К середине следующего дня у нас дома собралось столько народа, что негде было пройти, хотя маленькой квартира Влада мне никогда не казалась. Первой, точно к установленному времени приехала Петра, отправив дочь на несколько дней родственникам по матери, чтобы не впутывать ее больше во взрослые дела и не вынуждать нас искать Нату по подземельям. Затаившись возле окна, мы с ней дожидались Марию: она немного запоздала, ворвалась во двор на тяжелой черной машине, спугнув с лавочки соседку Ганну и еще нескольких женщин. Высыпавшие из машины люди и волки незаметно растворились среди окрестных домов, в кустах, за припаркованными машинами. К нам поднялась Мария и парочка ее самых доверенных лиц, оставшихся в прихожей.

Влад беспокойно рыскал по квартире, пару раз влетев в меня плечом. Стискивая зубы, я терпел и не жаловался на призрачный холод, пробирающий до кости, потому что прекрасно знал: голова у Влада забита не тем, и лучше к нему не лезть. Он смотрел в никуда, двигал губами часто-часто, будто скороговорки повторял, и складывал пальцы в причудливые жесты заклинаний.

На кухне тихо беседовали Мария и Петра, необычно быстро нашедшие общий язык. В коридоре пара оборотней о чем-то спорила, устроившись на тумбочке для обуви; в одном из них я узнал уже виденного Томаша, того самого, что чудом избежал похищения и получил только глубокую царапину по боку. Мы кивнули друг другу, точно старые знакомые, но ни слова так и не произнесли, не зная, о чем говорить, не находя тем. Поболтать с кем-то хотелось, но к Владу я не приставал.

Мария положила на кухонный стол карточки с фотографиями, весьма кривыми и нечеткими, но, судя по горделивой ее усмешке, по бережности, с которой она выкладывала фото, точно пасьянс, достались они ей большой ценой. Я пригляделся, узнавая темную фигуру Верховного и какую-то молоденькую красивую девушку возле него. Судя по ярким и расплывчатым отблескам огней, фотографировали через стекло, пока они сидели в каком-то ресторанчике.

— Мне иногда кажется, что он под тебя косит, — обратился я к Владу, который тоже заинтересовался и проскользнул в кухню следом за мной. — И рубашка тоже черная, и выражение морды пафоснее некуда…

— Нормальная у меня морда, никто никогда не жаловался, а тебе все что-то не нравится, — искренне обиделся Влад, фыркнул, отодвинулся от меня чуть в сторону. — Но… я не думаю, что Бартош специально это делает. Хотя, даже если так, я не могу ему запретить…

— Я как-то спутал вас во сне, — тихо произнес я, убедившись, что девушки нас не слышат, увлеченные фотографиями — кажется, они узнавали место, в котором они были сделаны.

— Чего это тебе всякие подозрительные личности снятся… — проворчал Влад.

— Не ревнуй, — ухмыльнулся я. — Там… ну, во сне у меня вечно всякие Войцеки шарятся, я уже привык, только все думаю, вы точно боевые маги, а не какие-нибудь сновидцы?.. — Я видел, что Влад очень хочет что-то спросить, но покачал головой, по дрожанию нитей контракта угадывая вопрос: — Нет, он не приходил лично, просто привиделось всякое в тот день, как мы на химеру наткнулись. Человеческое воображение иногда страшнее всякой магии.

На фотографии на неизменных темных очках Верховного отражались, плясали красные огни, придавая ему какой-то странный инфернальный вид. Я попытался сосредоточиться на лице Бартоша, найти любую черту, отличную от лица Влада, чтобы больше никогда их не сравнивать, но качество фото оставляло желать лучшего.

— Мы попытались узнать, кто эта женщина, — подала голос Мария. — Подумали, что она могла бы рассказать нам что-нибудь о Бартоше. Судя по тому, что нашли мои люди, это некая проститутка, которую частенько снимают влиятельные мира сего… Ее зовут Радислава, и, кажется, это псевдоним… Выйти на нее крайне сложно, но мы нашли адрес.

