Ливень. Черт... опять день в холостую пройдет, прошептало в мыслях тихим голосом.

Прислонившись к косяку стеклянной двери, Сокджин разочарованно скрестил руки на широкой груди и смотрел, как, второй день подряд, небо низвергается на землю.

Раздражает. Ночью ливень вчерашнего дня утих, была надежда, что к утру подсохнет, пусть даже будет сыро, и тренер разрешит Сокджину вывести машину на трассу, но...

Вся трасса промокла, сверкает асфальтовое покрытие, лужайка в центре трассы превратилась в грязетравяное месиво. Весна, май. Тучи и ливень поменяли цвет неба на мутно-белый. И шум, оглушающий шелест ливня. Здание из стекла и металла, штаб-квартира клуба, содрогается от ударов копий водяного воинства. Выход из здания, где остановился Сокджин, скрыто под навесом, но там, где его нет, стеклянные стены покрылись бегущими ручейками.

Мотоцикл, тихий, чернобокий, стоит, маня упругим сиденьем, тоже, кажется, грустит. Почти двое суток Сокджин не садился на седло из-за ливня. Руки и ноги, туловище, голова — за два дня они стосковались по скорости, реву мотора, напряжению во всем теле и биению пульса в висках. Собственное частое дыхание порой оглушает, но не настолько, чтобы Сокджин не слышал шума вокруг. Без этого тонуса, напряжения, без привычного состояния «в скорости», как он его называл, он ощущал какую-то неполноценность, беззащитность. Ехать за рулем машины на трассу, находиться дома или еще где-то — все казалось незначимым, непрочным. Слишком медленным, слишком безопасным и ненастоящим.

Иногда, особенно после заездов, все это снилось ему ночами, и казалось, в такие моменты он особенно ворочается во сне. Жаль, некого спросить, так ли это.

Он вздохнул, с надеждой глядя на небо, прислушиваясь к разговорам коллег за спиной, в уюте здания. Его лицо овевал влажный ветер, сырой воздух бил в ноздри запахом резины, мокрого асфальта и влажного металла стен. Взгляд Сокджина скучающе блуждал по размытому виду на трассу, небо, по зданию клуба, зданию гаража рядом с ним, останавливаясь на железной птице MTT Turbine Superbike Y2K, что меньше года как стал другом Сокджина в гонках — гран-при за победу на трассе в Тайланде. Сокджин боялся, что не справится быстро с такой мощной машиной, но, оказалось, недооценил себя и его. Они сразу стали друг другу родными.

- Не сегодня, Хванан(1), - прошептали пухлые губы гонщика, взгляд ласкал гладкие, резко очерченные выступы на боках машины.

- Пойдем в закрытый павильон, - раздался рядом негромкий, низкий, хрипловатый голос с легкой шепелявостью. - Я понимаю, что тебе больше нравится гонять под открытым воздухом, но погода явно не желает соответствовать твоим потребностям.

Сокджин перевел взгляд на мятноволосую макушку коллеги и друга, который подошел к нему, ведя за руль своего «коня».

Холи Спирит(2), или, по техпаспорту, Kawasaki Ninja H2R. Так зовут байк Юнги, такой же юркий, стремительный и жестокий к врагам, как и сам гонщик. Байк достался Юнги от спонсоров, впечатленных его отчаянной наглостью по время гонки полгода назад. Юнги тогда в клочья разорвал двух соперников из японской команды. Выкрасив Кавасаки в оттенок металлик со вставками мятного цвета, страстно любимого, Юнги завоевал несколько наград уже на трассе в Европе, окончательно подарив Холи, как он ласково его называл, свое суровое сердце.

Сокджин улыбнулся, послушно оттолкнулся от косяка, взял свой байк за руль и пошел за Юнги, рассеянно глядя на то, как подошвы его сапог продавливают низкую стриженную травку, оставляя следы-лужицы. Широкие плечи и голова Юнги были влажными — он пришел из гаража, немного промок. На кожаной куртке его капли воды, и волосы мокрые пахнут резкой туалетной водой. Сокджин чувствовал запах собственной — теплый, чуть пряный. Он понятия не имел, как она называется — всю туалетную воду ему всегда дарил Юнги. Сокджину самому было все равно, пользоваться ею или нет, но Юнги считал, что Сокджин должен пользоваться, что ему это идет — и тот не возражал. Он не умел спорить с Юнги.

В закрытом павильоне гулко от множества голосов, разноголосье бьет по барабанным перепонкам, хочется крикнуть на все пространство, чтобы заткнуть их, но Сокджин не был привычен говорить громко. Он вообще мало разговаривал, словно был чересчур усталый для этого. По крыше стучал ливень, голос тренера эхом отдавался по стен, рикошетил по ушам. Его голос почему-то всегда покрывал все прочие.

- Ну это форменное безобразие! - сказал возмущенно один из гонщиков, увидев Сокджина. - И когда нам практиковаться? Скоро заезд в Сузуке, а мы не наездили...

- Сокджину не впервой брать 8-мичасовой марафон, - усмехнулся на это Юнги. - А с его новым мотоциклом, который он сотни раз опробовал, думаю, если пару дней погоняет на закрытом треке, ничего критического не случится.

- Тут трек в сотни раз короче нужного, - проворчал тренер. - Но что факт, то факт: дождь нам в минус, но мощный байк нам в плюс.

- В плюс, да не совсем, - сказал Сокджин негромко, его голос всегда звучал как-то потухше. - Здесь нельзя брать 300 км/ч...

- Ну возьмешь сегодня меньше, - улыбнулся тренер. - Сокджин, я не могу управлять погодой, хотя, конечно, хотелось бы...

По лицу Сокджина с легкостью можно было понять, что данный аспект он всерьез считает упущением тренера.

Добрел до автомата со снеками и водой, вытащил банку диетической колы и щелкнул кольцом, вода зашипела. Стенки банки приятно холодили дрожащую руку. Напиток промчался шипящим потоком в рот, по горлу, заставляя сощуриться. Сокджин сделал несколько глотков, ощущая себя неприятно, до крайности

Не хватает, жутко не хватает скорости. Он ощущал несытость, вставая с седла после этой тренировки. Казалось, что и Хванан недостаточно наездился, и его мотор не звучал так устало, как обычно, словно верный друг говорил: ну же, разгонись, давай взлетим над дорогой как обычно! Нельзя, Хванан, на этой трассе — маленькой, закрытой, неудобно летать, потолок давит.

- Ты слышал? - раздалось рядом.

Двое гонщиков присели на диванчик возле автомата с пакетиками снеков. Один, Чанель, противно хрустел чипсами, Чондэ аккуратно похрумкивал сырными палочками. Сокджин четко ощущал пряные запахи специй.

- Что?

- Да по поводу президента Кима, - Чанель говорил непривычно для него, как-то нехотя, растянуто. Видимо, это удивило и Чондэ.

- А что? - насторожился он. - Вчера говорили, в реанимации, пока без улучшений, и он, и господин Намчон...

- Все.

- В смысле?! - Чондэ скрипнул диваном, подскакивая на сидении, рассыпал немного палочек по коленкам. - В смысле, все, ты чего говоришь?

- Я слышал сейчас, тренер говорил по телефону. Вот смотри, он идет, сейчас пригласит окружить его и...., - Чанель говорил обреченно, и чувствовалось, он сокрушен известием.

Сокджин обернулся на них, потом на тренера, и по его лицу, серому, по сухому взгляду, понял, что Чанель понял все верно. Тренер поднял тяжелый взгляд с пола, поправил извечную свою кепку.

