К сожалению, день начинается немного не так, как ожидалось: вместо того чтобы заняться инструктированием новобранцев Гвардии, я вынуждена присутствовать на военном совете. Когда в одном месте собирается столько знати, ты чувствуешь себя как минимум неуютно. Но что поделать, с созданием Черной Гвардии я стала достаточно важной фигурой — уже не наемником, а капитаном той части войска, на которую возлагаются основные надежды в грядущей битве против Света. Именно поэтому Люцифер позволяет творить с Гвардией все, что вздумается, — он верит в меня, как бы странно это ни звучало.

Круглый стол (по слухам, когда-то бывший собственностью короля Артура) вновь собирает самых важных демонов Преисподней. Речь идет уже не о бесполезном выслушивании отчетов, а о настоящем планировании выступления. Вслед за Сатаной в успех этой затеи поверили и остальные. А ведь все началось с моих пьяных речей. Поразительно…

— Кара? — Самаэль толкает меня локтем в бок, вырывая из раздумий. С трудом удерживаясь от искушения дать сдачи, сердито кошусь на Антихриста — тот пытается сохранить серьезное лицо.

— Что?

— Тебя поблагодарили за успешную работу на Девятом, — одними губами сообщает Самаэль. — Улыбнись и сделай вид, что слышала.

Не придумав ничего оригинальнее, поступаю так, как он советует. К счастью, разговор вскоре уходит на обсуждение тактики. Здесь на меня не обращают внимание, да и я стараюсь его не привлекать: всегда работала одна и мало что смыслю в военном планировании.

— Да не беспокойся ты, — улучив момент, когда на нас не смотрят, шепчет Самаэль. — Я тоже иногда выпадаю из реальности на этих советах. Скука смертная, это ну просто терпеть невозможно. А у них всех такие важные лица…

Все-таки Антихрист еще сущий мальчишка с веселыми искрами в глазах. Это, наверное, и не так плохо, как кажется на первый взгляд. Он лучшее, на что Ад смел надеяться, он не стал чудовищем, повергнувшим в хаос наш мир или мир людей.

Мельком обращаю внимание на разложенную на столе карту, где разными цветами обозначено построение легионов. Гвардии полагается идти во втором ряду, чуть справа по отношению к центру — это с расчетом на то, что первая линия пехоты отвлечет ангелов (а мы надеемся застать их врасплох) и задержит их на какое-то время, и тогда мы сможем прорваться вглубь Рая. В то же время с тыла нас прикроют, благо, солдат на это хватит. Я действительно не врала на Девятом, когда говорила, что война выигрывается усилиями каждого демона.

Наша задача — убрать архангелов. Разумеется, на смерть всех сразу рассчитывать глупо и безрассудно, но большинство — включая Михаила — мы хотим похоронить уж точно.

— Таким образом, — подытоживает Амаимон, — расчет идет из того, что мы сможем уничтожить Врата. А если этого не произойдет?

— Мы подготовим план отступления, — кивает Люцифер. — Еще предложения?..

— Но многие погибнут, и мы начисто убьем боевой дух армии. Больше они нам не поверят — это последний шанс.

Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать. Я знаю, что останусь там, даже если все побегут. Унесу с собой ангелов побольше — единственное, чего я желаю.

— В случае отступления война будет проиграна, — я рискую подать голос, высказывая очевидное, и озвучиваю мысли остальных. — Впервые за все тысячелетия у нас есть такая большая армия, есть шанс пробить Врата и положить всему конец. Мы не должны колебаться.

Высшие тихо переговариваются между собой — наверняка перемывают мне косточки. Пусть судачат про безродную девицу, чудом поднявшуюся к ним — так невыразимо высоко. Я сижу с ними за столом на равных, потому что меня выбрал Люцифер, но мало кто способен мириться с этим молча.

— У нас нет гарантий, что это сработает, — тихо говорит Вельзевул.

Он до сих пор скорбит по Тэалу и неосознанно винит в смерти сына не только ангела-шпиона, но и меня. Стискиваю зубы, тихо шипя. Мы обязаны победить, чтобы жертвы его и многих других не были напрасными.

— Ну, тогда нам остается уповать исключительно на чудо, — замечаю я, на моем лице непроизвольно расцветает одна из тех улыбок, которые остальные называют ненормальными: — Нужно просто приготовить побольше этого магического напалма. Я лично видела, как он в пепел обращает здания за несколько секунд.