Я мерно кивал, не пропуская мимо ушей все ее слова, но и не задерживая на них особого внимания; я только думал, прислушиваясь к ее немного рычащему голосу, к его глубокому звучанию, что он чрезвычайно сильно напоминал мне голос Кары, командора Гвардии. Когда-то Влад, немного навеселе, рассказывал мне про коллективное подсознание; он всегда любил копаться в сомнительных теориях и конспирологических размышлениях, а потом с довольной улыбкой выдавал мне это в непринужденно-небрежной форме. Что ж, теперь я почти готов был поверить, что где-то сознания Марии и Кары засинхронились, слишком похожи они были в военной лаконичности и уверенности, с которой раздавали приказы.

— Я эту девицу не знаю лично и никогда ее в глаза не видел при жизни, но мог бы поспрашивать в определенном… круге людей и нелюдей, — услужливо предложил Влад.

— Что, там у тебя тоже много знакомых осталось? — ехидно уточнил я.

— Я с ними общался больше по случаю работы, чем по собственному желанию, — пожал плечами Влад. — Я, знаешь ли, сам ничего так, чтобы какую-нибудь прекрасную даму бесплатно подцепить, а ты почему-то в меня не веришь… Спорим?.. — вдруг хищно уточнил он, со знакомым азартом глядя на меня — похоже смотрел, когда предлагал в карты сыграть.

— Так, тихо, успокоились! — неожиданно рявкнула Мария, свирепо глядя на нас. Я виновато уставился в пол, но Влада ей так просто было не смутить: что нужно сделать, чтобы этот человек почувствовал стыд, я даже боялся представить.

В улыбке Марии виделись крепкие мощные клыки, заставляющие немного нервничать и вспоминать омерзительные оскалы адских гончих; глаза ее потемнели, я почувствовал, как в воздухе что-то потрескивает грозовыми разрядами. Магическая печать на запястье накалилась, налилась белым светом, и я нервно стряхнул руку со стола, чтобы никто не уставился на нее сочувственно и молчаливо. Я не любил выставлять напоказ отсутствие души и магические отметины, поставленные демонами; впрочем, мы часто об этом говорили: если бы я действительно хотел скрыть печать, носил бы перчатки или наносил скрывающие заклинания. Нет, я не гордился контрактом, но и быстро привык к нему, да еще питал откровенную слабость к искусным татуировкам — а тут мне досталась такая совершенно случайно…

Впрочем, это все было не о том. Мария уже распоряжалась кем-то по телефону, и я успел, несмотря на жуткую торопливость разговора, уловить, что вокруг нашего дома оборотни устроили настоящий кордон.

— Мы займемся лабораторией и складом, — заявила Мария твердым, точно камень, и холодным как лед, не терпящим возражений голосом. — Спасибо, что нашли эти места, Войцек, — проговорила она, когда Влад выступил вперед и по контракту электрическим разрядом заплясала его ярость. — Но это наш дом и наш город, наши жизни, которые Роман Бартош хотел отнять. Вы и так сделали слишком многое.

— Мы не станем сидеть дома и наблюдать, — произнес я то, что должен был и хотел. — Отсиживаться за вашими спинами, пока… Что вы, кстати, станете делать с лабораторией?

Мария промолчала, крутанула на гладкой столешнице телефон; мы все наблюдали за этим причудливым волчком, оборачивающимся вокруг свои оси. Солнце сверкало на темном экране.

— Пока думаю, — сказала Мария. — Я понимаю, что лучше всего уничтожить, просто вырвать из рук этих людей, но какая-то мысль меня удерживает от этого шага. Я начинаю думать, каких денег стоят разработки, которые они там проводили. Сколько бы горя они нам ни принесли, все равно это ведь прорыв… Что-то выдающееся, что они придумали…

Она посмотрела на Влада, точно последнее слово оставалось за ним, и была в чем-то права: он единственный из нас что-то более-менее смыслил в магии и в том, что вытворял его родственник. Я аккуратно потянулся к контракту, прощупывая почву: я и близко не мог бы предугадать, как Влад отреагирует. Это была до боли искусительная мысль: заполучить всю силу Бартоша, узнать секрет создания магического живого оружия…

— Сжечь, — хрипло прокаркал он, помотав головой. — Я бы сказал, что только в Аду таким вещам место, но и там все же не настолько плохо, чтобы превращать людей в оружие.

