Джульетта и впрямь сбежала.
Снова.
Если можно было назвать побегом тихую попытку встать из-за стола и выйти «подышать», окончившуюся скандалом с инфантильной богатенькой идиоткой, коей она ещё при первой встрече посчитала Мелоди. И судя по бесчисленным попытками флиртовать, у той не было ни только понимая чужих личных границ, но и вообще какого-либо чувства такта. Являлась ли она такой по жизни или же просто находилась под влиянием алкоголя — перестало волновать Джу ровно в тот момент, когда её нагло схватили за руку, намереваясь усадить обратно.
Сколько бы родители не учили сдержанности, по определённым причинам терпения хватало далеко не всегда. И в этот раз не хватило тоже, так что грубо выдернув запястье из чужой хватки, девушка высказала пару не особо цензурных и очевидно неприятных выводов о характере новой знакомой, которые успела сделать за несколько часов общения и демонстративно развернувшись — ушла. А оказавшись на улице, и вовсе — убежала. На старый, вероятно самый протяжённый в городе пирс, где почти никогда не бывало ни то что людей — даже лодок и катеров.
Произнесенная тихим, заглушенным чем-то неясным, голосом разума, в голове вновь возникла и забилась импульсом боли в висках мысль, что она не всегда была такой… такой нелюдимой, подавленной и зацикленной на чем-либо. Вовсе нет. Но из-за этого Джу лишь больше винила себя за всё, что началось со времен поступления в местный университет на факультет биотехнологий. С тех самых пор, как она познакомилась со столь ненавистной, но почему-то притягательной для многих преподавательницей.
Холодной и в какой-то мере жестокой Дианой Раян. В ней на первый взгляд не было даже ничего примечательного: обычная женщина сорока трех лет — хотя на вид ей можно было дать максимум двадцать семь — славянской внешности, со светлыми волосами, голубыми глазами, и острыми, немного хищными чертами. С вечно непроницаемым взглядом и полным отсутствием эмоций на красивом лице. А природная наблюдательность поистине многих заставляла относиться к её персоне если не с уважением, то хотя бы с настороженностью. Но порой этим не ограничивалось…
В сети Раян сложно было не попасть, особенно если того хотела она сама, намеренно создавая для этого все условия: становясь добрее и мягче по отношению к определённому человеку, делая всяческие поблажки, относясь к его проблемам с пониманием. В общем-то — всеми силами стараясь произвести определённое впечатление. Но были и те, кто влюблялся в неё, на первый взгляд, без всякого повода. В любом случае это не имело значения, важно было другое — и первые, и вторые всегда, без исключений, оказывались ей полезны. Кто-то безвозмездно помогал в исследованиях, нередко доставая нужные, но недешевые материалы, для получения которых официально у университета не хватало финансирования. Другие имели влияние на её непосредственное начальство, ни единожды убеждая тех, что именно Диану стоит отправить на ту или иную конференцию, или же дать ей больше пространства и возможностей для опытов…
В сети Раян сложно было не попасть, и Джульетта стала одной из тех, кто провалил это своеобразное испытание. Но по какой-то причине именно она всё-таки смогла уловить конкретный момент, когда это произошло. Странное и противоестественное чувство, совсем не любовь, скорее наваждение, влечение, одержимость… одним словом — безумие, возникшее одномоментно без каких-либо предпосылок. Словно удар в спину от близкого друга, которого не ожидаешь.
С того дня все пошло наперекосяк. «Голос» её собственного разума, её личности стал угасать, происходящие вокруг девушки события больше не поддавались анализу. Точнее, её же мозг будто потерял саму способность анализировать. И если по обыкновению любая история, касающаяся Дианы становилась общественным достоянием — в этот раз ничего подобного не случилось. Вероятно потому что Джульетта не вела себя, как прежние влюблённые. И, вместо того чтобы стать милой и доброй, как то происходило ранее, преподавательница начала казаться лишь более раздражительной, так, как если бы очередной её эксперимент вышел из-под контроля, а все планы внезапно сорвались и разрушились.
Было и ещё кое-что происходящее каждый раз, стоило кому-то испытать влечение к Раян. Как только этот некто «созревал» для признания и изливал свои чувства объекту обожания, та вновь становилась холодной и отстраненной. Ответом на вопрос: «не хотели бы вы попробовать встречаться?» всегда служило короткое, немногословное «нет». Зачастую она даже не добавляла: «прости» или что-то вроде того, но человека словно отключало, и уже через день он просто не мог вспомнить о событиях прошедших дней, недель или месяцев и вёл себя так, словно их и не было.
Это казалось подозрительным абсолютно каждый раз. Но каждый же раз Джульетта лишь отводила взгляд и старалась не задумываться о вероятности применения недоказанной техники гипноза, или того хуже — совершенно невозможной в их мире, абсурдной — магии.
До тех пор, пока это не коснулось её самой, но тогда девушка уже потеряла умение конструктивно мыслить как таковое — причинно-следственные связи в голове не строились, а логическая цепочка постоянно обрывалась. Так что она приняла безответственное и совершенно несвойственное ей как человеку решение — сдаться. Единственное в чем Джу была уверена на все сто процентов — ничто и никогда не заставит её признаться, как то происходило с другими. Не потому что контролировала себя лучше их, но потому что её чувства не менялись с течением времени, а были перманентно одинаковыми. На их фоне нарастали лишь тревожность и противоестественный страх.
А потом начала проявляться апатия. Отрешённость. Симптомы депрессии. Но ни психологи, ни психиатры не были готовы поставить конкретный диагноз, поскольку по их словам её состояние не поддавалось никому анализу и не подходило под описание хоть одного достоверно известного и доказанного клинически случая. В итоге предположения не самых компетентных из них приближались скорее к эзотерике, что никак не устраивало саму прагматичную Джульетту, верящую лишь в доказательную медицину и психиатрию и доверяющую лишь им.
Со временем наблюдение за преподавательницей исподтишка, прикрытое исследованиями и желанием лучше погрузиться в научные материалы стали чем-то вроде её хобби, заняв большую часть времени. Что совершенно не устраивало её сестру, семью, друзей. Количество последних с каждым днем все уменьшалось, пока не осталась одна лишь Фэй. Они твердили из раза в раз, что их некогда жизнерадостная и интересующаяся всем подряд знакомая стала более замкнутой и отстраненной. А её кругозор сузился до размеров маленького кабинета и тесной душной лаборатории.