Тренер Седжин - высокий и очень крепкий мужчина чуть старше средних лет. Все гонщики клуба знают, он — монолит, за ним ничто им не страшно. Опытнейший гонщик, еще более опытный тренер. Если кричит — стены дрожат, если решает вселять боевой дух — без машины помчишь по трассе к финишу эти восемь часов, потому что ноги зудят рваться и мчать.

Сокджин знал тренера с первых дней в клубе, в мотоспорте, именно Седжин сделал из Сокджина легенду в такие юные года. Гонщик нередко видел тренера печальным, раздраженным, разозленным.

Но никогда — убитым. Именно это чувство сейчас сквозило и во взгляде, и в каждом движении Седжина. Даже в том, как он стоял и поводил могучими плечами.

- Все! - он лишь слегка повысил голос, но все спортсмены вокруг обернулись и притихли. - Собрались вокруг меня...

Чанель и Чондэ поднялись, неспешно, но и не медля нарочно, пошли к тренеру, Сокджин за ними, поймав взглядом Юнги — тот выглядел настороженным. Гонщики подтягивались с разных концов крытой трассы, кто-то остановил мотоцикл и развернул машину, услышав окрик Седжина.

Почмокав тонкими губами, тренер снова нервно поправил кепку и оглядел лица спортсменов. Они смотрели на него, как стая волчат на главного волка, смотрели в рот.

Ждали.

- Пропади оно все пропадом и сгори в огне! - прорычал Седжин, уперев руки в бока. - Довожу до вашего сведения... Президент клуба и компании «Ким Спортс», господин Ким Дамун, и его старший сын, наследник клуба и компании, попавшие двумя днями ранее в автокатастрофу... короче, парни, они оба скончались, сегодня, в реанимационном блоке. Сначала сын, затем отец.

В огромном помещении крытой трассы стало тихо. Так тихо, что обычно крепкие звуконепроницаемые стены пропустили шум ливня. Никто не выругался, не двинулся с места, не выдохнул или не кашлянул. Все просто стояли и смотрели на тренера так, словно ждали, сейчас он рассмеется и скажет: «Шутка, ребят!»

Только ни хрена не шутка. Тишина звенела у каждого в ушах.

Ливень пошел в вечер того дня, когда господин и его сын на пути домой со светского раута попали в аварию — в них врезалась огромная фура. Водитель фуры погиб, хотя машина его пострадала мало. Полиция уже тягала всех спортсменов, всех тренеров, всех служащих «Ким Спортс» на допросы.

Сокджин ощутил, что с его души рухнуло что-то огромное и давящее в тот момент, когда тренер оповестил их. Он понял, что ждал этого известия, ждал эти два дня. Теперь ливень прекратится, подумал он отрешенно. Еще не осознавая, что случилось.

- Как же..., - выдавил Чондэ, глядя на тренера. - Господин Намчон, он... он был... ему только тридцать пять!

- Знаю, блять! - рявкнул тихо Седжин, не глядя на него. - Чондэ, мать твою, знаю... Президент Ким и его старший сын были... черт, я много богатеев знавал, чеболей, политиков, но чтобы такого чудесного человека, как господин Ким...

Все знали, что конкретно имел ввиду Седжин. Некогда он получил травму на трассе, и господин позвал его, уже негодного к гонкам, бывшего чемпиона всех трасс, как звали Седжина, позвал тренером, дал работу и вернул смысл жизни. Седжин говорил, когда бывал под «мухой», что господин вытащил его из петли.

Сокджин знал это — гонщик, живущий трассой и гонками, без них все равно что умирает. Однажды он был отстранен за драку на месяц от гонок, и этот месяц дома, когда ему даже просто тренироваться не давали — черт... Юнги привез его хена, и хен ходил за Сокджином по пятам, даже в душ, и готовил сам, не давая прикасаться Сокджину даже к ножу для масла. И за руль садиться не давал. Потом что знал, догадывался, что будет. Сокджин помнил, как целыми днями смотрел гонки, свои, чужие, читал журналы, бился в истерике, потому что все тело рвалось на трассу, а ночами сидел в спортзале. Только тренажеры отвлекали его от тоски, тренажеры, Юнги и хен. Сокджин понимал: Седжин с той аварии, отрубившей его от гонок навсегда, ощущал себя... живым трупом.

Господин Ким...

Черт.... он был настоящим человеком, черт подери...

Сокджин ощутил, что в груди нарастает новый ком. Он оглядел коллег — у них у всех было это в глазах, позах. Стало душно в куртке, он чуть расстегнул ее, проведя дрожащей рукой по груди под ней. Как же яростно колотится сердце о ребра...

Господин Ким и господин Намчон были на всех значимых гонках своего клуба, они поддерживали спортсменов подарками, давали лучшие машины, обеспечивали шикарный образ жизни и отдых им, никто из их спортсменов не мог ни что пожаловаться, гонщики со всего мира выстраивались в очередь молить «Ким Спортс» взять их к себе под крыло, но... господин брал лишь лучших. И теперь... господина и его сына нет. Обоих разом.

- Я отправлю венок от клуба, - сказал Седжин. - Сам пойду, конечно... кто хочет, госпожа Ким пригласила всех.

- Я пойду, - негромко, но четко произнес Сокджин, спокойно глядя на тренера. Ему все еще мешал дышать ком.

- Я тоже, - сказал Юнги, посмотрев на него. Затем процедил. - Журналисты...

- Да, скоро приедут, - кивнул Седжин. - Я поручил пресс-атташе побеседовать с ними, вы сами можете говорить, что считаете нужным, я уверен, никто из вас не сбрякнет лишнего.

Они молча склонили головы.

- Кто примет клуб и бизнес? - спросил сухим голосом Сокджин то, что волновало всех.

- Младший сын господина, господин Ким Намджун.

- Мы с ним не знакомы, - продолжал Сокджин, и все они лишь кивали, соглашаясь с тем, что он говорит от их лица.

- Он жил и работал в филиале компании в Штатах, - сказал Седжин. - Пока сын господина Намчона не войдет в совершенные года, а это еще лет десять, если не ошибаюсь, господин Намджун здесь будет представлять в Совете директоров его интересы. Уверен, он приедет поговорить, когда появится возможность, как и госпожа Ким.

- Что ж, - кивнул Сокджин. - У нас будут к нему вопросы по дальнейшей работе клуба.

- Уверен, он подготовится, - кивнул и Седжин. Коротко улыбнулся. - Ты, как обычно, лидерствуешь.

- Это немаловажные вопросы, тренер, - спокойно ответил гонщик.

Все закивали, и тренер согласился со словами Сокджина. В самом деле, жизнь продолжается, и гонщикам клуба нужна уверенность в том, что они не вылетят на улицу.

Они ехали на похороны вдвоем с Юнги на машине Юнги. Тот был раздражен, как заметил Сокджин, и, едва они отъехали от его дома, начал ворчать, раздраженно постукивая крепкими длинными пальцами по рулю. Тойота, казалось, притихла, не желая раздражать владельца и господина, зная его буйный норов, и даже мотором урчала совершенно бесшумно.

- Эти журналисты... Блин, Джин, это пипец какой-то с ними! Никакого воспитания, чувства такта — мы потеряли нашего президента клуба, блин, а этот рыжий придурок...

- Опять Чимин приезжал от «Спортс Иллюстрейтед?» - уточнил Сокджин.

- А кто же еще?! Ему медом мазано, он вечно первый мозолит глаза со своим микрофоном и камерой, паскуда мелкая! Вот что за порода такая, эти журналисты, без мыла в жопу влезут?

- Часто Чимин писал хорошие статьи о нашей команде, он наш болельщик, и, кстати, особенно твой...

- Он гонец за сплетнями!

- Спрашивал у тебя, почему, по-твоему, произошла авария? - угадал Сокджин.