Совет заканчивается на этой яркой ноте, но расходиться никто не спешит. Некоторые еще спорят о мелочах наступления, но большинство просто старается как можно дольше задержаться среди остальных Высших — так не очень страшно.

Демоны не испытывают страха? Херня полная. Боятся все. За себя, за родных, за будущее всего этого мира в общем. Боюсь и я.

Герцог Абигор оказывается в центре внимания, все ждут пророчества, только Исход не может предречь никто, и Высший тоже. Пытаясь развернуться, демон сталкивается со мной плечом, торопливо оборачивается, да так и застывает подобно статуе. Зрачки светлых глаз на человеческом лице сужаются.

— Сирень, — не своим голосом выдает он. — Тебе больно, очень больно, а пахнет сигаретным дымом и сиренью.

— Ч-что?

Пророчество. Этого мне еще не хватало.

Однако Абигор крайне неосторожен в своих предсказаниях, чаще всего выбирает наименее вероятный исход. На его слова мало кто обращает внимание, но тут меня вдруг цепляют слова герцога. Сирень — это земное растение такое, оторопело припоминаю я…

— Простите меня, святой отец, ибо я согрешила, — продолжает демон. — Я начала Апокалипсис.

Застываю на месте, слепо глядя на Абигора. Святой отец, исповедь, сигареты и сирень — что бы это значило? Что я однозначно переживу завтрашнюю битву в одном из вариантов будущего. Но какой ценой?

Тем временем герцог выходит из транса, ничего не помня о сказанном — побочное действие пророческого дара. А вот мне его слова намертво западают в память.

Кто-то кладет руку мне на плечо.

— Кара, — кивает мне Люцифер. — Поговорить надо.

Отказаться я все равно не могу. Полсотни демонов внимательно следят за тем, как я иду, несомненно, в личный кабинет Сатаны. Тихое шипение-шушуканье за спиной немного выводит из себя, но это ведь и не простая приземленная зависть, это нечто большее — почти ярость. Они поверить не могут, как Люцифер может доверять какой-то там Падшей с сомнительным прошлым.

Скорее всего, дело в том, что мы с ним мыслим похоже и одинаково злы на Небеса. Другие, как Нат — хотя думать о ней больно, — сожалеют об утерянном Рае, но мы не такие: от призраков прошлого лучше всего избавляют запах и сладкий вкус золотой крови.

Все как в тот, первый раз. Как будто я только вошла в кабинет Люцифера, как будто не лила кровь на контракт. Тяжелая дверь закрывается за моей спиной, в кабинете я различаю два силуэта у окна: парень с художественно встрепанными волосами — Самаэль — и женщина, даже без света выглядящая слишком искусительной, — Лилит. Меня приглашают на семейный ужин?

Позади Сатана хлопает в ладоши, и помещение заливает теплый желтый свет. Протирая глаза, Самаэль укоризненно смотрит на отца: человеческое зрение плохо переносит такие вспышки. Лилит же хватает ума не вмешиваться.

— Зачем я здесь? — подозрительно спрашиваю я.

Нет, я не думаю, что Люцифер собирается меня предать: кто я такая, чтобы делать это самому? Дело наверняка гораздо важнее и точно касается будущего наступления. Без меня оно не представлялось бы возможным — со всей скромностью заявляю. Так что любые поправки…

— Как там Гвардия? — уклончиво спрашивает Люцифер.

— Замечательно. Несколько мест еще свободно, но вот беда — записываться в смертники никто не хочет, кроме моих товарищей.

— Я могу выделить несколько воинов из личной охраны, — соглашается Сатана.

Вот уж спасибо большое, а то мне было мало контроля с твоей стороны. Но я выдавливаю благодарную улыбку.

— Я мог бы пойти, — намекает Самаэль.

— Нет! — хором рявкают Люцифер и Лилит, переглядываются, но потом старательно отводят взгляды друг от друга.

В такие моменты почему-то чувствуешь, что ты тут совсем не к месту. Об отношениях этих двоих ходили легенды, а Самаэль — общий сын — только добавил в них новые препятствия. Однако Антихриста они любят совершенно одинаково, а запрет вступить в Гвардию значит только одно…

— Мы ведь все умрем, да? — жизнерадостно спрашиваю я. — Вы кинете нас на сильнейших воинов Рая, а потом добьете их, измотанных. Вы прикажете нам умереть.