— Такими темпами ты и свой мозг однажды засунешь в чашку петри и оставишь там гнить «ради исследования», — однажды высказалась одна из её одногруппниц, скорчив презрительную гримасу и закатив глаза.
Возможно от таких личностей в своём кругу общения и правда стоило отказаться, оставив их где-то позади.
Но такими ведь были не все…
Она всё меньше и меньше напоминала саму себя, и в конце концов даже их с Фэй родители заметили изменения. Но ни Алиса, ни Дмитрий так и не смогли выяснить причин и хоть как-то повлиять на дочь. Скорее сделали только хуже — заставили девочку чувствовать себя неправильной, «сломанной и сломленной», окончательно уничтожив не только её желание разобраться с происходящим, но и попытки объяснить и попросить если не совета, то хотя бы поддержки.
Так прошло несколько месяцев. Несколько долгих, будто тянущихся целую вечность месяцев. Неизвестное наваждение размазало её время как масло по хлебу и заставило постепенно погрузиться в пучину отчаяния. Здоровье Джу тоже оставляло желать лучшего. К ментальным проблемам вроде апатии добавилась физическая слабость, анемия, ухудшение зрения, гипертермия, боли в мышцах и суставах. Ситуация пугала, но врачи никак не могли найти причин и истоков неведомой болезни. Они сдались.
Она сдалась.
Но сегодня… Сегодня симптомы словно бы начали отступать. Девушка вновь увидела мир ярким и более четким, начала спорить с сестрой, даже поддалась на уговоры Фэй и собственного внутреннего голоса — развеяться в ставшей непривычной, шумной обстановке, познакомиться с новыми людьми, о которых она не знала ничего. И которые не знали её. Пообщаться с теми, кто её не предавал. Хотя бы с Ирмой, раз все так заостряли внимание на этой, на первый взгляд совершенно обычной особе, образ которой так и кричал, что она панк. Чего только стоили септум и два прокола над бровью… Не говоря о кожаных штанах и ярком макияже. И как только Фэй могла сравнить ту с богоподобной Дианой? Безупречной женщиной, которая никогда не повела бы себя так вызывающе, и тем более не стала бы улыбаться столь фальшиво и ложно.
Вот только что-то в Ирме и впрямь цепляло. Что-то, на первый взгляд совершенно несвойственное, таким как она: гордая осанка, проникновенный взгляд, слишком плавные и элегантные жесты, и словно бы древняя тоска, поселившаяся на самом дне зрачков. А ещё приятный запах, окружавший её и заполнявший все пространство вокруг — неожиданно тёплый сливочно-ванильный аромат магнолии. И даже дым выкуренных ей сигарет не мог его перебить. Не духи, но нечто совершенно иное.
И Джульетта поддалась.
Потом пожалела.
И пришлось убеждать себя, что всё, чего сама хотела — увидеть настоящие лица этой разношерстной компании, без напускных улыбок и выстраиваемых годами образов. Пусть и в неприглядном свете. Понять, отличаются ли они от её разбежавшихся знакомых. Возможно… И впрямь пообщаться? Хотя бы с Ирмой, которая… которая очевидно лишь строила из себя дурочку, но судя по всему, таковой не являлась.
Вот только вышло всё как всегда.
Единственная из них действительно интересная персона так и не удостоила её своим вниманием, сначала буквально сбежав к самой популярной личности их университета — молодой преподавательнице истории Анике Неил. Которая по совершенно непонятным Джу причинам стушевалась перед журналисткой, что очевидно была младше её самой на несколько лет. А когда Фэй пришла забирать то, что, по мнению её мозга, разжиженного алкоголем уже принадлежало ей, Ирма только посмеялась, разрешив той бесстыже повиснуть на себе. Под конец и вовсе начала беззастенчиво заигрывать с оператором, утащив его на танцпол и позволив себя облапать.
Точнее, может она и не позволила в итоге. Но Джульетта этого уже не видела. Ей почему-то стало мерзко. Но ничего, скоро опять будет всё равно…
Будет же?
И это не считая того, что сам Джон влил в себя такое количество шотов, от которого нормального человека давно бы стошнило. А Молли и вовсе просто исчезла посреди всей этой процессии, и взгляд у неё был такой, словно девушка собирается если не банк ограбить, так обнести кошельки двух офицеров. Тех самых, что под руки уволокли её в сторону.
И ведь Джу не в первый раз приходилось наблюдать такое поведение, так почему именно сейчас ей было ни просто не уютно, а мерзко и… словно бы немного обидно? Неужели от этих людей она ждала чего-то другого? Чего-то большего?
Но почему?
В любом случае ей пришлось признать, что наглость Мелоди была не единственной и совсем не главной причиной для злости и побега.
Устало плюхнувшись на пирс, девушка сняла обувь и опустила босые ноги в ледяную воду, температуру которой, однако, уже почти не ощущала. Ей и впрямь не хотелось признавать, что именно развязное поведение новых знакомых, не оправдавших её ожиданий стало проблемой и вызвало отвращение. Потому что несмотря на туман в голове, Джульетта всё ещё прекрасно осознавала, что её ожидания — лишь её проблемы. Но хуже было то, что она совершенно не хотела, но в то же время не могла перестать думать о том трепете, который испытала, когда они с Фэй столкнулись с Ирмой на улице. Такого не было даже с Дианой. Такого вообще никогда не происходило. Странноватая журналистка была будто напоминанием о чем-то упущенном и давно прошедшем. Словно «привет» из прошлой жизни, которой у Джу никогда не было.
Это казалось просто нелепым, и, практически задохнувшись от собственных мыслей, та с силой ударила ногой по воде, прорычав сквозь зубы что-то невнятное. Неосторожное, агрессивное движение пустило слишком сильную рябь по воде и вызвало ураган брызг, часть которых долетела даже до её лица. Сейчас она чувствовала себя пятилетним ребёнком, который впервые услышал о монстрах в темноте и теперь те мерещились ему в каждом углу — самые дурные мысли, приходившие в голову последнюю неделю решили слиться в один ком и окончательно раздавить.
