Утро выдалось знойным, и стоявший перманентно над конюшней характерный аромат значительно возрос. Шаловливый ветерок, играючи, подхватил и потащил на хвосте этот аромат, в народе называемый зловоние, от стойл к палаткам солдат, оттуда, ничего не добившись, так как солдат таким не смутишь, перекинул свои коварства на шатерки офицерья. Офицеры сморщили свои носы, но и они были с этим душком превосходно знакомы. В полевой судьбе, которая сопутствовала им с первых шагов в армии, навозное зловоние входило в список самых терпимых трудностей, наверное, пятое с конца.

Рассердившись ни на шутку, что ни одна каверза не вызымела действие, ветерок обрушил свой вонючий хвост на главный шатер лагеря, рассудив так, что жить отдельным шатром может только армейское высочайшее руководство. Вот уж тут, думал ветерок, я и увижу достойную своих проделок реакцию, ведь уж точно полководец не любит вони, да и шатер его отстоит как можно дальше от конюшень!

Вонь балдахином опустилась на грубую ткань шатра, проникла в щели, распространилась по внутренней обстановке, присела на стульях, попрыгала на картах, разложенных на походном небольшом столике, окунулась в остатки вина в чарочках. Затем пощекотала пятку спящего под лёгким покрывалом человека.

Затем ветерок учуял, что от шатра бешено тянет миксом феромонов, и понял, что хозяин ночью нехило развлекся. Заглянув в щёлочку, ветерок, однако, увидел лишь одного человека. Одно из двух, решил хорошо знавший людей проказник, либо этот альфа выгнал после веселья свою игрушку прочь и спал один, либо попросту не мылся с последней случки.

Короче, вряд ли и его удастся пронять ароматом конюшни. Обиженно дунув на бритый затылок альфы, шевельнув при этом косичку, украшенную бисером, ветерок удалился прочь от этого негостеприимного лагеря.

Хозяин шатра проснулся через полчаса после визита сына воздушных стихий. Потянувшись, из-за чего вся его обнаженная личность выпросталась из-под покрывала, альфа сел, почесал подбородок, о котором пекся неустанно и брил ежеутрене, затем короткий ёжик на макушке, пригладил косичку, являвшуюся предметом его гордости и такой же неустанной заботы. Затем альфа встал во весь свой не сказать чтобы высокий, но и не маленький рост, расправил могучие плечи, покрытые татуировками, за которые ему как-то влетело от старшего по званию, но альфа это без труда пережил, размялся, почесал, наконец, яйца и пошел готовиться к новому дню. Одевался он довольно часто сам, хотя, как полководец, имел право лентяйничать, умывался и брился тоже. С удовольствием рассмотрев в маленьком зеркале свою загорелую физиономию с небольшими глазами и маленьким носом, альфа, улыбнулся сам себе, оправился и вышел из шатра на свежий, сдобренный щедро вышеназванной вонью, воздух.

Верный слуга Чонгук, пострел пятнадцати лет с круглыми, вечно любопытными глазами, тут же подскочил к полководцу и поклонился бодренько.

— Воняет, — хрипловато произнес начальство.

— Уже все убрали, морды выбрили, готовы в путь, — доложил Чонгук, протягивая воеводе плошку с рисовыми колобками и кувшинчик с чаем.

Была у начальства такая привычка — из белого кувшинчика, бережно хранимого, чай пить.

— Вели собирать шатры тогда, даю полчаса, пока все обсмотрю…

Прервался, отвлекшись на колобки и чай. За столом начальство есть не любил, говорил, интереснее на ходу. Таким макаром обошли они лагерь, в порядке убедились. Так полчаса и прошли.

— Что слыхать о столичной жизни, что люди говорят? — спросил воевода, принимая поводья и вскакивая в седло верного коня.

— Все хорошо, спокойно, — Чонгук на своем коне, уже одетый по форме, подъехал ближе. — Его величество с супругом снова в ссоре, бают, наследником король недоволен, что лентяй, и супруг принца защищает…

— А чего защищать, когда ругать надо?! — фыркнул полководец. — Эй, альфьё, тронулись! — гаркнул. — Его величество больно добрый с супругом, омег под каблуком держать надо, чтоб не рыпались!

— Так его величество с супругом лишний раз не встречается, — хихикнул Чонгук. — Известное дело! Только наследника зачали, как оставил в те покои ходить, все в гареме отдыхал, а как фаворит в гарем попал, так и в гарем его величество путь-дорожку позабыл, все у ложа этого черноглазого демона ночует! Престолонаследие, говорят, в тревожном состоянии, того и гляди, засерчает его величество на наследника так, что сыну-альфе от фаворита трон передаст. И будет в стране гражданская война…

— Знаю, путевый, этот бастард-то! — заметил начальство, следя за дорогой. Неспешно двигались воины к столице, нет нужды торопиться.

— Бают, да, путевый, — кивнул Чонгук. — За те годы, что мы с вами по гарнизонам ездили да воевали, принц Тэхен вырос и окреп, в науках преуспевает, в ратном деле тож. И младший брат его, принц Чимин — первый по красоте омега столицы, уж фаворит с детей пылинки сдувает, все лучшее им, и король их любит больше прочих детей, всех, кроме наследника, отселил, и вот они живут, при папе, с отцом кажный день видятся. Да вы и сами все знаете.

— Знаю! Чума этот фаворит. И раз сына-омегу балует, значить, такой же чума растет, — определил начальство. — Посмотрю на Тэхена, может, на его сторону встану, король меня с малых лет знает — прислушается.

— Ему не до тех дел теперь, — рассмеялся Чонгук. — Слышал, принц Чимин замуж идти отказывается, уж каких только не показывали, чем только не подкупали. У короля морока, вроде пора замуж отдать, но и фаворит уговаривает не спешить, и сам принц ещё не готов, артачится. Фаворит больно сыновей любит, хочет подле себя держать.

— Эдак вся красота стухнет у омеги! — расхохотался воевода.

— С таким характером, как, говорят, у принца, уж, пожалуй, и пусть, дома сидит, — фыркнул Чонгук. — Строптивый омега — плохой муж.

— Верно говоришь, — кивнул полководец. — Ну, ладно, скоро уж столица, вечером пир, а там надо в чайный дом какой завернуть, как считаешь?

— И то дело! — обрадовался парнишка, и воевода расхохотался.

*

— Надевай!

— Пааааап!

— Я двадцать пять лет папа, надевай, кому сказал?! Вот так… Слушай, у тебя попа выросла…

— ПАААААААПААААА! Я не толстый!

— Когда я сказал, что ты толстый?! Чимин, я сказал, что попка выросла, округлая, аппетитная, красивая!

— Кончай себя хвалить…

— Я тебя хвалю, так-то…ну, вот. Розовый цвет тебе к лицу.

Фаворит отступил на пару шагов и оглядел красного от только что схлынувшей перебранки младшего сыночка. Чимин смотрел сердитым котёнком, но так как в папиных словах была только истина, сердился он не взаправду, а так, для острастки. В зеркало, которое держали слуги-беты, было приятно смотреть, так что и гнев младшего принца быстро сдал позиции самодовольству.

— Ну?! И как может супруг короля передо мной кичиться наследником, если родил только одного непутёвого сына, а я — двоих красивых и умных детей королю подарил?! — скрестил руки на груди довольный омега. В ушке качнулась ониксовая серьга, в тон нежным омежьим щечкам.

— Пойдешь теперь до главного дворца? — улыбнулся Чимин.

— А то! Тэхен сегодня на Совете с отцом и этим …пародией на наследника… Сидит, советников слушает, прелесть моя. Как папа, имею право прийти и…

— …позлопыхать, — договорил за него Чимин, смеясь.

— А ты, чем займешься? — кивая, улыбнулся папа.

— Пойду во дворец гарема, пообщаюсь с другими омежками, — зевнул Чимин, красуясь в ханбоке. — Узнаю, какие новости…

— Это я и сам тебе скажу: скоро день рождения наследника, об этом все толки будут, а, к тому же, дальних гарнизонов проверяющий со своими людьми возвращается, воевода Мин Юнги, — папа принца одернул свой лиловый ханбок, принял из рук слуги веер. — Так что все разговоры будут либо про праздник, либо про встречу твоего отца и воеводы Мина.

Фаворит покинул покои сына, Чимин пошел следом, обмахиваясь своим веером. Выйдя из дворца, папа и сын двинулись по аллее, окружённой вишнёвыми деревьями, в ветвях которых гулял уже знакомый нам шаловливый ветерок. При виде нежного личика принца ветерок фыркнул от восторга, промчался, коснувшись гладких белокурых волос его, шевельнул поясную нефритовую подвеску юноши — Чимин прикрыл лицо веером, чтобы ветер не надул пыль в глаза.

— О чем только говорить, этот варвар в нательных рисунках грубиян, что уши вянут, я слыхивал, — фыркнул принц. — Как уж отец с ним дружит, непонятно. Последний визит его был, когда Тэхен, кажется, только начал лучной стрельбе учиться? Редко в столице бывает этот воевода Мин, все по провинциям, вот и неотёсанный, хоть и благородных кровей, белая кость. Отцу бы печься, что он доступ имеет ко дворцу!

— Отца больше твое нежелание замуж идти беспокоит, но ты не тревожься, папа на твоей стороне, — фаворит поцеловал сына в висок, погладил плечо и ушел в направлении главного дворца.

Вздохнув, Чимин направился к дворцам, где жили омеги гарема с детьми. Их, впрочем, там было не так много, так как король, как уже говорилось, ночевать предпочитал у фаворита, да и свободное время днем проводил с ним.

Едва завидев издали принца, юные омеги гарема, слуги и младшие наложники кинулись ему навстречу, вереща, запыхавшись, глаза блестят, щеки раскраснелись.

— Ваше высочество, да какой красивый ханбок! — окружили они любимца дворца и столицы.

Довольный, Чимин так и эдак повернулся, себя показывая.

— Папа заказал, с его величеством выбрали шелк вдвоем, — сказал он. — Ну, как у вас тут дела?

— С утра пришел евнух от супруга короля, — сообщил один из старших наложников, поклонившись. — Моего сына сватают, сын чиновника ведомства финансов, из белой кости.

— В самом деле, Джонхен?! — взволновался Чимин. — Тэмина сватают?! Кто?!

— Семья Чхве, — поклонился Джонхен.

— Чхве?! — подпрыгнул Чимин. — Да ведь…

Джонхен снова склонил голову, на сей раз, подмигнув принцу.

— К нему, к Тэмину побегу! Он где, у прудика?! — сорвавшись с места, бросился принц к дворцовому саду, выкрикивая на ходу.

— Да! — принес ему в уши ответ Джонхена ветерок.

Не положено принцу бегать, но и принц Чимин, непростой — любимый сынок-омега у короля и папы, драгоценный братик Тэхена. Чимину все можно во дворце, и бегать, и шалить, и лучшие ханбоки и украшения, и от замужества скрываться — сколько угодно. Известно, что гневается король, хочет принца к скромности и послушанию призвать, замуж выдать, но и не может от сердца оторвать, и своими руками длит сына детство, балует.

Тэмини нашелся на красном мостике через лотосовый пруд, стоял и смотрел на цветы, но в глазах рассеянность, словно мысли его далеко от цветов летали. Приблизился к мостику Чимин, запыхавшись, постоял, глядя на братца.

— Бросаешь?! — крикнул. Тэмин вздрогнул и обернулся. — У отца всего шестеро детей! Наследник Сынхен, Тэхен, затем ты, затем Чонин, затем я и после Субин. Лишь два омеги! Уйдешь ты, и я один останусь в гареме командовать?! Бросаешь, говорю, меня?!

Тэмин улыбнулся — словно солнышко засияло. Протянул руки, и Чимин бросился ему в объятия, задышал в щеку.

— Минхо тебя сватает, тот, что так нравится тебе, брат, да?! — отпрянул и посмотрел счастливо. — Он хороший альфа, бают, будущий министр! Ты будешь счастливый!

— Боюсь.

— С ума сошел?!

— А как я плохой муж буду?!

— Ты?! Плохой?! — Чимин оттолкнул его, сердясь, затем снова обнял. — И в голову не бери такого. Все, сговорено. Быть свадьбе… Бросаешь меня…

— Омеги гарема и слуги гарема, все остаются, папа твой рядом, не один ты будешь. Моего папу навещай почаще, с Субином играй, ладно? — улыбался Тэмин. — Ты говорил же, хочу меньшого брата, вот мой папа тебе и родил.

— Да, и мой папа едва его не потравил со злости, — расхохотался Чимин, утирая слезы. — Неделю затем отец в его покоях провел, все дела покинув, прощение вымаливал.

— И с тех пор только при твоём папе и спит, а в гареме только музыку слушает да беседует, — кивнул Тэмин.

— Если мне судьба замуж, — строго нахмурился Чимин. — У себя так же заведу. Только мой будет муж. Никаких наложников!