Лилит слишком человечна и поэтому не дает Люциферу ответить. Но все и так ясно. Было ясно с самого начала.

— Мы думали избавиться от Бога, — кивает Сатана. — Вы должны были…

— Стать жертвой.

Точнее и не скажешь. Но есть небольшая загвоздка:

— Только Его там нет. Богу наплевать на дела Рая и Ада, всегда было, он живет в мире обожаемых людей или еще где-то и не вмешивается в наши битвы. Поэтому на Небесном троне сидит Михаил.

— С ним должны сразиться вы. Задержать до моего прихода, чтобы он не смог присоединиться к основным силам. По пути к нему — да, лучше устранить остальных архангелов, но основные силы — я настаиваю — Гвардия должна кинуть на него. У тебя лучшие солдаты, Кара. Не из-за таланта, выучки или чего-то такого. Просто ради тебя и друг друга они готовы победить архангелов.

— Ты хочешь получить трон Михаила?

Впервые слышу, чтобы Сатана смеялся так жутко, по спине мурашки пробегают.

— Что? Нет, я, как и ты, хочу обрушить этот якобы святой мир, спалить его дотла и закрыть навсегда. Останемся только мы и люди — в итоге ведь должен кто-то остаться. Что думаешь?

— Я помогу. Я начала это, и мне это заканчивать.

— Отлично. Будь готова выводить войска в человеческий мир, если что-нибудь… пойдет не так, но окончить наше дело ты обязана. Так что я прошу тебя об одном — выживи, — мрачно говорит Люцифер. — Если надо, пожертвуй своим отрядом, но выберись оттуда. Ты больше других заслуживаешь увидеть новый мир без ангелов, и ты достойна быть моим воином.

— Это работа Антихриста.

Самаэль старательно изучает полку с пыльными книгами.

— Это твоя работа, всегда была ей. Ты лучшая, Кариэль.

— Меня зовут Кара, — поправляю я уже совсем без злости. — Но Небо я обрушу. Как прикажете.

И отдаю честь по-гвардейски, как у нас уже установилось: от виска.

***

Гвардии Люцифер отдал замок поверженного Велиара, но я все еще слишком неуютно себя чувствую в громадных комнатах и залах. Ремонт идет поспешно, грохот доносится с того места, где когда-нибудь будут казармы. Я не знаю, вернемся ли мы, но место, куда возвращаться, уже есть. Что ж, это уже что-то.

— Итак, все вы знаете, зачем мы нужны, — громко объявляю я ровным рядам Гвардии.

Кровавое солнце блестит на рукоятях их оружия, но еще ярче горят их взгляды. Я осматриваю их, лучших воинов — не элиту Преисподней, но тех, кто решил пойти за мной и со мной. Чернота с серебром, ощерившаяся сталью. Я не боюсь доверить им свою жизнь, зная, что между ребер не окажется кинжал.

Я знаю в лицо этих двадцать с лишним бойцов. Тут остатки моего отряда из пограничного замка: шесть демонов, которые пугают одними выражениями звериных морд, но за меня порвут даже самого Господа; улыбающийся Влад — Высший боевой маг; Рахаб, закаленная в боях до такой степени, что все лицо ее покрыто шрамами; Татрасиэль, небрежно разглядывающий небольшой кинжал в рукаве, который по моему настоянию полагается каждому гвардейцу; Габриэль и Азраэль, окончательно перешедшие на сторону Люцифера и оборвавшие все связи с небесами; Эл, отказавшийся покидать свою женщину и отправившийся за нами; Ройс, за плечом которого сияет рукоять меча; та самая девица-отступница из бара, на лице ее чернеют татуировки; пять демонов из охраны самого Люцифера, он выделил их в Гвардию; ну и, конечно же, Ишим.

Двадцать одна жизнь в Гвардии. Моя слишком обесценилась и не считается.

— Все вы знаете, зачем мы нужны, — охрипшим голосом повторяю я. — Мы идем убивать.

Мы идем умирать, господа. Унесем проклятых святош в Ад вслед за собой — только для нас не будет Ада, не будет совсем ничего, только пустота. Мы, может, и не все умрем, но выжившим будет намного больней, чем тем, кому лежать в цветах на главной площади Столицы. Или — среди пепла Рая.

Чтобы стать героем, нужно умереть. Только вот глупости это: не бывает героев, стерлись они, исчезли, растворились. Мы просто жертвы ради общего блага.

