Толпе незнакомых людей, шуму, гаму, смеху и громкой музыке Дима предпочел бокал вина, сигарету, подъезд, уединение и треп по телефону с Сашкой. Хотя в глубине души всегда мечтал стать частичкой этой чуждой для него Вселенной. Не получалось… Как это работает, Димка не понимал. Он не понимал, почему, пытаясь что-то сказать, с трудом находил своих слушателей, хотя тому же Тиме в рот смотрели буквально все даже в те моменты, когда он предпочитал хранить молчание. Не понимал, почему над Димкиными шутками в этих компаниях скромно хихикали единицы, а над туалетным юмором Макса все угорали так, будто он непризнанный гений стендапа и импровизации. Не понимал, почему его мнение считали заведомо ошибочным, даже в тех редких случаях, когда он осмеливался его выражать, а любая сказанная глупость Викой воспринималась этими «верующими» как истина в последней инстанции, будто она Мать Тереза, а не безмозглая (ну или не совсем тупая) красивая девушка идеального парня. И этот трудный случай был далеко не исключением. Необъяснимо пренебрежительное к себе отношение Димка давно воспринимал как норму. Лет пять тому назад перестал списывать неприязнь окружающих на свои якобы отталкивающие внешние данные. И сразу же занимал позицию молчаливого наблюдателя, чтобы о его существовании не догадывались в принципе и тем самым не навязывали свое скромное отрицательное о Диме мнение тем, кому Дима казался человеком очень даже ничего, ну или, по крайней мере, соседом-душкой. Поэтому сейчас он просто пил вино, купленное Тимой для него персонально, ждал, когда уставшая мамка с двенадцатого получит необходимую порцию удовольствия и релакса, которой ей так (по мнению Тимы) жутко не доставало, и перестанет нервировать свое дитя и соседей ночными репетициями игры на радиаторах.

Опрокинув в рот последний глоток красного, Димка прислонился макушкой к оконному стеклу за спиной, нарисовал в голове Тимины глаза и улыбку и, видимо, собственной силой мысли заставил обладателя сего великолепия материализоваться рядом.

— О, я вовремя, — вышел Тима из тамбура на площадку у лифтов и, забрав стоящее в ногах Димки вино, наполнил чужой пустой бокал наполовину.

— Мерси.

Бутылка вернулась на серую кафельную клетку пола, Тима, стоя напротив сидящего на узком подоконнике Мити, полез за сигаретами.

— Я все уберу после, Мить.

— Я знаю.

— Тебе некомфортно?

— Это нормально.

— Час максимум, и я их выкурю, — сунул в зубы тонкую палочку и щелкнул зажигалкой.

— Давай ты все же не будешь париться на мой счет. Твоя главная миссия на сегодня — сделать счастливой Марию. Окей?

— Да, но, — выдохнул Тима облачко белого дыма в потолок, — я хочу, чтобы счастливы были все.

Димка усмехнулся:

— И мир во всем мире?

Тима с улыбкой глубоко кивнул:

— И мир во всем мире.

— Это невозможно, Тим. Люди разные.

— А точнее, мы — одинаковые. Ты — другой.

— Ну да, тут нечем гордиться. Знаю, — пригубил Димка красного.

— А я думал, тебя таким не проймешь. — Покосились голубые глаза на медовые напротив с недвузначным прищуром.

Дима затянулся и уверенно выдохнул:

— Я соврал.

Тима удивился. Димка так легко признался хоть и в маленькой, но все же во лжи, совершенно не изменился при этом в лице, и, самое глупое, неуютно от этого признания себя почувствовал именно Тима. Будто залез Димке в душу и увидел там то, чего ему видеть было не дозволено. Отчего тут же поспешил Диму в собственных глазах реабилитировать.

— Другой в хорошем смысле, Мить.

— В хорошем? — мелко дернул Димка бровями. — Вы вместе. Я один. А одиночество никого счастливым еще не сделало.

— И тем не менее я здесь.

— Ну да, куришь.