- Именно! А как я думаю, нет ли тут происков конкурентов, а, может, это свои, был ли президент хорошим человеком, может, зарплату недоплатил, а, может, обиженный отказом принять в клуб гонщик, а, может, это любовница господина Намчона наняла киллера... Я столько ереси разом еще не слыхал!

- Даже от твой бывшей пассии? - улыбнулся Джин.

- Даже от нее! - покивал Юнги.

Юнги продолжал поминать журналистов и Чимина всю дорогу до похоронного дома, а Сокджин смотрел в окно на пасмурное небо, что никак не хотело проясняться, словно за май решили выпасть разом все осадки сезона. Он подумал о том, что в будущий заезд на Сузуке в Японии господин не будет сидеть в ВИП-ложе с сыном или супругой, и хоть гонщики не видели его лица с такой дали, все равно знали — господин там, он смотрит на них, нельзя оплошать.

Что ж, теперь он будет смотреть с другой высоты на них, и смотреть так же бдительно.

Снова сдавило грудную клетку, вспотели ладони, пробежал холодок по спине. Почему-то до этой трагедии Сокджин не задумывался, что с господином может что-то случится, и что это повлияет на клуб, ведь есть господин Намчон, он примет бразды правления, если господин Ким решит уйти на пенсию и сидеть дома.

Хотя, даже будучи на пенсии, он наверняка приезжал бы на гонки, просто на тренировки. Сокджин вспомнил его невысокую крепкую фигуру, всегда стильно одетую, от господина не пахло стариком, хотя ему перевалило за шестьдесят, а всегда хорошей туалетной водой. Юнги говорил, хорошая марка, и господин выбирает с умом. Господин Намчон был такой же. Молод, привлекателен той красотой, что называется мужской, умен и с чувством юмора. Его сыну сейчас десять лет, поговаривали, они с женой хотят второго ребенка... не случилось. Жена у господина чудесная, со свекровью крепко дружит...

Сокджин ткнул кулаком себе в лоб, зажмурил глаза. Юнги покосился на него.

- Чувак...

- Черт, Юнги...

- Знаю, Намчон был молодой... и господин... я его лицо, сморщенное, как изюм, буду по гроб жизни помнить... и таких боссов нам еще поискать...

- Сын господина...

- Да, парень, наверное, убивается... и супруга господина, и мать...

- Почему...

- Полиции решать, почему, и если этот Намджун, или как там его, не дотыркает копов найти виновных, я сам с ломом пойду колошматить бошки...

- Ты...

- Если эта сука явится на похороны и будет выглядеть не искренне соболезнующим, я буду подозревать его в первую голову. Честно. Его Чонгук сколько раз верещал, что он нас уделает?! Тебе в лицо орал, когда ты его обставлял на трассе! - Юнги явно начинал кипятиться. - Уделал, блять! Если это Чон Хосок заказал, мать его в жопу ебали матросы, я его, сука...

- Тииииихо, - улыбнулся коротко Сокджин, кладя руку на колено Юнги. - Это может быть, в самом деле, случайность, либо и не Хосок, мало ли конкурентов у нас, только «Чон МотоВело»?

- Они — главные! Сокджин...

Рука Сокджин гладила колено Юнги, его ладонь и пальцы двигались деликатно и были горячими, и Юнги понемногу успокоился, утихомирил свою ярость.

- Иначе врежемся, и два светила спорта сгинут, - прошептал Сокджин.

Юнги опустил руку и сжал его пальцы, не убирая, а лишь желая их подержать.

- У тебя рука, как у девушки, нежная, - прохрипел тихо Юнги.

- И не скажешь, что гонщик, да? - улыбнулся, не глядя на него, Сокджин.

- И не скажешь... Ты как ночь провел?

- Плохо.

- Мог позвонить, я бы приехал... Мне тоже было паршиво.

- Ты был не один.

- Если тебе надо, я приеду, ты же знаешь.

- Знаю. Ценю.

Юнги улыбнулся слабо.

Припарковаться оказалось довольно-таки непросто, Юнги долго плутал между рядов выстроившихся возле похоронного дома машин.

- Хорошо, что мы решили ехать одной машиной, - сказал он, пикая сигналкой и ежась в своем пальто.

- Журналисты тут, - сказал Сокджин, указывая на толпу перед входом в дом, которую держала полиция и охрана.

- Да ебаный ты блять, - прошипел Юнги, решительно двинувшись к ним, видимо, собираясь разогнать голыми руками. - Охрану впору нанимать!

- Ты будешь драться на похоронах? - перехватил его Сокджин. - Сейчас клубу скандалы точно не нужны, а ты один из ведущих гонщиков.

Юнги нехотя затормозил. Они двинулись к толпе спокойно, попутно Сокджин выглядывал кого-то из гонщиков из клуба на крыльце, или из менеджеров, и вскоре разглядел за спинами полицейских Чондэ, его лицо казалось потерявшим все краски, было сосредоточенное и усталое. Чондэ увидел Сокджина, как будто бы обрадовался — должно быть, ждал их, - поднял руку, указывая направо, видимо, там располагался другой вход в похоронный дом. Юнги двинулся туда, заметив знак Чондэ, но журналисты тоже его заметили и, как зомби по команде кукловода, обернулись.

Почему сравнение с зомби пришло на ум Сокджина в этот момент, он не знал, но журналисты были настолько взъерошенными, возбужденными, взгляд их горел голодом и желанием растерзать — даже оторопь взяла. Увидев Сокджина, толпа сорвалась с места и рванула к нему, Юнги цапнул его за плечи и с настойчивостью тарана потащил вперед. Они шли, оглушаемые криками, ослепляемые вспышками, опустив глаза, Юнги, чувствовал Сокджин, изо всех сил старается не огрызаться, он просто молчал, сцепив зубы.

- Господин Мин, прокомментируйте слухи о том, что трагедия с господином Кимом — дело рук директора «Чон МотоВело», Чон Хосока, - над воющей толпой особенно звонко верещал высокий мелодичный голосок молодого парнишки, с микрофоном наперевес лезущего к Юнги.

Рыжие волосы, аккуратно уложенные, пуховичок с логотипом «Спортс Иллюстрейтед», озябшие слегка, маленькие пухлые, как переваренные сосиски, пальчики. Пак Чимин, спецкор журнала. Хотя, новости о трагедии в клубе «Ким Спорт» вряд ли интересны только спортивным обозревателям. Юнги бросил полный ненависти взгляд на Чимина, и Сокджин решительно поднял руки и сгреб друга в охапку, с удвоенной силой потащил за собой.

- Господин Ким! - возопил Чимин ему в спину.

Журналисты давили друг друга и давили спортсменов, охрана уже мчала от похоронного дома на выручку последним, и, видя это, журналисты усилили напор, один в запарке толкнул другого, третий врезал четвертому камерой в челюсть, началась драка. Воспользовавшись сумятицей, охрана выхватила спортсменов из этого слепящего и оглушающего ада и буквально забросила в помещение, закрыв за ними тяжелые двери за засов.

Тишина оглушала, звенела в ушах, хотя не была абсолютной. Сокджин прислонил злого, трясущегося от жажды убивать Юнги к стене, вжал его плечи, заставил поднять глаза и смотреть на себя, ткнувшись лбом ему в лоб.

- Слушай мое дыхание и дыши в том же ритме, - прошептал он, и Юнги послушался.

Они дышали минуты две, мерно, глубоко. Сокджин чувствовал, как, несмотря на мороз, лоб Юнги вспотел, как аромат его туалетной воды расцвел ярче. Глаза Юнги были прикрыты, реснички трепетали, Сокджин чувствовал на губах дыхание друга, срывающееся от еле сдерживаемой ярости. Потом он ощутил, как напряженное тело под его руками успокаивается и расслабляется. Ему было жарко в пальто, он чувствовал, Юнги тоже жарко, и медленно его отпустил. Взгляд друга уже не грозил катастрофой.