— Минхо мне сказал, он не планирует ещё брать омег, — смущённо улыбнулся Тэмин. — Записку прислал мне утром, дозволь, покажу… Пишет, только со мной будет, уж с отцом уговорился своим.

— Покажи! Однако… Это, стало быть, за чиновника надо идти, тогда проще воспитывать, — хмыкнул Чимин, читая убористо выведенные иероглифы. — И чем проще, тем лучше… Надо будет папе предложить собрать портреты… Если уж отцу так надобно меня замуж выдать, пусть докажут, что создадут мне все привычные условия…

Тэмин рассмеялся и погладил его щёчку.

— Весь ты папин сын, Чимин, вылитый!

Посидев с Тэмином, решил омега перед обедом во дворцовую библиотеку наведаться. Очень уж нравилось ему рассказы читать путешественников, так что частым гостем был он в хранилище книг.

Библиотекарь, старый альфа, встретил принца с улыбкой:

— Скоро приедет воевода Мин, его бы вам расспросить о путешествиях и приключениях, — сказал, ища на полках нужную книгу.

— А что мне его рассказы? — фыркнул Чимин.

— Дак он все приграничные земли объездил, и всю страну, и за объединение под нашей эгидой страны воевал, и в Цинь был, ко двору императора представлен, и через море плавал, в Дунъин.

Чимин вытаращил было глаза, но затем спохватился.

— Так вот отчего принц Тэхен так ждёт его приезда!

— Его высочество второй принц большой любитель про военные дела слушать, — кивнул библиотекарь.

— Не знаю уж, как к воеводе мне обращаться, не высмеял бы, — недовольно фыркнул Чимин, разместившись за столом.

— Да нешто кто посмеет над вами смеяться?! — изумился библиотекарь. — Папенька за вас и потравит.

Чимин довольно кивнул, зная, что да, может папа так поступить.

Улыбнувшись принцу, библиотекарь оставил его с книгой наедине. Открыв ее, Чимин углубился в чтение и увлекся сразу, хотя многие разы читал эти повести, и сквозь мечтания о дальних путешествиях, иногда и во сне к нему прилетевших, слышался шорох ветвей за окном и аромат цветов. То ветерок, наш приятель, звал омегу прогуляться. Летал он над жасмином и пионами, летал и над лотосами в королевском пруду, а всяко краше был юный принц, и ветерок на него любовался.

*

Завершив дела в Совете, король решил перед обедом прогуляться и подышать свежим воздухом, благо, день выдался приятный для променада. Старшие сыновья, наследник Сынхен и второй принц Тэхен, сопровождали отца на прогулке, однако, настроение их после Совета было разным.

Наследник выглядел недовольным. Снова в Совете сказанное им ни отцу, ни советникам-министрам по сердцу не пришлось, а ведь с папой они доклад готовили вместе, приглашали наставников принца. Зато Тэхену, который нет никто и звать никак, сын наложника, дали слово сказать, мнение высказать, как будто право он имеет на мнение! И слова его совету и королю любы были, король сыну второму улыбнулся. А ещё и после совета, оказалось, фаворит во дворе расхаживал, сыночка поджидал. На минутку всего задержал перед прогулкой по двору, лишь улыбнулся его величеству нежно, сына с успехом поздравил и снисходительно так поклонился Сынхену, вот жучка такая, этот Сокджин!

Мог бы в прогулку увязаться, но не пошел, знает, король на обед к нему во дворец пойдет, вот и даёт погулять с сыновьями. А во дворце фаворита и Тэхена дом, и Чимина, любимые дети! Так что только поклонился принцам и королю, в глаза последнему томно глянул и удалился, плавно станом покачивая в лиловом ханбоке, проклятый омега, и проклят день, когда он в гареме объявился!

Тэхен был доволен и болтал с отцом, для порядка, и к брату обращаясь, сначала совет обсудил, а затем:

— Отец, слышал я, воевода Мин уже у самой столицы со своими воинами, прибудет во дворец и сразу к тебе, в обеду зван? Не терпится мне с самчоном повидаться! Малым был, когда он из столицы по дальним заставам поехал, потом война… Письма его ты мне зачитывал, за его успехами следил я, как уж хотелось познакомиться, теперь, когда мог бы и обучаться у него, если дозволишь.

— Я Юнги во многом свободу даю, — улыбнулся король, и на щеках его появились симпатичные ямочки. — Так что как его воля будет, так и станется. Но ему самому хочется потолковать с тобой, так что пригласил его к обеду.

Тэхен заулыбался довольно, а наследник скривился: словно младший брат только теперь услышал, что воевода с ними обедает.

— Папа тоже захочет с воеводой Мином встретиться, — заметил он отцу.

— Завтра устроим домашний праздник в честь его приезда, все принцы захотят о его делах послушать, и совет министров, так что и папа с ним увидится. А сегодня он отдыхать будет, — улыбнулся король ему.

— Ты мог бы и папу пригласить на обед, — проворчал Сынхен.

— Хороший у нас будет обед, если твой папа и мой папа за одним столом сядут, — рассмеялся Тэхен.

— Полно, — улыбнувшись, поднял руку король. — Тэхен, к обеду ждите с Чимином у папы, хорошо? Чимину скажи, чтобы норов свой попритушил, воевода Мин не жалует, когда омега дерзит и вольничает.

— Чимину это не понравится, — усомнился Тэхен.

— Не слишком ли, в самом деле, много власти принцу, который даже не альфа? — сварливо проворчал Сынхен.

Тэхен недовольно скривился.

— Моя в том вина, — вздохнул король. — В его годы уж пора поскромнее быть.

— Характер у Чимина весь в фаворита, — довольный поддержкой, заметил Сынхен.

— Что есть, то есть, я через папу и сына разбаловал, — кивнул король. — Что делать?! Любимый омега, от него сын-омежка… Омежишься вот, Сынхен, поймёшь, — похлопал король наследника по плечу. — Кстати, решил папа по этому поводу?

— Последний портрет ждём и астрологов слово, — вздохнул наследный принц.

— А твой папа, Тэхен? — обернулся король ко второму принцу.

— Сказал, как Чимин решит, ему все портреты показывает, а Чимин всех бракует, — зевнул Тэхен. — Не к спеху. Пусть старший брат первый омежится, как традиции велят.

Наследник недовольно поджал губы, король кивнул, всем известно было, что брак любимого сына-альфы он целиком фавориту доверил. Сокджин абы кого не выберет.

*

Хорошенько выкупавшись в отведенных ему покоях, переодевшись в военную парадную форму, полководец фамилией Мин именем Юнги, по прозвищу Варвар, встал у зеркала и скривил губы.

— Собственный запах после стольких дней без мытья уже кажется непривычным? — подал голос дворцовый евнух, приставленный к Юнги королем, так как Чонгук один не справлялся. Да и евнух сам вызвался, он знал Юнги ещё ребенком, и теперь оба мужчины были рады встрече и сразу сошлись, оставив церемонии. — Как на границу едешь, так мытьё и ханбоки менять забываешь, прав я?

— Прав, господин, очень прав, — покивал Чонгук. Он тоже был вымытый и переодетый, сразу на человека стал похож, как евнух сказал.

— А ты мне поговори, — угрожающе процедил воевода и вздохнул. — На чиновника какого-то похож, не на воина…

— Никакой чиновник у нас мандаринскую кисточку не носит, головы не бреет, татуировки не наносит, только варвары с окраин, — проворчал евнух, одергивая на альфе одежды. — Подвеска с твоим камнем, фаворита подарок!

— Не заревнует, величество-то?! — ухмыльнулся Юнги.

— Белены объелся?! — расхохотался, тряся пухлым животом, евнух. — Кстати! Баяли, ты на границе обомежился?

— Было дело, взял одного омегу мужем, да помер родами, и ребенок с ним. С тех пор не омежился боле, — отмахнулся Юнги. — Я б и не омежился, да отцу этого хилого в падук продул…

Долго евнух смеялся.

— Расстроился? Что и ребенок?

— Да не хотел я ребенка, мне как раз дел полно, скакал к тем дикарям на переговоры, а мне тут новости, померли оба родами. Плечами пожал и дальше поскакал, — взяв зубочистку, Юнги поковырялся во рту. — Пошли уже! Хочу друга увидеть… Сына его всякий славит как умелого воина, а про второго принца — так оно?

— Так. Оба от фаворита дети удались, только омегу-принца дюже разбаловали во дворце, перечит, ерничает надо всеми, — покачал головой евнух, ведя Юнги и Чонгука. — Но и любят его, красивый да весёлый, Чимин.

— Наглый, стало быть, — весь в Сокджина? — усмехнулся Юнги.

— Точно так, — смеясь, подтвердил евнух.

Забравшись на вершины персиковых деревьев, шумя их ветками, ветерок поглядывал на землю, как обычно, живо интересуясь тем, что происходит в мире двуногих кожаных мешков. Вот и теперь, знакомый ветерку смуглый альфа с рисунками на коже, облачившись в красивое и чистое, пришел в большой красивый сад, под белую крышу изящной беседки, чтобы, опустившись на подушки, трапезничать с королем и его семьёй. Верный помощник альфы, симпатичный альфенок по имени Чонгук, тоже теперь хорошо пахнущий, стоял у крыльца и охранял покой господ вместе с дворцовой стражей.

Ветерок переместился с персиковых ветвей на кусты жасмина, растущие неподалеку от беседки, чтобы получше рассмотреть прочих собравшихся альф и омег, коротавших время до прихода смуглого воеводы за приятной беседой. Очень понравились ветерку два омеги, севшие по обе стороны от короля и угощавших его то чаем, то закусками, улыбающихся ему сладко, как те персики. Молодой альфа, сидящий с ними, разговаривал с королем с почтением, но и тем оттенком непринужденности, что позволен сыну в разговоре с добрым отцом.

Когда евнух, толстые бока, лоснящиеся щеки, объявил о приходе воеводы, омеги живо приняли благопристойный вид, взгляды их сделались любопытными и ужасно хитрыми, что посмешило короля.

— Ваше величество, — подойдя к крыльцу бодрым армейским шагом, отчеканил Мин. Поклонившись коротко, оглядел прочих членов семьи короля, — ваши высочества, господин Ким!

— Воевода Мин, ты такой загорелый! — воскликнул фаворит, растянув в улыбке пухлые губы. — Как же к лицу!

— Хоть теперь мода на белую кожу, а, в самом деле, неплохо, — заметил Тэхен.

— Я за модой не гонюсь, ваше высочество, — с позволения, Юнги поднялся в беседку и гибко опустился на подушки. — Ну? Надолго я тут? — он и король рассмеялись.

— Только прибыл, а уж обратно стремишься? Побудь в столице, неужто нечем занять себя? В совет завтра пойдем перед праздником, — подмигнул король.

— Супруг короля так же видеть вас желает, — добавил Сокджин, сам за столом прислуживая. — Подкрепись, воевода.

— Благодарю, господин Ким, — Юнги посмотрел на Тэхена. — Славный вырос принц, славный! Наследника не видел, но о нем и слова нет, все сплетни о том, какой второй сын растет воин да умница!

Альфа похлопал принца по плечу, Тэхен благодарно поклонился.

— Знать, долго вы в разъездах были, — заметил Чимин с усмешкой. — Что этикет позабыли.

Сокджин едва успел веер раскрыть, чтобы прикрыть усмешку на губах. Король поджал губы, Чонгук едва воздухом не поперхнулся, Тэхен сделал брату большие глаза.

— Я его годовалого на руках носил, — обернулся альфа к принцу, — нешто церемониться буду? — оглядел Чимина с головы до ног, со взглядом свирепым встретился. — Красивый вышел.

— К несчастью, он знает об этом, — вздохнул король.

— Когда написал ты мне, что омежка родился, сказал я тебе: разбалуешь. Прав был? — пожурил Юнги его.

— Прав. Да и как было не разбаловать, когда такой сладкий получился? И Сокджин ему ни в чем не перечит, — развел руками король.

— Ничего он не разбалованный, — возразил фаворит, подливая чаю накуксившемуся сыну. — Он знает себе цену, только и всего. Король сказал: хочу, чтобы сынок был в тебя, так вот, в меня он и есть! — завершил он, улыбнувшись.

— Спору нет, и красавец, и ехидна, — хмыкнул король.

— Ты, отец, чем-то в папе недовольный? — елейным голосочком протянул Чимин. — Хочешь покорного да тихого фаворита?

— Покорные да тихие не бывают фаворитами, — заметил Юнги с усмешкой.

— Вот о том и разговор! — торжествующе кивнул Чимин, недовольство все же в его глазах светилось, когда на альфу поглядывал.

Все в воеводе было ему чуждо и пугающе, и косичка эта, и дерзкий умный взгляд, и смуглая кожа, и хриплый низкий голос, и, особенно, вольность, с которой он к королю обращался. И тот взгляд, сияющий любопытством, что он смел на принца-омегу направить.

— Только кто тебя такого мужем возьмёт, тряпка какой? Папа твой умеет быть гибким, а тебя научил?