Но вы подумайте, скольких мы спасем? Целый Ад и, быть может, людей, которым такое избавление уж точно не сдалось, которые предпочли бы быть с Раем, дай им выбирать, потому что он светлее и надежнее. Мы всегда останемся Тьмой, скалящейся из-за угла, нападающей со спины и не знающей чести.

Если подумать, мы одинаковые. Тьма, Свет, люди — все мы живые, и все мы видим свою правду. И бьемся исключительно за нее.

Я в начале ведь лишь отомстить хотела за то, что меня вышвырнули, как вшивую шавку. Но со временем я поняла, что так будет правильнее, что так мы все станем сами за себя жить, а не ради вечных битв со Светом. Не нужно будет бояться, что тебя или твоих друзей убьют в любую секунду просто за то, что ты родился демоном. За прошедшее время я видела многое, видела честных демонов и ангелов-предателей, видела настоящие чувства у тех, у кого и сердца быть не должно, видела пресвятых грешников.

Теперь мы стоим на пороге чего-то нового. Осталось только сделать шаг и узнать, что там: победа или бездонная пропасть.

— Кара? — обеспокоенно зовет Ишим.

Я молчу слишком долго, а на лице у меня все мысли крупным таким шрифтом написаны. Ну, да они и сами знают, что нас ждет.

Мы знаем, где будут архангелы: Габриэль и Азраэль помнят многие битвы и их боевое построение, помнят расположение штаба, где соберутся все они. Ангелы не меняют традиций, даже я могу навскидку сказать, где можно найти наши цели.

И мы опять выполняем роль пушечного мяса, гарантии защиты для основных сил. Как с гарнизоном, как с моим отрядом. Очень не хочется, чтобы Гвардию постигла та же печальная судьба.

— На нас возложена самая важная миссия. Вы достойны считаться героями, вы прошли всю войну…

Ложь. Сладкая, мерзкая ложь, так похожая на одну из тех, которую демоны вливают в уши своим марионеткам. Те верят, и Гвардия… и мои товарищи также верят мне. А я их на бойню веду, я приказываю им умереть ради чужого блага.

Они сами на это идут, шепчет голос в моей голове, но что-то ему еще противится, наверное, то — остатки совести. Удивительно даже, как они до сих пор сохранились.

Я сделала непоправимое — поверила. Поверила, что у такой, как я, может быть семья, и я смогу ее защитить.

Да вот ни черта, блядь, подобного. Завтра все оборвется, но мне не жаль. Все удивительно правильно.

— Разойтись, — устало командую я.

Разойтись и не подходить ко мне все это время, пока не начнется завтра штурм, потому что мне больно, правда больно смотреть. Я могла бы сама этих проклятых ангелов убить, я могла бы Его за вас убить, ребята, но Люцифер выразился предельно ясно: я должна выжить. Вопреки и назло. Похоронив друзей, видимо.

Спасаясь от удушливой жары Преисподней, я влетаю в прохладные пустые залы замка, взвиваюсь по лестнице в свой новоявленный кабинет. Оставив меч на стене, на красивой подставке, прохожу в небольшую спальню.

Дожить бы до завтрашней атаки, а там видно будет. Пережить ее я обязана, а вот они…

Я могла бы обменять свою жизнь на жизнь одного из них. На кого-то другого, кто будет наблюдать за пылающими Небесами из мира людей и чувствовать терпкую радость. На кого-то, кто восстанет из пепла в мире, в котором нам не нужно будет прятаться и в котором мы будем жить. Покинем Преисподнюю и поселимся там — среди бескрайних океанов зелени, выберемся наконец из нашего личного Ада, с проклятых Девяти кругов, жизнь на каждом из которых невыносима.

Минуты идут неспешно — пожалуй, даже неспешнее обычного. Тихо щелкает что-то внутри настенных часов — те отсчитывают время наоборот, как принято в Аду.

— Гвардия… они идут за тобой сами.

Ишим неслышно подходит ко мне, сидящей на кровати, кладет голову на плечо и чуть морщится от въедливого запаха табака. Косится на пепельницу на тумбочке, понимая, что это уже не первая сигарета за сегодня и даже не десятая. Я бездумно щелкаю зажигалкой опять.

— Это верная смерть.

— Но кто-то же уцелеет. Это будет стоить победы.

Я и забываю, что она тоже демон. Она пойдет на все ради свержения ангелов, жизнь свою отдаст. Только я без нее не смогу — окончательно рухну вниз, крылья уже не держат.