— Сначала я подумал о тебе, а после о сигарете.

В груди Димки забился воробушек. А от приятного хмеля в голове чужая лесть казалась чуть ли не целым признанием в любви. И все-таки Дима пока соображал. Признанию требовалось подтверждение, отчего Димка смело вытянул из пальцев соседа дымящуюся палочку и размял ее в жестяной справа от себя банке.

— И что дальше? — произнес он с вызовом и глумливой ухмылкой и вперил в Тиму смелый пьяный немигающий взгляд.

Уязвленное достоинство заставило Тиму Мите ответить. Он тут же скопировал ухмылку напротив, перешел в режим «флирт» почти легко и решил для себя снова, он победит в Диминой игре любыми способами. И никакие канадские лесорубы ему уж точно не конкуренция.

Дима смотрел. Понимал, что визуальный контакт превращается в заигрывание, навоображал себе взаимность и страстный поцелуй слишком отчетливо и поймал себя на мысли, что становится в этой взаимности несвоевременно уверенным. Взгляд сам переполз на Тимины губы, Дима неосознанно облизнул нижнюю свою, сглотнул громко и отвлекся на шум. Дверь лестничной площадки приоткрылась с неприятными скрипом и неожиданностью. В образовавшемся проеме появилась и шокировала Диму своим внезапным появлением дама, вызывающая у парня необъяснимую любовь… только вот к ее сыну.

— Тима, можно тебя на минуточку? — произнесла Наталья Леонидовна своим профессионально учительским тоном, уставившись на Тиму не по-родительски деловито, и уверенно проигнорировала знакомый субъект.

— Здрасьте, — произнес Димка вежливо и рефлекторно затушил бычок в банке, почувствовав себя непослушным, застуканным за провинностью, пятиклассником. На скромное приветствие женщина не отреагировала.

Прикрыв за собой дверь до упора, Тима снизил децибелы осознанно, правда сделать разговор конфиденциальным ему это не помогло.

— Привет, ма. Чего такое?

— Тима, ты ничего не хочешь мне сказать?

— По поводу?

— По поводу происходящего. Вы что тут такое устроили, Тим?

— А что? Очень шумно? Музыка вроде негромко играет.

— Негромко… Соседи уже жалуются, Тим.

— Разве? К нам никто не приходил.

— Мне «спасибо» скажи за то, что не приходил.

— Хорошо, мам. Я понял. Я сделаю потише.

Димка выразительно закатил глаза, а после попытался сделать в двери взглядом дырку. А лучше у придирчивой женщины в голове. Мол, что за душнила? Кошмар…

— Сыночек, объясни мне, пожалуйста, какова лично твоя роль во всей этой непонятной мне ситуации?

Димка скорчился и беззвучно произнес: «Что, блять?..» Тима хоть и соврал, но матери ответил все же по-человечески:

— Просто день рождения друга справляем. Ничего криминального, мам.

— Ничего? Раньше ты такого себе не позволял.

— Какого?

— Ты сейчас иронизируешь?..

— Нет, мам, просто вопрос задал.

— То есть ты считаешь его уместным?

— Извини, мам. Это вино.

— А про меру ты не забыл, Тим?

— Помню.

На лоб Димки со звучным шлепком приземлилась его же ладонь и поехала по лицу вниз.

— Я не знаю, что в последнее время с тобой происходит, но это не ты, сынок.

Тима по-доброму усмехнулся:

— Ну а кто же, мам?

— Такого Тиму я не знаю и знать не хочу. Это соседство влияет на тебя крайне отрицательно.

«Я?!» — вылупился Дима на дверь недоуменно, указав на себя пальцем молча. Просто широко разинул рот.

— Не говори ерунды, мам. Митя — ангел. И если тебя во мне что-то смущает, то он точно ни при чем.

Теперь дверь удостоилась воздушного поцелуя. От услышанного Дима откровенно потек. Правда это было непродолжительным состоянием.