— Я не берёза, чтобы гибким быть!

Глаза принца сверкнули.

— Так ты в доме отца куковать свой век собрался? — лукаво поинтересовался Юнги. — Ааа, ты, все же, мягкотелого ищешь мужа, ну так удачи. Охота с квашней вязаться…

Полыхая гневом, Чимин вскочил и бросился прочь. Тэхен, расхохотавшись, поклонился и бросился следом.

— Только приехал, а уже все в нем разгадал, — усмехнулся Сокджин и поднялся. — Пойду к ним, мой король. Воевода, добро пожаловать, подольше на сей раз в столице останься, соскучился его величество.

— Хитрее тебя только кицунэ, Сокджин, — рассмеялся Юнги, кивая.

— Кто сказал, что я не кицунэ? — усмехнулся фаворит, взгляд томный на короля бросил и удалился со своими слугами.

Король внимательно проследил, чтобы фаворит подальше ушел, затем поставил чашечку с чаем, что держал, и ткнулся лбом в плечо Юнги. Тот рассмеялся, по спине крепкой друга похлопал.

— Не омега, а холера, и Чимин такой же, точь-в-точь, — простонал король. — Вьют веревки из меня, братьев и слуг, что хотят творят, супруг мой и наследный принц с ними не бойцы, беснуются, про власть свою напоминают, так этот… Черноглазый мой кицунэ, так обходит все дворцовые правила, что по факту сам стал тут законом.

Юнги прикрыл ладонью рот, кивая. Король сел ровно.

— Что мне делать с этим, скажи, друг? — простонал он, руками разведя. — Тэхен дисциплине обучен, воспитан, но папе и брату ни в чем не перечит так же, мне он, стало быть, не помощник.

— Скажи вот откровенно мне, — пошлепал губами Мин. — Сказывал тебе, от этого омеги полного послушания не увидишь? Сказывал: на шею тебе сядет и ножки свесит?

— Сказывал, прав был…

— Но ведь не о нем ты больше плачешь, верно? — пожурил Юнги. — Своенравный омега, а тактичен, знает, и как сказать, и как сделать, чтобы не на что тебе и гневаться толком было. Умен. Сын вот, пока, не очень.

— Омеге бы старшему крылья обрубить малость, младший тоже приструнится, — заметил король недовольно.

— Хочешь, в самом деле, чтобы Сокджин был кроткий? — лукаво усмехнулся Юнги, кинув в рот кумквата цукат.

Вспыхнув ярче мака, рассмеялся король и головой покачал.

— Нет, какой есть, лучший, да и знаю, любит меня одного.

— Вот и я про то. Ворчишь на него, а он уж четверть века фаворит, бают, лишь в его покоях ночуешь.

— И самому так любо, и гарем ведь пожжет или потравит со злости, было дело тут, когда младший принц-альфа родился. С той поры зарёкся я с другими возлежать…

— Чем же пригрозил? — полюбопытствовал Юнги.

— Того омегу насилу отбили, едва не пришиб, потом травить пытался и его, и принца, меня до ложа не пускал, к отцу ехать с детьми собирал вещи, «не вернусь боле пред очи, и на ложе не возлягу твое, там, у отца выйду замуж за того, в кого до знакомства с тобой влюблен был, буду ему вторым и любимым мужем, потом травану первого и один буду, наконец-то, в доме господин!»

— Тот факт, что уедет и там замуж пойдет, тебя, поди, сильнее всего и пугает, — фыркнул Мин.

— Истина, что так, не отдам, мой омега! — процедил король. — Так я под его башмачком и оказался… Но сын!

Он покачал горестно головой.

— Смотри, с таким норовом, два у тебя пути, — облизав пальцы, сказал Мин. — Если замуж решил его выдать, что я поддерживаю, то выбирать следует либо того, кем будет командовать он, либо того, кто подчинит его.

— Второго он не выберет, а я…

— …пойдешь, — кивнул Юнги. — Во первую голову, ради его же блага. Искать надо, чтобы внешне по его вкусам, если по первому типу, какие ему нравятся?

— Ему не нравятся мямли.

— Нам не мямля нужен, а спокойный и терпеливый к омежьим задумкам, как вот ты терпишь Сокджина, чтобы Чимина так же терпел, — объяснял Юнги. — Хорошего альфу, лояльного.

Король задумался.

— Ну, или кого-то ещё более строптивого, чтобы воспитывал, как ты не решился, этого ветра в поле, — пожал плечами Юнги. — Того, кто его в бараний рог согнет.

— Мне не надо ребенка уродовать! — набычился король.

— Да не будет он уродовать, Господи боже… Намджун, умный строгий муж — вот второй подходящий вариант. Конечно, мы не позволим мучить принца, нас Сокджин потом прикончит, заживо шкуры сдерет.

— Вот! — поднял длинный палец король. — Папеньке должен претендент угодить, а то ничего не выгорит.

— Ты бы кулаком по столу долбанул, и не возразит.

— А потом мне спать на коврике, нет уж…

Юнги рассмеялся и смеялся долго. Король кусал щеки и ел кумкваты.

— Я, возможно, найду кого-то подходящего, — вздохнул Юнги. — Дозволишь с принцем самому поговорить?

Особо ни во что не веря, король махнул рукой. Делай, брат, как знаешь.

— Чимин, ну послушай…

— Ничего я слушать не желаю! Все вы хороши, почему ему спускаете так со мной говорить, кто он такой и кто я?!

Сокджин вздохнул и опустился на ложе возле сына, что лежал в подушках и плакал. Тэхен сел у ног брата и гладил их, пытаясь подобрать слова. Папа нагнулся поцеловать горячий висок омежки, тот дернулся, взрыкнув, но следом сам на папины колени улёгся, сжал их и стал скулить.

— Чего все как избавиться от меня хотят, я ваш сын, принц этой страны…

— Никто и никогда не отнимет у тебя этого. Ты навсегда мой сын и отца, брат Тэхена, Сынхена, Тэмина, Чонина и Субина, принц этой страны, и любимый принц! — журчал нежно голос папы. — Любимец народа, хоть и взбалмошным зовут, но любят, ведь ты у нас не злодей, не глупыш. И весёлый ты, и поешь сладко, и танцуешь, и как ты в столице лекарю новый дом и лекарню отбил у министра? И как на праздник ты за стену выезжаешь с братом, так все тебе рады, разве нет, мой сыночек? Все любят моего мальчика, и всегда он будет лучший принц…

— Как вот тут не зазнаешься, — фыркнул Тэхен.

Омеги зарычали на него. Альфа только покачал головой:

— Хоть и бесит вас слушать это, а и ты, пап, и ты, брат, не можете отрицать, что в словах воеводы есть истина. Чимин, представь, что ты влюбишься. Ведь никто не застрахован, верно? Никто не может быть уверен, что этого не случится, так?

Омега нехотя кивнул.

— А альфа увидит твой нрав, и если веселость твоя и раскованность ему и понравятся, то начнёшь ты говорить дерзко и без уважения, подумает: как я такого приведу в дом к отцу? Что, если он с отцом моим так заговорит?

Сокджин улыбнулся, сына поддержал.

— Но я не буду так с отцом мужа говорить, его почитать надобно…

Чимин сел, шмыгая носом.

— А папе того пухлого юноши сказал, что сынок у них как бочонок, — улыбнулся Тэхен.

Сокджин прикусил губу, чтобы не смеяться.

— Чимин, ты доведешь отца до зла — и папа нас не защитит. Отец и без того — очень терпеливый. А как разгневается… И супруг короля тут как тут.

— А ему чего? — нахмурился Чимин.

— А он поддерживает через свою родню многих кандидатов на тебя, и пропихнет отцу под горячую руку какого-нибудь домашнего тирана, только чтобы папе насолить, всяк знает, как папа тебя любит и твоих мук не перенесет.

Чимин посмотрел на папу, словно желая убедиться. Сокджин кивнул с улыбкой, мол, да, слягу от горя. Заметно было, что взгрустнулось Чимину при мысли об этом, и Тэхен, пользуясь ситуацией, стал его дальше увещевать.

Ушли они нескоро, лишь увидев, что Чимин утомился, оставили, а так и сидели бы, так как всегда любо им было втроём разговаривать. Проводив папу и брата, Чимин сел за туалетный столик и стал прихорашиваться к ужину и думать вслух.

— Старый жаренный зануда! И чего взялся меня уму учить?! Мотался по гарнизонам всю молодость, на койках кисен прохлаждался…

Утер лицо прохладной розовой водой.

— Татуировки носят только пираты!

Нанес масла на кожу и помассировал личико.

— Серьги в ушах и на этой странной косичке бисер, пффф, маньчжур!

Взял гребень с каменьями и стал расчёсывать белокурые локоны. Массаж головы был крайне приятен.

— Плечи широки, а талия узка, красиво. Ханбок справно сидит, и умеет носить. Ступает решительно, в глаза смотрит без боязни, хотя альфы часто стесняются смотреть мне в глаза — он не боится, — спохватился, что не туда разговор свернул, и заворчал с новой силой. — Наглый и хам. Старый уже. Морщин, правда, совсем не видать, но он все одно старик, отца ровесник.

Отложил гребень и стал причесывать брови.

— Папа, конечно, не старый, а вот альфы — раньше портятся. Что поделать? И пальцы у него длинные, но в таком плохом состоянии, и ладонь грубая, и ногти слишком коротки, и желтоваты. Сразу видно, нет омеги у него, все кисен…

Подкрасил глаза, так, немножко.

— Что только в нем находят?! Слуги говорили, красивый, мужикастый, что бы это значило?! Надо у папы спросить.

Нанес краску на губы и вздохнул, глядя на себя.

— Голос низкий и хриплый, красиво. Вот должно быть в человеке что-то красивое. Голос в нем мне нравится, приятно слушать, если бы ересь не нес, цены бы не было!

Рассердился, поднялся резко.

— Иными словами, ничего особенного, и нечего и думать о нем! Старый и некрасивый вовсе, солдафон, мужлан, вояка, ха, брат Чонин — вот лучший всадник в столице! А Тэхен — из лука стреляет, муху на лету собьет! Мои братья ему фору дадут! А уж какие справные — И ВЫСОКИЕ!

Кивнув сам себе, вышел вон из покоев и стремительным шагом двинулся искать Чонина, чтобы ещё раз убедиться, что тот намного лучше вредного занудного старика-воеводы!

— Зря я с ним так говорил…

— Как же, ваше воеводие?

— Покровительственно… Я ему не отец, не самчон, он меня впервые видел, и сразу поучения.

Юнги покачал головой. Он сидел в бочке и омывался, а Чонгук подле расположился, ждал с одеждой, и в размышлениях пособлял. Вечер на дворе, уж цветы ночные распускаться начали, Чонгук открыл окно в комнаты господина, чтобы меньше тут альфами пахло, больше — цветами да свежестью.

— А ведь красивый, скажи? — подумав, улыбнулся слегка смущённо Юнги.

— Принц или фаворит? — отозвался Чонгук. — Оба красивые, глазам больно.

— Волосы светлые, в Намджуна это, а глаза хитрые и смелые — это в папу. Стройный, невысокий…

— Ваш вкус, — согласился Чонгук.

Юнги кивнул, разглядывая свои пальцы. Пошлепал губами. Незаметно для него альфенок насторожился, аж глаза выпучил. В носу его к той минуте уже догадка засвербела.

— Ему бы чуть посмирнее быть, поскромнее, — произнес Юнги, словно мысля вслух.

— Уж не глаз ли вы положили? — удивился Чонгук, стараясь сильно не улыбаться.

— Да ты что, я ему в отцы гожусь!.. Да ведь?

— Угу, да только и больше разница бывает, а люди ладно живут, — пожал плечами слуга. — Мой тятька папу на пятнадцать годков старше, вторым браком, а счастливые живут. Не в годах дело, стало быть.

Мудрость от парнишки юного смешно вроде звучала, но Юнги не смеялся.

— Ваше воеводие, а вы в истинность верите? — вдруг спросил Чонгук.

Мин поднял взгляд — парень ждал ответа. Хмыкнул, пожал плечами.

— Папа говорит: как увидишь, сразу в сердце тепло, и чувство, что домой попал. Я, ваше воеводие, вот так мечтаю, чтобы со мной случилось, — поделился Чонгук.

«Сердцу тепло…домой попал». Юнги хмыкнул.

— По годам ли мне такие мысли…

— Да уж что-то кисен в чайном доме ваших годов не замечають! — расхохотался Чонгук, и Юнги с удовольствием его поддержал.

*

На следующий день ветерок снова решил наведаться во дворец, уж больно ему там интересным все показалось. Ночью он пообщался со столичными ветерками, слетал в местный чайный дом, чтобы насытить себя ароматами вина, цветов и веселья, видел и воеводу с помощником — славно развлекались они в компании кисен. Ветерки были рады новому другу и рассказали, как и что в столице творится, и про принцев, и про гаремные дела, так что интерес ветерочка только вырос. Едва дождавшись утра, соскользнул он с ветвей сливы в саду чайного дома, полетал над крышами для разминки, да и помчался во дворец.

