Не успев войти в участок, Сокджин устремился к обогревателю и встал над ним, сжав ноги, чтобы поскорее согреться. Стоял мороз, щиплющий за нос, руки, и ноги через тонкие штанины форменных брюк, и если бы еще ему не пришлось так часто покидать машину!!!... Или хотя бы при этом довелось побегать!...

- Дубак там, да? - кутаясь в шерстяной шарф, кровожадно улыбнулся напарник Хосок.

- На хер пойди, - отстучал Сокджин зубами. - Вчера только был плюс на термометре!

- Ну, блин, чувак, осень движется к зиме, а не к лету, - изрек Хосок, поднявшись и щелкнув кнопку на чайнике. - Что, вместе дежурим?

- В участке - да, надеюсь, никому не понадобится наша помощь этой ночью, - проворчал Сокджин, скидывая форменную куртку на крючок и потирая руки. - А почему ты не вытащил из комнаты отдыха второй радиатор сюда?

- Он сломался.

- ОПЯТЬ?!

Хосок пожал плечами, показывая, что не все в этом мире подчинено полиции, например, радиаторы могут ломаться, и ничто им не помешает. Сокджин с этой несправедливостью мирился со скрипом, ворча и топая ногами.

Через часок костяк участка разъехался по домам, кто-то на ночной патруль по району, Хосок, Сокджин и их напарник Хичоль остались нести вахту. Заварив себе полную кружку кофе, Сокджин приговорил рамен и почувствовал себя значительно лучше. Конечно, после еды разморило, и под воркование коллег он задремал.

Снилась какая-то маета: преследование на машине, затем плутание на строящемся объекте, эти бесполезные вытаскивания пистолета, потому что он так и не выстрелил, и Сокджину пришлось уворачиваться. Последняя такая динамика пришлась в жизни Сокджина где-то пару недель назад, а затем - тишь да гладь. Вот как в патруль на ночь поставят, так все, кранты!... Начальство на Сокджина ругалось, как будто это он был виноват, что бандитня только и ждет, что его на дороге!

- Слушай, как ты вчера на улице стоял? - сквозь дрему услышал он голос Хичоля. Голос лукаво посмеивался, и Сокджин фыркнул тоже. - Та баба подходила к тебе со своими пирожками?

- Айщщщщ, - зашипел Хосок, наверняка, покраснев. - В самом деле, позорит меня, ей-богу, со своей дочкой! С какой стати она решила, что я должен позвать ее на свидание?!

- Наверное, потому что ты помог девушке с кучей пакетов погрузиться в машину, аджума сразу поняла, что ты джентльмен, и с хорошей профессией - и все, - развел руками Хичоль. - Нужно быть очень аккуратным, помогая девушкам, Хосок-и!

Сокджин фыркнул и открыл глаза, смеясь над качающим головой напарником.

Примерно через час крепко и надежно уснул Хичоль. Снаружи завывал ветер, и через стеклянные двери Сокджин, ежась, смотрел, как в черноте ночи по асфальту курится поземка. Омерзительная штука, эта осень после Чусока, подумал он. Ночью холодно, днем холодно, везде серо, дома противно, приходится надевать кучу шмотья, на работе тоже противно, так как не офисный служащий Сокджин, И ЧЕМ ОН ТОЛЬКО ДУМАЛ, ВЫБИРАЯ СЛУЖБУ В ПОЛИЦИИ?!

Внезапно зазвонил телефон. Хосок поморщился, переглянувшись с Сокджином, подхватил трубку, пока Хичоль не проснулся.

- Полицейский участок...? Да...? Госпожа Пак, да, это я, Хосок... что? ОПЯТЬ?! Мы только три дня назад увещевали этого... он не послушался?! Я был уверен, что ночная смена вломила ему... ааааа, - Хосок вдруг рассмеялся и покосился лукаво на Сокджина. - Да, он дежурит сегодня... конечно, госпожа Пак, я вышлю этого супермена по адресу... Да без вопросов. С красными бобами... Да, я буду до полудня, госпожа Пак. Всего хорошего!

Он положил трубку. Сокджин умоляюще смотрел на коллегу.

- Только не говори мне что...

- Ладно, не буду, просто вставай и неси свой зад в тот дом.

Сокджин зарычал, скатившись по стулу, суча ногами по полу.

- Да почему всегда я?!

