— Блять, ты можешь сесть ровно? — громко и со всей душой ругался Дилюк, то и дело руками перетаскивая ноги и плечи Кэйи.

Альберих лишь неуверенно сидел, словно котёнок на дереве и ожидал скорейшего спасения. Скованность не давала ему выполнять упражнения правильно, но он старался изо всех сил. Красноволосый томно вздыхал и закатывал глаза, явно желая влепить Кэйе отрезвляющего леща. После тридцати минут борьбы со своим страхом Альберих таки смог расправить грудь и задышать в седле по-другому.

— Пойми одно: лошади очень чувствительны на эмоции, — без устали твердил Дилюк, смягчая свой тон.

Кэйа лишь устало улыбался и старался наверстать упущенное за всю тренировку. Спина стала ровнее, а и без того ноющая поясница стала постепенно расслабляться. Альберих усердно старался влиться в душу Сакуры, что покорно терпела его на своей спине. Он по уши погружался в ритм её дыхания, темп движения. Прислушивался к любой мелочи, которой неожиданно могла заинтересоваться кобыла.

Дилюк стоял в стороне, держа белоснежную даму на корде* и пристально наблюдая за движениями всадника. Про себя он подмечал вполне очевидные факты: Кэйе шло быть в седле. Строение его тела, форма груди и бёдер слишком гармонично сочетались с кожаным седлом и самим непарнокопытным животным. От подобных мыслей Дилюк задышал чаще, но разозлился на самого себя за такое поведение.

Один раз он уже наступил на подобные грабли.

— Может, уже закончим? — нервно пролепетал Дилюк, подзывая движениями руки Сакуру. Кэйа вопросительно изогнул бровь и ухмыльнулся уголком губ.

— А что? Уже выдохся?

Дилюк перевёл затыкающий взгляд в сторону Кэйи, отчетливо давая тому стоп-сигнал. Альберих лишь пожал плечами и слез с Сакуры.

— Задница не болит после такого перерыва? — неожиданно поинтересовался Дилюк, пока голубоволосый пытался расседлать уставшую и вспотевшую Сакуру.

— А тебя так волнует моя задница?

— Меня-то? Да конечно. Эту отменную пятую точку будут волновать лишь покупатели на трассе.

Дилюк думал, что последняя фраза его простые мысли. Но оказалось, что мысли имеют свойство становится материальными. Сказано это было слишком громко и уверенно, и всё что оставалось делать — бежать прочь. Если не от самого Кэйи, то хотя бы от взглядов с ним. Альберих шокировано замер с седлом и уздечкой в руках, пытаясь переварить всё, что было адресовано именно ему. В горле по-странному пересохло. Ему не привыкать слышать оскорбления: после покраски волос в ярко-синий, мать досконально считала его отбитым геем. Но подобное выражение из уст человека, не самой приятной персоны, казалось ниже плинтуса.

— Ты считаешь меня шлюхой? — таки тихо спросил Кэйа, сверля дыру где-то в районе шеи Дилюка.

Дилюк лишь в упор молчал. Он никогда не умел говорить искреннее прости. Для него это слово имело пустое звучание. Лишь денежные купюры имели свойство воротить и простить все колкие слова и обиды.

— Я могу заплатить за свои слова. Сколько тебе нужно?

Кэйа видел вместо Дилюка настоящего идиота, что самоуверенно пытался показать, какой он крутой и сколько в нем денежной мощи. Оттого ещё больше хотелось пристрелить его прямо на месте.

— Заплатишь за что? За мою задницу? — выдавил из себя дрожащим от резко подступивших слёз голосом Кэйа.

Альберих бережно вернул Сакуру на привязь и, развернувшись на пятках, побрёл в сторону своего двора. Попутно он демонстративно задел Дилюка по его больному плечу, слыша как тот зашипел от полученного дискомфорта. Кэйа устало закинул все вещи обратно в сарай, из последних сил стараясь сдержать порыв обиды. Он даже не мог вспомнить, когда плакал в последний раз. Ему казалось, что жизненный запас слёз иссяк ещё со времён суда и развода родителей. Ничего в жизни не приносило удовольствия, но и горечи до истерик не доносило также. Альберих привык заливать обиды и остатки прошлого высокоградусным спиртом, а потому слёзы были для него почти что редким явлением.

Но подобные слова из уст Дилюка прозвучали по-своему остро и язвительно. Хотелось провалиться сквозь землю напрочь и не ковырять нанесённую рану ещё больше. Он лишь смотрел на соседний двор, куда только-только зашёл Дилюк. Он готов был сорваться на бег, пытаясь убежать от собственной злости. Но получилось у него это крайне плохо. Один громкий удар по забору оглушил чуть ли не всю улицу. Рагнвиндр метался по двору, задыхаясь в удушающей его агрессии. Кэйа лишь испуганно стоял на крыльце, пытаясь дышать ровно и останавливать подступающие к горлу эмоции.