Завороженно наблюдая за утратившей спокойствие водной гладью, вдруг задумалась, что та способна поглотить все страшные мысли и переживания. Стать тем самым дарящим безмятежность спасением. Но разум отчаянно кричал об обратном. Его голос все ещё был писклявым, едва различимым и невнятным, постоянно заглушаемым приливными волнами, но все больше набирал силу. Что-то произошедшее сегодня позволило ему вырваться из странного наваждения. Позволило вновь начать анализировать. И если тот факт, что влечение девушки — как и всех до неё — к Диане являлось чем-то нездоровым, был понятен сразу. Совсем не любовь, скорее одержимость. То происходящие вокруг них события, моральное и физическое состояние самой Джульетты и раздражительность преподавательницы стали наконец складываться в цельную картину.
Случайные, будто брошенные вскользь фразы.
" — Почему не выходит как с остальными?..».
" — Надеюсь хоть это сработает».
После лишь раздражение и совсем немного… испуг?
" — Теперь ещё хуже. Быть того не может…».
И попытки дистанцироваться.
" — Не мешайся под ногами, пока я не закрыла тебе доступ в лабораторию».
Что-то здесь совершенно точно было нечисто. Будто Диана знала, что делает, до последнего понимала, что должно произойти с её студенткой, но в конце что-то пошло не по плану и попытки изменить ситуацию ни к чему не привели.
Один голос, кажется её собственный, твердил, что нужно обязательно разобраться в происходящем, найти способ решить проблему. Другой же, имитируя его, вторил, что разбираться уже слишком поздно и бессмысленно…
Погодите.
Другой голос?!
Вдруг что-то сидящие глубоко внутри, притворяющееся ей самой, подражающее её голосу разума, запротивилось мыслям и чувствам, и начало бушевать, словно костёр, в который подлили розжига. На мгновение, спиной, девушка стойко ощутила чьё-то присутствие, но стоило только повернуться, и отметить мелькнувшие золотом крапинки в кроваво-красных глазах на незнакомом лице, как нечто бесформенное поднялось из озера, и ухватив её за ноги — потянуло вниз.
Когда лёгкие начали заполняться водой — невероятным усилием заставила себя выдохнуть, задержать дыхание. Зажмурилась. Мышцы пронзила резкая боль, словно кто-то с силой их сдавливал, утягивая всё глубже вниз, не позволяя всплыть, обволакивая мягким и тёплым ощущением опустошенности.
Тело тяжелело, сознание отключалось…
Но она не хотела умирать!
В последний момент, вместо абсолютной тьмы, которая вот-вот должна была её настигнуть, до Джу дошли странные, произнесенные незнакомым голосом слова.
«Seimare ansel Vitero-arago».
А после…
Схватив её под руки, кто-то резко рванул вверх, и не подумав о чувствах девушки с силой опрокинул на пирс, вероятно, просто не удержав скользкое от воды тело. Сознание все равно отключилось, но где-то на периферии она ощущала почти болезненное давление на грудную клетку, и мягкие губы на своих собственных.
Неожиданной вспышкой пришёл кашель, и Джу перевернули на бок, позволив лёгким очиститься от воды, а самой пострадавшей наконец нормально вдохнуть, вновь теряя сознание.
— Слава Триаде, не успела сильно наглотаться… — голос был женским, и явно обеспокоенным.
Боль и тяжесть прошлись по телу новой волной, возвращая сознание и заставляя сожалеть о том, что выжила. Но даже придя в себя окончательно, девушка не сразу смогла понять, что все так же лежит на пирсе, вся мокрая от недавнего падения. Кости опять ломило, глаза и нос щипало от соли, одежда неприятно липла к телу, а рядом… Рядом с ней, подняв одно колено и оперевшись на него предплечьем, сидела, на удивление сухая, не считая рук, брюнетка, в одном тонком красном боди и своих клятых обтягивающих кожаных штанах. Та самая, которую Джульетта не так давно проклинала вместе со всей их компанией.
Игнорируя промозглый ветер, Ирма, достав из кармана сигареты и зажигалку, сделала первую затяжку.
Та, что ранее улыбалась столь фальшиво, флиртовала яро и беззаботно, и всего несколько минут назад вытянула её из озера, теперь преспокойно курила с отсутствующим выражением лица, выпуская дым кольцами… И как это нужно было понимать?
— Ну ты и номер выкинула, подруга, — совсем не таким, как раньше, вкрадчивым и глубоким голосом произнесла она, переводя странные, по-доброму смешливые глаза на Джульетту.
Та поежилась. По спине волнами побежали мурашки, ни то от холода, ни то от голоса и неожиданной близости Ирмы. На секунду ей даже показалось, что на губах осталась чужая темно-вишневая помада и привкус табака, но то была лишь иллюзия её собственного мозга. Резко выдохнув, девушка села, закрывая руками лицо, не понимая, о чем думала перед тем как рухнуть вниз с пирса, почему оказалась в воде, и когда успела здесь появится эта… эта… Да Джу даже не знала как её обозвать, чтоб обиднее было!
— Какого черта здесь происходит?! — несдержанно выкрикнула она, сама себе поражаясь, а потому стыдливо отвернулась от пронзающего насквозь взгляда и вернувшейся на своё законное место ухмылки.
— Ну, это наверное у тебя нужно спросить, какого черта ты решила утопиться?.. — уже прежним голосом Ирма усмехнулась, потушив сигарету о влажные доски и отворачиваясь к озеру.
Слова, звучавшие столь пренебрежительно, на деле вовсе не принадлежали разуму той, которую от рождения назвали Варандой. Характер, созданный ей специально для обличия Уолтер был скверным, хоть и успел стать привычным за годы использования. Потому и был в обычной жизни так удобен — в словах сказанных ей зачастую не было ни грана истинных эмоций, не говоря уже о мыслях. Так что, на деле она прекрасно понимала, что случившееся с Джульеттой не было попыткой покончить с собой. Однако, некое отчаяние заставило её поддаться живому омуту, насланному на причал очевидно той самой взволнованной неизвестной, которую Ирма заметила в очередной подворотне недалеко от этого места.