— Только сначала нужно все проверить, нельзя же сразу жечь, — взвилась Петра. — Мария, пожалуйста, там же может быть мой муж…

По движениям Марии, по тому, как она нахмурилась едва-едва после этих слов и у глаз ее появились чуть заметные морщинки, я мог догадываться, что и ее супруг оказался в руках Инквизиции; я подмечал это все неосознанно, действуя по рабочим привычкам, а не по желанию.

— Конечно, мы обо всем позаботимся, — мягко кивнула Мария, неловко стискивая запястье Петры, пытаясь ее успокоить коротким прикосновением.

В то время как Петра давила из себя оптимизм, пыталась надеяться и улыбаться, тускло и неправильно, точно гаснущая звезда, растворяющаяся в темных глубинах космоса, Мария была холодна и уверена в себе. Была почти мертва: она уже не видела шансов на спасение и не мучила себя пустыми ожиданиями. Я видел это мертвое упорство не раз: у Влада, когда-то бредившего идеей убийства Создателя. И я хотел бы что-то сказать ей — им обоим: и Марии, и Петре, — помочь, утешить, но не находил слов. Гораздо проще изливать мысли на бумагу или белый лист на экране компьютера, чем говорить с живыми, настоящими людьми, вычерпанными изнутри горем.

Чем дольше мы обсуждали план действий, наступление оборотней на лабораторию в ночи, тем больше я чувствовал себя на не том месте. Не находил угла в своей квартире — да черт, даже не в своей! Поэтому я целенаправленно ринулся в коридор, к двери.

— Да ничего с нами не случится, не дети же, — отмахнулся от всполошившихся оборотней и Петры Влад, распахнувший передо мной дверь. — Так, проветримся только!

Я не просил его идти за мной, но Влад все равно не отставал ни на шаг, и злиться на него, если честно, совсем не хотелось — иногда казалось, что я вовсе на это не способен, и ни разу мы, кажется, не ссорились всерьез… Теперь я курил, ходя кругами под окнами, а он наблюдал молчаливо, прислонившись к стене дома.

Дворик притих, ветер шумел в листве и в развешанных на чьих-то балконах вещах. Было безлюдно, лишь какая-то престарелая пара неспешно прогуливалась по улице, точно по проспекту. Оглядываясь, практически ощущая на себе чей-то тяжелый взгляд, я от нечего делать пытался угадать, в каких кустах притаились оборотни Марии.

— Ян? — позвал меня Влад, отвлекая от пристального и подозрительного — должно быть, со стороны это виделось забавно — рассматривания кустов. — Я вполне пойму, если ты предпочтешь остаться здесь, дома, с народом, и наблюдать издалека…

— Я иду с тобой, — уверенно отбрил я. — А куда?

Влад рассмеялся искренне, с вызовом усмехаясь куда-то в небо, точно в очередной раз подтвердил для себя что-то чрезмерно важное, жизненно необходимое.

— Я ведь хотел разобраться с Бартошем и поболтать с ним по-семейному. Сегодня хороший вечер, чтобы все закончить разом: пока оборотни будут жечь лабораторию и вытаскивать своих, мы промоем мозги тому, кто это начал. А потом… пожалуй, я смирюсь с твоим предложением привлечь Совет. Тут творятся дела не нашего уровня, если заказ на химер шел сверху.

— Каре понравилась бы идея свергнуть правительство, — улыбнулся я, с теплотой вспоминая командора Гвардии и ее вечно революционные настроения — она казалась вышедшей из времен Великой Французской или нашей, кровавой, начала двадцатого века, революции.

Мы шли куда-то за разговором, обходя ставшие знакомыми улицы. Молчаливые дворики, абсолютно спальный — сонный — район, небольшие магазинчики, шныряющие между домами машины. Я вспомнил стоящий у нас под окнами черный, точно выползший из историй о бандитских разборках, джип Марии, и понял, как же он не вписывается в эти милейшую картинку тихих пражских будней. Мы, пожалуй, тоже не вписывались совершенно.