Там уже, во дворце супруга короля, все готовилось к небольшому приему в честь воеводы Мина. Решение праздновать его возвращение именно в этом дворце польстило самолюбию супруга короля, так что он был в благом расположении и ходил важный. Прочие домашние уже были тут, и совет министров тоже, по саду расхаживали, бороды поглаживая. Ветерок заметил, принц Чимин сидит в теньке на красивой красной скамеечке с Тэмином, старшим из принцев-омег, и о чем-то с ним оживлённо перешушукивается.

Здесь же находились Тэхен, третий принц-альфа Чонин и маленький Субин, старшие братья учили младшего запускать воздушного змея. Ветерок обрадовался веселью и подхватил расписного летуна — маленький принц засмеялся в восторге.

Король восседал на подушках в беседке, большой, с красной крышей, на скатах которой примостились драконы. Подле него расположились те министры, что постарше, под сенью деревьев рядом перешушукивались те наложники, что имели наивысший ранг, играя роль прекрасных украшений праздника. Фаворит, в изумительном ханбоке, из шелка, шитого золотом, прислуживал альфам, надев на полные губы благонравную улыбку. Нет-нет, во время разлития вина, а коснется его рука руки или плеча короля, и альфа обязательно собьется с рассказа и чуть покраснеет, а министры — понимающе улыбнутся.

— Вот, как папа, хочу, — наблюдая за старшими, прошипел Чимин на ухо брату. — Чтобы альфа был почитаемый и сильный, а все же от одного моего присутствия млел, и что такого в том дурного?! А этот воевода — он хам! — без перехода заявил он.

— Надо же, ты соизволил заговорить об этом! — ехидно хмыкнул Тэмин. — Все утро мне зубы заговаривал, так и эдак от темы мыкался, вчера, слышал, ты проревел и злился страшно в покоях, уж папа и брат битый час тебя успокаивали…

— …три часа, — оскорбился таким сомнением в своих силах Чимин.

— Говорят, воевода вольно очень с тобой говорил, а что, что такого сказал он? — допытывался старший из принцев.

— Не успел приехать, как начал тут, как дома, себя вести! — весь пылая яростью, прошипел Чимин. — Жизни меня учить, какого альфу выбрать, все такое — ну, и что, что ты отцов друг многие годы, с ним рос и учился?! У меня папа со мной так не говорит, а я ему все дозволяю, а тут — альфа, варвар!!! Татуировки на шее, говорят, и по всему телу, смуглый от солнца, волосья короткие, весь коренастый, как… Не знаю, кто! С кем сравнить! Земной дух, разве… Чонин и Тэхен много краше! Голос хриплый, уважения в голосе нет, с папой смеётся, отца журит, наглый до безумия! — Чимин запыхтел сердито. — А его величество, знай соглашается! Меня не защищал! Дескать, да, с ним морока, никак замуж не выдам — а вот возьму и не пойду замуж, не пойду!

Не выдержав, Тэмин расхохотался, прикрыв веером рот. Чимин сжал кулачки от злости и ножками застучал.

— Чего ты все бесишься? — вмешался Сынхен, бывший поблизости и разговор слышавший. — Воевода Мин у отца в большом почете, так что не перечь ему и не показывай норов!

— С какой стати, твое высочество, ты поучать меня вздумал?! — ощерился Чимин. — Я сам себе цену знаю, я отцов сын, как и ты, и что с того, что ты альфа, чем альфы лучше омег?!

— Да дня не хватит, перечислить, — фыркнул наследный принц и понёсся галопом от разъяренного брата.

Во время пира Чимин сидел букой и практически все время молчал, недовольно поглядывая на воеводу, который как раз все время говорил: рассказывал о своих походах, знакомствах, обычаях племен, с которыми имел дела в эти годы, что не наезжал в столицу.

— Стало быть, снова отправитесь на границу, едва отпуск выйдет? — спросил супруг короля.

— На все воля его величества, как он прикажет, — улыбнулся Юнги.

— Оставался бы, — сказал первый министр. — Пора тебе степениться, года хоть на лицо не вылезли, но они есть, воевода Мин.

— Я себя молодым чувствую, — отмахнулся альфа, поднимая со столика красивую чашу с вином. На солнце сверкнули его перстни.

Все в нем бесит, подумал Чимин. От варварской прически и смуглости до манеры разговаривать, словно никаких авторитетов нет над ним, а сам он — надо всеми господин! Так и эдак изучал омега альфу, все сильнее злясь. Посему, когда все решили погулять, первый поднялся и пошел прочь, немного побыть сам с собой, для чего выбрал небольшую аллею, где по обеим сторонам дороги росли любимые супругом короля персиковые деревья.

Перед тем, как свернуть, посмотрел на брата и родителей. Фаворит скромно возле короля стоит, улыбается Мину, толком не говорит при супруге короля, признавая его власть, но это только при Совете, да и событий парадных, так-то папа первое и последнее слово за собой оставляет, знал Чимин. Король в разговоре участвует, но стоит все ближе к фавориту, чем к супругу и старшему сыну, что тоже тут. Самодовольно фыркнув («наш отец, а не ваш!»), Чимин ушел с глаз, и вскоре голоса и смех гостей стихли, предоставив царить вокруг омеги шелесту листвы и травы. Ветерок летел за омегой, любуясь им, составляя компанию, любопытствуя, отчего так румяны нежные щёчки, и сверкают дивные глаза, что же так разозлило принца?!

Аллеей дошел принц до небольшой лужайки, где белела на солнце птичья купальня, полная зеркальной воды с буточиками пионов, а рядом — солнечные часы, на которых примостилась птичья чета и потиралась клювиками друг о друга, щебеча ласковые песни. Не решаясь подойти и нарушить их уединение, Чимин задумался о своем: стал прикидывать, в какую семью хотелось бы ему пойти мужем.

У первого министра старший сын молчалив и вечно хмур, папа говорит, поди, мордовать такой мужа станет. Мимо.

У министра сельского хозяйства сын мямля, хоть и миловидный, но все дома сидит, трактаты читает, в чайный дом не гуляет. Папа говорит, больной какой-то. Мимо.

У капитана дворцовой гвардии племянник — старший сын ученого из Сонгюнгвана, смелый воин, гулена и азартный игрок. Тут и без папы Чимин понимал. Мимо.

Сын начальника тайной полиции, тайный советник отца по внутренним делам, высокий и статный, умный и образованный очень хорошо, но явно, в духе отцовской профессии, что-то темнит. Загадочный альфа. Папа сказал, сам бы за такого пошел, да отца вашего полюбил. Отец после таких слов полдня дулся, а потом «к папе не велено пускать, там король», и так суток трое… Неплохой, стало быть, вариант, нескучный. Галочка, принц подумает, обсудит с Тэмином.

Чимин вздохнул. Скоро, скоро братик старший уедет из отчего дома, будет скучать о нем Джонхен, и маленький Субин, где Тэмини, спрашивать станет. Да и самому Чимину, жаль с лучшим другом расставаться, хоть и знает, что за любимого замуж идёт, а все сердцу тошно. Это альфы дома у отца остаются, а омег разбирают… Потому ещё Чимину страшно замуж идти — по папе скучать, по брату станет, по отцу, и неизвестно, как в новом доме, будут ли так же заботиться? Глупо ждать такого, но Чимину уж больно страшно…одному. Без семьи своей. Неизвестно куда.

— О чем так задумался принц, что очи грустны? — раздалось за спиной.

Вздрогнул, Чимин резко обернулся — Юнги, стоит, руки на груди скрестил, улыбка хитрая на губах, глаза сощурены. Все в нем — бесит…и чуточку пугает, чувство это в диафрагме поселилось с первого взгляда и с той поры лишь росло и множилось.

— Нешто вам любопытно? Должно, альфы, вроде вас, считают, что омегам, в принципе, много думать не положено, — язвительно произнес он, отвернувшись.

Коротко рассмеявшись, воевода подошёл к купальне и взял с поверхности воды цветок. Птицы испуганно вспорхнули и поднялись на ветку ближайшего дерева. Альфа развернулся и протянул бутончик омеге.

Чимин приподнял бровь.

— Никто не желает вам зла и никто не пытается ограничить ваши права, — произнес негромко альфа, глядя омеге в глаза.

Омега недоверчиво сощурился, но за бутоном потянулся. Пальцы его при этом коснулись ладони альфы, на которой бутон лежал, и омега ощутил грубую плотную кожу воина. Касание отдалось жаром раздражения по всему телу принца, и он поспешил отдернуть руку.

— Должно, вам неприятно, что я, не успев с вами познакомиться, начал рассуждать о вас, но я знал вас, едва вы на свет народились. Ваш отец писал мне о том, каким дивным растет сынок омега от любимого наложника, и как балуют его все во дворце. Я говорил вашим родителям, что негоже так омегу воспитывать, что наперекор альфам творит и ступает, но ваш отец ослеплён любовью к вашему папе и вам. Удивлен, что Тэхен вырос истинным благородным мужем!..

— А я, стало быть, не принц, а шалашовка? Такой как кисен, с какими вы ночи в чайных домах проводите? — белея от ярости, произнес Чимин.

— Разве я так сказал? — удивился воевода. — Да и шалашовки эти, как вы выразились, лучше вас вести себя умеют, не строптивы, кротки и понравятся стремятся…

— Так за то им деньги платят, кажется, а я — урождённый сын короля, — вздернул носик Чимин.

Юнги рассмеялся, глядя на него. Вспыхнув, Чимин шлёпнул его по руке, и пион упал на траву. Альфа покачал головой.

— Пусть вам и кажется, что вы меня знаете, воевода, да только это не даёт вам права мне указывать, — проговорил принц. — Я сын короля, как вы все время забываете, и в ваших поучениях не нуждаюсь! Меня есть кому учить. Из-за долгой жизни вне столицы вы разучились общаться с порядочными омегами, как я погляжу, так что, видимо, мне впору учить вас? — фыркнул ехидно принц. — Так вот, на первый раз, запомните, что с омегами вроде меня говорить следует с почтением, и не давать советов, о которых не спросили.

Мин усмехнулся, и в усмешке той Чимин уловил снисхождение. Ужасно этим обидевшись, он покраснел.

— Ужели вы смеяться надо мной удумали?!

— Вовсе нет.

— Отчего так смотрите, словно да?!

— Любуюсь.

Оторопел, умолк принц. Воевода поднял пион и положил снова на воду, омочив пальцы, коснулся ими лба. Принц сверлил взглядом его бритый затылок, смуглый, с рисунком татуировки, уходящей на спину.

— Там дракон. Сполохи огня. Ветер. Горы и деревья, а ещё — золотые монеты. Я решил запечатлеть на себе все стихии, — произнес воевода, обернувшись.

— Верно, больно это, — произнес нерешительно омега. Отчего-то гнев в нем весь улёгся, и то чувство, в диафрагме, по-новому заныло, как-то томно, сладко.

— Да, но есть боль похлеще, так что я стерпел. Когда чего-то желаешь — все стерпишь. Главное: чтобы цель того стоила, — улыбнулся альфа, глядя омеге в глаза.

— Вы о смерти вашей семьи? — нерешительно произнес Чимин.

— Не совсем, хотя должно бы грустить, я не тоскую по ним, — пожал плечами Мин. Моргнул, улыбнулся. — Нас долго нет, вас скоро отправятся искать. Пойдёмте обратно, ваше высочество?

Чимин кивнул и двинулся вперёд, альфа шел чуть впереди, словно бы оберегая. Через шагов десять омега нарушил тишину.

— Сказывали мне, много стран вы повидали… Я люблю о путешествиях читать, может, вы можете… Рассказать мне что-то?

Альфы хмыкнул и кивнул.

— Пожалуй, некоторые занятные истории имею, подберу только поприличнее…

Смутившись, омега покусал губы

— Думал, вы любовные романы читаете…

— Их тоже читаю, но это все чтобы с братом и папой потом обсуждать, а так… Приключения люблю. Сказки наши, из Цинь.

— Сказки тоже знаю. Через них рисунки выбирал, — кивнул Юнги. Чимин вспыхнул щеками, догнал, пошел рядом, украдкой в лицо заглядывая.

— А на груди и торсе тоже рисунки? По сказкам? — спросил.

— Нет, — улыбнулся мужчина. — Там шрамы, не хочу их закрывать. Хочу помнить, — прошелестел ветерком низкий хриплый голос у самого нежного, чуть порозовевшего ушка.

Омега не ответил, хотя очень хотел продолжать расспрашивать. Просто подумал, что и без того сказал уже слишком много, не приведи господь, это альфа зазнается!

*

Неделю Юнги не появлялся во дворцовом комплексе, куда было разрешено ходить омегам. Не то, чтобы ему не хотелось, скорее, наоборот, и вот это «наоборот» его вдали и держало. Решил, что не стоит — и не ходил. Что гусей дразнить?

