Митя не решался закрыть за этим уплывающим прочь куском дерьма дверь, глупо ее придерживая и по-детски наивно надеясь, что не настолько херово разбирается в людях. В душе теплилась надежда. Ну вот сейчас. Сейчас Он точно не выдержит, обернется и молча крепко его обнимет, не в силах что-то сказать, оказавшись не таким уж и гандоном, как о нем тут было подумали. Или, наоборот, боясь излишних прикосновений, скажет что-то вроде: «Извини. Я просто мудак. Ты встретишь кого-нибудь намного лучше. Это не так уж и сложно».

Время тикало, ожидания не оправдывались, с каждой секундой Митя чувствовал себя только глупее. Сожаление о том, что он отпустил Его так тихо, превращалось из мелкой бусины в груди в огромный надувной мяч. И вот внутри него уже Митя…

Матюги, пара ударов в нос, холодный борщ на голову, который он научился готовить за эти непростые полтора года совместного проживания, и уж точно незабываемое о себе впечатление этому козлу на всю оставшуюся жизнь. Но Митя продолжал невинно молчать, кусать уже давно изжеванные в мясо губы и все так же глупо придерживать входную дверь, все так же глупо веря в сказки.

— Ну все, давай, — покосились на Митю до неприличия холодным взглядом и как-то трусливо надавили на дверь с другой стороны.

Лифт подъехал, громко заскрежетал, пара метров очередного жизненного опыта спешно скрылась из виду. Чувствуя, как по лицу стекает хорошая порция невидимых помоев, от которых он не увернулся в силу своей наивности, Митя тихо вернулся в дом. Под тяжестью груза несбывшихся надежд, неоправданных ожиданий, полного разочарования в людях, неумолимого чувства стыда и кучи сожалений обо всем он опустился на холодный пол возле дивана и, чтобы хоть как-то облегчить свое существование на час-другой, выплеснул накопившиеся эмоции с неизменной для себя лаконичностью:

— Тварь.