— Мария сказала, его нет нигде, ни на работе, ни в загородном доме, ни даже, наверно, в лаборатории. — Влад не мог ни о чем думать, кроме как о Бартоше. — В этом вопросе я оборотням вполне верю: у них с нюхом все в порядке…

— Предлагаешь все-таки наведаться к той девушке… пониженной социальной ответственности?

— Ай, как красиво, инквизиторство, — резко расхохотался Влад. — Иногда я удивляюсь, какой ты приличный и вежливый, я все поначалу думал, ты притворяешься… или с головой что-то не так. А, нет, потом услышал, как ты матом ругаешься, сразу от сердца отлегло: все-таки нормальный человек, живой… Но, в целом, да, я хочу ее найти. Мария ведь все равно собиралась это предложить, если притащила фотографии.

— Но не предложила, — занудно напомнил я.

— Люблю предугадывать человеческие желания, это всегда так приятно, особенно когда речь о женщинах…

— Войцек, она замужем! — Я так праведно возмутился, что самому стало немного смешно. Тем более, хоть я и не хотел это признавать, ее муж мог быть давно мертв.

— Да разве ж я говорю что-нибудь? — удивился Влад.

Я не заметил, как мы вышли точно на остановку, а тут так удачно и трамвайчик подрулил, распахнув двери перед моим носом. Старательно затоптав сигарету, я взлетел вверх по ступенькам, удачно нашарил в кармане проездной. Все складывалось удивительно удобно, точно судьба наконец-то нам благоволила.

— Долго ехать-то? — тихо уточнил я у Влада, который уже по традиции «ушел в Сумрак» и затих.

— Не, недолго. Я скажу, когда выходить.

Наверное, сразу стоило уточнить, что Влад со всей дури рявкнет мне на ухо громогласное «Подъем!», что я не просто выйду, но пулей вылечу из трамвая на веселье всем попутчикам. Рыча от злости, я стоял на остановке, пока трамвай тихо и неспешно отползал прочь, дребезжа рамой по проводам: там что-то коротнуло.

— Знаешь, как я иногда хочу тебя удавить, — с наслаждением выговаривал я, следуя за Владом к нужному дому. — Давно мы в Аду не были…

Я когда-то не мог поверить, что смогу ужиться в Преисподней, но теперь начинал скучать по Аду, по жаркой пустыне, шумному городу с восточным базаром и терпким запахом пряностей, преследующим в любом уголке, по небольшой уютной квартире, удивительно похожей на дом Влада здесь, в Праге…

Он позвонил в дверь, грозно зыркнув на звонок; раздалась пронзительная долгая трель. Нам долго не открывали, потом дверь распахнулась. Не успел я мельком подумать, что это очень странно, необдуманно и наивно, когда увидел растрепанную девицу в одном халате, держащемся на честном слове — и на небрежно повязанном пояске. Несомненно, это было точно то же лицо, которое я видел на фотографии совсем недавно.

— Роман! — воскликнула она, просияв, едва не кидаясь на Влада. Но чем дольше она глядела на него, тем больше бледнела эта по-настоящему красивая радостная улыбка.

— Первый раз в жизни ее вижу, — мигом открестился Влад.

— А я говорил, что вы похожи! — убежденно заявил я. — Особенно если тебя причесать, как приличного человека… Здравствуйте… гражданка Радислава, мы из Инквизиции.

— От Бартоша? — уверенно уточнила она, точно и не могла представить иного ответа. Радислава внимательно посмотрела на Влада, изящно подняла одну бровь, скрестила руки на груди — весьма завораживающее и сбивающее с мыслей зрелище: — И что же вы можете мне передать? Нет… Не так что-то, — нахмурилась она серьезно. — Похожи слишком. А как же?.. Нет, вы не от него… — прошептала теперь полностью убежденно, тряхнув головой, что собранные в пучок длинные темные волосы рассыпались по плечам. — Не подходите! — оглушительно взвизгнула Радислава, стоило мне инстинктивно сделать маленький шажок к ней.

