Кто вообще додумался совать социалочки на автомагистраль? Хуйня...»
А Стэн все говорил и говорил. Про порт в Шанхае, где всегда случалась страшная давка, и с непривычки чудилось, словно корабли раздавят друг друга. Про яркие вывески вдоль портового рынка. Про значение длинных ногтей у стариков.
— ...если в субботу выйти на берег Хуанпу, можно посмотреть, как шанхайцы запускают воздушных змеев. Главное, это делают взрослые дядьки без всякого стыда. И никто им слова сказать не смеет. Традиция. Ну и вообще не наше дело...
Рассказ убаюкивал, а некрутой, но долгий подъем в горку укачивал. Веки слипались, и Джеффри чувствовал, как его тело, обмякая, врастало в сиденье.
«Складно он все раскладывает. Я б еще попросил… мне тоже часто говорили, что я интересный. И что чтец неплохой. Да… Помню-помню».
Они с Крисом часто устраивали эдакие «литературные вечера», тому нравилось узнавать про те или иные произведения, известные ему раньше исключительно по названиям. Особенно пришелся ему по душе Оскар Уайльд.
— «Потерю одного из родителей еще можно рассматривать как несчастье, но потерять обоих, мистер Уординг, похоже на небрежность».
Крис рассмеялся и придвинулся ближе, обхватив Джеффри под грудью:
— Жестоко.
— Это английский юмор.
— Похоже на то, как шутишь ты... — и, устроив голову у Джеффри на плече, попросил. — Читай дальше.
Вид у Криса сделался сосредоточенно-серьезный, он честно вникал в сюжет и следил за тем, как переворачивались страницы. Задавал вопросы, что немного сбивало с заданного ритма:
— «Кто был ваш отец? Видимо, он был человек состоятельный. Был ли он, как выражаются радикалы, представителем крупной буржуазии или же происходил из аристократической семьи?»
— «Буржуазии»?..
Джеффри приходилось не только отвлекаться, но и выскребать из памяти относительно понятные и при том близкие к правде определения:
— Ну это как капиталисты. У них есть земля, производство или акции, и они с них получают деньги.
— Я-ясно...
В интонации Криса легко угадывалось смущение, вот он нахмурился, вот торопливо отвернулся. Джеффри, с одной стороны, очень умиляло, как тот иной раз стеснялся расспросов, с другой стороны, сам волновался, быстро менял тему:
— М-да. Вот уж не думал, что буду читать «Как важно быть серьезным» вслух. Я говорил, давай посмотрим фильм! Там молодой Майкл Редгрейв, такой душка. И тебе в плане актерства очень бы пригодилось.
— Не, — улыбнулся Крис. — Мне больше нравится, когда мне читаешь ты. Так интереснее.
— Скажи честно, что тебе нравится надо мной смеяться.
— Я смеюсь в нужных местах! А ещё ты здорово читаешь на разные голоса. Читай, — постучал по книжке пальцем. — Ты обещал, что мы дойдем до середины второго акта. А мы еще на первом.
Джеффри демонстративно изогнул бровь:
— Неужели? И как ты догадался?
— Слово короткое. Его я вижу. А еще там жирные буквы.
— Крис, как тебе не стыдно! Может, они стесняются?
— Ты по-онял. Читай.
Джеффри послушно продолжал изображать высокомерную леди Брэкнелл и изредка посматривал на настенные часы.
— У тебя разве нет репетиции завтра? Во сколько? В девять?! И ты молчал? Премерзкий мальчишка. Спать-спать-спать, — Джеффри заложил страницу рецептом на новый противовирусный препарат и звонко поцеловал Криса в лоб. — Добрых снов.
— А... Мы можем еще немного поболтать? Я... Все-таки не понял, что такое буржуазия.
— Прекрасно, молодой человек! Я уважаю ваше стремление к знаниям, но утром. Все утром.
Джеффри перевернулся на бок, напоследок ласково похлопал Криса по плечу. Тот принял жест с присущей ему радостью, но тут же последовал за рукой, перехватил у запястья.
— Джефф.
— М?
— А может мы, ну?..
— Не-не-не. Никаких «ну». Сон. Поверь моему опыту, это ты сейчас такой активный, а к двадцати пяти начнешь скрипеть и разваливаться, если не будешь нормально высыпаться. Или погоди, — Джеффри заподозрил неладное. — Опять кошмары?
Крис почти сразу отпустил его запястье.
«Да твою ж мать», — мысль промелькнула быстро, но, видно, успела отразиться на лице. Крис пристыженно отполз на свою часть кровати:
— Прости. Я знаю, это тупо. Как будто мне лет шесть. Не мочусь, и на том спасибо. Просто.... противно. Ничего, я завтра на прогоне выдохнусь и нормально посплю потом. Прости.
— Эй. Эй. Все нормально. Кошмары — это не тупо. Вот я у тебя микробов боюсь до усрачки, и ничего. Ты надо мной не издеваешься. Неужто ты считаешь, что я?.. Ангел мой, ты ж не считаешь меня прям такой стервой?
Крис замотал головой:
— Ты не стерва. И микробы — это научно. А я какой-то тупой реднек, который трясется от детских пугалок.