- Только ты можешь его угомонить! Трое суток назад, оказывается, к нему вызывали, но под утро он опять начал куролесить. Только ты даешь ему просраться хотя бы на трое суток! Сокджин, мы его уже задерживали, ты помнишь, мы с ним говорили, даже мутузили, но без тебя он угоманиваться не желает. Просто пойди и будь супергероем. По-хенски прошу!

Хосок молитвенно сложил руки и стал потирать ладошки. Сокджин застонал обреченно, поднимаясь с места, жалобно посмотрел на славный обогреватель, тарахтящий так уютно и исторгавший тепло.

- Я его пришибу. Мне срать, что я не имею права, что это превышение полномочий... если никак иначе ему не объяснишь, придется мне его побить, - прорычал он.

- Дубинку не забудь, - кивнул Хосок. - Слушай, ну все-таки, поделись опытом - что ты делаешь, что он угоманивается?! Это же просто удивительно, трое суток тишины и покоя!

- Я просто с ним говорю, и все, как и вы...

- Но твои слова он слышит, ты... скажи, ты, в самом деле, его мутузишь, да? Он с виду такой крепыш...

- ...это на что намек, я не понял? - прошипел Сокджин, застегивая форменную куртку.

- Но ты выглядишь менее внушительно.

- Ну извините!!! - зарычал Сокджин, выходя из участка, сопровождая свой уход хлопнувшей дверью.

Хичоль подскочил на месте, но не проснулся, лишь снова вжался в кресло, уютно скрестив руки на груди.

- Гребаный порядок, что я должен ехать и усмирять этого паразита, - ворча, Сокджин обпинал колеса служебной машины, сел за руль и принялся роптать, и роптал, пока прогревался мотор.

На улице было спокойно, как обычно. По пути встретились патрульные машины, по направлению движения Сокджина они понимали, куда он едет, и ржали, "утром я вам всем устрою, сволочи", процедил Сокджин, показывая им через окно средний палец.

В квартале, куда он держал путь так нехотя, фонари всегда работали через раз, не стало это исключением и сегодня. Припарковавшись у дома, Сокджин заблокировал тачку и огляделся. Вроде бы в такую погоду шантропа не должна мотыляться по округе, но, на всякий, он припарковался под камерами супермаркета, который, хоть и имел вывеску «24/7», был закрыт. Ветер дул пронизывающий, с кристалликами инея, ужасно противный, и Сокджин поспешил забежать в подъезд нужного дома. Опять крапнула лампочка, сволочь... Лифт громыхал, как пассажирский поезд столетней давности, в нем лампочка так же светила неровно, то потухая, то загораясь, освещая обкуренные и разрисованные стены, и Сокджин четко понимал, кто автор этих рисунков, довольно искусных, но все равно же вандализм! На нужном этаже горела только одна лампочка и - тряслись стены от яростных рэперских начиток и бешеной музыки. Скрипнув зубами, Сокджин поклонился в проем открывшей двери по пути к нужной квартире. Аджума в бигуди и плюшевом халате потрясла сухим кулачком, желая удачи, и радостно заулыбалась.

Вздохнул. Дошел до нужной двери и, цокнул языком, постучал. Как молотком, иначе не услышит.

- Чон Чонгук, мать твою, сука ебаная, открывай, блять! - прорычал Сокджин.

Послышались шаги, довольно торопливые, и дверь распахнулась. В проеме стремительно раздражающийся коп увидел парня лет двадцати четырех, с черными волнистыми патлами вокруг головы, в серьгах уши, в пирсинге бровь, руки в татуировках, грудь в подвесках, ноги и бедра - в драных джинсах. Из квартиры пахнуло соджу, куревом, теплом исправной системы отопления и романтикой вольготной жизни татуировщика, коим и был этот патлатый поганец. Росту он был такого же, как Сокджин, улыбался широко и ослепительно полицейскому, словно соскучился, сука...

- Ты, блять, охуел?! - прогремел Сокджин. - Вырубай хуйню и дай людям спать, тварина!

- Начальник! - Чонгук расставил руки, словно приглашая копа обнять себя.

Сокджин втолкал его в квартиру, вошел и громыхнул дверьми. Спохватившись, парнишка ринулся в гостиную, обставленную в стиле, схожем с его мировоззрением, подхватил сигарету в зубы и подошел к колонкам, убавляя звук до приличного минимума. В комнате сразу стало приятнее находиться, однако, по-прежнему нечем дышать. Сокджин остановился посредине всего привычного этого и вздохнул, уперев руки в бока.