Чимин и Сокджин ходили, где им вздумается, но не станет же Чимин ходить там, где ходят альфы, чтобы столкнуться с этим варваром?! Да и не хотел он его увидеть, просто снова расспросить о чем-нибудь, о чем — ещё не придумал, но тема непременно найдется! Обещал же сказки рассказать, и о странствиях… Правда, папа ворчит, что альфы — те ещё сказочники, конечно. Но все равно

И вообще, не так уж сильно Чимину хотелось общаться, просто влетело от отца, что он грубый с альфой и вообще, надо быть социализированнее (дурацкое слово, не понравилось Чимину). Вот. Только по этой причине, и ни по какой другой!

Так что Чимин ходил по разрешенным для омег тропкам и ждал (совершено не ждал, нужно ему больно!), когда альфа догадается заглянуть сам. А альфа не шел!

Папа учил, что альфы обычно не сильно проницательны, даже король, хоть он и лучший альфа в мире.

Так вот, пока Чимин ходил вблизи от гарема и папиного догляда, к Тэмину и Джонхену во дворец явились жених с папой, так что Чимин мог с Минхо поговорить на пионерском расстоянии и полюбоваться, как старший братец краснеет, а потом с папой все обсудить и повизжать.

Вооружившись хорошим настроением, Чимин на следующий день принимал своих женихов, точнее, их пап с портретами, и вот тут ему было чаще скучно. Тэмин и Сокджин, как могли, сидя рядом, держали его, но не шибко преуспели. Женихи, по вкусу Чимина, были так себе.

Слишком толстый.

Слишком тощий.

Слишком глупый.

Слишком умный.

Слишком старый.

Слишком юный, моложе Чимина, не обсуждается.

Недостаточно богатый, как вы себе вообще такое представляете?!

Жадный.

Молчаливый.

Болтает без умолку.

Сын тайного советника оказался лучшим и по внешности, и по достатку, и по уму, но его папа показался Чимину слишком добреньким, насторожило. Он своими мыслями с братом и папой поделился.

— Мы его так замуж не выдадим, и отец будет серчать, — выслушав, заметил со вздохом Тэхен.

— Молчи, папа все порешает, — приказал строго омега, пообдумав, и сын махнул рукой. — Будет Чимину красивый и сильный альфа, с которым он заживёт в безопасности и радости!

Успокоив таким образом Чимина, Сокджин отправил его с Тэмином в сад сплетничать, а сам подобрал ханбок и направился к королю.

Его величество не был занят: сидел за трапезой у супруга, беседовал с ним и наследником. Справившись у слуг, где искать владыку страны и своего сердца, Сокджин безо всякого смущения вошёл на территорию сада супруга короля и решительным шагом двинулся по дорожке к беседке, где ещё издали его пытливый взор увидел объект поисков. Так как омега этот имел привычку не таить свой дивный сладкий феромон, то его вторжение было в скорейшем времени разгадано супругом короля: скривившись, омега оглядел свои владения и молвил:

— Взбалмошный фаворит явился, не считаясь ни с чем, пред очи, ваше величество.

Наследный принц, тоже учуявший появление фаворита, скривился, прямо как папенька.

— Из знатной семьи, но манер никаких, — заметил он.

Король же, обернувшись и увидев Сокджина, заметил волнение на его лице и заволновался сам.

— Что случилось? — спросил он, поднимаясь с места.

— Доброго дня, мой король, супруг короля и ваше высочество, наследный принц, — приблизившись к беседке, фаворит склонился с почтением. — Прошу простить меня за визит в этот сад, знаю, мне тут не рады, и в данный момент являюсь помехой, но у меня появилось срочное дело к его величеству.

— Говори, — король попытался покинуть беседку, но Сокджин поднялся в нее сам и опустился на место прислужника.

— Я свободно могу говорить, ведь здесь только члены семьи, — с улыбкой заметил он.

Супруг короля скрипнул зубами, наследник тоже, но любопытство перевесило, так что он быстро угомонился.

— Что произошло на этот раз? — видно было, что раздражение в старшем омеге велико, но и тот факт, что фаворит хочет говорить при нем, уважая мнение, ему польстил.

— Опять мой сынок, — вздохнул Сокджин печально. — Он всех женихов отверг…

— ЧТО?! — вскочил король.

Омеги тут же, отталкивая друг друга, ринулись его усаживать на место и утешать. Наследный принц закатил глаза и поджал губы.

— Почему у меня нет таких проблем с Тэмином?! — принялся бушевать король — Почему он выбрал себе нормального альфу, и там я получил радостное согласие, и теперь не болит у меня о нем голова — да никогда не болела! Тэмин знает, как вести себя, вмеру скромен и тактичен, а Чимин?! Все твое воспитание, точнее, отсутствие оного! — прогремел король, сверкнув очами на фаворита.

Супруг короля был на на седьмом небе от счастья. Поглаживая пристыженного соперника по плечам, словно утешая, он проговорил миролюбиво:

— Чимин рос, как цветочек, в заботе, вот и сейчас, хоть годами не дитя, душа его юная и невинная. Мы не даём цветам выбирать садовника, так и здесь: нужно найти его самим.

— Золотые слова! — рявкнул король, сверкая глазами на фаворита. — И я найду. Сам! Поди к себе, Сокджин, так как я злой и могу сказать или сделать то, о чем потом буду жалеть! Евнух, вызвать во дворец воеводу Мина! Срочно!

Фаворит тут же поднялся, благодарно сжав руки супруга короля, поклонился королевской семье и, не бросив, вопреки привычке, взгляда на любимого альфу, спустился по ступенькам беседки.

— Должно, сегодня спать одному тебе, — ехидно прошипел омеге в спину личный евнух супруга короля.

— Мой гнев любви не помеха, — произнес король, услышав это. Ехидно усмехнувшись евнуху в лицо, фаворит глянул на короля и двинулся стремительным шагом прочь от беседки, унося аромат сладких цветов и полный обожания взгляд любимого мужчины.

— Ты выглядишь так, словно задумал ужасные вещи.

Покосившись на воеводу, король тяжело вздохнул. Они прохаживались по саду за дворцом государя, никто не беспокоил их, даже Чонгук не шел следом, а, как ему было приказано, остался со стражей на дорожке, огибающей сад и ведущей к покоям, — помирать от любопытства. Ветерок кружился над омегами, гадая, как же решится вопрос касательно брака омеги, который ему, ветерку, весьма приглянулся.

— Совет жмёт на меня, — сказал король. — Все хотят породниться, но так как я принял решение больше не давать стране принцев, они переключились на детей. Чиновники разных рангов мечтают зацепиться в правительстве, для чего самым верным им кажется устроить брак своих чад с моими. Наследный принц — забота моего супруга, но тут я уверен, не прогадают. Тэмин пристроен удачно, ребенок сам доволен, а я такой отец, что мне это важно. Тэхен и Чимин — самые лакомые куски, но если Тэхена не омежишь до вступление в брак Сынхена, то с Чимином иначе — и старший брат помолвлен, и для омег нет такого правила, чтобы ждать. Его просят, требуют, клянчат. Он — отказывает.

— Ты вызвал меня, чтобы я помог с этим?

— Знаю, это не твоя работа, Юнги, но ты мне как родной брат, ты же знаешь. Тебе я доверяю.

Воевода поклонился со всей серьёзностью. Что побледнел он слегка теперь, король не заметил.

— Это большая честь — быть у тебя в доверии, мой король. Но какой в этом толк, если омега все одно откажется?

— На этот раз, я вынужден буду настаивать. Годы текут, сам понимаешь, не в пользу омег, да и строптивость принца растет с возрастом. Мне нужен альфа, чья семья не будет лезть в совет или дворец с назойливостью мух, альфа, достаточно молодой, чтобы давать здоровое потомство, желательно, чтобы Чимин был первым мужем. Можно и вдового, но чтобы вдовец он был по воле судьбы, а не потому что загнобил супруга. Он должен быть сильным духом, чтобы Чимина приструнить, но и мудрым, чтобы сын не ощущал себя в золотой клетке.

— Среди тех, кто навязывается, есть кто-то наиболее подходящий? — подумав, спросил Юнги.

— Сын тайного советника. Сокджин говорит, какой-то он мутный…

Юнги рассмеялся.

— Сокджин желает отдать Чимина в семью, так как воспитывал его по своему подобию…

— …омежьим главой семьи, чтобы мужем помыкать…

— …именно. Здесь, дома, Чимин только любимый принц, но в своей семье он будет господином. Сокджин хочет этого, и Чимин всё-таки понимает, чем это лучше. Оба хотят оставить все, как есть, и оба хотят перемен.

— Одна головная боль с омегами, - подытожил Юнги.

— Именно. Так что? — король обернулся к другу, остановившись. — Есть какие-то намётки?

— Да как сказать, — пожал плечами Юнги. Не нравилась ему заметно тема эта, но и королю перечить не мог. — Есть шанс пристроить, конечно, омега красивый, умный, воспитан вести себя… Когда хочет, — поправил он сам себя. — Пожалуй, нашел бы тебе пару-тройку семей в провинции, но Сокджин, даст ли увезти сына?

— А они возьмут строптивого такого? — усомнился король.

— Не уверен, — улыбнулся Юнги. — В провинции отбор кандидатов более строгий, даже принца могут развернуть.

Тяжело вздохнув, король прошел к лавочке под тенью вишни и опустился на нее.

— И что мне делать? Отдать за чиновника и потом иметь дело с его семьей? Отдать за провинциального чеболя, но, возможно, сына развернут, так как он покажет свой норов? Оставить жить незамужним дома? Выпороть?!

Воевода присел рядом и вытянул ноги.

— Это все мне трудно рассуждать, я сам не отец, и таких проблем не имел, — сощурился он. — Мои родители давно померли, в имении у столицы живёт мой старый дядька, бездетный, он всем управляет, я все на службе пропадаю, братьев у меня нет, никакой омежьей родни как-то тоже не получилось. Все, что имею, дядьке да казне отойдет… Могу помочь воспитать омегу так, чтобы подошёл семье с таким кандидатом, каким тебе надо, но для этого, — Юнги развернулся к заинтересованному королю, — ты должен разрешить мне общаться с ним более часто. Быть ему наставником. И велеть ему меня слушать, при слугах, конечно, чтобы никто…чего ты?!

Воевода запнулся, так как взгляд короля стремительно из грустного превратился в сияюще-счастливый, словно догадка озарила его.

— Юнги, — улыбнулся король. — А ты сам на нем омежиться не желаешь?

Ветерок, порхающий над их головами, так удивился этому внезапному решению, что запутался в ветках вишни. Юнги вытаращил глаза и отшатнулся. Забилось сердце бешено, больно аж в груди стало.

— Что я желаю?..

— Омежиться на Чимине, — повторил король. — Тогда, став его мужем, ты сможешь воспитать его, как тебе заблагорассудится!

Вывернул! Вот уж, в самом деле, с больной головы на здоровую! Нахмурившись, Юнги пошлепал губами.

— Мы же оба помним, что я намного его старше?

— Ты отлично держишься и выглядишь.

— Намджун, я ворчун и резковат с омегами тебе ли не знать.

— Это мой сын, из дружбы ко мне ты совершенно естественно будешь нежнее.

— Я мотаюсь по гарнизонам, — сказал Юнги и побелел. — Только не…

— Будешь мотаться, а он за тобой поедет, он любит приключения.

— Я же не смогу ходить в чайные дома, мне кажется, он меня поедом сожрёт, он же как Сокджин! — застонал воевода, не в силах подыскать аргументы.

— Поверь, если он и в постели, как Сокджин, ты ни на что не пожалуешься…

— Вряд ли Сокджин его этому учит! — расхохотался Юнги.

— Уж поверь, кое-что он ему растолкует, или я не знаю своего фаворита! И вообще, Чимин быстро учится. По крайней мере, скакать на лошади и писать красиво он быстро освоил, — улыбнулся король.

Нет, воевода отказывался верить, что король это серьезно. Поднявшись со скамейки, он прошёлся мимо друга, который следил за каждым его шагом. Сидеть было выше сил его. Черт, даже перед важной битвой сохранял спокойствие!

— Намджун, я не имел дел с принцами, он же нежный пион, а я… Он от моей грубости заболеет, и Сокджин съест нас без приправ! — взмолился он. — Мой покойный муж был простой, как мелкая монета, а этот же…

— Вот укротишь! — король был из тех, кто не видит препятствий на пути к цели.

— Это твой ребенок!

— Только тебе я могу его доверить! Это отличная идея, Юнги, подумай! Мы стали бы семьёй, — заулыбался умильно король.

Нет, это совершенно ни на что непохоже!

Ещё долго, и упорно, король увещевал друга, угрожал немножко, куда без этого. Ветерок, притихший в ветвях вишни, в ужасе и с жалостью смотрел, как альфа то багровеет, что заметно было даже сквозь загар, то белеет, то принимается материться, как сапожник, то топчет ногами дорожку, то воздевает руки горе. Наконец, воевода утомился спорить и очень нехотя согласился. Приказав ему в тоне просьбы явиться завтра и познакомиться с принцем уже в новом качестве, король отпустил воеводу на все четыре стороны, чем тот и поспешил воспользоваться. Ветерок смотрел на короля с ужасом и осуждением.