Живой омут, да… Или как его еще называли: «Заговоренное море». Убийца королей, первооткрывателей, мореплавателей и флибустьеров. Невероятное по своей силе заклинание, пробуждающее разум в самой водной глади, годами скрывающей от людей многое и поглощающей эмоции и переживания всех некогда утопленных, сохраняя их на песчаном дне. В исключительных случаях омут мог возникнуть самостоятельно, чтобы забрать очередную, желавшую покинуть жестокий мир душу, но зачастую был делом рук какого-либо человека. Точнее, не человека вовсе…
И спектр применения его воздействия был невероятно широк — от утопления судов до очищения от дурных воздействий. Но для последнего энергии требовалось куда больше и без присмотра омут мог утянуть того, кому предназначался на самое дно, если не видел возможности для «очищения». И пусть Ирма и успела усмирить его, и вытянуть студентку из воды, но… На ней так и осталось безобразное магическое влияние, от которого Джульетту хотели избавить. Нечто ужасное, выедающее ту изнутри подобно паразиту.
Казалось, Уолтер уже была свидетелем подобного эффекта, но когда и где — никак не могла вспомнить. Наверняка можно было отыскать в старых записях, но… до них ещё нужно было добраться.
— Зачем ты вообще меня спасала? — почти зашипела Джульетта от злости — злости на саму себя и на собеседницу тоже, зачем-то пытаясь натянуть танкетки на мокрые босые ноги.
А журналистка не сразу нашла что ответить, потому что не искала причин. Того, что девушка не собиралась расставаться с жизнью по собственной воле было вполне достаточно, но истинно к этому фактору примешивалось несколько других: дружба с Элис, долг перед Натали, и банальный интерес.
— Не люблю когда умирают наивные маленькие девочки, — практически оскалилась в ответ, встав и судя по всему, собираясь, уйти, но мелькнувшая в голове догадка заставила вдогонку произнести другое. — К тому же, безответная любовь это не та вещь, из-за которой в прямом смысле и в омут с головой.
— Не тебе это решать, — сжавшись от холода, но не найдя сил подняться, Джульетта только притянула к себе колени, обхватывая их руками, и явственно ощущая, как журналистка пытается копаться у неё в душе.
В ответ получила лишь неоднозначный хмык и вдруг почувствовала что-то тёплое, опустившееся на плечи. Джинсовка грела не тонким подкладом, но теплом человеческого тела, словно бы магическим в данных обстоятельствах, ведь обычное давно бы развеялось на открытом воздухе. Днем Джу честно задалась вопросом, зачем в настолько тёплую погоду куртка, пусть и лёгкая? Неужели журналистка была готова мучиться от жары, чтобы завершить свой образ подобным «аксессуаром»? Сейчас же, хоть и промолчала — была благодарна. Окутанной чужим, но почему-то таким знакомым ароматом магнолии, внезапно стало как-то спокойнее и… легче что ли.
В кармане звякнула связка ключей, ударившись о пачку сигарет. Как оказалось самых слабых и тонких, почти не оставляющих мерзкого никотинового шлейфа в воздухе и на одежде. Это было даже несколько странным и удивительным — девушка честно думала, что панки курят нечто гораздо крепче…
Неожиданно её бесплотные размышления были прерваны активными действиями со стороны Ирмы. Схватив Джульетту за плечи, та одним быстрым рынком поставила её на ноги, словно девушка была пушинкой и вовсе ничего не весила. Не оставляя времени на раздумья, обошла и встала перед ней спиной, слегка пригнувшись, положила чужие руки на свои плечи, подхватывая ноги под коленями, заставляя почти буквально сесть на себя. Опешив, та не сразу осознала, что её несут на спине, а после и вовсе решила, что протестовать в такой ситуации бессмысленно, и только крепче обхватила спасительницу руками. В конце концов, позволив себе расслабиться и даже опустить тяжелеющую под тяготами произошедшего голову на плечо Ирмы.
Они шли молча, через тот самый парк, где ещё с утра толпились полицейские, практиканты и слишком любопытные прохожие, а сейчас был лишь тихий шелест листьев и отдалённые звуки города. Разве что, единожды нарушив тишину, журналистка сказала, что Мелоди просила передать извинения за свое поведение. В ответ раздалось лишь неоднозначное приглушённое мычание, но ей и этого оказалось достаточно. До дома Ретч добрались быстро, не встретив на пути ни маньяков, ни культистов. Уолтер поставила девушку на ноги, и обернувшись, с неожиданным беспокойством заглянула в лицо напротив, как бы спрашивая, все ли в порядке.
Такое странное поведение… Спасла, пыталась разговорить, отдала свою куртку и буквально принесла домой, обращаясь при этом так, словно в руках у неё очень хрупкое сокровище, а не обычный человек. Ожидания Джу с одной стороны оправдались, а с другой надломились даже сильнее прежнего, будто Ирма из клуба и та, что вытащила её из озера, отчаянно пытаясь привести в чувства, были двумя разными девушками.
Не просто очередными масками поведения для различных ситуаций, а словно и впрямь крайне непохожими друг на друга людьми.
И какая была настоящей?
— Спасибо… За всё, — тихо, слегка покраснев, проговорила Джульетта, виновато опустив глаза вниз, но тут же резко поднимая их, почувствовав прикосновение холодной ладони к своему лбу.
Практически ледяная кожа на ощупь оказалась мягкой и гладкой, словно бы шелковистой. Такой приятной…
— У тебя похоже лихорадка, — устало вздохнув, убрала руку. — Сделай одолжение? Дай себе выходной и не ходи завтра в университет. Просто отлежись, ладно?
Осознав наконец, что её тело действительно то и дело бросает из холода в жар, а голову периодически сдавливают болезненные ощущения, кивнула, коснувшись лба кончиками пальцев. И словно что-то вспомнив, вдруг погрустнела, начав было торопливо снимать куртку. Вот только Ирма осторожно перехватила её запястья, остановив. По-доброму улыбнувшись, вытащила из кармана ключи и почти пустую пачку сигарет, перекладывая их в штаны, а после — на мгновение сжала чужие плечи и подмигнула.
— Пусть останется как напоминание о нашем уговоре.
Не зная что сказать, Джу только кивнула, краснея сильнее прежнего, ни то от температуры, ни то от смущения. Услышав шорох, доносящийся из глубины дома, опомнилась и наконец поспешила внутрь, у самой двери вновь прошептав робкое «спасибо».
Хмыкнув уже самой себе, Ирма отметила, что в попытке отплатить Натали, увлеклась и спасение девушек из её семьи за полвека успело стать плохой традицией.