- Ты охренел, - сказал он спокойно, глядя на Чонгука, который прошел в кухню, плавно покачивая телом, словно танцор на танцполе. Джинсы сидели низко, Сокджин отчетливо видел впадинки на пояснице парня.

- Кофе будешь? Раз приехал. Я пек пиццу, уже готова, хочешь? - раздалось оттуда.

- Мы же договаривались в прошлый раз, что ты, скотина мелкая, больше не станешь так бесоебиться по ночам. Я вообще думал, тут оргию найду...

- Какие оргии, я из этого вырос! - пропел Чонгук, вплывая в гостиную с огромным блюдом с пиццей и огромной же кружкой кофе. - Садись.

Он поставил еду на стол, где имелась половина, чистая от бутылок соджу.

- Ты выпил все это?! - ужаснулся Сокджин, пересчитывая стекло.

- Не только сегодня. Я обдумываю, как можно это применить в дизайне интерьера моего тату-кабинета, - рассмеялся Чонгук.

Сокджин пожал плечами, уселся на кожаное кресло, внутренне урча, что, наконец, согрелся, и стал есть пиццу.

- Блять, и готовишь дивно, и рисуешь тоже, и искусство уважаешь - хуле нельзя еще соседей не донимать?! - чавкая, проворчал он, сурово глядя на сидящего напротив Чонгука, потягивающего банановое молочко из банки.

- Ды как я тебя к себе в гости выманю, если не их руками? - фыркнул Чонгук, усмехаясь.

- Ты ошалел совсем?! - сощурился Сокджин, дожевывая еду. - Я так-то при исполнении!

- А когда ты не при исполнении? - приподнял бровь татуировщик, почесал кончик носа. - То ты на работе, то на курсах от академии твоей...

- Если я хочу стать детективом, приходится ходить на курсы, - пожал плечами Сокджин.

- Дома ты бываешь вообще?

- Не думаю, что в общаге обо мне кто-то грустит, - рассмеялся полицейский, доедая второй кусок. - Спасибо, было вкусно. Сиди тихо, блин, сволочуга ты, сколько можно, на улице морозы наступают, таскаться мне западло...

Чонгук фыркнул, швырнул ему пачку жвачки, Сокджин зажевал две, швырнув пачкой обратно.

- Я не призываю тебя менять твою жизнь, мелкий, ты знаешь, но будь потише ночами, идет? Ты, блять, лифт изрисовал - соседи тебе слова не сказали! Ты можешь за это им хоть спать давать?

- Могу, - Чонгук пожевал комок жвачки и прилепил к тарелке, поднялся и подошел к колонкам. - Слушай, новую вещь с приятелем записали...

- Мне идти пора. Смотри, если услышу, что снова шумишь, - Сокджин поднялся, дошел до кухни и выкинул жвачку. Здесь был порядок, кухня вообще резко контрастировала с гостиной и спальней своей обычностью. Только на стене висела картина. Довольно непривычная для такой спокойной обстановки - какой-то сложный рисунок с множеством деталей.

- Ты закончил свой карбюратор? - крикнул Сокджин в сторону гостиной, не оборачиваясь.

- Хватит так называть мироздание, - рассмеялся голос Чонгука, близко, в дверях.

Полилась музыка, приятная, неспешная, но далеко не усыпляющая. Низкий хриплый голос зачитывал рэп, и Сокджин стал покачивать головой, вслушиваясь в текст. Он как раз изучал верхнюю часть картины, и песня показалась подходящей к ней, какой-то дополняющей.

- Так нравится? - спросил спокойный, внезапно даже более низкий голос за спиной.

- Прекрати..., - голос предательски сорвался.

Крепкие обнаженные руки обвили талию, затянутую в форменную рубашку, пробравшись под куртку. Губы сжались на мочке уха Сокджина, оттягивая ее.

- Переезжай ко мне, Джин, - прошептало в ухо, в самое сознание. - Я скучаю...

- Как ты себе это представляешь вообще? - мягко высвободился тот, но руки развернули его, и перед глазами оказалось лицо парня.

- Легко..., - Чонгук улыбнулся, стягивая с плеч Сокджина куртку. - Давай... места хватит... чувак, я начну бузить больше, если не согласишься...

- Да ты охре...