«"Детские пугалки"? О, мой ангел, едва ли».
Проблемы со сном обнаруживались и раньше, но Джеффри не придавал им значения. Он и сам частенько оказывался то в бесконечной очереди за лекарствами, то на похоронах мамы, то в каком-нибудь грязном баре, не в силах подняться из-за стойки и дойти до уборной. Но кошмары Криса казались совершенно иными.
Они случались волнообразно, в межсезонье или в пору особенно напряженных репетиций. Длились днями, неделями подряд. Крис становился вялым, нервным. Он больше проводил времени за телевизором или с магнитофоном, гоняя по сотому кругу и так заученные наизусть тексты, что надиктовывал ему Джеффри. Крис часто просыпался в слезах, от переутомления с ним случались судороги.
Уже знакомый ему психиатр приветливо встречал его в своем кабинете, звал не «мистер Уилсон», а по имени. Угощал соком и расспрашивал о работе в театре. Крис отвечал сухо, а когда начинались вопросы о самочувствии или детстве, делался почти сердитым. Джеффри оставалось лишь удивляться и извиняться за двоих. К счастью, психиатр не принимал внезапные выпады на свой счет.
«Мне приятно работать с Крисом, он очень занятный юноша с интересным прошлым, — успокаивал психиатр Джеффри, когда они оказывались один на один. — Дислексия, травмирующий опыт в семье и, судя по всему, с врачами, энурез вплоть до подросткового возраста, повышенная тревожность, кошмары, приводящие к дистрессу... С последними помогут справиться бензодиазепины и селективные ингибиторы, но я бы настоятельно рекомендовал пройти курс психотерапии».
Джеффри раздражали фразы про «занятного юношу», словно речь шла не про его Криса, а про подопытного кролика.
«Это глупо. Нет... Как это?.. "Деструктивно", вот! Для врачей мы всегда нечто занятное, в конце концов, это их работа. Но мне так обидно и стыдно, что я ничем и помочь-то не могу».
Джеффри благодарил старого приятеля, обещал непременно уладить все с психотерапевтом, хотя сам прекрасно понимал: они вряд ли когда-нибудь доберутся до полноценной сессии со специалистом.
«Нам бы лекарства научиться нормально принимать».
Антидепрессанты пугали Криса тем, что их полагалось принимать ежедневно. Он переставал себя узнавать, жаловался на тошноту и головокружение, — все это мешало его работе, и если Джеффри не следил за ним, то тихонько прятал таблетки и делал вид, что потерял всю банку, выписанную на месяц.
«Идиотизм. Он реально надеется, что я ему поверю?!»
В моменты неубедительного вранья Джеффри злился, но молча, быстро остывал, сознаваясь самому себе, что гнев ничего не улучшит, скорее, наоборот, испортит.
«Он не виноват. А вот я — весьма. Самодовольный СПИДозный кретин, который решил подцепить молоденького, потому что с ним проще. Ну я и сволочь».
Джеффри старался засыпать после Криса, прислушиваясь к шорохам и дыханию. Не то чтобы тревожное бдение что-то давало, но ощущение сопричастности было. Правда, возраст брал свое, и Джеффри проваливался в беспокойный сон, пока не просыпался посреди ночи от шума.
Сперва Крис ворочался, трясся, потом мычал, стонал, иногда хрипел, как если бы его душили. Джеффри спросонья пугался, совсем не к месту ругался и легонько толкал Криса. Тот подскакивал, таращил ничего не видящие глаза, нес чушь, путал слова, а Джеффри успокаивал, перебирая все возможные способы утешения.
«И к чему я вспомнил это все? А. Точно. "Как важно быть серьезным". Бля, да. Очень важно».
Тогда Джеффри разбудил глухой крик в подушку. Крис лежал и выл. В темноте его красивая спина блестела потом и страшно бугрилась напряженными до предела мышцами. Лопатки ходили ходуном, плечи дрожали. Самое жуткое было то, что Крис продолжал спать. А когда, наконец, очнулся, не понимал ни где он, ни с кем.
— Ангел мой! Ангел мой! Все хорошо. Мы дома. Я здесь. Окей? — Джеффри, как мог, улыбался, силился разжать кулаки Криса. — Ну, сон. Ну, бывает. Сейчас пройдет. Крис, ногти в ладонь. Неприятно. Разожми. Ну-ну...
Крис крутился на месте и беспомощно моргал в темный угол комнаты. Туда же он и говорил не своим голосом:
— Нет. Н-не поедем. Тут.
А Джеффри подхватывал:
— Да-да, тут! Полный тут. А ты чего вскочил? Ты ложись. Ложись, ангел. Сейчас принесу тебе воды, и все будет за-е-бись!
Ноги не слушались, подгибались, от резкого пробуждения у самого в ушах гудело, а живот стягивало болезненным спазмом. Как назло, нужная баночка нигде не находилась.
«Блядь. Они ж еще и все одинаковые!» — Джеффри судорожно рылся на полках за зеркалом в ванной и прислушивался.
— Сейчас-сейчас! — звучать бодро выходило едва ли.
Вернувшись со стаканом и успокоительными, Криса в кровати не нашел. Он забился под стол и наблюдал оттуда, все так же не мигая и бормоча что-то под нос.