— Он не работает. Он мне грубил. Он постоянно курит в подъезде, весь дым к нам ползет. Дома дышать невозможно.

Митя снова охренел и с видом «what the fuck?» вопросительно всплеснул руками.

— Тут все курят, мам. Всегда курили. И Дима работает. Я же все объяснял.

— Сидеть дома — это не работа.

— Хорошо. Допустим. Но я-то дома не сижу.

— А стоило бы. Зачем нужно было перебираться непонятно к кому, когда дома у тебя есть целая комната и всегда готовая вкусная еда?

— Это тяжело, мам, видеть отца целый день на работе, а после еще и дома с ним о ней говорить. Ты же сама знаешь, он не замолкает.

— Он о тебе беспокоится. Переживает за твое будущее, а ты отплачиваешь ему подобным поведением. Вам надо съехаться с Викой, раз тебе так претит жить с собственными родителями.

— Ее предки крайне консервативны, сама же знаешь, мам. Они против. Только после свадьбы. Обсуждали же уже.

— Что значит «они против»? Да это смешно, Тим. Как можно не понимать, что вы давно взрослые люди.

— Видимо, можно… Мам, давай позже поговорим, а то Вика может услышать. Ей будет некомфортно.

Наталья Леонидовна тяжело выдохнула.

— Хорошо. Позже так позже. Ты сегодня придешь?

— Сегодня у Вики останусь, мам. А вы на дачу разве не собираетесь?

— Завтра утром поедем скорее всего.

— Кокса возьмете?

— Конечно возьмем, Тим. Пусть хотя бы там погуляет нормально. А то ходит как в воду опущенный, — смягчила дама тон, а Митя — свое негодование за неожиданную любовь женщины хотя бы к животным.

— По Арсу скучает.

— Конечно скучает.

— Он не звонил?

Димка нахмурился. Видимо, напряженное общение между братьями ему в прошлый раз вовсе не привиделось.

— Вчера звонил.

— Что говорит?

— Сказал приедет через пару-тройку дней. Как раз вернемся.

— А дальше?

— Не знаю, Тим. Мне уже все равно, что там у него дальше… Главное чтобы с квартирой твоей нам помог.

— Мам… — прозвучала в голосе Тимы тонна осуждения.

— Ну что «мам»?

— Ничего…

— Все, сынок. Вике привет передавай. И давайте закругляйте весь этот кутеж. Твой сосед здесь не один живет, в конце концов.

— Хорошо, мам. Все. Давай. Пока.

— Пока, сынок. Лазанья в холодильнике. Завтра поешь. И угости Вику.

— Обязательно, мам.

— Ну все. — Застучали на лестнице звонкие каблуки.

Димка застыл. Понял, что уйти на время разговора было бы правильным, что спохватился как-то поздновато, обозвал себя (словами Тиминой матери) грубым эгоистичным отвратительным примером для подражания и мысленно махнул на свою сообразительность рукой. Дверь с лестничной площадки открылась далеко не сразу. Тима на Митю даже не взглянул. Скопировал его позу, не побрезговав сесть на грязный подоконник рядом и откинуть голову на замызганное стекло, и забрал из рук Димки протянутый ему бокал с выпивкой. Он был морально раздавлен. Впрочем, как и после каждого разговора с родителями, когда им было что ему предъявить. Но оттого, что свидетелем этого унижения стал Митя, вообще плохо понимал, что сейчас испытывает.

Дима деликатно молчал, с ужасом осознавал, откуда в Тиме эта безоговорочная тяга к чистоте и порядку, а еще необходимость быть для всех идеальным и правильным. Прекрасно догадывался, что благодаря стараниям мамы, неспроста предъявившей сыну претензии на повышенных тонах, последний был лишен львиной доли уверенности в себе за считанные секунды, и просто Тиме мысленно сочувствовал. Ну что он ему скажет? Что родителей не выбирают? Судя по Тиминой покорности, он давно в курсе. Что ему жаль? И что его жалость Тиме даст? Что он на его месте давно бы в окно выбросился? Вряд ли. Вспомнил Сашку, которая по-любому бы нашла чем разбавить неловкое молчание, и ощутил собственную никчемность. А после снова вспомнил Сашку.