Она попятилась, опрометью кинулась вглубь квартиры. Мы с Владом мельком переглянулись, растерянные, но бросились за ней — бок о бок, едва не столкнувшись в дверях. Из комнаты послышался грохот; когда мы влетели в комнату, Радислава стояла возле выпотрошенного комода, лишившегося пары ящиков, которые валялись на полу, а сама целилась в нас из пистолета. Держала она его совершенно неправильно, остервенело вцепившись двумя руками и дрожа всем телом, что прицел немыслимо плясал. Первая пуля вдарила в потолок, посыпалась штукатурка, и Радислава испуганно вскрикнула сама; вторая уже попала — во Влада. Я, видя, как пуля вонзается ему в грудь, снова почувствовал, как жутко пустеет в голове. Влад мотнул головой, точно рассерженный и растревоженный зверь, рыкнул сердито на архидемонском. Пистолет, который теперь целил в меня, по широкой дуге взмыл в воздух, а Радислава дурным голосом взвыла, прижимая к себе руку. Кажется, он выбил ей сустав или вывихнул что-то, отстраненно думал я, видя, как Влад уверенно направляется к ней.

Радислава, испуганно сжавшись, подалась назад, врезалась в комод и упала. Сидела, в ужасе глядя на нависшего над ней Влада, в руке которого плясало ярко-алое магическое пламя; смотрела в озверевшее в боевом трансе лицо, тихо глотая слезы.

Я был готов к тому, что Влад ударит, я чувствовал его дикое желание уничтожать, раздирать в клочья когтями, жечь магией, — все это нечеловечески грохотало в ушах, кипятя кровь. Но Влад замер, словно какая-то сила, больше его ярости, больше его самого, удержала занесенную руку.

— Блядь, да что ж такое… — просипел он, зло кусая губы.

Взвыл, взмахнул рукой. Заклинание ударило в стену, оставив глубокую выбоину, окатив нас всех пылью и мелкими обломками бетона. Радислава, кажется, почти не дышала — я не мог понять, была ли она в сознании. Сам закашлялся, лицо закрыл рукавом, стараясь не дышать, пока густая пыль не уляжется.

«Почему?» — тихо спросил я, молчаливо потянувшись к контракту. От Влада там, на изнанке, шибало яростью, жаром, который нельзя было вынести. Заломило виски.

Вместо ответа он потащил меня в боевой транс, чуть не вытряхнув мое сознание из тела. Мир окрасился в причудливые оттенки аур и эмоций; я пригляделся к Радиславе, внимательно прищурившись, стараясь сосредоточиться. Что-то в рисунке ее души было не так, точно в глазах у меня двоилось…

— Она беременна, — хмыкнул Влад, когда понял, что я вижу двойную ауру. — От Бартоша, если я что-то понимаю.

Услышав фамилию Верховного, Радислава осторожно подняла на нас глаза. Кажется, она никак не могла поверить, что осталась жива, растерянно жалась к комоду, стараясь казаться как можно меньше и незаметнее. Влад тоже косился на нее постоянно; я чувствовал, как его раздирают сомнения: он не мог понять, почему вдруг пощадил Радиславу.

— Милосердие это не слабость, Влад, — шепотом напомнил я. Он неразборчиво выругался.

— Кто вы? — слабо спросила Радислава. — Вы так похожи… на него.

— Меня зовут Владислав Войцек, — медленно выговорил Влад. — Если я и похож на твоего Бартоша, то только в зеркале. Может, только поэтому ты еще жива.

— Я не понимаю… — беспомощно всхлипнула она. — Что вам нужно?

Чувствуя, что она вот-вот зальется слезами, я подошел ближе, аккуратно помог Радиславе подняться, привалившись к моему плечу. От нее било лихорадочным жаром, и потому она болезненно куталась в халат, позволяя вести себя на кухню и усаживать на табуретку с мягкой обивкой. В кружку с холодной водой вцепилась мертвой хваткой, пила торопливо, едва не захлебываясь, точно боялась, что у нее отнимут.

— Где Бартош? — мрачно потребовал Влад, стоило ей оставить кружку и отдышаться. — Его нет ни дома, ни на работе, ни даже здесь; если кто и знает, куда он мог податься, то только ты. Говори, Рада. Я не хочу прибегать к насилию, но ты знаешь, что я могу.

— Вы хотите его смерти, — пробормотала Радислава. — Я не скажу, ничего не скажу!