«Епт твою мать, страшно».
— Ангел мой, ну, что за прятки! Давай, иди сюда. Смотри, мы дома. Все хорошо, да? Да. Нравится тут сидеть? Замечательно! С тобой можно? Обалдеть как круто! На, попей воды… лучше я подержу стакан. Молодец. И вот, выпей это тоже, — Джеффри аккуратно подсунул Крису в рот таблетку.
Тот, вроде начав приходить в себя, послушно глотал воду, как вдруг скривился. Стал отплевываться.
— Ч-что?.. Нет. Не б-буду…
— Что такое? Горько? Прости, Крис, прости, ангел! Я дурак. На-на, попей воды. Просто воды!
— Нет! — толкнул Джеффри в грудь.
Упал стакан, упала баночка с таблетками.
«Хорошо хоть ничего не разбилось».
— Тихо-тихо, хорошо. Попили — и хватит. Крис, прости. Я могу посидеть с тобой? Просто?.. Посидеть. Вот тут, рядом. Спасибо. Дашь мне руку? Спасибо, ангел.
Сидеть на мокром и твердом полу — тяжело. Джеффри уже буквально знал, где на следующее утро он найдет свежие синяки. Везде. А еще завтра непременно заболит голова, сильнее, чем от любой попойки. Что бы там врачи не объясняли, Джеффри давно заметил: одна трезвая ночь, полная стресса и нервотрепки за близкого человека, убивала намного сильнее, чем месячный запой, на каком-то глубинном уровне. Потому что вот — Крис, любимый, совсем родной, он не узнает Джеффри и просит никуда его не забирать.
Постепенно серые глаза прояснялись, к Крису возвращался его привычный взгляд печального бигля. Паника сменялась полноценными и тихими слезами.
В тот раз они даже из-под стола не вылезли. Джеффри водил стопой по луже, представлял, как он будет звонить психиатру, договариваться о новой дозе лекарств. Крис устало размазывал по лицу слезы и сопли.
— П-прости. Я… такой тупой.
Джеффри без всякого отвращения поймал его ладонь и бережно уложил себе на колено.
— Что ты, ангел. Ты самый лучший. Самый любимый и вообще… Эй. Хочешь, я расскажу тебе еще про буржуазию?..
Крис кивнул и крепко прижался к плечу Джеффри.
— …ли… ин… ист…
— А?
— Я говорю: приехали, господин журналист! — весело отрапортовал Стэн и хлопнул за собой дверцей.
От пронзительного металлического удара сделалось неуютно. Джеффри нахмурился. Зевнул. Кое-как потянулся, упершись в низкую крышу пикапа, мгновенно прочувствовав, насколько же у него все затекло. Во рту скопилась вязкая слюна с привкусом желчи. Джеффри сплюнул ее на засыпанный песком асфальт, медленно тряхнул растрепанными волосами, не понимая, мутило его или нет?
— Тебя срубило еще до Сан-Хосе. Спал как убитый, — Стэн помог Джеффри вылезти из машины и сунул подкуренную сигарету.
— Мерси.
Подняться все же получилось. В лицо ударил влажный ветер, смешанный с придорожной грязью.
— Твою ж мать… — Джеффри похлопал себя по щекам и, наконец, сумел окончательно разлепить веки.
Они съехали на обочину возле пересечения двух дорог. Вокруг — неизменные колючие кустарники, высокая трава, дотянувшаяся до середины старого деревянного заборчика, бесконечная линия электропередач, цветущие эвкалипты, густо пахнущие маслом и лимоном.
Джеффри растерянно потоптался на месте: «Мы точно приехали? А… где дома? Люди?» — с опаской покосился на Стэна, разминавшего ноги и попутно любовавшегося деревьями:
— Красота-а. Да? Они ж, это, прямиком… из Австралии. Слышал, как их покупали в двадцатых?
— Кажется, да, — ответил Джеффри, хотя честно не представлял, о чем шла речь.
— Не история, а анекдот, — продолжил Стэн, как ни в чем не бывало. — Уговорили местных закупиться эвкалиптом. Красиво, ароматно, еще и выгодно. Народ потратил хуеву тучу денег. Правда, австралийцы не уточнили, что расти эта красотень будет в лучшему случае лет сто. Народ разорился. Во-о-от. А сейчас эта хрень разрослась почти по всему штату. Не, красиво. Только, чую, сгорит это все к ебеням.
— Почему?
— Из-за масла. Оно горит, еще и ядовито.
— Откуда ты все это знаешь? Ты и эвкалиптом торговал?
— Не-е, но я знал мужиков, которые этим промышляли. Они-то свои рейсы отработали и отлично приподнялись.
Джеффри стало неуютно, невзирая на то, что стоял совершенно ясный день и приятный запах, впечатление складывалось тревожное.
— Думаешь, мы правильно приехали?
— Ага, — кивнул Стэн, шумно выпуская дым из легких. — На карте отмечена только одна «Улица Эвкалиптов».
— Оригинально…
Джеффри выудил из кармана блокнот, сверился с адресом — да, все верно.
— Ну, по крайней мере, не удивительно, что Твинки отсюда свалил. Это ж абсолютная дыра.