- Молодец, - прошептал Сокджин, облизав губы.

- Все в порядке? - выскочил к ним Чондэ.

- Я засужу этих ублюдков, когда будет время, - прорычал тихо и устало Юнги.

Оправился, кашлянул. Сокджин оглядел его, кивнул Чондэ, и втроем они вошли в прощальный зал.

Седжин стоял тут, серьезный, как перед решающим заездом. Смотрел на портрет господина в ворохе букетов и венков, на одном из которых было написано: «От клуба, с вечной благодарностью, вы вечно наш капитан». Сокджин ощутил, как резко защипало в глазах.

Они частенько звали господина Кима своим капитаном.

За спиной шумно выдохнул воздух Юнги, Чондэ положил руку ему на плечо и чуть сжал.

Сокджин поклонился тренеру и, сняв ботинки, вошел первым в зал, пол был теплый, гладкий, по нему приятно ступать. Госпожа Ким, в черном ханбоке с нижней белой рубахой, ненакрашенная почти, с простым узлом, с траурной повязкой на руке казалась совершенно не похожей на себя привычную. Все и всегда удивлялись, как она, женщина зрелых лет, мать двоих взрослых сыновей, и выглядит такой юной — ей всерьез не давали больше сорока пяти. Сейчас она враз постарела: сетка морщин покрыла лоб, глаза, рот, между бровей пролегла бороздка, губы, обычно раздвинутые в улыбку, сжаты в тонкую бледную покусанную полоску. По ее глазам, потухшему взору, видно, сколько она плакала. Но она держалась: спина ровна, руки на переднике ханбока, величава и прекрасна.

Вдовствующая королева.

Рядом с ней стоял высокий молодой мужчина лет Сокджина, плечистый и крепкий фигурой, светлые волосы уложены стильно, но без вычурности, соответствующе моменту. По нему почему-то явственно читалось — не местный, хотя чертами он был копия госпожи.

- Госпожа, - негромко произнес Сокджин, кланяясь ей так низко, как требуют традиции.

- Сокджин, мальчик мой, - прошелестел ее приятный голос, усталый, чуть-чуть уловимо хриплый. - Любимый гонщик капитана Кима...

- Госпожа, прошу, примите мои соболезнования, - Сокджин ненавидел себя за то, что голос его дрогнул.

Но она лишь коротко улыбнулась и протянула к нему руки, маленькие, с аккуратным маникюром, и кольцом. Обычно ее пальцы были унизаны множеством колец и перстней, но сегодня она надела лишь его, то самое. Сокджин понимал, что глаза его наполнились слезами, но он держал их из последних сил. Сжав ее ручки так бережно, как только умел, он снова поклонился ей, и ощутил, как ее пальцы дрожат.

И как они сжали его руки в ответ, словно утешая. Она, потерявшая мужа и сына, утешала его, черт...

Он отпустил медленно ее руки, давая возможность Чондэ и Юнги высказаться перед ней, подошел к стоявшему подле нее мужчине.

- Господин Ким, - поклонился гонщик.

Мужчина ответил поклоном, его взгляд был сух и сдержан, губы сжаты, кажется, он покусывал щеки. Его матовая, смуглая кожа резко контрастировала с белой кожей госпожи, но он был похож этим на отца. Сокджин знал, в венах семьи Ким течет немного китайской крови.

- Я Ким Сокджин, господин.

- Наслышан о вас, - ответил мужчина. - Отец очень ценил вас, и брат тоже.

Сокджин снова поклонился и подошел к месту поклонения. Преклонив колени, он опустил корпус, совершая первый из поклонов, изо всех сил борясь с желанием просто заорать на весь дом от ужаса осознания произошедшего — оно волнами накатывало на него с того момента, как он узнал о трагедии.

Он смотрел на улыбающееся приятное лицо господина Кима на портрете. Понимал, что прах его уже находится в семейном колумбарии. Понимал, что никогда больше он не услышит его низкого доброго голоса, умного слова, его поздравлений с победой... Он встал и отошел, давая проститься Юнги и Чондэ. Обернувшись, он снова, коротко, поклонился госпоже и господину Намджуну и подошел к Седжуну.

- В зале напротив прощаются с господином Намчоном, - еле слышно прошептал он.

- Я дождусь Юнги.

- Хорошая идея. Чон Хосок тут.

Да, Юнги нельзя было оставлять одного.

Маленький сын господина Намчона стоял подле матери и вел себя как взрослый — нахмурив брови, старался не плакать, стоять ровно и терпеливо принимать соболезнования. Госпожа Ким приняла поклон от Сокджина, ее глаза были влажными, она сжимала в дрожащей руке платок.

- Муж очень ценил тебя, - сказала она Сокджину, глядя ему в глаза взглядом убитой горем женщины, который вынести может только сущий камень. - Ты лучший гонщик их всех, он часто говорил это.

- Он был чудесным человеком, госпожа, - выдавил из себя Сокджин. - Господин Джумин, уверен, вырастет таким же.

Мальчик смотрел на Сокджина с каким-то ожиданием во взоре. Когда гонщик подошел поклониться ему, он вдруг скорчил моську и рванул к нему, ткнулся личиком в его живот и зарыдал, но так как невероятно сильно стыдился, то ревел, сжав губы и зубы. Госпожа ахнула, но Сокджин обхватил ребенка руками, не давая всхлипам пробиться наружу, и покачал головой, глядя ей в глаза.

- Все в порядке.

- Ты его любимый гонщик, как и отца его, - прошептала госпожа, прижав платок ко рту. - Джумин любит тебя, Сокджин, он восхищается тобой.

Сокджин покивал, обнимая мальчика, похлопывая его по спине. Закрыв глаза, он слушал этот вой в свой живот, чувствовал, как сильно детские руки обхватывают его талию. Понадобилось много времени, прежде чем Джумин взял себя в руки. Сокджин взял его за руку и повел в уборную, госпожа не могла оставить прощальный зал и гостей.

В уборной было тихо, прохладно, освещение, неприятно, слепяще-белое раздражало взор. Сокджин дождался мальчика из кабинки, затем помог умыться и аккуратно утер лицо.

- Вам трудно тут, я понимаю, - сказал он тихо, глядя мальчику в глаза, гладя его по плечу. - Но у вас мама, она женщина, ей нужна поддержка.

- Я понимаю, мне стыдно...

- Не стыдитесь слез, господин. Они льются по отцу, - возразил Сокджин. - Хуже, если вы не станете горевать. Ваш дядя приехал, все будет хорошо.

- Дядя чужой...

- Дайте ему время, идет? Господин Намджун долгое время не был в Корее, он всего тут боится. Помогите ему, поддержите его. Вы уже взрослый, господин Джумин.

Мальчик слушал мягкий и тихий голос Сокджина и постепенно перестал всхлипывать. Умывшись, он с досадой и виной посмотрел на мокрую рубашку и пиджак гонщика. Тот слабо улыбнулся.

- Ерунда, высохнет.

Вернув мальчика матери, Сокджин пошел искать Юнги и вскоре нашел в трапезной. Юнги сидел за столом с гонщиками, ел с мрачным видом, от которого, говорят, тофу тухнет. Чондэ и Чанель о чем-то возбужденно спорили, но так как кричать они не решались, спор велся свистящим, вполне устрашающим шепотом. Сокджин двинулся было к ним, но тут запнулся на полушаге.