— Отлично, — сказал король, убедившись, что воевода ушел достаточно далеко. — Чимин будет думать, что мой варвар-друг — его жених, посмотрит, какими грубыми бывают альфы, и присмиреет, деваться ему некуда, а Юнги научит его покорности. А там и выдам принца за сына тайного советника. Вот потешно будет на лицо Юнги посмотреть, когда я сообщу, что ему не обязательно на Чимине омежиться! Отлично придумал, теперь нужно папеньке принца все так представить, чтобы тоже думал, что сватовство настоящее — иначе непременно сыну сболтнет, и вся наука крахом пойдет. Только я буду знать!

Хлопнув в ладоши и потирая их, король бодро поднялся с места и двинулся к ожидавшим слугам. Ветерок посмотрел ему вслед с осуждением пополам с восхищением.

Перед сном тем вечером Чимин пошел к Тэмину, и нашел у него Субина и Чонина. Маленький принц сидел в объятиях брата и куксился, Чонин, который привел его, закатывал глаза.

— Скажи хоть ты ему, — сказал он при виде брата-омеги. — Тэмин выходит за сына чиновника, что служит в столице, и видеться мы будем часто. Никак успокоить не могу! Как узнал, что все решено, ко мне спать приходит, или Тэхену, и говорит, что его покинули все.

— Кто тебя покинул, кто? — улыбнулся Чимин. — Я у тебя, старшие альфы, остаёмся…

— Хотю с Тэмини, — пробубнил младший принц, прижавшись к улыбавшемуся старшему брату. — Может, я смогу с ними поехать?

Чонин расхохотался.

— Родной, да кто ж братика в мужний дом тащит, кто тебя только надоумил?! А там Тэмин сам папа станет и…

— …и меня разлюбит?! — полным ужаса голосом договорил Субин и обернулся на Тэмина.

— Никогда я тебя не разлюблю, ты всегда мой братик, — отпихивая хохотавшего Чонина, возразил Тэмин. — А детки родятся — ты будешь им любимым дядюшкой?

Субин кивнул. Потом подумал и опять скуксился.

— Ты все не о том печешься, брат, — заметил Чимин, гладя его коленочку. — Тэмини уедет, и папа останется без него. Мой папа вот, хоть все стремится меня замуж отдать, надоел уже… А все равно, как вдвоем сидим, начинает таковать: как я буду без тебя, а как ты там будешь, ты же ещё маленький, я тебя только на руках носил, а тут уж тебе самому пришла пора в семью идти. Больно сердцу, говорит, разлука с ребенком.

Субин смотрел на Чимина, теребя край рукава Тэмина, не всхлипывая, — на ус мотал.

— Так папа, стало быть, в грустях будет? — задумчиво уточнил он.

— Конечно. И без того мало деток в гареме…

— …знамо дело, почему, — встрял Чонин, усмехнувшись.

— …так ещё одного отдаем, — покосившись на него, добавил Чимин. — Теперь гарему ждать, пока альфы омежатся, чтобы королевские внуки родились, с ними нянчиться. Известное дело, как омеги деток любят. Папа Джонхен, поди, все глаза выплакал…

Вздрогнув при одной мысли о том, как папа горюет, Субин, подскочил.

— Верно! — сжал он кулачки.

Развернулся и крепко Тэмина обнял.

— Ты смотри, чтобы навещал меня! — строго приказал. — Я альфа, ты меня слушаться должен! Завтра ещё приду к тебе посидеть!

Сполз с колен омеги и сказал затем строго Чонину:

— Пошли теперь, папу утешим.

— Да мне к папе и нельзя, это ж не мой папа, — застонал Чонин, но подчинился, кряхтя, встал и пошел, ведомый настойчиво за руку, прочь из комнаты Тэмина.

Омеги захихикал в кулачки, проводив братьев.

— Ты верно придумал, про папины слезы напомнить ему, — кивнул Тэмин.

— Своего вспомнил. Ничем не угодишь! То надо мне замуж, то дома хочет меня оставить, — проворчал Чимин.

— Мой кроткий, вроде и рад за меня, но, в самом деле, печалится. Отец был у него тут, днём, папа ему немножко о грусти своей рассказал, отец уж увещевал его… Твой папа в курсе, — добавил Тэмин с улыбкой.

— Папа любит Джонхена, всяк Джонхена любит, — набычился Чимин.

Тэмин рассмеялся и обнял его крепко, затем вздохнул и спросил:

— Давай теперь твои дела обсудим? Мне показалось, тебе сын тайного советника понравится, но вроде и нет?

Тэмин сощурил красивые глаза, Чимин свои отвёл.

— Но все не то? — вкрадчиво спросил старший из омег. — Чимин, может ли быть, что сердце твое уж и выбрало, да ты…

— Никого оно не выбрало, что ты говоришь?! — густо покраснел омежка, недовольно стуча кулачками по коленкам, посмотрел букой. — Твой Минхо, поди, самый красивый альфа в столице!

— Самый красивый альфа, однако, Тэхен, — поправил с улыбкой Тэмин. — И Чонин, дай срок, красивым мужчиной станет. Сынхен, кстати, тоже не урод!

— Как он может быть урод, если наш брат, вот характер дурной и Тэхену во всем уступает, но он красивый, — пробурчал Чимин.

Рассмеявшись, Тэмин покивал.

— Мой Минхо прекрасный человек, и я уверен, что смогу сделать его счастливым, как он — меня.

— Шибко ты влюблен? — глаза Чимина сверкнули. — Как ты понял, что влюбился, братик?

Пожав плечами, Тэмин ответил:

— Как-то разом… Был прием у отца, все мы там были, ведь и для смотрин та задумка была — нас им показать, их — нам. Помню, все альфы на тебя смотрели, как на цветочек, так ведь ты у меня и есть такой, — Тэмин поцеловал нежно щёчку Чимина. — А я все возле папы был. И тут кто-то рядом сказал: у чиновника Чхве сын с учения в Сонгюнгване вернулся, пойдет по отцовскому пути, в совете сидеть будет. Папа посмотрел и мне сказал: красивый альфа, глаза умные, почтительный. Я тоже глянул и… Знаешь, сердце так, сначала сжалось, а затем вдруг все внутри теплом залило.

— Может ли быть, что вы истинные? — прошептал Чимин.

— Минхо так же говорит… Сказал, тоже меня тогда увидел, спросил у отца, кто я такой. Потом… Мы в библиотеке встретились, конечно, случайно, и слуги были при нас. Разговорились, и вроде бы ни о чем таком не говорили, а расставаться не хотелось, с темы на темы перескакивали… Голос его низкий, глаза блестящие, все смотрел и слушал я. Думал, так ли сам, нравлюсь или нет? Потом услышал, что к нему портреты присылают, сердце тёпалось…

Чимин покивал, он все брата слезы на эту тему выслушал.

— А тут выяснилось, что портреты он отсылал, а тут и свой нам прислал, когда должность в ведомстве получил, — Тэмин закрыл лицо руками от смущения. — Я такой счастливый, Чимин… Когда он рядом, просто не нагляжусь, не надышусь, и слушал бы, и слушал… И это он мне так про меня сказал…

«Не нагляжусь, не надышусь». Идя к себе в комнату тем вечером, Чимин думал об этой фразе, на себя примерял, затем бил по щекам, но снова думал. А ночь стрекотала ночными насекомыми, благоухала цветами, и сияла звёздами, словно не желая, чтобы омега перестал свои волнующие мысли думать.

*

Раскинув руки по постели, король тяжело дышал, облизываясь, сыто щуря глаза в потолок. В комнате светило три свечи, все — на безопасном расстоянии от постели его величества, так как в пылу игрищ их вполне могли смахнуть. Пахло сладко, было жарко, но не душно, так как сквозь открытые ставни в комнату дул ночной ветерок.

Впрочем, ложе нельзя назвать королевским, так как находилось оно не в королевском дворце, и принадлежало лицу не королевской крови, и даже не его супругу.

Но омега, что восседал на чреслах владыки этих земель, весь разнеженный от ласк альфы, не хотел быть ни королем, ни супругом короля. Его дворец, уютный и красивый, и садик вокруг, и в том же дворце в этот час спящие любимые дети, а так же альфа рядышком, как и каждую ночь — это было его счастье, большего он не желал.

Мягко спустившись с бедер его величества на постель, омега провел ладонью по вздымающейся крепкой груди альфы, склонил голову прижаться губами к его соску, затем — выше, у шеи, вдохнул аромат феромона альфы и томно выдохнул.

— Сладко, — тихо выдохнул он, нависнув над альфой, что открыл глаза. — Любимый король мой, сладко с вами.

— Двадцать шесть лет делим ложе, все сладко? — прохрипел король, улыбаясь.

Омега кивнул, гибко поднялся с ложа и принес вина, напоил альфу, и снова к нему под бок улёгся. Король посмотрел в сверкающие черные очи, подул на челку, склонился прижаться к устам.

— Люблю, — прошептал от сердца.

— Люблю, — вторило сердце фаворита.

Тронув пальцем нежный подбородок омеги, король вдруг посмотрел торжествующе. Этот взгляд заинтриговал омегу: он лег удобнее и потребовал:

— Говорите, чует мое сердце, учудили что-то.

Усмехнувшись, король провел пальцами по изгибу омежьего бедра.

— Сказывал тебе, что все решу с Чимином, как лучше?

Фаворит слегка насторожился, кажется, были бы кошачьи уши — стали домиком!

— Сказывали, что Юнги помощь предлагал, — осторожно уточнил омега. — Слышал, его к себе вызывали…

— Как тебе известно, и до того я ему плакался на свою судьбу отцовскую, что сын такой упрямый вырос, за тех, кого предлагают, замуж идти не желает. Сегодня твои слова воеводе передал. Ты знаешь его, — кивнул король. — Он нам не чужой, мой друг с детских лет, через меня и семью мою любит, неравнодушен к нашим трудностям.

— Хоть человек он довольно жёсткий в делах, соглашусь, что радеет он за благополучие наше, — кивнул омега, бдительность, однако, не теряя. — И что же, вы пожаловались на сына, чай, и мне досталось, а он что? Нешто выход предложил? Дайте ж угадаю! — омега улёгся на грудь альфы и продолжал, зорко следя за его мимикой. — Передали вы воеводе, что надобно нам зятя справного, из хорошей семьи, но к политике равнодушной, чтобы альфа сильный был, смелый и хозяин в доме, как вот вы, — потянувшись, короля подбородка губами коснулся, альфа заулыбался на это. — Можно ведь и офицера нам! Наверняка, Мин сказал, что знает такого офицера, а то и несколько, кто рад бы взять нашего сыночка с его характером мужем! — завершил свои догадки омега и требовательно на короля посмотрел.

Вздохнув, король ехидно фыркнул.

— Лучше я придумал.

Черные глаза округлились.

— Но не без помощи Юнги, впрочем. Однако, такой офицер нашелся.

Омега приподнялся, ладошками в грудь альфы упираясь.

— И каков же? И кто же он? — спросил, весь сгорая от нетерпения.

Вот ведь как удачно, подумал омега меж тем. Именно на такой исход он и рассчитывал, когда к королю шел на сына жаловаться, и как удачно все сложилось, прямо по задумке! Но важно было теперь не показать, что он все так и спланировал, чтобы король думал, что это его собственная идея!

— Офицер. Немолод, но совершенно не старик. Привлекательный, насколько могу судить. Отважный в бою, строгий в солдатами, решительный человек. Из древнего рода, дальняя наша родная, кстати. Богатый, а омежится на Чимине — ещё богаче станет. Политика его не волнует, ему нравится служба. Детей нет, хотя брак был, так что все внимание деткам от нашего сыночка останется. Да, любит по чайным домам разъезжать, но так как у Чимина твой характер — скоро разлюбит он это, будет с нашим мальчиком только ложе делить, я уверен.

Сокджин только не визжал от восторга, в мыслях нахваливая собственную хитрость. Выразив восхищение находчивостью короля, спросил:

— Когда ж сей офицер к нам знакомиться явится?

Король улыбнулся. Что-то в его улыбке омеге очень не понравилось.

— Вы все знаете этого альфу, — проговорил его величество.

Сокджин застыл, глядя в глаза любимого мужчины, догадка ударила его по голове и оглушила.

— Это… Воевода Мин собственно персоной?! — рот фаворита резко высох, по спине пробежал холодок.

Кивнув, король дотянулся до кувшинчика с вином и подал омеге. Залпом осушив сосуд, омега проговорил:

— Он же ваш ровесник, любовь моя…

— Но ты не станешь отрицать, что выглядит он достойно, даже моложаво.