— Ну так. Здесь жили маленькие фермеры. Выращивали всякое на продажу. А как в Уотсонвилле в конце семидесятых случился производственный бум, появились крупные сельскохозяйственные объединения, они вытеснили местных к хуям. От воспоминаний о всяком огородничестве — фестиваль клубники. В общем, загнулось тут все. Земли пооткусывали, молодняк, кто посмекалистее, поразбежался. Пойдем вперед, — махнул в сторону зеленого указателя «Улица Эвкалиптов». — По карте нам туда.
— А чего ты не подъехал ближе?
— Во-первых, мне по-прежнему полезно гулять. А во-вторых, не хватало, чтобы нам там где-нибудь выезд перекрыли. На своих двоих из таких вот ям проще выбраться, чем на колесах. И потом… чего тебе не нравится? Красиво, романтично.
Джеффри нервно облизал губы:
— «Романтично»? Ха. Больше похоже на укромное место для насильников.
Стэн поймал его взгляд, рассмеялся:
— Ну, будь я насильником, я бы в такие ебеня не ехал. Хлопотно, — он вновь похлопал Джеффри по плечу. — Пойдем потихоньку.
«Снова в гору? Да сколько ж можно?!»
Конечно, «в гору» — сильно сказано, узкая каменистая тропка, рассчитанная на одностороннее движение, уходила вверх по небольшому холму. Стройные эвкалипты трясли блестящими кронами с пушистыми бутонами, в их ветвях громко урчали полосатохвостые голуби, их изредка перебивали крикливые зуйки. До сегодняшнего дня Джеффри не знал, что обе птицы водились в Калифорнии (а про зуйка так и вовсе ни разу не слышал), но Стэн быстро и на удивление охотно и про тех, и про других рассказал. Джеффри в нужный момент восхищался и тянулся к чужой пачке «Винстона». Скоро показались первые дома — «Ну, как дома…» — полуразрушенные сараи и курятники, поросшие осокой.
«И до сих пор никого живого».
— Ты, кстати, сообразил, как будешь представляться матери Твинки?
Вопрос Стэна застал врасплох. Джеффри отмахнулся:
— Соображу.
— Не думаю, что мать оценит байку про гей-газету.
— Да что ты? — огрызнулся Джеффри, но тут же добавил мягче. — Мне надо вообще понять, в курсе она, что ее сын умер или нет. Не хочу быть плохим гонцом… Да блядь!
— Чего? Устал?
— Нет! Камень! В ботинок! Бля-я… а еще я забыл спросить у той Чу-Чу, как Твинки зовут. Ну на самом деле. Ты в курсе?
Стэн ухмыльнулся и, опустившись на одно колено, ухватил Джеффри за щиколотку.
— Давай, разувайся. Я вытряхну, — принялся выискивать злополучный камень. — Я с Твинки был. Но не настолько часто и хорошо, чтобы знакомиться. Смекаешь?
— Смека-аю, — протянул Джеффри и, придерживаясь за плечо Стэна, натянул ботинок обратно, почувствовав на бедре пальцы, хмыкнул. — Но недоумеваю. Ты слишком папочка, чтобы не интересоваться каждым своим ебырем.
— Кто тут еще чей ебырь, — беззлобно проворчал Стэн и, выпрямляясь, легонько шлепнул Джеффри по пояснице. — Говорил ж, сладкие цыплята — не мой типаж. Как будешь выкручиваться?
— Как всегда. Буду строить из себя эксцентричную очаровашку.
— Ха. Но ты, это, полегче. Мы не в Кастро. А ты пестрый, как совсем залетная птица.
«Он прав, фиолетовый — не лучший цвет для незаметной вылазки. Но мне в нем так хорошо. Ладно. Сообразим. В конце концов, ничего такого я болтать не хочу».
Взойдя на холм, Джеффри поймал себя на том, что он в принципе не представлял, о чем и как ему следовало болтать. А между тем они со Стэном набрели на деревню, хотя… даже «деревня» для горстки старых домишек звучало неправомерно громко: прохудившиеся крыши, то тут, то там поросшие то ли плесенью, то ли травой, кривые окна и двери, просевшие фундаменты; вокруг — все тот же мелкий забор, однообразно грязный и тоже кривой; машины, стоявшие возле участков — сплошные развалины, кое-как накрытые пятнистым от проступавшей наружу ржавчины брезентом.
Половина участков выглядели настолько запущено, что становилось ясно — на них давно никто не жил, а вторая половина — недобро смотрела на заезжих гостей из города из-под полуопущенных жалюзи и местами заколоченных окон.
Джеффри откашлялся, Стэн ободряюще подмигнул:
— Оценил сельский уют?
— Ага. Очень. Нам надо в номер три… Это вон тот, с краю, — указал на одноэтажный дом-коробку болотно-зеленого цвета.
На фоне других он казался почти нарядным: у крыльца стояли три криво сколоченных кадки с жухлыми цветочками, на крыльце — старый половик с мышонком и надписью «Дом, милый дом». Джеффри замер у входа во двор.
— Дай последнюю.
Стэн с услужливой расторопностью достал пачку.