— Завтра все закончится, — обещает Ишим. — В любом случае.

— Я знаю.

Прислонившись к моему плечу, она тоже смотрит в окно, на кровавый закат. Времени остается все меньше, как бы медленно оно ни текло. Для нас двоих его всего будет мало.

— Поклянись мне, что ты останешься в живых, — шепчу я. — Даже если меня будут убивать, ты не кинешься на помощь. Ты закроешь глаза и убежишь как можно дальше оттуда.

— Не могу.

Молчание становится каким-то неловким.

— Ишим, ты лучшее, что случалось со мной в этой жизни. Ты достойна мира больше других.

Она выросла в жестокой Преисподней, но оказалась добрей некоторых ангелов небесных. И вот ведь насмешка судьбы: Ишим не предназначена для войны, однако мы оказались вместе именно в это время.

Поспешно расстегиваю цепочку, едва не роняя ее. Кулон-меч в палец длиной, дешевая бижутерия, лишенная блеска временем и кровью. Иренкино оружие.

Они похожи — обе чистый, незамутненный свет. И обе они заслуживают чего-то большего, чем обычная смерть на общее благо.

— Бери, милая, на удачу. И поклянись.

Дрожащими пальцами Ишим принимает меч, сжимает его в кулаке, пытаясь болью заглушить желание разрыдаться у меня на груди. Но демоны не плачут. Даже когда очень-очень хочется.

— Ту девочку он не слишком хорошо сберег, — хрипло напоминает она. — И я не могу…

— Можешь, — чуть жестоко говорю я. — Зря ты пошла в эту Гвардию. Мы с большей вероятностью не победим, а задержим сильнейших архангелов до перелома боя, а после с ними расправится Сатана. Я веду вас на смерть. Но это она, Последняя Битва, конец Святой Войны. Как бы я хотела быть с тобой, когда это закончится…

— Нет, нет! — Ишим утыкается мне в плечо, доверчиво прижимаясь всем лихорадочно дрожащим хрупким тельцем. — Я… Ты…

Все слова путаются в жалком, почти беспомощном скулеже. Ни в какую не соглашаясь меня отпускать, она вцепляется в мои плечи звериной хваткой, будто я намереваюсь погибнуть прямо сейчас.

— Я… ты нужна мне, Ишим, — с трудом выговариваю я. — Просто…

Последний шанс, последнее откровение.

Столько мы вместе прошли, столько пережили, да и сейчас она за меня умереть готова.

Слишком хорошая для меня. И для всего этого.

— Я тебя люблю, правда, милая, просто поклянись! — на одном дыхании выпаливаю я. — Если меня схватят, ты не будешь пытаться меня освободить, а если я погибну, ты не будешь меня оплакивать. Я должна была умереть много-много лет назад, но я рада, что мне дали отсрочку. Чтобы отомстить и чтобы встретить тебя. Всех вас.

— Я тоже… тебя люблю, — замирает Ишимка, моя ласковая трогательная девочка, — замирает, словно пробуя на вкус эти незнакомые для реалий Преисподней слова. — Поэтому я… ладно, ладно.

Она поднимает голову, глаза блестят будто бы от слез. Закатное солнце окрашивает ее светлые волосы в рыжеватый оттенок, золотые кольца на рогах отражают последние лучики.

— Я клянусь, архангел возьми, я клянусь! — с вызовом выкрикивает она. — Но ты же выживешь, правда? Это ведь на крайний случай…

— Конечно, — грустно киваю я. — На всякий.

Выживи. Наслаждайся тем миром, который мы завоюем для себя и для наших потомков.

И, не давая Ишим опомниться, целую в губы, пытаясь запомнить ее такой, впечатать стальным оттиском в память, чтоб Бездна или что бы там ни было, не смогла отобрать воспоминания о ней — пожалуй, самую важную и светлую часть моей жизни.

Когда у тебя руки уже не просто по локоть — по плечи в крови, приходит кто-то, кто тебя любит. Искренне и тоже вопреки. У тебя в таком случае остается лишь два пути: рискнуть или нет. Я всегда выбираю риск, выбираю ее.

Мы просто сидим оставшуюся часть ночи — молча, обнявшись, глядя через окно на небо, словно надеясь разглядеть там звезды.

Да, завтра все в любом случае закончится.

Завтра будет война.