Вокруг него постоянно мельтешил разный люд, гонщики, сотрудники компании, друзья господина и его сына, их родственники, партнеры по бизнесу. Сокджин не толкался, конечно, но все они были для него одной сплошной серой массой, назойливо шебуршащей вокруг, однако, теперь он остановился, как вкопанный, потому что из массы впереди него отделился высокий молодой человек и вперил в него свои пронзительные шоколадные глаза.

Где-то на задворках сознания Сокджин отметил — он окреп, волосы отрастил за... сколько мы не виделись?... месяц, два?

- Привет.

Его голос так же низок и словно вкрадчив. Вокруг толчея и гул, но Сокджин улавливал не только то, что он говорил, но и звуки его дыхания. Каждое движение, вплоть до кадыка, каждое изменение на его лице, оттенки настроения в мимике.

- Привет, - моргнув спокойно, Сокджин двинулся дальше, к столу гонщиков.

- Сбегаешь? - чуть приподнял уголок губ.

Спасаюсь, подумал Сокджин. Крепкие горячие, даже сквозь ткань пиджака и рубашки, пальцы сжались на его локте и заставили остановиться. Сокджин послушно замер, но не обернулся.

- Соболезную, - прошелестел этот голос возле самого уха.

- Выскажи родным.

- Ты лучший гонщик клуба.

Сокджин воздержался от ремарки на этот счет. Чужие пальцы жгли, он понимал, что вот-вот выдаст себя. Выпростав локоть, двинулся дальше.

- Хосок хочет поговорить с тобой, - остановили его на этот раз голосом.

- Мне не о чем с ним беседовать.

- Уверен?

- Да.

- Со мной тоже?

- Да.

- Все дуешься?

- Нет.

- Тогда поговори со мной, не веди себя так.

- Я не могу с тобой говорить.

- Почему же?

- Нормальные люди не говорят с пустым местом.

Запнулся. Отлично. Сокджин двинулся дальше, весь дрожа от ярости, волнения, его сердце болело, руки вспотели, взгляд стал очень тяжелым.

«Все дуешься?»

Дуешься?! Дуешься!?

- Это был Ким мать его в жопу ебали матросы Тэхен? - уточнил Юнги, когда Сокджин сел подле него и пододвинул к себе поднос с уже остывающей едой.

- Да, - кивнул Сокджин, наворачивая еду, так словно месяц не ел, хотя она была не очень вкусной. Ему нужно было хоть чем-то занять себя.

- Я видел Чон Хосока тут, - сказал Чанель, сидящий напротив. - Он привез Чонгука.

Взгляд на Юнги — желваки по лицу, ясно, едва сдерживается.

- Юн, они имеют право, госпожа не препятствовала, - заметил Чондэ мягко.

- Знаю, поэтому они оба еще живы, - процедил Юнги.

- Завтра с утра я на трассу, - сказал Сокджин.

- Ты уверен? Похолодало.

- Сейчас май, холодать долго не будет, - ответил за него Юнги. - А тренироваться надо. Я так понял, нашу заявку на участие в заездах на трассе в Сузуке никто не отзывал.

- Я так понял, да, - кивнул Чанель. - Тренер сказал, управляющий Ким Намджун завтра хочет приехать, вместе с матерью, и поговорить с нами всеми, так что я тоже буду.

Сокджин скрипнул зубами. Он понимал, что тренировочная трасса, как и сам мотоцикл принадлежат не ему, что Хванан — собственность компании, как и он... он сам, собственность. Но он-то может уйти, а вот Хванану придется остаться. Сокджин не может просто прийти на трассу и просто погонять, выветривая звенящее в сердце и голове желание рвать и метать, желание сорваться с обрыва и рухнуть. Он многие разы взлетал над ямами, каждый раз мельком смотрел на ее дно, думая — как это, оно, упасть и не встать?

Должно быть, все равно будет больно перед тем, как...

А если спасут, и он останется инвалидом? Хуже нет жизни для спортсмена, чем стать инвалидом.

- Мы все придем, - уселся возле них тренер и устало выдохнул. - Управляющий Ким Намджун... черт, как длинно. Господин Ким приедет к полудню...

- ...соня...

- Юнги! ...и поговорит с нами. Насколько я понял с его слов, у него не особенный опыт в управлении серьезным клубом, и с мотоциклетным спортом ранее он дела не имел, остальная деятельность «Ким Спорт» ему понятна, он управлял филиалом в Нью-Йорке, но вот мы...

- Если он заговаривал о том, чтобы вас распустить, то добро пожаловать в «Чон МотоВело», - раздалось у него над головой.

Юнги дернулся встать, но Сокджин его опередил: вскочив с места, он одним прыжком перепрыгнул и стол, и сидящих за ним, впился крепкими пальцами в глотку нахалу, ворвавшемуся в их разговор и без разговоров потащил к выходу из зала. Окружающие отреагировали ожидаемо: кто-то вскрикнул, кто-то завизжал, кто-то вскочил подойти помочь, но лицо Сокджина в данный момент было способно оттолкнуть от него даже каменное изваяние, не только человека.

Он вытащил сопротивляющуюся хрипевшую ношу в коридор, где никого не было, ткнул спиной в стену и прижал к ней. Ноша была молодым человеком, на вид моложе Сокджина, траурный костюм сидел на нем очень ладно, подчеркивая безупречные мускулистые формы, круглые глаза сверкали яростью, большой нос сморщился, тонкие губы сжались. Его черты были совершенно брутальными, но что-то в его облике сквозило совершенно подростковой несерьезностью. Прическа его, черные волосы, была уложена лихо, словно парень собирался на модную тусовку. Сокджин приблизил свое лицо к его лицу очень близко, и они плавили друг друга взглядами.

- Ты какого, блять, сука, Чон Чонгук, приперся сюда?! Ты приперся на похороны, ублюдок ты мелкий! Сука, сиди, если не гонят, и не вякай, нахуй в сторону дыши, - прошипел Сокджин, облизав полные губы, так как они от ярости сохли.

- А ты тут кто такой, чтобы меня на место ставить? - голос Чонгука звучал дерзко.

- Я тут, как и в этой стране — первый гонщик, и не тебе, лузеру, это не знать! Я первый мотор клуба, ублюдина ты проебучая, закрой хавальник свой и пиздуй блять нахуй с глаз моих отсюда, еще раз ты такие речи толкнешь перед нашими парнями, перед нашим тренером, сука, на похоронах человека, пыли с ботинок которого ты не стоишь, блять мерзотная, я тебя так уебу об асфальт своим мотоциклом, тварь!

- А я и не знал, что вы умеете так ругаться...!

Сокджин замер. На лицу Чонгука расплылась самодовольная улыбка, он оттолкнул Сокджина от себя и красивым движением оправил пиджак.

Обернувшись медленно, Сокджин увидел журналиста, Чимина, стоявшего в трех шагах от них с маленьким черным диктофоном в дрожащей руке. Чонгук открыл рот что-то сказать, Чимин оглядел Сокджина с ног до головы, гонщик выдохнул, потом резко выставил руку и схватил Чимина за горло.

Чонгук так и остался стоять с открытым ртом. Отпихнув его, Сокджин потащил Чимина за собой к служебному выходу, к которому и вел этот коридор, на ходу выдернул у него из рук диктофон, сунул в карман, затем, распахнув дверь на улицу, где дул холодный для мая ветер, обшарил карманы барахтающегося задыхающегося журналиста, нашел еще диктофон, тоже забрал себе, все так же не говоря ни слова. Чимин царапал его руку, Сокджин держал его над полом, что его рост и рост Чимина вполне позволял, и, убедившись, что более ничего враг не припрятал, гонщик просто вышвырнул мальчишку за порог и с грохотом запер дверь.