Закурили. Джеффри еще раз осмотрелся, надеясь заметить хоть кого-то, Стэн его осторожно одернул:
— Не вертись. Ты привлекаешь внимание.
— Я в курсе. Просто хочу разведать обстановку… я так-то не первый год журналистикой занимаюсь.
— Ну-ну. Гляди, чтоб не последний, — одним движением глаз указал на примостившийся между эвкалиптов трейлер, где медленно отворилась дверь. — Давай-ка, топай в дом. Я за тебя докурю, — забрал сигарету. — Встречаемся у машины. Не потеряйся, окей?
Джеффри не придумал никакой язвительной колкости взамен на понятную, но сейчас особенно неприятную, заботу и шагнул на участок дома номер три.
«Важный — пиздец. Нет, я ему очень благодарен за все, но прям совсем идиота из меня делать… бред», — рассуждал Джеффри, поправляя хвост, подол пиджака и осторожно включая диктофон в нагрудном кармане.
Без болтовни и подколов Стэна резко стало неуютно. Пришлось сдерживать себя, чтобы не обернуться и не удостовериться: он, действительно, там? Он не сбежал? Не бросил? И, что куда страшнее, его никто не утащил в тот страшный трейлер?
Рядом с тревогой тут же образовалась паскудная робость: куда он сам полез? Да, Джеффри вел расследование в разных местах, в разных образах. Но когда это было!
«Так, спокойно. Собраться».
Но мысли собираться категорически не хотели. Джеффри думал о Крисе, Оскаре Уайльде, о чем угодно, но не о деле. Не о Твинки.
«Что я о нем знаю? Да ничего по сути. Сладкое прозвище, морда — тоже сладкая. Работал в “Перчатке”. Полгода торговал собой на улице. Принимал “винт”», — в памяти всплыл трепетный взгляд олененка из-под томно опущенных, чуть подкрашенных ресниц. Джеффри замутило. Выяснять, от воспоминаний или нервов, времени не осталось.
«Хуй с ним. Будем импровизировать. Вчера же прокатило», — решив так, он постучался.
Ему открыла сухонькая женщина в простом выцветшем на солнце голубом платье. Она вытерла сморщенные руки о серый фартук, расправила на нем несуществующие складки. Подслеповато нахмурила белесые брови. Джеффри не мог угадать, с какой эмоцией женщина его встречала: испугалась? Рассердилась?
— Добрый день, — произнес он шепотом и… все.
Идеи закончились.
«Пиздец, какой же я молодец. Ни ее имени, ни имени ее сына ничегошеньки не знаю. Но приперся ж. Боже… Драпануть? Соврать, что ошибся дверью? Да, ведь это такой густонаселенный район. Я вообще ни разу не подозрительный…»
— Добрый, — еще тише поздоровалась с Джеффри женщина и, наблюдая за ним снизу вверх, внезапно оживленно спросила. — Вы… друг Кевина… да?
Вот за это встревоженно-грустное «да» Джеффри и зацепился.
— Да-да! Совершенно верно. Небо, простите! Я испугался, что… ошибся адресом. Очень приятно, — и с улыбкой протянул руку. — Меня зовут Джон Уординг. А вы, должно быть, миссис…
Женщина улыбнулась, словно отразив улыбку Джеффри, только в разы тусклее и испуганнее.
— Рэй. Миссис Рэй.
Она ответила на рукопожатие двумя руками. Неловко потрясла ладонь Джеффри и так же неловко отпустила.
— Очень приятно, миссис Рэй! Простите мне мою скверную память. Я уже немолод. А ведь Кевин мне про вас много рассказывал.
Та опять улыбнулась, но совсем уж вымученно.
— В-вы знаете, что Кевин?.. — она не смогла договорить, резко отвернулась, пара крупных, седых до белизны, волос выпали из мягкого пучка.
«Ага. Значит, я хотя бы не буду ей все это сообщать. Спасибо».
— Да, миссис Рэй. Примите мои искренние соболезнования. Вы… позволите мне войти?
Та, точно смутившись своих эмоций, быстро отпустила Джеффри и пропустила его в дом:
— Конечно-конечно! Проходите.
Внутри пахло настоящим домом. Попросил бы кто, Джеффри бы при всем желании не объяснил, как именно пах настоящий дом: едой, ополаскивателем для белья «Свежесть Альп», детскими игрушками, сладким, — список и вариации можно перечислять бесконечно.
Дом миссис Рэй пах чистящими средствами с хлоркой, свежепостиранными коврами и лимонным чаем.
«Странное сочетание. Но приятное».
Сам дом внутри был еще меньше, чем виделся снаружи: гостиная — не больше пятидесяти квадратных футов; две двери, вероятнее всего, в спальню и ванную; короткий коридор на кухню. Пол под ногами глухо поскрипывал сквозь протертые ковры. Стены и потолок давили вездесущим болотным цветом, опять же, из каких-то шестидесятых.
«Тогда ж модно было, чтобы все такое темное. Типа, растительное».