Ни то что бы ей это было в тягость… Но хотелось наконец обрести уверенность в том, что и без надзора древней вампирши те всё-таки будут в порядке и в безопасности.
— И ведь каждый раз находят приключения на свою голову…
Ночной город шуршал готовящимися опасть листьями, постепенно покрываясь тонкой пеленой тумана. Вздохнув и наконец отойдя на безопасное расстояние, журналистка растворилась в ночи.
И несмотря на мокрую спину, неприятные ощущения стянутости от соли на коже и необходимость взять верхнюю одежду, чтобы не привлекать к себе внимания холодной ночью, в гостинице Уолтер все равно появилась лишь под утро, и вовсе не потому что та была далеко, нет — почти самый центр города. Просто смысла строить из себя человека больше не видела. Но зайдя в номер, всё-таки первым делом посмотрела в зеркало. И хоть внешне была, как и прежде непоколебима — от бушевавшей внутри агонии чувств захотелось взвыть.
Проведя полночи в беседках полузаброшенного парка аттракционов, успела подумать о множестве невыносимо раздражающих вещей и событий, так что голова вполне закономерно норовила взорваться от слишком долгого анализа и попыток отыскать на задворках воспоминаний нечто, вдруг ставшее очень важным. Не получилось. За давностью лет, впрочем — неудивительно. Ведь нужное ей событие произошло задолго до землетрясения и пожара Ньювейла в начале века. И эти катастрофы тоже было крайне необходимо запомнить — в городе каждые двадцать-тридцать лет обязательно случалась очередная неведомая чертовщина, и почти всегда Ирма оказывалась затянута в самую гущу событий, пусть в основном и по долгу службы. Вот только, покинув Альянс по этой и многим другим причинам, в частности связанным с Натали Фарадей, обстоятельства всё равно так или иначе неизбежно вынуждали возвращаться. Впрочем, как и большинство её знакомых и друзей, значительная часть из которых либо смирились и поселились здесь, либо в итоге сгинули окончательно, растворившись в пепле веков.
Закрыв лицо руками, алета глубоко вдохнула — успокаивая нервы — и медленно выдохнула, опуская их. Немного помогло. Мысленно посылая бесчисленные проклятия и вопросы к судьбе, отправилась в душ. Было жизненно необходимо смыть с себя не только то ужасающее количество косметических средств, которые она наносила на ненастоящее лицо практически ежедневно, но и пыль прошедших суток, вместе с неприятным ощущением от вновь опустившихся на её плечи тягот. Когда черты, скрытые паром горячей воды преобразились, а по плечам рассыпались длинные белые локоны, Варанда вновь задумалась о том, что макияж тоже можно было бы создавать искусственно, как часть облика, но… Однажды попробовав — уже отринула эту идею, закинув в долгий ящик, поскольку выглядело подобное ужасно пластмассово, и невообразимо отвратительным образом искажало пропорции лица.
Потому иногда приходилось идти на компромисс между выстроенным в обществе образом, собственной ленью, и нежеланием заморачиваться. И раз уж их группа «неожиданно» получившая более подробные материалы расследуемого дела, оставалась в городе на неопределённый — в рамках начала очередного семестра — срок, первым можно было в кои-то веки пожертвовать. Так что, привычно обернувшись Ирмой, девушка нанесла минимальное количество косметики на своё лицо, и то лишь потому, что покажись она совсем ненакрашенной на глаза одногруппникам — те были бы шокированы настолько, что начали бы крайне настойчиво расспрашивать, а не случилось ли чего. К тому же, Уолтер ещё и оделась крайне несвойственно «себе», выбрав укороченный серый джемпер и чуть более тёмного оттенка джинсы.
И так явившись на неожиданно объявленное Мелоди собрание в кафетерии отеля, Ирма была готова что угодно поставить на то, что её почти не узнали. Молли даже подавилась чаем. Неудивительно — её нынешний образ как бы вписывался в стандартную картину мира, но на ком угодно другом, а не на их «панке». Какая Уолтер без ярких смоки-айс и кожаных шмоток? Вишневую помаду оставила при себе и на том спасибо.
— Что это? — слабым голосом возмутилась Мелоди, тут же прикладывая пальцы к вискам, в попытке справиться с накатившей головной болью. — В полночь принцесса превратилась в тыкву?
— В тыкву превращается карета, а принцесса, если смотреть на тебя после пьянки, очевидно — в крысу, — сев, ловко увернулась от полетевшей в её сторону крышечки от кофе и усмехнувшись, бесцеремонно стащила с середины стола зелёный смузи. — Что козочка, алко-трип удался, и бодать теперь не получается, только блеять?
Потягивая странный напиток через соломинку, подмигнула хрюкнувшему от смеха Джону, вглядываясь в зрачок, и убеждаясь наконец, что облик того в порядке.
— А в тебе после свежего воздуха яда больше нормы? — блондинка свела брови к переносице, прикрываясь блокнотом от слепящего через панорамное окно солнца.
— Для тебя у меня его всегда предостаточно, — Уолтер кокетливо подалась вперёд, соблазнительно облизнувшись. — Может поделиться? Вдруг полегчает?
— Опять… — парень только закатил глаза, сползая вниз по спинке широкого диванчика.
— Агх, да не бузи ты как старый дед, лучше расскажи, какого черта мы здесь делаем с утра пораньше? — легонько пнув его по ноге, заставила вернуться в нормальное положение.
— Офицеры, крайне опрометчиво согласившиеся на условия Молли, закономерно… проиграли, — наконец бодро заявил Джон, и поймав на себе два злобных взгляда от страдающих похмельем, выдержал театральную паузу. — Завтра они передадут ей все имеющиеся у них образцы, и дело будет за тобой.
— Вы — два монстра. Ладно Ирма, её я вообще никогда пьяной не видела… — прервав тираду подруги одним аристократичным движением, упомянутая выпрямилась, и подняв подбородок выше, прикрыла глаза.
— Потому что я не пью, а дегустирую… — у Мелоди от такого заявления глаза чуть было на лоб не полезли.
— Сомелье недоделанная… — оператор снова попытался подавить смех, но это не скрылось от глаз негласного лидера команды. — А ты вообще — алкоголик со стажем, но плохо почему-то мне!
— Так правильно, у то меня организм натренированный! — гордо заявил он, пародируя Ирму.