— Да, но он довольно груб с омегами, и вряд ли будет считаться с интересами нашего сына…

— Так как это мой сын, то будет, а плюс ко всему, ещё и сделает интересы Чимина более благоразумными и скромными.

— Он же мотается по гарнизонам, что если Чимину придется рожать в поле?

— Не стоит делать из Юнги такого уж варвара…

— Да я, напротив, ещё слабо прикидываю! — застонал Сокджин и принялся осыпать короля поцелуями. — Любимый альфа, откажитесь, прошу вас, у меня только один сынок омега, не могу я такому мужчине его доверить, страшно мне, да и Чимин его не выносит!

— Чимин просто плохо знает его…

— Но вы-то знаете хорошо! — на глазах Сокджина сверкнули слезы. Он корил себя за то, к чему привела его задумка, и недоумевал, как королю вообще такое в голову пришло. — В вас эмоции играют, мой государь, остывши, вы сами испугаетесь, да поздно будет… Мой сынок… Чимини как пион, красивый, нежный, хрупкий…

Король вздохнул и обнял фаворита, поцеловал нежно, погладил спинку.

— Любовь моя, утешься. Разумеется, из уважения и дружбы ко мне, Юнги не обидит Чимина ни словом, ни делом, подумай сам. Я его господин так же, и Чимин — он принц этой страны. Юнги клялся, как все солдаты, защищать королевскую семью. Все будет ладно и складно.

Фаворит слушал, ласки принимал, сам же о своем размышлял.

«Ладно, пока сделаю вид, что принял это, а там поглядим, если что-то мне не глянется, учиню скандал, начну вещи собирать и к отцу поеду, либо травиться попытаюсь. Смотри, Мин Юнги, я буду бдеть за тобой пристально, хоть чем сына моего обидишь — напою на тебя сладкие песни королю, и всей вашей дружбе конец придет!»

Решив так сам с собой, омега ещё для вида поломался, а потом заулыбался, согласился короля волю принять, обнял и поцеловал в ответ. Довольный его покладистостью (но и державший в уме, что слишком фаворит хитёр, чтобы в нее безоговорочно поверить), король до раннего утра любимого из объятий не выпускал, и эта причина не выспаться была обоим весьма приятна.

Чимину той ночью спалось дурно. Нет, никаких шумов, мешающих сновидениям, он не слышал, однако, и своих мыслей хватало, чтобы сон не возжелал в принца голову забираться, а вокруг его спальни ходил, недовольно ворча. Так и эдак вертелся принц, то кровать слишком узкая, то постель сбивается, то жарко, то прохладно.

Наконец, оставил свои терзания, и сел.

— Не могу перестать думать! — сказал он сам себе сердито, стуча кулачками по постели. — И даже не то плохо в нем, что возраст, потому что сущая это ерунда, а вот это его вечное стремление меня поучать! С какой стати он делает так?! Я ему кто?! Сын друга, но друг — король! Никакой… Как ее… Субор…субор субординации, вот! — вспомнил Чимин слово, которое слышал от Тэхена иногда. — И от него почему не цветами пахнет или ещё каким запахом? Кожей седел пахнет, цветочным вином и солнцем, песком и землёй, словно он вампир какой-то! Откуда такой выискался, и какое право имеет мне покою не давать?! Из головы нейдет, сердце …тёпается. Все от злости я это, что не могу его никак приструнить, — покивал Чимин, жутко краснея. — Я тут уснуть не могу, злюся, а он там, в чайном доме, с кисен кувыркается…

От мысли одной, что некто бесящий там с кисен милуется, их своими страшными смуглыми ручищами лапает, перстнями сверкая, а они, поди, хохочут, придурошные, стало так Чимину злобно, что он зарычал и стал бить кулаками и пятками по постели. Так он неистовствовал всю ночь, и наутро чувствовал себя совсем разбитым.

Кое-как приведя себя в порядок при помощи верных слуг, Чимин вышел в сад и, к радости своей, увидел, что ни папа, ни брат пока из покоев не вышли, впрочем брат вполне мог пойти до солнца на тренировочное поле. В любом случае, сад был пуст, дорожки уже обметены, и принц, попросив до завтрака себя не беспокоить, пошел прогуляться. Прохаживаясь любимыми тропками, он старательно обдумывал ситуацию, в которой оказался, и как ему теперь быть.

— Неизвестно отчего, этот альфа меня интересует, — сказал он себе. — Не могу перестать думать о нем. Конечно, это из-за жары и яркого солнца, вот говорили мне не пренебрегать зонтиком на прогулке! — простонал принц себе под нос. — Теперь, пока этот странный и совершенно противоестественный интерес держится, следует пореже видеться с этим человеком.

Приняв сие решение, омега почувствовал себя увереннее. Он мог бы и дальше отрицать сам с собой то, что зарождалось в груди, но прекрасно понимал, что такой способ только сильнее погрузит в проблему, тогда как ее принятие поможет быстрее излечиться. Присев возле прудика на скамейку, омега продолжил рассуждать логично.

— Итак, помимо того, что теперь я постараюсь не видеться с ним, следует напомнить себе о его недостатках, коих масса, а затем понять, что же в нем привлекло мое внимание. Он маленький, старый, смуглый, что совершенный варвар, татуировки, как у пиратов, серьги и явное отсутствие привычки вести себя подобающе. Конечно, на празднике в его честь он ничем не посрамился, но всякому ясно, как трудно ему это давалось. Он мужлан, склонный к принижению омег, ждёт, что омега будет стремиться угодить его вкусу, и вообще, кисен — вот его идеал. Я не кисен, а принц, имею достоинство и воспитание, стало быть, я ему не пара, а он — мне.

Решив с этим, омега был так же вынужден признать, что альфа сам не проявлял к нему интереса, относясь как к ребенку друга.

— Стало быть, и думать нечего. Эта хвороба с мыслями о нем и ворочаньем по ночам должна пройти, — заключил Чимин, испытывая досаду, думать о которой не хотел.

Подергав подвеску на поясе небесно-голубого ханбока, покусав губы, Чимин смог справиться с дискомфортом в диафрагме и продолжил рассуждения. Ветерок, что летал вокруг, приносил к юноше ароматы садовых цветов и росной травы, желая сделать приятное, ласкал нежные щёчки и слегка трепал локоны. Чимин вдохнул полной грудью цветочный аромат утра, огляделся.

— Чем он понравиться мне мог… Глупо, ведь, кажется, тем, что плохо в нем — тем и привлек. Мне нравится его смуглая кожа, и хотелось бы посмотреть на рисунки на ней, хоть и срамно думать такое, ТВОЕ ВЫСОЧЕСТВО, СРАМНО!!! — постыдил себя. — Нравятся небольшие умные глаза его и розовые губы, низкий голос с хрипотцой, и длинные красивые пальцы, пусть грубые, с перстнями, мужские такие… Нравится и прическа, что так идёт ему, и то, как ладно сидит платье. Он похож на дикого кота, матёрого и смелого, такого, что кошки урчат и ластятся, хотят быть его. И запах его, терпковатый, горьковатый даже, как у миндаля…

Омега прижал к губам кулак и закрыл глаза. Дрожно. Впервые Чимин испытывал подобное, чтобы с головой окунуться, не в силах выплыть.

— Должно так он влюбляет омег, как тот кот — своих кошек. И я, неопытный, под его чары попал…

Он улыбнулся.

— Что ж, твое высочество принц Чимин. В таком разе, пока воевода из столицы не отбудет, ты на мужскую половину дворца не пойдешь!

Постановив так, омега хотел продолжить прогулку, но тут увидел бегущего слугу. Тот, запыхавшись, доложил, что Сокджин хочет сына видеть, да и завтрак в беседке уже накрывают. Что ж, отлично, папина компания поутру — что может быть лучше?

Сокджин встретил сына в беседке, выглядел слегка сонным, но принц понимал, что это порядке вещей, ведь с папой спит отец. Обнявшись с родителем и дав себя потискать немного, Чимин уселся завтракать, спросив, как дела и какие новости.

Папа пожал плечами. Принц замер, не донеся палочки ложку с порцией рисовой каши до рта, покосился на родителя. Глаза отводит, губы кусает…

— Ты покушай, — вздохнув, сказал Сокджин. — Мне есть, что сказать, и потом ты вряд ли уже захочешь есть…

— Пап, ты меня настораживаешь, — признался Чимин, но послушно вернулся к еде. Не то чтобы аппетит у него был до того, но теперь от него и вовсе песчинка осталась.

Потом он вдруг заметил, что каша — с любимыми ягодками, что чай заварен с лемонграссом, как он любит, что булочки к чаю с красными сладкими бобами поданы.

Ладно.

Нельзя дать пропасть еде, когда так вкусно.

Папа заговорил о делах, сказал, что пойдет к Джонхену по свадьбе решать, что туда же придут будущий свекор-омега Тэмина и супруг короля тоже хочет участвовать в приготовлениях, как будто его там кто-то ждёт, ну да бог с ним. Потом Сокджин пойдет выбрать себе и сыновьям шелк на ханбоки к свадьбе, подберёт подарок женихам от их семьи (он так себя и своих детей называл, «наша семья»). Не теряя подозрительности, Чимин сказал все же:

— И я хочу пойти к Тэмину и вам, по свадьбе говорить.

— Жениху это не положено, он только мерить ханбок станет, а хлопоты — дело взрослых. К Тэмину же придет Минхо, дай уж им пообщаться…

Чимин кивнул, признавая, что брату, верно, хочется побыть с любимым наедине (при слугах, конечно, но это почти наедине). Затем снова покосился на папу.

Положил ложку.

— Я поел, — в его голосе слышалась угроза.

Сокджин посмотрел на пустые плошки, затем на крышу беседки, на слуг, на рябь на поверхности пруда. Послышалось угрожающее рычание.

— Я пытался, — тяжело вздохнув, сказал, наконец, Сокджин. Глаза его сделались, как у щенка. — Умолял отца не делать этого. Но… Знаешь, сынок, откровенно говоря, ты вот сам тут виноват! — нашел он верную тропку. — Нечего было так твердокаменно вести себя с женихами, провыбирался, милый, теперь у отца терпение вышло, он сказал: больше слушать его воли не стану! Сам ты виноват, вот теперь и все!

Чимин поморгал непонимающе, помотал головой.

— Чего — всё? Папа, давай, ты по сути начнёшь говорить, — потребовал принц. — Что надумал отец?

— Я его отговаривал, напугался сам, так и эдак ластился перед ним, а он упёрся рогами и все тут! — забормотал старший омега. — Ты же знаешь своего отца, терпение долгое, но как лопнет, так…

— ПАПА, СКАЖИ ТОЛКОМ!!! — прокричал Чимин.

Сокджин взял веер и стал обмахиваться, таким образом от сына скрывая глаза. Чимин снова зарычал.

— Отец нашел тебе жениха, и велел не спорить с ним. После Тэмина ты замуж пойдешь.

Вытолкнув это из себя, Сокджин замахал веером ещё быстрее, словно намеревался на нем улететь подальше от гнева собственного сына. Чимин окаменел от неожиданности и отцовского коварства. Помолчав минуту, он, горя ушами, оглушаемый стуком собственного сердца, пробормотал ватным языком:

— Кто?

Сокджин сощурился, как некто очень виноватый, и посмотрел на сына поверх веера.

Кивнул.

Чимин побелел и вытаращил глаза.

— Да, сыночек, это …воевода Мин. Я же сказал, что отец осерчал на тебя, и…

— А что сам воевода? — голос омежки сорвался.

— А куда он денется?! — воскликнул папа, закатив глаза. — Твой отец поставил его перед фактом решения, воевода королю во всем послушен. Но ты даже не переживай, я тебя ему в обиду не дам, запугаю так, что без твоей воли даже не пискнет, и…

— Папа… Ты же сказал…

— Знаю, я обещал помочь. Думал, воевода найдет нам красивого молодого альфу-офицера, сына достойной семьи, а тут… Вон оно как…

Сокджин выглядел подавленным, и Чимину стало стыдно за себя. В конце концов, папа его даже не супруг короля — фаворит, пусть любимый, но бесправный наложник.

Ладно, ранг он имел высокий, но все одно — кое-какие важные права отсутствовали.

— Сынок, воевода имеет славу… Нехорошую, но если бы отец думал…

— Я сам с ним поговорю, с отцом, — поднялся Чимин резко. — Он наверное сгоряча это решил и уже передумал. Пойду к нему.

— Отец в кабинете, работает…сынок!

Но крик папы не остановил Чимина: омега сбежал с крыльца беседки и бросился бежать по дорожке сада.

— Нет, этого нельзя допустить! Самая дурная идея, какая только могла прийти голову отца! — захлебываясь воздухом, бормотал Чимин, несясь в сторону дворца короля. — Нужно дать ему понять это, если он, в самом деле, ещё не передумал! Уверен, что сказал в сердцах… Но что за вздор! Нас нельзя омежить… Да ещё против его воли, он же отыграется на мне, вот отъедем далеко от столицы — и непременно отыграется. Будет всячески пакостить, например, омег водить начнет… Боги, это я не переживу… Всех кисен не переубиваешь… ДА О ЧЕМ ЭТО Я ВООБЩЕ?!