Посреди гостиной — некогда пухлый, теперь очень просевший диван, зато с вышитыми вручную подушками в цветах. Напротив — напольный телевизор в деревянном корпусе, крышку которого украшали черно-белые фотографии в фигурных рамках, купленных либо на барахолке, либо по страшной уценке (уж больно они показались Джеффри кривыми и жутенькими). Вот портрет какого-то усатого мужчины держал рыжий котенок, а вот — мультяшное солнце с отколовшимся лучом, в центре — фотография старшеклассника, чертами схожего с Твинки.
«Чу-Чу умница! Не обманула».
В целом главным убранством дома, видимо, были фотографии. Они висели повсюду: семейные снимки, снимки Твинки разного возраста…
— Садитесь, пожалуйста, — миссис Рэй поправила подушки и указала на диван. — Вы голодны? Могу угостить вас рагу. Или тыквенным пирогом.
— Нет-нет, что вы. Не волнуйтесь.
— Хотите чаю? Кофе? Может, лимонаду? Мистер…
— Джон. Просто Джон. Уверяю вас, миссис Рэй, ничего не нужно. Я приехал к вам, так что для меня не будет большей радости, чем возможность поговорить с вами.
— Со мной?
— Да. Разумеется, если вы не против. Я представляю, как вам непросто, так что займу у вас мало времени. Видите ли, многие мои знакомые, да и я в том числе, давно потеряли связь с Кевином, и тут такое… Хотелось узнать, что случилось. Разобраться, понимаете? Может, это грубо с моей стороны, но я посчитал своим долгом приехать к вам. Я узнал адрес от Чуан…
— Чуан? — оживилась та. — Она в порядке? Еще работает в «Перчатке»? Вот как… Ее не обижают?.. Хорошо-хорошо, — миссис Рэй в нерешительности села на противоположном конце дивана, взволнованно расправила фартук. — Спасибо вам, что приехали. Мне… не посчастливилось познакомиться с друзьями Кевина лично. Сами видите, — она обвела взглядом гостиную. — У нас здесь глушь. Ехать далеко. Да и… люди не очень, ну… понимающие. Но Чуан — добрая девочка. Кевин учил ее грамматике и привозил мне от нее письма, пока не… — миссис Рэй принялась отскабливать несуществующее пятно с фартука. — Простите, у меня все путается. Пару дней назад приезжали офицеры. Подумали, наверное, что я — чокнутая. Все слова из головы повылетали. А они терпели, бедолаги. У них работа такая, я понимаю, ревущих старух слушать.
— Ну, что вы, вы замечательно выглядите!
«Комплимент совсем неуместный. К тому же это — неправда».
Лишь сидя напротив миссис Рэй, Джеффри обнаружил, что она — не такая уж и пожилая, просто необыкновенно уставшая и нервная: непрерывные прикосновения к фартуку служили тому неплохим доказательством. Вводили в заблуждение и седые волосы, и опрятный, но уж слишком ветхий наряд.
Джеффри нашел возле окна фотографию аккуратной девушки в том же ситцевом платье и с маленьким Кевином на руках.
«Сколько ж ей? Пятьдесят… пять? Не больше. Выглядит ужасно. Матушка в ее годы прям цвела».
Сравнение даже в собственных мыслях прозвучало неприлично. Джеффри осторожно поправил диктофон:
— Миссис Рэй, это офицеры рассказали вам о Кевине?
— Да. Но я догадалась раньше.
— Догадались? Как это?
— Простите, — она ненадолго запрокинула голову. — Знаете, Кевин… хороший мальчик. Послушный, жизнерадостный. Когда его отец умер, нам жилось непросто. Я много работала, он помогал мне по дому. Никогда не жаловался. Хотя ему точно не хватало любви. Точнее… я думаю, моей любви ему не хватало. Кевин очень хотел заниматься музыкой. Но не потому что он мечтал быть певцом или композитором, нет. Чтобы получить внимание. У него чудесный тенор, и всегда были высокие оценки по сольфеджио... Он никогда и никому не причинял зла. Сами понимаете, такой мальчик здесь, да в том же Уотсонвилле…
— Миссис Рэй, я понимаю.
— Простите, я не хотела вас обидеть! Я… я была рада, что он переехал в Сан-Франциско. Ему понравился Кастро. Помню, Кевин приезжал и рассказывал мне обо всем. Но ему отказывали на всех прослушиваниях. Поначалу он устроился официантом, потом барменом. Потом в «Перчатку». Знаете, он не хотел мне говорить. Долго… — миссис Рэй замолчала, отвлекшись на снимок в рамке-солнце. — А я долго старалась не понимать. Он привозил мне деньги. Специально одевался хорошо. Делал вид, что не голоден, когда я сажала его за стол. Простите, я говорю несвязно. У меня, как это… склероз, — она еще раз запрокинула голову, как если бы на потолке висели заготовленные шпаргалки. — Рассеянный. Когда я нервничаю, он заметнее. О чем я? Да. Я догадалась, потому что Кевин стал реже приезжать. И присылать мне подарки. Я говорила, что мне радостнее будет увидеть его, но он все откладывал свой приезд. А потом он приехал… и, знаете, был такой… по-хорошему радостный. Привез денег. Много. Сказал, что по работе. Что он поедет… Забыла. Я записала. Я все записывала. Но потеряла тетрадь, — из ее груди вырвался звук, отдаленно напомнивший смешок. — Старая дура. Он сказал, что поедет на гастроли. И что вернется не скоро. Я тогда поняла. И просила никуда не ехать. Знаете, я эти деньги не трогала. Я их боюсь. А потом… — она развела руками, и глаза у нее сделались абсолютно блеклые и по-кукольному неживые.