Договорить не дали - поцелуй зажал слова во рту, мысли растворились, тело - налилось огнем. Куртка упала к ногам Сокджина, он шумно выдохнул воздух носом, чувствуя, как руки Чонгука стремительно распутывают узел на галстуке, пуговицы рубашки, чтобы, долгожданно, кожа к коже, стройное тело к накаченному, трепеща. Поцелуй Чонгука, как и он сам, - буйный, горячий, жадный, требовательный, руки сжимают талию, до щипков, опускаются на брюки, поднимаются снова, гуляя по позвоночнику и лопаткам.

Грех Сокджина. В обход Устава. Эти поцелуи, эти объятия, это нетерпение в них, эта дрожь в телах, это звяканье пряжки, и - упереться руками в кухонную раковину и просто едва стоять, пока этот покрытый узорами насаживает свою голову на твой член. Откинув голову назад, Сокджин зажимает рот рукой, чтобы не орать, а ему очень хочется. Чонгук сосет очень хорошо, крепко, глубоко, до взрывов перед глазами, до слез, до прокушенной губы.

Он кусает губы Сокджина затем, давая пробовать собственную сперму, поспешно сдергивает с обоих нижнюю часть одежды, а на полке у него, везде в его квартире, всегда есть прохладный лубрикант. Метя шею Сокджина поцелуями, Чонгук выдавил на руку пахнущий вишней гель, развел его ягодицы.

- Блять...

- Черт, Джин... да... так? Я нашел?

- Нашел... черт... Чонгу...

И Чонгук, слыша это нежное обращение, сорвался с тормозов. Силы в его руках достаточно, чтобы держать Сокджина на весу, и он вошел, едва поднял его на бедра, рывком, рыча от удовольствия - его так тесно сжимают, так хорошо принимают в себе. Подсадив Джина на край раковины, Чонгук расставил ноги и стал биться, глядя на место их соединения, кусая губы, свои и чужие, сходя с ума от чужих объятий, он вида напряженного достоинства любовника, от меток своих на его широких плечах.

- Хочу тебя, - прошептал он в красное ушко, разворачивая и пристраиваясь позади, заведя одну длинную ногу в сторону, чтобы войти глубже, владеть полнее, сжал чужую грудь крепко испещренными татуировками пальцами. Выгнувшись назад, Сокджин уложил голову на плечо Чонгука, снова прижимая руку ко рту, плача от ударов по простате, затем стреляя спермой в раковину, на ее металлическое дно.

Это самое главное для Чонгука - видеть, что Сокджину с ним хорошо. Так хорошо, что он находит губы парня своими и целует - с благодарностью. Его руки окончательно согрелись, красивые губы - тоже. Сокджин весь красивый - очень. И он - Чонгука. Для него одного.

Через пару часов Сокджин придет в себя на постели татуировщика, оглядевши себя, увидит россыпь засосов и укусов, застонет и упадет на кровать, впившись пальцами в виски. Чонгук усмехнется и потянется поцеловать опухшие губы.

- Переезжай ко мне, Джин, - скажет он, как обычно, когда понимает, что копу пора возвращаться в участок.

Чонгук не хочет отпускать Сокджина никогда. Его всегда мало. Без него парень задыхается. В каждом полицейском города он ищет его. В каждом телефонном звонке ждет его голос. Сокджин знает, что парень болеет им очень давно. Он знает, что от его решения зависит, будут ли спать спокойно жители этого дома ночами.

Он вывернется в руках Чонгука, как обычно, позволив ласкать себя нежно губами и руками, ворчливо поднимется и хлопнет дверью душевой. Ему страшно сделать то, что Чонгук ждет, вдруг на работе узнают? Чонгук все понимает, и каждый раз он страдает несколько суток, понимая, что тот, кто для него весь мир, его стыдится. Сейчас он пойдет сделать кофе в термокружку для Джина, стоя у кофемашины, будет уговаривать себя не выглядеть печальным.

Руки в белой форменной рубашке обвили обнаженную талию, и руки, насыпающие кофе, дрогнули. Полные губы коснулись пару раз голых плеч парня, целуя любимые татуировки, те, что имеют значение для них двоих. Чонгук сглотнул, понимая, что это впервые, когда Сокджин нежен с ним после секса. Он боится потерять это мгновение, сделав лишний жест.

- Хорошо, - прошептал в ухо нежный голос.

Стремительно обернувшись, Чонгук посмотрел в чужие глаза, смеющиеся. Щеки Джина красны, как и уши. Но его руки - на талии парня.

И Джин точно слышит, как от счастья трепещет горячее сердце в обнаженной груди.