Остановившись, чтобы хоть немного отдышаться, Чимин закрыл глаза, его мутило.

— А я, чем дальше буду с ним, тем сильнее моя хворь по нему. И страдания мои усилятся! Отец… Ему нужно все объяснить так, как есть, раскрыть себя и попросить понять, отец всегда меня понимал…

Он горестно покачал головой.

— Нужно было сказать папе все, и папа имел бы доводы! Почему я догадался только теперь?!

Поругав себя, омега бросился дальше. Ветерок мчался вокруг него, неотступно, очень переживая и волнуясь за принца, пытаясь своим дуновением остудить пылающие щёчки, но омега ничего не замечал, только мысли теперь его занимали.

Оказавшись возле рабочих комнат отца, он, отдышавшись, подошёл к стражникам. Те с улыбками поклонились.

— Там ли его величество? — спросил взволнованно Чимин.

— Его величество работает с министрами, — был ответ.

— Подите к нему и скажите, что мне надобно говорить…

— Не велено.

Чимин оторопел. Даже будучи совсем малышом, приходя к отцу, так как соскучился, всегда мог он либо войти, либо выманить отца из кабинета, никогда отказа не имел!

— Не велено?

Стражники выглядели удручённо.

— Его величество сегодня утром, прежде чем в кабинет уйти, велели вас, ваше высочество, не пускать до себя, и о вас не докладывать.

— Так гневается? — глаза Чимина наполнились слезами.

— Выглядел таковым, — вздохнули стражники. — Нельзя нам о вас доложить, сказал, пороть велит.

Чимин пришел в ужас. Отец от него закрылся, докладывать о приходе сына не велит. Дурной ли сон снится принцу?! Беспомощно оглядевшись, омега попытался взять в руки свое отчаяние.

— Но… Как долго он пробудет там? Как долго работа нонче? — спросил, дрожа от отчаяния.

— Неизвестно, каждый раз по-разному, — задумавшись, ответили стражники. — Евнух его величества при нем, но и к нему обращаться от вас не велено…

— Ежели вы хотите сегодня с королем поговорить, быть может, к супругу короля сходите, сегодня король у него обедает, — посоветовал один стражник.

Идея хорошая, Чимин согласился, что устраивать сцены возле покоев отца — не лучшее решение. Кивнув стражникам, он пошел прочь, ужасно расстроенный. Казалось ему, каждая минута промедления делает ситуацию все хуже, все отчаяннее, и чем больше откладывается разговор с отцом, тем меньше шансов спастись.

Он дошел до парка за дворцом. В этот час гарем и младший сын короля ещё не пришли гулять сюда, к тому же, и обедал король сегодня у супруга, так что, возможно, и не придут. Чимин был тому рад: хотелось побыть наедине с собой и обдумать ситуацию.

— Неприятно это осознавать, — проворчал он себе под нос. — Но в чем-то папа был прав. Мне уже не десять лет, зачем я вел себя так несдержанно?! Папа всегда учил и показывал, что нужно быть гибким с альфами, чтобы добиться своего, я все время непреклонствовал… Есть ли такое слово? Пусть будет! Вот вел бы я себя умнее, сейчас уже был бы помолвлен с сыном тайного советника, ведь он мне понравился! «Мутный»! Все папа! Знает, какое влияние на меня имеет, вот и говорит, что в голову взбредёт, а все оттого, что, по его мнению, мне вообще никто не подходит… Сейчас, поди, сам корится за то же самое, не такого мужа он мне искал. Бедный папа… Главное, чтобы отцов гнев на него не перекинулся.

Шмыгнув носом, Чимин вздохнул.

— Пусть сын тайного советника мне не так… Люб, а все же это даже хорошо. Если с трезвой головой в браке, то и власть над домом установить проще... хотя папа отца любит… Вот, а не любил бы так, уже супруга короля сместил бы! А так, он печется об этих жутких правилах посещения гарема, чем выше ранг, тем реже допускается ночи вместе проводить… Кто только выдумал эти треклятые правила, эти ци и прочее?! Рушат людям счастье!

Он надулся сердито, скрестив руки на груди. Потом усмехнулся невесело.

— Вот, и опять я негибкий… Вроде, и жаль, что папа у отца не один, но отец, взяв в гарем, многих омег спас от неудачного брака, затем их выдавал за хороших альф. А от наложников у нас с Тэхеном чудесные братья, Тэмин, Чонин и Субин, разве не радость?.. Уж точно не папе, хе!

Он остановился на дорожке, задумавшись над тем, что его характер принес ему. Говорено было неоднократно, что с таким нравом ему в семье мужа спуску не будет, это отец и папа сносят, потому что любят, это гарем тут любит принца, потому что он рос на их глазах, а свекры и муж недовольны им будут… А теперь ему такой муж достался, что омег в бараний рог скручивает. Что за жизнь ждёт его, принца, вдали от папы, возле человека, которому он даже не нравится… Как с ним быть?!

От мыслей этих омега расплакался, дрожа, стоял, опустив голову, капал слезы на дорожку под ногами, а ветерок, в отчаянии, не знал, чем омежке угодить, и цветочный дух его не радует, и свежее дуновение по личику. Растерявшись, уселся ветерок на кустах жасмина и тоже, пригорюнился.

Так погрузился омега в свои мысли, что не услышал шаги за спиной, а спохватился лишь, когда ощутил в воздухе знакомый до боли аромат феромона. Вздрогнув, он поспешил утереть лицо, обернулся и склонил голову.

— Доброго утра, — произнес воевода, глядя на омегу без тени привычной принцу чуть снисходительной улыбки. — Я так понимаю, решение короля вы услышали и теперь горюете?

— Отчего вы не отказали, господин Мин?! — прошептал Чимин, снова слезы потекли из глаз. — Ведь я дурной омега, плохой, «какой меня замуж возьмёт» — так отговорили бы короля, он же вас слушает!

Альфа молчал, глядя на него странным взглядом.

— На что жизнь моя с вами похожа станет, ведь вы меня за ребенка глупого считаете, дома запрете, а сами в поход отправитесь или по чайным домам… Наверняка, и бить станете, а я отроду не битый, даже не шлёпали…

— Может, пару раз шлёпнуть и стоило, — улыбнулся воевода. — Знаете, принц, как-то не уличен я был в том, что омег бью. И тех, что в плен захватывал… Как-то не приходилось. Немного чести мужчине — бить слабых, — развел руками альфа, словно прощения прося. — А что до чайного дома… Если мужем ласковым будете, может, и не пойду?

— Не могу я давить из себя эту покорность. И что за условия вы мне ставите?..

— …я настолько нелюб вам, что вы именно давить ее стали бы?

Омега вспыхнул, часто заморгал, глядя альфе в глаза. Отличная идея, отчего раньше не пришла в голову?!

— Я… Просто в другого влюблен, господин Мин. Сын тайного советника, знаете… — заговорил он, нарочито нагло, хотя лоб покрыла испарина. Редко, очень редко в жизни Чимину врать приходилось. — Посему не стоит вам меня брать, я не из тех, что против чувства могут пойти, вот и…

— Лжёте.

Спокойно и с улыбкой. Чимин покраснел ещё сильнее. Вздохнув, альфа произнес:

— Отец ваш своего решения не изменит, я увещевал его вчера, как мог. Напоминал, что я стар и с такими нежными и хрупкими цветами, как вы, обращаться не умею. Вам учить меня тому придется, принц, терпеливо, как папа ваш — вашего отца. Думаете, всегда Намджун такой заботливый был? Нет уж, он был ещё большим варваром, чем вы меня видите. Только что выглядел достойно…

— Я наслышан, дедушка был жив, рассказывал, — невольно улыбнулся Чимин смущённо.

— Ну вот. Я довольно резок и грубоват с омегами, потому что никогда мне вашего ранга на пути не попадалось. Все простые, как вот муж мой покойный. Мне казалось, только так с вами и можно. Властью, чтобы кроткие были и боялись. А вы другой…

Альфа убрал руки за спину и качнулся на пятках.

— Ещё в том разница, что я ни разу прежде не бывал влюблен. Видел, что красивый, галочку на этом ставил, но сердце спокойно было. Омега мог влюбиться, а я — ничего. Потому и омежился только, что в падук проиграл! — принц вытаращился, альфа покивал, смеясь. — А тут я думать не могу перестать, о вас, старею, что ли? Потому не буду я вашего отца переубеждать. Не хочу.

Юнги перестал улыбаться и посмотрел Чимину в глаза. Принц не дышал почти и не моргал, застыл столбом и на альфу смотрел.

— Вы негибкий и дерзкий омега, в некоторых вещах ещё ребенок — но и годов вам ещё совсем мало. И что вы цену свою знаете и защищаете себя — мне, знаете, любо. Это ново мне, но и… Тянет. Как и лицо ваше, невероятно красивое. Знаете, едем с воинами полями, летом, все в цветах, залюбуешься, дышишь сладким ароматом от них. Кажется, нет ничего краше, даже самый красивый омега, думал я, не так хорош, как природа. Что зимой, что летом — едино прекрасна. А тут вас увидел.

По щекам Чимина потекли слезы, сердце больно стучало о ребра, он дрожал, не в силах поверить в то, что слышит.

— Так что за сына тайного советника не дам вам пойти, принц, и не думайте. Вы — мое сокровище, хочу научиться беречь вас. Смотрю на друга, как он счастлив с вашим папой… Понимаю, что и себе такого хочу. И сердце вас выбрало, любить хочет. …А вы? Попробуете научиться заботиться о вашем драконе, хранителе клада? — спросил Юнги, протянув руку.

Принц вздрогнул, разрыдался и рассмеялся одновременно, бросился альфе на шею и обнял так крепко, как могли его нежные руки. Альфа засмеялся тоже, обнял в ответ — уверенно, крепко, надёжно, словно в руках его была нерушимая защита для омежки, и самый лучший дом на свете.

— Как увидел вас, показалось, пристанище нашел, — прошептал Чимин ему на ухо, дыша альфьим феромоном, гладя крепкие плечи мужчины. — Сердцу странно стало, думаю, что такое… А теперь понимаю: обрадовался. Наконец, я вас встретил…

Юнги вытаращил глаза, открыв рот, улыбнулся широко и поднял омегу над дорожкой, закружил. Рассмеявшись счастливо, Чимин крепко ухватился за его плечи, хотя и знал, что этот альфа его никогда не уронит.

*

— Я должен спасти своего ребенка, чем больше думаю об этом, тем сильнее тревожусь!

— Папа, куда вы так летите, в самом деле, король никуда из дворца не поедет, он сидит у супруга короля и…

— Пошевеливайся, второй принц, не могу идти спокойно, отчего летать не умею?! Сегодня ночью все вашему отцу выскажу, — подумав, поправился. — За косы вытащу из дворца и выскажу теперь же!

— Папа, отец в сердцах сказал, но ежели с утра не передумал, ты сам знаешь, уже его не перекумекаешь…

— Начну вещи собирать для переезда к деду — живо перекумекаю!

— Это крайняя мера!

— А сейчас не крайний случай?! Этому жаренному на солнце варвару мой цветочек, мое сокровище, моего сыночка отдать?! Я его не для этого мужлана растил, не для него берег, как хрустального, а теперь он своими огромными лапа…

Омега замер, как вкопанный. Старший сын, не успев затормозить, врезался в крепкую папину спину.

На дорожке, что вилась через сад короля, стоял сам король, такой же ошалевший и остолбеневший. Рот его величества был совершенно не по-королевски распахнут, пальцы на руках растопырены от удивления.

Было чему дивиться! Перед глазами его величества разворачивалась изумительнейшая картина: по саду гуляли альфа и омега, альфа что-то рассказывал, омега — внимательно слушал и смеялся. Вроде бы ничего такого, бывает. Только смуглый альфа держал омежью ручку, а белокурый омежка вроде и не был против.

— А что происходит? — обернувшись, спросил король.

Сокджин моментально взял себя в руки и усмехнулся, скрестив руки на груди. Сын и любимый обалдело смотрели на него.

— Случилось то, что должно было, любовь моя. То, чего ваше величество хотели.

— Я хотел припугнуть Чимина, чтобы потом без проблем выдать замуж! — промямлил король, подойдя.

— Ну, вот ты припугнул, дорогой, и теперь можешь выдать его замуж, что не так? — ехидно приподнял бровь фаворит. — За хорошего альфу, из хорошей семьи… Как ты там мне ночью расписывал?

— Но…

— Никаких «но», любимый. Сынок, кажется, доволен, значит, все решено. А если будет его обижать, я убийц подошлю, да и делов… Ладно, пойдем и познакомимся с будущим зятем. Тэхен, будь добр, прикрой ротик, неприлично второму принцу так ходить. Ваше величество, а у вас пояс сбился… И что альфы за глупый народ…