Мел на несколько минут замолчала, прожигая их ненавистным взглядом, думая ни то, что им ответить, ни то, что в этих двоих кинуть, чтобы не выплачивать штраф за разбитую посуду. И только захотела что-то им высказать, как получила ещё одну идиому в зубы.
— Ну и чего ты на нас пялишься как заколотая свинья? — тон Уолтер становился всё более саркастичным.
— Пошли вон…
— М? Ты что-то сказала? — Джон приложил руку к уху, делая вид, что ничего не слышит, но, как и сидящая рядом с ним, приготовился уклоняться, а в крайнем случае даже бежать.
— Я сказала: убирайтесь отсюда к чёртовой матери!..
Встав было, девушка тут же замолчала и осела обратно. И в попытке справиться с головокружением, приложилась лбом к холодной стеклянной столешнице.
— У… — задумчиво протянул парень, косясь на журналистку. — Смотри, она даже кричать на нас не в состоянии. А это значит?..
— Выходной! — вскочив с места, Ирма тут же пригнулась, спасаясь от летящей в свою сторону ложки.
Молчащая до этого Молли, только слабо, но очевидно осуждающе покачала головой из стороны в сторону, делая очередной глоток своего любимого пуэра. На каждое из массы предположений о том, что случилось с голосом «бедной» карточной мошенницы у Уолтер уже была заготовлена язвительная шутка. Но какой смысл в дружеских подколах, если тебе никто не сможет ответить? К тому же за прошедший вечер уже успела узнать от Аники о нескольких комнатах с караоке в отдаленной части здания клуба. И не успев придумать, чего бы ещё саркастичного ляпнуть, почувствовала как в кармане джинс завибрировал телефон.
На экране высветился незнакомый номер и отойдя на несколько шагов от столика, но оставаясь в поле зрения друзей, чуть приглушённым голосом, сведя брови к переносице, она ответила.
— Ирма Уолтер слушает, — нарочито вежливо и монотонно.
— Ну привет сестрёнка, — в родном голосе чувствовалась насмешливая ухмылка. — А где кожа и клёпки? Племяшка описывала тебя немного иначе, и я уже успел подумать что, ошибся адресом.
На секунду впав в ступор, журналистка недоверчиво обернулась к окну, и увидев на парковке напротив знакомое лицо, закатила глаза, уперев руку в бок.
— Да-да, это я! Не ожидала, да? — парень с низким хвостом длинных белых волос приветливо улыбался, махая ей рукой, а за его спиной стоял ещё один человек, силуэт которого смутно напоминал ей кого-то.
— Ах ты маленький…
— Ну? Выходить собираешься? — перестав махать, он скопировал недовольное выражение с лица Ирмы, разве что добавив к нему ухмылку.
Отняв гаджет от уха и прервав звонок, девушка демонстративно засунула телефон обратно в карман, и, взъерошив волосы недовольно проскулила и побрела в сторону выхода.
— Дай мне сил, Триада… — тихо, чтобы никто не услышал.
— И кто это вообще? — приподнял одну бровь Джон, провожая взглядом подругу, но девчонки напротив него только пожали плечами.
Трудно было сказать, о чем думали её однокурсники, наблюдая странную сцену, но через какое-то время всё-таки смогли вернуться к завтраку. Ирма же, выйдя из здания с самым возмущенным выражением лица, на которое была способна, однако крайне переменилась, поравнявшись с парнем. Тот смотрел на неё с глубокой тоской и немного даже обидой, но ничего удивительного… в конце концов она бегала от него почти два десятка лет. Тяжело выдохнув, он провел рукой по волосам, и сделав шаг навстречу, порывисто обнял сестру, притянув как можно ближе к себе. Легонько, будто девушка могла раствориться и вновь исчезнуть из его жизни, погладил по спине, и лишь убедившись, что та настоящая — поднял над землёй, закружив.
— Во имя Феникса, неужели чтобы ты объявилась, в этом захудалом городишке должно было умереть четыре человека? — поставив её на ноги, укоризненно покачал головой, за что получил лёгкий удал по плечу. — Ай! Только посмотри, она ещё и бьёт меня! Ну и кто из нас после этого младше?
— Всё ещё ты, оболтус, — только произнеся это, наконец поняла, что брат обращался к кому-то ещё.
И действительно, в нескольких метрах сбоку от них стоял другой мужчина — высокий и статный, с короткими чёрными волосами и бесконечно усталым и виноватым взглядом. Возможно даже более виноватым, чем её собственный. И она бы не узнала его, если б не треугольник родинок на шее. Но даже так понадобилось несколько десятков секунд, чтобы память наконец преодолела две сотни лет и окончательно подтвердила её догадку. Стоило ли называть его как прежде? Ирма не знала, но скорее нет, чем да.
Вопросительный и просящий помощи взгляд на Эрика, и тот только кивнул, поняв, чего от него хочет сестра.
— Марк, — названный её братом по новому, до того неизвестному имени так же качнул головой. — Марк Эванс.
— Господи… живой! — не задумываясь о собственных действиях, шагнула к нему в объятия, но тот словно этого и ждал, с готовностью обвив руки вокруг её талии. — Жив, дурак… Аника так переживала, когда ты пропал.
— Прости… — голос глубокий и низкий, как и прежде, однако сигнализировал лишь о нестабильности сил, из-за которой он не мог спрятать и его.
— Перед дочерью будешь извиняться, я то чего… — наконец отпустив его, дружески взъерошила волосы, портя укладку.
— Если вы вдруг забыли, я всё ещё здесь, — закатив глаза, Эрик подошёл ближе к ним, и чуть подумав, положил подбородок на плечо сестре, благо практически одинаковый рост позволял. — И не вздумай сказать, что я тяжёлый.
— Я уже вижу в твоих глазах ревность, но расскажи мне хоть, как ты его нашёл? И где? А ты, дурак, почему исчез так надолго и самое главное, куда? — поочерёдно смотря то на одного, то на другого, всё продолжала прокручивать в голове произошедшее за последние годы и особенно дни.
— Слишком много вопросов сестрица… — начал парень, и отойдя на шаг, приобнял её за плечо, второй рукой хватая друга, который правда был несколько выше и это создавало определённые неудобства. — Он меня сам полгода назад нашёл, прятался где-то в Азии и между прочим до сих пор не говорит почему.