Чонгук стоял на месте, ошарашенно глядя на идущего к нему, очень медленно, старшего. В глаза Сокджина смотреть было трудно, столько ненависти разом Чонгук даже к себе там еще не видел ни разу. Он был так изумлен увиденным, что не заметил, как за его спиной появился еще человек, и когда он заговорил — подскочил на месте.

- Что тут, блять, такое?

Сокджин достал диктофон и с размаху припечатал его об пол. Затем еще раз и еще. Затем подошел к рукомойнику и открыл воду, кинул аппарат туда. Так же поступил со вторым диктофоном. Потом аккуратно выкинул все осколки, закрыл воду, повернулся к Чонгуку и, вытирая руки о полы его пиджака, глядя ему в глаза сказал:

- Еще раз, сучья морда, я увижу тебя вне трассы — пеняй на себя. Как эта рыжая шалава твоего босса, ты легко не отделаешься. Возьми мои слова в уши и пиздуй блять отсюда!

Юнги стоял рядом и смотрел свирепо на юного гонщика, потом взял Сокджина за локоть и повел за собой. Тот старался не смотреть на Чонгука, на людей, притихших в зале, старался справиться со своей яростью.

- Госпожа видела, как ты утащил Чонгука прочь, она испугалась, - сказал Юнги сквозь шум в ушах. - Идем, надо объясниться.

В голове звенит, руки трясутся, но надо, надо привести себя в чувство. Сокджин высвободился из руки друга, показывая, что с ним все в порядке. Оправил пиджак, убрал выбившиеся из прически пряди волос на затылок. Юнги оглядел его, видимо, удовлетворился увиденным, двинулся дальше.

Госпожа Ким, и господин Намджун были в комнате приготовлений, так как только тут можно было побыть одним. Госпожа сидела на кушетке, ровная, спокойная, ее сын — прохаживался, меряя помещение длинными ногами. Сокджин подумал, что господин Намджун очень похож с господином Намчоном фигурой и ростом.

Они закрыли за собой двери, поклонились.

- Что-то случилось? - спросила спокойно госпожа, глядя на Сокджина.

- Госпожа была очень великодушна, позволив конкурентам нашего клуба прийти и засвидетельствовать почтение ушедшим, - сказал Юнги. - Один из них, правда, еще слишком юн, нуждался в инструкциях по поведению в таких местах. Сокджин был любезен с ним.

- Зачем ты открывал двери? - спросила госпожа.

- На прощание пробрался журналист, вероятно, один из конкурентов его приволок. Сокджин его выставил.

- Почему? Ведь он пришел с гостями, они за него поручились?

- Они вызвали Сокджина на агрессию специально, чтобы записать на пленку его разговор с тем невоспитанным гостем. Мы не хотели скандала.

- Так ты выкинул этого журналиста за дверь?

- Да, госпожа, Сокджин забрал все записывающие устройства у журналиста и вышвырнул его на улицу.

- Какое издание?

Голос господина Намджуна звучал почти так же, как у господина Намчона — низкий, чуть уловимо хрипловатый тембр, приятный слуху. Юнги обернулся к нему.

- «Спортс Иллюстрейтед», господин.

- Я смотрю, у них что в Штатах, что в Корее, одна только шушера работает! - фыркнул мужчина.

- Этот журналист, бывало, хорошие статьи о нас писал, но если речь идет о скандалах, он всегда на передовой, - усмехнулся Юнги. - Его надо ставить на место.

- Они могут засудить нас, но поступок мне понятен, не осуждаю, - сказала госпожа. - Намджун, стоит дать команду юристам. Сделаем первый шаг, засудим их.

- Не стоит, диктофоны пришли в негодность, у нас не будет улик, - сказал Юнги виновато.

- Юристы на то и юристы, чтобы делать свою работу в любых условиях, - улыбнулся Намджун. - К тому же... с кем из гостей пришел журналист? Я четко приказывал не пускать прессу.

- Он пришел с главой «Чон МотоВело», господин, - улыбнулся ехидно Юнги.

- Отлииииично! - рассмеялся недобро Намджун. - На трассе обставить нас не могут, так лезут с другой стороны подгадить нам... Если еще выяснится, что именно директор Чон Хосок причастен к гибели отца и брата...

Юнги с одобрением слушал господина Намджуна, как и госпожа. Сокджин смотрел на руки женщины, на ее блестящее кольцо, и думал о том, как утихомирить ярость в душе, которая все клокотала.

- А почему Сокджин не отвечает сам, он, вроде, умеет говорить? - услышал он вдруг вопрос господина.

Юнги улыбнулся.

- Он зол. Ему не стоит сейчас отвечать, для этого пришел я.

- Он не умеет хорошо контролировать свою ярость? Как же он выходит на трассу?! Да еще и лучший гонщик клуба! - удивился Намджун.

- На трассе его ярость аккумулируется в энергию, можете не сомневаться, - улыбнулся Юнги.

- Это похвально. Но настораживает... Сокджин, вам придется говорить со мной самому, - подошел и посмотрел на гонщика господин.

Сокджин поднял на него глаза, в которых, он точно знал, сейчас бурлит ярость.

- Он оскорбил честь клуба и память господина, господин Ким. Я не могу перестать злиться так быстро. Относительно моих навыков — я слышал, завтра вы приедете в клуб. Сможете увидеть меня на трассе.

- Отлично. Ты умеешь говорить много, - улыбнулся Намджун, и на щеках его появились ямочки. - На самом деле, я видел твои заезды. Впечатляет. Правда, с экрана плазмы, но... ты молодец.

Сокджин промолчал, похвала прозвучала для него как снисхождение. Юнги понимал все его мысли и чувства, но помочь не мог, от этого дергался.

- Мы оставим вас, госпожа... господин, - поклонился он.

Сокджин поклонился госпоже и стремительно вышел из комнаты, оставив дверь открытой для Юнги. Намджун хмыкнул, перевел взгляд на мать — но она смотрела на него осуждающе. Юнги вышел, прикрыв дверь, про себя так же недовольный новым начальством.

Пульс бьет в висках, шлем давит на голову, приятное чувство. Руль в руках цепко, тело в напряжении слилось с Хвананом. Езда на гоночном мотоцикле по трассе сродни сексу, часто думал Сокджин. То же единение, наслаждение друг другом и дорогой под шуршащими колесами, та же эйфория от самого даже процесса езды, и... наверное, Сокджин никогда не признается никому в этом...но... иногда, когда у него получалось ездить по трассе одному, когда другие гонщики еще не прибыли или уже уехали по домам, а он оставался кататься под неусыпным, просто слегка дремлющим оком Седжина. Иногда он разгонял Хванан до такого состояния, что, казалось, парил над асфальтом, и, финишируя, финишировал сам. И этот оргазм, когда он не прикасался к себе, не думал ни о чем сексуальном, просто ехал и просто сливался с машиной и дорогой в летящее ядро, этот оргазм был невероятно силен. Он долго не мог прийти в себя после него, потом стыдливо ехал в гараж, чувствуя, что срочно нуждается в душе и смене одежды. Ему было неловко, что его тело так реагирует на скорость — но потом это чувство прошло. К тому же, редко удавалось так поездить — самому с собой.

Если бы люди знали об этом, его сняли бы с гонок навсегда. Он и сам не понимал. как ни разу не разбился...

Сейчас он был на трассе не один, вокруг ревели моторы других гонщиков клуба, слышались сквозь шум в ушах голоса, ветер. Но Сокджин старался слышать только Хванан. Он думал о том, что как в постели надо все внимание уделять партнеру, так и на трассе — машине, иначе эффекта не будет ни для кого. Он сжимал руль, плавно обходя повороты, переходил с круга на круг, объезжал других гонщиков, он чувствовал, как ему жарко, жарко в новой форме, что только две недели назад была заказана и вот сегодня получена. Он еще не обносил ее по себе, и кожа куртки и штанов дискомфортила.