Джеффри, успевший раз десять за весь сбивчивый монолог миссис Рэй проклясть себя за рассуждения о ее внешнем виде, взволнованно поерзал в кресле.
— Вероятно, он хотел помочь вам с лечением.
— Я догадалась. Он у меня очень-очень хороший мальчик. Но бестолковый. Зачем же мне быть здоровой, если его нет?
«Мама, пиздец, какой пиздец, мама».
— Миссис Рэй, а… вы случайно не знали, где Кевин нашел ту чудесную работу? Или, может, он говорил, кто ему эту работу предложил?
Та покачала головой:
— Нет. Знаете, нет, мистер…
— Джон.
— Джон. Простите. Вы не думайте, я все забываю и разваливаюсь. Кевин говорил про доброго знакомого. Они встретились в Кастро. Он помог Кевину с каким-то задирой, что обижал его. Но это было давно. Месяц или два… Я это говорила офицерам. Тогда еще я соображала чуть лучше, — миссис Рэй бережно коснулась притихшего Джеффри кончиками пальцев. — Простите, Джон. Я вас, наверное, пугаю. Я это не специально. Я в каком-то смысле рада… Чем больше я забываю, тем спокойнее… хотя то, что Кевин умер, я почему-то помню. О, — ее пальцы сомкнулись на запястье Джеффри, и он неожиданно понял, что да, крохотная миссис Рэй его пугала. — Вспомнила! Тот мужчина. Из Кастро. Кевин называл его в шутку Длинноногим Дядюшкой. Он помнил, что я люблю… как ее?
— Джин Уэбстер.
— Да-да, именно ее. И поэтому он мне рассказывал про своего Длинноногого Дядюшку… простите, а я предлагала вам чаю? Я просто… могу быть грубой, если что-то забываю.
— Да, миссис Рэй. И мы его с вами уже выпили, — ласково заверил ее Джеффри и поднялся. — Спасибо, что уделили мне время. Вот, — к своему же удивлению он достал заготовленные на случай ареста сто долларов и протянул их миссис Рэй. — Тут от нас… с Чуан. Здесь немного, но… вам нужны сейчас деньги.
— Ох, мистер Джон, спасибо, но деньги мне никогда не были нужны. Тем более теперь.
— Тогда это для Кевина. Для похорон и… — Джеффри почти бросил купюры на диван. — Простите еще раз за беспокойство. Всего вам доброго.
На самом деле прощались они долго. Возле дивана, стоя в дверях. Кукольно-умиротворенное выражение окончательно застыло на лице миссис Рэй, но она все равно очень нежно пожимала ему руку.
Выйдя из болотного домика, Джеффри стоял и, глядя под ноги, приходил в себя.
«Четыре часа туда и четыре часа обратно. За… черт, я потерялся во времени. Но какой пиздец. Это что же получается? Твинки ввязался в какую-то хуйню, чтобы вылечить мать, а та после его смерти добровольно сходит с ума? Шикарная история».
Джеффри побрел по пустынной улице вниз к пересечению дорог. Украдкой покосился на трейлер, но ничего странного в нем не нашел.
«Место стремное. Я бы тоже спятил».
Складывая все полученные сведения в общую картинку, Джеффри сорвал лист эвкалипта. Растер его и поднес к носу. Лимонно-маслянистый запах щипанул за ноздри. Сделалось легче, хотя весь путь до машины не покидало странное чувство надвигающейся угрозы.
«Паранойя? Класс. Ее-то мне и не хватало. А где Стэн?»
Джеффри обошел припаркованный пикап, подергал за ручку. Устало вздохнул. Набрал воздуха в легкие, чтобы позвать, но его опередили:
— Эй, педик!
Давненько Джеффри так не окликали.
За спиной, шагах в трех, четверо мужиков. Да, именно мужиков, не мужчин. При всем желании Джеффри не мог отличить одного от другого. Крупные, красномордые от выпивки и времени, проведенного под солнцем, работяги. Их объединяло очевидное недовольство конкретно его персоной.
«Откуда они вылезли? Деревня ж почти вымершая».
— П-простите?..
— Не, жополаз, не простим, — продолжил самый высокий, вероятнее всего, местный заводила. — Хули ты на нашей земле трешься? Ты — хахаль этого уебища, Кевина?
«Мне реально стоит отвечать на этот вопрос или нет?» — Джеффри постарался говорить максимально спокойно:
— Сэр, я понимаю, что вы мне тут не рады.
— Еще б мы, блядь, радовались! Ты в курсе, что вы, уебаны, к нам федералов притащили?
— Сэр, к-клянусь, больше я вас не побеспокою, — плохо, он начинал заикаться.
«Где Стэн?»
— Конечно, блядь, не побеспокоишь! Гребаный педик!
Джеффри сглотнул, отступил назад и уперся бедром в дверцу пикапа.