— Хочешь я и его ударю? — без доли сомнений и каких-либо угрызений совести.
— Я хочу чтобы ты выключила свою взбалмошную журналистку… — он ещё раз закатил глаза, зашагав в сторону машины и потянув их за собой. — И вообще, почему именно эта профессия? Я думал ты ненавидишь журналистов.
— Это ты их ненавидишь, — усмехнувшись, произнесла уже настоящим голосом.
— Ах да, точно, — как ни в чем не бывало. — В общем-то мне позвонила Аника и рассказала, что в твоем любимом Ньювейле опять происходит какая-то чертовщина. Попросила приехать, ну а я разве мог отказать племяннице?
— Мог, — ещё один смешок и тычок в бок. — И я более чем уверена, что собирался!
— За кого ты меня принимаешь! — парень хотел было возмутиться, но увидев, как Марк отводит взгляд, посмеиваясь, быстро стух. — Ладно, может и собирался, но она сказала, что ты тоже здесь. Я конечно немало удивился и все такое, но решил всё-таки приехать, проверить, и в случае чего вызвать у тебя угрызения совести… И как раз на этот случай взял твой новый номер у Аники.
— Так и знала, — девушка еще раз пихнула его, но уже за то, что он поставил её в неловкое положение.
— Ай! Марк, она опять меня бьёт! Разве это справедливо? — Эрик возмущённо дёрнул мужчину на себя, вынуждая включиться в разговор.
— Более чем, учитывая какая ты заноза в заднице, — дойдя до машины, разблокировал двери, пытаясь вывернуться из хватки, которая стала даже крепче.
— Кто из нас ещё заноза и в чьей за… Ай! И ты туда же, — почувствовав, как его нещадно ущипнули за бок, отпустил наконец родных, отходя от них на шаг. — И вообще мы могли бы и пройтись до дома Аники! А то все эти муки выбора, кто куда сядет и кто будет за рулём.
— Никаких мук — за рулём я, потому что это — моя машина. И я не оставлю её в этом гадюшнике, — отчеканив, маг забрался на водительское место.
— Ну чего сразу гадюшнике? Отель четыре звезды в центре города вообще-то, — на увещевания брата, Ирма только помотала головой и благоразумно села сзади. — Ясно, вы уже, как всегда, всё решили.
После ещё нескольких минут перепалки, Марк почти буквально затолкал самого младшего из них на переднее сидение, заблокировав дверь, и в очередной раз припомнив, как тот уже разбил один мерседес на прошлой неделе, и, что теперь привилегия вождения ему недоступна по определению на неопределённый срок. И только тогда наконец завёл двигатель, выезжая с парковки. За несколько минут они промчались мимо дома Ретч и парка аттракционов, направившись на окраину. Но остановившись на очередном долгом светофоре, Ирма вдруг продолжила прерванный разговор.
— Насчёт того, что сказала Аника… Я почти уверена, что пока не все так плохо. Четыре жертвы за пару недель — объективно не так много для какого-нибудь поехавшего вампира, помешанного на рунах, сатане или любом другом плоде человеческого разума, — девушка пригладила локоны рукой, ещё раз прокручивая в голове известные факты.
— Конечно, всё не так плохо, — скопировав тон сестры, взвился Эрик. — Потому что это Ньювеил, Варанда! И скорее всего всё даже хуже, чем мы можем себе представить! Как обычно, если по сути…
Резкий переход на настоящее имя будоражил и заставлял нервничать. Потому что развязывал руки на их использование в дальнейшем. И продолжение диалога это только подтверждало.
— Если это в самом деле не имитация, то я скорее соглашусь с Каспаром, — нажав на педаль газа, он только на секунду отвлёкся, метнув взгляд в сторону бывшей жены. — Толку от этого правда мало, потому что мы сейчас ничего не знаем наверняка. И не можем в таком случае вмешиваться в происходящие. Если вы конечно помните об этом?
— Помним, — почти хором в два голоса.
— Варанда?.. — тяжёлый вздох.
— М? — успев отвлечься на собственные размышления, та на несколько секунд выпала из реальности. — Что такое?
— Ты изменилась… — с усмешкой и толикой удивления. — Даже алет вампирами называешь, хотя всегда ненавидела тот образ, в который вас облекли люди. А ведь когда-то я не знал женщины более консервативной, чем ты.
— Двести лет, Розарий, — нарочито назвав его по имени, заметила как тот сглотнул и сильнее сжал руль. — Я на многое успела поменять взгляды.
Попытавшись разрядить внезапно ставшую напряжённой обстановку, Эрик вспомнил какой-то забавный случай из их общего прошлого и разговор плавно съехал на былые времена, когда жизнь семьи Меро-Реймус была совершенно иной, и никто не подозревал, что однажды всё рухнет в одночасье.
В голове у Ирмы до самого дома правда крутились совсем другие, во многом противоположные его высказываниям мысли. У них и впрямь все было иначе, но не лучше, и уж точно не «хорошо». По правде говоря, у них ничего и никогда в самом деле не было «хорошо». Власть не только и не столько давала преимущество над обстоятельствами и право распоряжаться чужими жизнями, сколько связывала по рукам и ногам догматами, соглашениями, постоянными консультациями с придворными советами и… и желанием изменить хоть что-то на их прогнившей стороне мира, где междоусобным конфликтам не было конца, а отношения между тремя княжескими дворами всё больше накалялись от непонимания друг друга и наставлений Триады.
Их глупый разговор и её бесплотные рассуждения ненадолго прервались лишь когда Марк нажал на дверной звонок большого частного дома.
У них были ключи. Но ещё у них было чувство такта и понимание личного пространства, поэтому ломиться к собственной дочери и племяннице никто не собирался. К тому же, когда после череды торопливых шагов дверь наконец распахнулась, хозяйка посмотрела на них сначала недоуменно, а после — шокировано выдохнула, едва сдерживая слёзы. Молча запустив всех внутрь, едва не зарыдала, неверяще всматриваясь в лицо Марка.
— Аннет, я… — начал было тот, но не успел толком ничего сказать.
— Папа! — почти прошептала вдруг севшим голосом и кинулась к мужчине, цепляясь руками за чёрную водолазку. — Папа… ты жив.