Еще и по этой причине он не мог разогнаться как следует.

Затем в усилителе прозвучал голос Седжина:

- Заканчивайте круг и приходите в общий зал! Время к полудню!

Черт! Он сжал зубы — его круг как раз заканчивался. Мимо промчался Холи Спирит с явно недовольным Юнги, Сокджин видел по нервно подрагивающей спине, что друг разозлен не меньше него.

Оставив машину под бдительным оком техников, Сокджин стянул шлем, швырнул в него подшлемник, повесил на руль машины, и двинулся к зданию клуба. Было несолнечно, но тепло, уже совершенно майская погода, по небу бежали пушистые облачка, ветерок дул теплый, Сокджин расстегнул куртку и оттянул футболку, облепившую тело. После езды его шаг всегда был неспешным, как будто смола по стволу дерева сочится. Так же шли остальные гонщики.

Юнги взъерошил мятные волосы и обернулся, словно показывая, что ждет друга.

- Мне казалось, или тебе этот господин не понравился? Вы смотрели друг на друга с крайним раздражением вчера, ты делай скидку, он не спортсмен, в гонках толком ничего не сечет...

- Кого волнует наше мнение? - сказал Чондэ, идущий рядом с ними. - Пришел новый управляющий компанией, пока малец Джумин не подрастет, нам нужно знаться с господином Намджуном, смотреть ему в рот и все такое. Одна надежда — он тех же лет, что и треклятый Чон Хосок, и будет вести такую же политику агрессивную, что и тот, а то зарываться стал...

- Как бы он не заставил нас больше сниматься для рекламы, - заметил Юнги. - Я люблю, конечно, это, популярность клуба растет, все же мы тут мордами все вышли, но это отвлекает от тренировок.

- Как решит глава клуба, так и будет, - подытожил Чанель.

Сокджин кивнул, соглашаясь с ним.

В зале общего сбора он уселся с Юнги за отдельный столик, нет, они никого не сторонились, просто Юнги в моменты раздражения только Сокджина мог терпеть рядом, а Сокджин — только Юнги, который читал его мысли и высказывал их, при необходимости.

Зал был огромный, светлый, кажется, даже в такой день, даже в самый пасмурный из дней, здесь откуда-то брался свет, с оттенком карамели. Из обстановки: автоматы с водой и едой, разумеется, без отклонения от спортивного режима, столы и стулья, небольшая кафедра, потому что Седжину нравилось быть в некотором роде преподавателем для гонщиков, это была маленькая слабость, и ребята ему подыгрывали в ней. Еще имелось огромное на всю стену панно с изображением сцены из анимэ Блассрейтер, который обожал Джумин, и господин Намчон заказал это панно на стену, чтобы привить ребенку любовь к поездкам на трассу.

Хотя Джумин обожал трассу и без панно, а оно само стало визитной карточкой этого места, и гости трассы, журналисты, туристы — все любили делать возле него селфи. Сокджин смотрел на панно и думал о Джумине. О том, что вскоре он сам захочет сесть в седло мотоцикла.

Если этот его дядя ему не запретит, конечно. Госпожа Ким и госпожа Намчон, конечно, не станут возражать, господин Намчон был хороший мотоциклист, и гонщики часто звали его тренироваться с ними. Он смеялся и смущался, а сын с таким восторгом смотрел на отца в эти минуты. Джумин восхищался Сокджином, сказала его мать. Нет. Он восхищался своим отцом.

Из мыслей гонщика вырвал Юнги, положивший горячую руку на его кисть. Все в Юнги надежно: руки, взгляд, голос, он сам. Они знакомы с первых дней в клубе, и сразу сошлись и стали друзьями. Юнги знает о Сокджине настолько много, что, как говорилось, читает его мысли, и Сокджин тоже, чувствует Юнги. Сейчас друг сжал его пальцы, потом подтянулся и вытер глаз Сокджина. На щеке остался влажный трек.

- Соринка там, - сухо произнес Юнги, отводя взор.

- Да, спасибо, Юн.

- Приехали, походу...

Прислушавшись, Сокджин, в самом деле, уловил где-то извне, со стороны парадного входа в здание, рев мотора автомобиля, и вскоре госпожа Ким уже сидела в кресле, что приволок для нее тренер из кабинета, и держала стаканчик кофе с руках. Она захотела именно его, хотя имелся бар с чашками — но бармен-бариста знал, в семье Ким очень любят кофе из стаканчиков, такие удобно брать на трассу. Сейчас госпожа никуда не шла, но никто и не подумал предложить ей чашку.

Господин Намджун встал за кафедру тренера, и Седжин смотрел на это, сидя возле него, с оттенком ревности, что могло бы повеселить гонщиков в другую минуту.

- Джумин хотел приехать, но его матери не очень хорошо. Она привезет его на неделе, - улыбнулась словно бы виновато госпожа, начиная собрание.

- Мы расстроены, мы очень ждем господина Джумина, нашего старшего лейтенанта!- загоготали гонщики, глядя на нее искрящимися глазами, зная, как она хочет услышать именно эти слова. - Передайте старлею Киму, клуб ждет его с нетерпением!

Она засмеялась, прикрыв улыбку ладошкой. Сокджин улыбнулся ей, она, найдя его взгляд, улыбнулась ему в ответ.

- Я пришла поговорить с вами, как... вдова капитана, - выговорила она, мужественно расправив красивые хрупкие плечи. - В первую очередь: спасибо. Я слышала, все вы решили остаться в клубе и выступать на трассах под нашими знаменами. Спасибо.

Она сделала паузу, беря себя в руки. Все молчали. Три остальные стены общего зала занимали стеклянные окна, за ними видно было, что солнца нет, но в помещении... черт, подумал Сокджин, почему ощущение, что мы находимся на борту Наутилуса, вокруг бушует жизнь, а мы тут, собрались, в тепле, тут светло, и говорим так, словно мы на борту подводной лодки...

- Затем. Я уже познакомила вас вчера, но, думаю, сейчас нужно официально упомянуть об этом. Это — мой младший сын, мой и президента Кима, господин Ким Намджун. Он восемь лет жил в США и работал и учился там. Он возглавлял филиал компании в Нью-Йорке, у него огромный опыт в руководстве компанией, связывающей работу со спортом, велогонки, клуб велогонщиков в США и их успехи — заслуга Намджуна. Узнав о случившемся, он приехал в Корею, оставив в Штатах управляющего, чтобы принять тут бразды правления компанией — до тех пор, пока не подрастет и не войдет в ум мой единственный внук, Джумин. Намджун, думаю, теперь тебе стоит взять слово.

И она сделала глоток кофе, бросив взгляд на сына. Тот кивнул матери и оглядел присутствующих спокойным, суховатым взором.

- Я Ким Намджун, с этой минуты и пока не войдет в нужные года мой племянник — и.о.президента компании «Ким Спорт». Я президент вашего клуба так же, с этой минуты. Ближайшие недели две я пересмотрю дела и бумаги по клубу, уверен, там все будет хорошо, так как отец и брат толково вели дела, но я должен быть в курсе. У меня есть виды на клуб, не стану скрывать, разумеется, они связаны с рекламой, и не только, впрочем, я постараюсь, чтобы на тренировках и участии клуба в заездах это не отразилось. Это что касается общих моментов. Вы работаете так, как привыкли, готовьтесь к заезду в Японии, мы совершенно точно туда едем — и совершенно точно я жду вашей там победы.

И все взгляды, включая самого Намджуна, повернулись к Сокджину и Юнги. Они почувствовали себя как-то странно, не зная, как реагировать, осторожно кивнули.