Что делать? Бежать — поймают, не так он молод, чтобы играть в догонялки. Закричать — крепче обозлятся. А всерьез защищаться — это и вовсе смешно. У него не было и шансов.
Вдруг зашуршали кустарники.
— Джефф! — из них, поправляя джинсы, вылез Стэн с сигаретой в зубах. — Прости, старик, отходил отлить. А я чего, дверь запер? Мое упущение. Лови, — и кинул Джеффри в ладони ключи.
Он вразвалку подошел к мужикам, весело кивнул:
— А вы чего тут, ребят? Случилось чего?
Самый высокий окинул Стэна оценивающим взглядом:
— Ты с ним, что ль?
— Бинго. Так случилось-то что?
— Да вот, — в той же притворно-дружелюбной манере ответил высокий. — Отмудохать его хотим. Можем и тебя за компанию.
— Отмудохать? — повторил Стэн, точно что-то прикидывая, и, затянувшись напоследок, выкинул сигарету щелчком пальцев. — Ребят, а может это… по-тихому разойдемся, а? У вас дела, у нас дела… — Стэн не успел договорить, высокий пихнул его в грудь.
Джеффри вскрикнул. Он не выносил, когда его от природы низкий голос взлетал куда-то вверх, но тут ситуация складывалась подходящая. Сделалось страшно и за себя, и за Стэна.
«На кой черт я его втянул? Пиздец. Мама, какой пиздец», — Джеффри вжался в дверцу пикапа, закрылся руками, приготовившись, как в старые-добрые, получать по лицу. Но его лишь один раз пихнули в плечо и то слабо, а потом!..
Ничего.
Джеффри слышал брань, возню, но его самого не трогали.
«Или я от страха боль не чувствую?» — когда же он набрался смелости посмотреть сквозь щель между пальцев, на ногах осталось лишь двое мужиков, да и то ненадолго.
Все происходило чересчур быстро для испуганного мозга. Стэн стремительно двигался, изредка и метко бил противников то в челюсть, то в грудь. На кулаке у него блестело что-то темное, шипастое.
Джеффри шагнул в сторону и с ужасом обнаружил, что то, что его пихнуло в плечо — тот высокий, валявшийся у колес пикапа лицом в асфальт. Почудилось красное пятно на ботинке. Джеффри брезгливо отшатнулся. Его замутило. В который раз за сегодня?
Вид крови пугал. Как и звук ударов по человеческому телу. В целом насилие пугало. А тут оно настолько близко и громко…
— ...ну!..
— А? — Джеффри выкинуло из оцепенения.
— Я говорю, в машину! — велел Стэн строго.
— Д-да, да, сейчас-с…
Хлопнули дверцы, заурчал мотор и вот, спустя пару минут надпись «Улица Эвкалиптов» на зеленом фоне окончательно скрылась за слоями кустарников.
— Я тебе зачем ключи дал? Чтобы ты внутри сидел и ждал, — ворчал Стэн, разминая правую руку с покрасневшими костяшками, в его тоне не ощущалось и капли той свирепой строгости, что заставила Джеффри так молниеносно повиноваться. — Эх, ты. Не задело хоть? Славно. Подвинься-ка, — нечто с металлическим звоном упало в бардачок.
Джеффри вжался в сиденье.
— Что это, блядь, было?!
— Кастет.
— Я не про то. Блядь! — Джеффри вспомнил про пятно на ботинке. — Ты убил их!
— Шутишь? Такие рожи с пары ударов не умирают. Не боись, — погладил по колену. — Они на нас не заявят. Это ж надо признаться, что их уделали педики. Да и не наследили мы с тобой. Расслабься. Салфетки сзади, вытри туфельку, если тебе так неймется.
Стало стыдно, но притом чуть-чуть легче. Но лишь чуть-чуть.
— Стэн, мать твою, кто ты? Не вздумай говорить, что ты дрался с акулами или типа того. Я серьезно.
Тот усмехнулся в кулак на фразу про акулу. Пожал плечами:
— Разве что с кальмаром. Но я был бухой в говно.
— Стэн.
— Уймись, а? Шучу я. По молодости немножко занимался подпольными боями в Шанхае.
— Насколько «немножко»?
— Настолько, что оплатил сестре учебу, — чуть погодя, уточнил. — Боишься?
— Не то чтобы… я… просто не люблю мордобой.
— Эт правильно. Насилие — это плохо.
Джеффри все же потянулся за пачкой салфеток. Вытер нос ботинка и еще раз посмотрел на Стэна, намереваясь обнаружить в нем что-то, что выдало бы настоящего бойца.
«Хотя откуда ж мне знать, какие они?»
— Т-ты сам в порядке?
— В полном. Я мягкий, но прочный, — в доказательство Стэн хлопнул себя по животу.
«Очень странный мужик. Мне надо его бояться? Он может меня?.. Кажись, нет. Мог бы, давно втащил», — осознав, что смятая салфетка до сих пор у него в руках, выкинул ее в окно.
— С-спасибо. Прямо по-человечески. Я… меня бы размазали.
— Рад помочь, — Стэн открыл окно и со своей стороны, достал из пачки «Винстона» две сигареты. — Ну так что? Узнал, что хотел? — и подкурив обе, протянул одну Джеффри.