Только тогда он наконец позволил себя выдохнуть, расслабить напряжённые мышцы и укутать дочь в объятиях. И пусть она давно не была маленькой девочкой, но где-то глубоко внутри всё ещё оставалась юной израненной душой, которой не хватило любви родителей. И которая боялась вечности, только потому что слишком больно наблюдать за тем как уходят и исчезают дорогие сердцу люди.
Из-за последнего алеты часто не строили близких отношений даже внутри семьи, старались не привязываться друг к другу, и не использовать слова, обозначающие родственные связи. Это было просто не принято — не вписывалось в традиции долгой жизни. И Ирма по глупости воспитывала Анику так же — и пожалела, но когда было уже совсем поздно.
Она и ушла отчасти потому, что не могла больше смотреть в глаза ни брату, ни дочери. Переосмыслила жизненные принципы и приоритеты, поняла, сколько ошибок совершила, и решила напоследок сделать ещё одну — пропасть из поля зрения всех, кто знал её лично.
Эгоистично? Однозначно. Глупо? Возможно. Можно ли было её за это винить? Скорее нет, ведь в природу человеческих существ заложен принцип «бить или бежать» при любом стрессе. И если бить некого, кроме самой себя, остаётся только последнее. И хотя бежать от себя тоже не особо продуктивно, можно попробовать скрыться от травмирующих событий.
Заметив пристальный взгляд матери, которая всегда осуждала подобное выражение эмоций, девушка наконец отодвинуть от отца и попыталась успокоиться. Сердце Ирмы сжалось, подтверждая, что та уже далеко не такая чёрствая и жёсткая, какой была двадцать и тем более двести лет назад. Отряхнувшись и разгладив собравшиеся на свободной рубашке складки, Аника направилась на кухню, ведя гостей за собой. И серьёзный разговор о делах насущных сразу не вышел, потому беседу завели сначала о бизнесе, который оказался возложен целиком на плечи Эрика, а позже и вовсе перешли на журналистику, её влияние на мир и бесполезность по мнению некоторых.
Вот только последнее оказалось напрямую, пусть и неприятно связано с темой нападения на простых людей их обезумившим сородичем, и когда небо на улице окрасилось в золотисто-красный, в тон повествованию, Аника наконец поведала о деталях дела, неизвестных большинству офицеров и касающихся только бессмертных.
— В общем-то… мать одного моего знакомого фетрата грезила о возвращении в Валессию, и когда она погибла, у того случился какой-то сдвиг, — сцепив руки в замок, положила их на стол и опустила голову. — Решил исполнить последнее её желание — развеять прах в родном мире. Поэтому на протяжении почти полугода этот идиот каждую ночь проверял амулеты порталов и переноса на работоспособность. И… так получилось… Агх, если коротко — сегодня он проболтался, что в ночь каждого убийства эти амулеты начинали работать. Поначалу слишком плохо и крайне недолго, взрываясь и ломаясь прямо в руках, но с каждым разом всё лучше. И я бы очень хотела думать, что эти события никак не связаны, но вы же знаете…
— Триада… — Эрик в бессилии уронил голову на деревянную поверхность и зло констатировал. — Кто-то изобрёл безумный ритуал, способный открыть ход в разрушенную и богами забытую часть мира…
Повисло тяжёлое молчание. Вывод был из ряда вон. Разве такое могло происходить в действительности? Ритуалы перехода не работали несколько веков, и даже так были под запретом, но кто-то просто взял и изобрёл новый? Нет, похожее конечно происходило, пусть отчасти, и очень редко, но у Ирмы в связи с новыми фактами появилось и другое предположение.
Символы кровавого круга были размыты утренней росой, и частично затоптаны полицейскими, но в некоторых все ещё угадывались знакомые ей очертания знаков древнего языка. Языка, который сейчас не мог знать никто, кроме неё самой, и…
— Эрик, говоришь журналистика бесполезна? — она вдруг достала телефон, ища нужные снимки в облаке — помимо фотоаппарата тогда догадалась задействовать и карманный гаджет.
— У тебя что-то есть? — с интересом и недоверием, но тот поднял голову, заглядывая сестре через плечо.
— У меня есть вопрос, — открыв фото на котором лучше всего были видны именно буквы, приблизила, наконец, спросив. — Узнаёшь?
— Погоди, это же… — глаза парня расширились от удивления. — Это тетраэданский?
— Значит, узнаешь.
— О чем вы сейчас? — Марк, потерявший большую часть ранних воспоминаний об их мире только напрягся, сжав челюсти.
— Этот ритуал не новый, — отключив смартфон, Ирма провела по лицу руками. — Он старше Севера.
— Быть того не… — начал было маг и тут же осёкся, понимая — может, если вдруг выжил кто-то ещё из древних, о ком они не знают.
— Аника, скажи, случаи учащаются? — женщина проговаривала медленно, не поднимая глаз от кружки с недопитым чаем, но почти физически ощутила, когда её дочь шокировано кивнула. — И какова вероятность, что пока мы сидим здесь, в этом чертовом парке никто не умирает?
Успокоив мысли отняла взгляд от напитка, чтобы прочитать в напряженных лицах и сведенных к переносицам бровях лишь одно слово…
Никакой.
У их народов, в их, в некоторой степени, идиотичном обществе прежде многое было не принято: от нахождения в истинном облике вне дома в Танарии, до поддержания родственных связей. И если игнорирование этих мелких и незначительных правил порицалось последний раз пару сотен лет назад, то за нарушение одного конкретного можно было понести серьёзное наказание до сих пор.
«Принцип невмешательства в естественный ход событий мира людей», означавший, что алеты, венары и фетраты, они же — «вампиры», «маги» и «охотники» не должны были организовывать и участвовать в серьёзных человеческих конфликтах, будь то война или мирное политическое противостояние. И тем более — создавать прецеденты, способные пошатнуть состоявшееся мироустройство и привычный порядок вещей. И пусть это правило было столь же устаревшим, сколь и мировоззрение тех, кто его ввёл, и давно требовало переработки и переосмысления — соблюдать его всё ещё было необходимо для сохранения стабильности между расами.
Теперь же вдруг появился некто, желавший не только создать конфликт, но и разрушить общепринятый порядок и вернуться в мир давно ставший бесплотной выгоревшей пустыней? Подобное нельзя было оставлять без внимания, ведь вернуться «домой» хотели многие и этот инцидент мог породить множество себе подобных, что разрушили бы и эту сторону мира.