- Теперь касаемо вчерашнего инцидента, - сказал Намджун, не отводя от них взгляда. - Мы подали иск против издательства «Спортс Иллюстрейтед», они опоздали на час подать против нас. Камеры в похоронном доме засняли процесс, и, отчего-то мне думается, удачно, что они не пишут звук.

Сокджин не отводил глаз, потому что никакой причины к тому не видел, ощущал себя правым и чувствовал, что все вокруг согласны с тем, что он поступил оправданно. Госпожа не смотрела ни на кого, лишь чуть сжимала стаканчик с кофе в своих руках.

- Они винят нас в том, что журналист получил легкие увечья на шее, а так же мы сломали им дорогостоящее оборудование, с нашей стороны — нарушение прямого запрета на ведение трансляции и записей на похоронах, о котором мы предупреждали прессу ранее и несколько раз. Так же, компания «Чон МотоВело» могла подать на нас иск на нанесенные их гонщику моральный вред и увечья, но здесь мы сумели договориться с директором Чоном «полюбовно» - я вчера имел часовую беседу с ним по телефону, признаться, не так я хотел начать знакомство с конкурентами, не так...

Сокджин даже и не думал опускать голову или чувствовать себя виноватым, и Намджуна это явно бесило.

- Что-то подсказывает мне, что вы, Сокджин, и не думаете сокрушаться о содеянном.

- Именно, - голос гонщика звучал негромко, но из-за эха в помещении каждое слово звучало четко.

- Вы понимаете, что так вопросы решают подростки, а не взрослые люди?

- Чон Чонгук — двадцатитрехлетний пиздюк, и разговаривать с ним так, чтобы он понял, можно только на его языке, господин Намджун, - сказал Юнги.

- Я так понимаю, весь клуб на стороне Сокджина в этом вопросе? - поднял бровь Намджун.

- Мы всегда на стороне Сокджина, так как он ратует за благополучие клуба, - сказал Чондэ, и остальные гонщики его поддержали кивками.

- Если мы проиграем процесс со «Спортс Иллюстрейтед», они мало того что заставят извиняться, компенсировать порчу техники, так еще и выпишут не сегодня, так завтра статью про нас, - терпеливо выговорил Намджун. - Из-за страстной натуры гонщика мы поимеем много бед...

- Если бы не моя страстная натура, я не стал бы первым мотором, - сказал Сокджин.

- На трассе будешь показывать свой характер, а тут изволь вести себя тихо! - прорычал Намджун, вперив в него горящие глаза. - Я из-за тебя должен терять деньги и выглядеть заведующим детского сада, так ты еще и пререкаешься?! Слишком много власти и свободы тебе давал мой отец, ну так я тебе крылья обрублю!

- Ты сейчас точно уверен, что хочешь этого, блять, или все же мозгами подумаешь?! - вскочил Сокджин, отшвырнув стул, да так, что он врезался в стену, чтобы была на приличном расстоянии от стола, выбил на ней щербинку и рухнул, скореженный, на пол.

В зале повисла звенящая тишина. Юнги удивленно и даже напугано смотрел на друга, остальные гонщики вообще дышать боялись, Седжин выдохнул, поднимаясь.

- Сокджин, принеси мне куртку из кабинета, холодно что-то, - тихо сказал он.

- Ты что сейчас сказал?...

Намджун медленно вышел из-за кафедры и пошел к Сокджину. Его глаза горели, уши покраснели от ярости, губы стиснуты в ярости.

- Ты чего мне сказал, ты — гонщик?! Ты мне сказал думать башкой?! А ты башкой думать умеешь — так со мной разговаривать?!

- Сокджин, сходи и принеси мне куртку, живо! - рявкнул Седжин.

- Никуда он не пойдет, он будет стоять тут и слушать меня...

- Намджун!

Господин замолчал, услышав голос матери. Она поставила аккуратно на стол стаканчик, поднялась и подошла к нему.

- У нас не Америка, господин Ким, - сказала она спокойно. - У нас не хамят гонщикам, которые приносят призовые места. Сокджин, тренер приказал принести куртку.

- Да, тренер, простите, - поклонился ему Сокджин и стремительно удалился в сторону лестницы на второй этаж.

Он слышал, как Намджун за его спиной кричит на тренера, Седжин и госпожа пытаются урезонить его, а гонщики...

Сокджин развернулся на ступеньках лестницы и увидел, как шаркают кресла, как ребята встают с мест и уходят из зала. Они все встали и вышли на трассу снаружи, молча, решительно. Зал опустел. Гонщик смотрел на ошарашенного молодого мужчину, на качающую головой женщину рядом, на Седжина, что стоял, уперев руки в бока, рядом с ними.

- Так с ними нельзя, - сказал он со всей деликатностью, на какие только был способен. - Они лучшие гонщики и заслужили уважение. И поступок Сокджина... они все одобряют. Господин Ким был для нас лучшим, и когда его при нас оскорбляют, его память... я сам пошел бы бить морду, хотя понимаю, что это неправильно. Сокджин тоже понимает. Господин Намджун...

- Я не спрашивал вас, тренер, но вы все же высказались, - процедил Намджун. - Передайте этому вашему... Завтра к полудню я буду ждать его в кабинете в офисе, адрес, уверен, он знает. Если не явится на разговор — он уволен к чертям из клуба!

- Господин! - воскликнул Седжин. - Да его тут же с руками оторвут все мотоклубы! Они же его все годы эти сманивают, какие только горы золотые ни сулили...

- Мне срать! Если он не ведает дисциплины и не умеет молчать, когда надо... Мне он не нужен. Что молчать он умеет, я знаю! Все!

- Сын! - возмущенно воскликнула госпожа. - Отец...

- Мама, все! - было видно, Намджун в бешенстве. - Не придет — пусть уматывает!

По лицу Седжина было видно четко, какая буря клокочет в нем. Он опустился на свое кресло, что прикатил обратно после отъезда владельцев клуба, вздохнул. Сокджин поставил перед ним стаканчик кофе.

- Сокджин...

- Я все слышал. Простите, что вам пришлось...

- Я бы его урыл своими руками, но нельзя мне, понимаешь?! - расхохотался устало Седжин. - Мальчик, я на твоей стороне, и для меня удовольствие защищать тебя, ты же знаешь... Черт, я бы своими руками удавил гребанного Чимина, и Чонгука... И я знаю, знаю, я не прав, поддерживая тебя, но что я могу сделать, этот клуб — мой дом?! Господин Ким был мне как отец! Господин Намчон — черт, парень!...

- Знаю. Но мне все равно неловко.

- Он тебя не уволит. Пусть орет что хочет, он не дурак, - посмотрел на его все еще стоящую фигуру тренер. - Но ты уж с ним помягче. Твою натуру я знаю, не прошу ехать к нему... или с тобой поеду...

- Я сам.

Седжин удивленно посмотрел на Сокджина. Тот слабо улыбнулся.

- Ему хочется позверствовать, ему плохо, он ничего тут не умеет и не знает, он разозлен гибелью отца. Ему хочется зверствовать, как я, но он так не может, поэтому злится, это причина. Что ж, пусть злится на меня, иначе... сами знаете, если агрессию не выпустить, будет авария...

Кивая, тренер слушал гонщика. Его кабинет пропах сигаретами и кофе, стены увешаны плакатами, в углу стенд с его личными, «боевыми», как он их называл, достижениями. Он чувствовал себя тут как медведь в берлоге. Подняв стаканчик, он глотнул кофе — черный, несладкий, как любил. Поморщился. Ему не нужно было ничего говорить, гонщики понимали его мимику без слов. Сокджин улыбнулся, поклонился и вышел, прикрыв дверь.