Диму осенило:

— Знаешь, что мне однажды сказала моя лучшая подруга?

Не готовый принимать чужие соболезнования, Тима без энтузиазма выдавил:

— Ну?

Димка прочистил горло в кулак.

— Цитирую: «Ты можешь быть до тошноты правильным и сказочно справедливым, никогда не лгать, не знать ненависти, быть лишенным сволочизма и тонуть в своем бездонном сострадании к слабым, НО! При всем при этом быть совершенно одиноким и бесконечно несчастным, видя как эти проклятые грешники собираются в свои стаи и дарят друг другу ЛЮБОВЬ!» — произнес Митя последнее особенно выразительно, будто зачитал тост.

Тима усмехнулся:

— Хмм… Пожалуй, в ее словах есть доля истины, — сделал Тима глоток вина. Снова обдумал сказанное соседом. Добавил: — Ты это к чему, Мить?

— Ну, хотя бы к тому, что ты мне платишь.

— Мм? — сдвинул Тима пепельные брови над переносицей непонимающе.

— Еще готовишь. Еще постоянно убираешься. Вряд ли я выгоню тебя потому, что ты не скажешь мне того… что я от тебя и так не ожидаю услышать.

— Эмм… А если еще короче?..

— Короче, — повернулся Дима к Тиме анфас, — если тебя не тянет, мне ты можешь не улыбаться, Тим.

Тима понял, к чему клонит Димка, и улыбнулся в этот момент совершенно искренне:

— Это забавно…

— Что именно?

— Как алкоголь расплетает тебе язык.

— Блин… — понял Митя, что действительно расплетает, и поспешил заткнуть рот новой сигаретой, дабы больше ничего такого никому не сказать.

— Значит лицемером меня считаешь?

— О-не-не-не, никаких провокационных вопросиков! — активно замахал Митя руками перед порозовевшим лицом.

— Но ты считаешь!

— Вовсе нет! Ты меня неправильно понял!

— Вот так значит, да?

Димка вскочил с места и направил на обиженно прищурившегося на него соседа два с зажатой между ними сигаретой пальца.

— Ты лез ко мне ночью!

Тима растерялся и непонимающе заморгал:

— Это-то здесь при чем?

— Беспроигрышная попытка отвлечь твое внимание. Как же я охрененно рад, что это произошло! — выбросил Митя над головой руки победоносно и счастливо заулыбался во весь рот.

— Наверняка рад. Только по другой причине…

— Мм?

— Иначе как объяснить то, что я вообще мог сниться тебе в таком контексте, и то, почему ты так спокойно реагируешь на этот факт?

— Пфф! Иногда мне снится, что я Папа Римский, сижу на кассе местного супермаркета и у меня недостача. Думаешь, мои потаенные желания дают о себе знать через сны?

— Хах! Вот вроде пьяненький, а соображаешь шустро.

— Сам в шоке.

— Стой. У тебя тут что-то… — смял Тима пальцами белую майку на Диминой груди, потянув на себя образовавшуюся складку, и переместил руку к Диминой щеке. Обхватил половину его лица слишком ласково и провел большим пальцем по краю нижней бледно-розовой губы.

Дима остолбенел. Улыбка с оглаженных губ мигом сползла. Он напрягся и, почувствовав подвох, забрал Тимину ладонь в свою. Взглянул на подушечку большого пальца, не увидел улик и уставился на Тиму требовательно. Мол, объясняйся.

Тима беззаботно произнес:

— Я смахнул.

За смелый флирт, очередное благодушное выражение чужого лица, за невозможность Димой понять, насколько это выражение искренне, в Димке взыграло негодование. Он усмехнулся в сторону несдержанно, уставился на Тиму с видом «щас получишь» и, угрожающе склонив голову чуть набок, приготовился атаковать оппонента глубоким засосом. Достал…