Она сорвалась на тонкий пронзительный вой, неприятно режущий уши. Я укоризненно покосился на Влада, лицо которого приобрело почти что потерянное выражение: он явно не умел обращаться с нервными беременными девицами.

— Мы только поговорим, — уверенно лгал я, успокаивающе поглаживая ее по спине. — Вы понимаете, это такое сложное семейное дело…

Я мог бы рассказать ей про химер, про эксперименты, пропавших оборотней и пустые глаза Петры, но не стал, просто не смог, как не смог ударить Влад. Присмотревшись к ней, я понял, что Радислава молчала бы и под страхом пыток: она жутко любила этого человека…

Когда Влад довольно грубо потянулся к ее памяти, я совершенно не успел его остановить, хотя и знал, насколько это рискованно: могло шарахнуть магией и по нему, и по Радиславе. Вместо этого я позволил себе уцепиться за контракт и попытаться последовать за ним в глубины воспоминаний бесчувственно замершей Радиславы. Понимая, что иначе мы ничего не добились бы от нее, я все равно не мог смириться с небрежностью, с которой Влад обращался с ее сознанием.

В воспоминаниях все было зыбко, причудливо. Мелькали детские лица — Влад слишком глубоко копнул, выругался где-то неподалеку, а потом у меня потемнело в глазах. Я видел Радиславу, стоящую в каком-то тенистом саду, видел Бартоша; он действительно напоминал Влада — Влада в те моменты, когда он носился по пражским улочкам и сыпал интересными фактами, Влада, вырвавшегося на свободу. Его лицо светилось счастьем, понял я, приглядевшись, это не был враждебный оскал того человека, что встретился нам в подземелье загородного дома. Он упоенно шептал что-то ласковое Радиславе, легко касаясь ее лица кончиками пальцев, точно изучая, запоминая… На нем не было солнечных очков. Глаза Романа Бартоша слепо смотрели в никуда.

— Он не видит, — вдруг понял я, понял, зачем нужны были эти темные очки и почему они так сбивали меня. — Он ничего не видит.

Я оглянулся на Влада, пораженный своей догадкой, и замолчал. На какое-то краткое мгновение на лице Влада, наблюдавшего эту благостную картину из воспоминаний Радиславы, отразилась жуткая волчья тоска. Вряд ли он понял, что я это заметил; быстро встряхнулся, усмехнулся привычно.

— Да, я догадывался, — кивнул небрежно. — Он наверняка магией ориентируется. Постоянно в боевом трансе…

Мы снова были на кухне, Радислава волком смотрела, но не рисковала ни кинуться на нас в ярости, ни возразить. Наверное, она поняла силу боевого мага, почувствовала его колдовство, продравшее до нутра и вытащившее самое сокровенное. Уходя, я хотел было извиниться по привычке, действительно чувствовал вину, но никак не мог подобрать слов — и вообще не был уверен, что Радислава хочет и может меня услышать. Но, прежде чем я собрался с мыслями, Влад порталом вытащил нас на улицу, минуя и лестницу, и подъезд, сразу оказываясь напротив пышно цветущей клумбы.

— Я знаю это место, где Радислава была, это дача бабкина, я раньше там летом бывал, — оживленно частил Влад. — Ехать часа два за город, может, мотнемся проверить быстренько?.. Что? — устало спросил он, заметив, что я молчу.

Я, конечно же, все прокручивал в голове этот сумбурный визит к Радиславе, который прошел совсем не так, как я ожидал, но признаваться не спешил.

— Мы не можем просто уехать… никому ничего не сказав, — засомневался я.

— Почему это не можем? Мы ни перед кем отчитываться не обязаны, может, мне детство в голову ударило, в деревню родную захотелось, — радостно паясничал Влад, словно стараясь сбить только что пережитое другими эмоциями. — Мария занята своим делом, а мы пока пообщаемся с Бартошем, все от этого только выиграют. Инквизиторство, ты как, водить не разучился, пока мы на такси и трамваях разъезжали? Стоило с самого начала этим озаботиться, а то столько денег потратили…

Он бодро выхватил у меня телефон, который я толком достать не успел, запросто разблокировал, обойдя новый пароль, и уже искал что-то в интернете, быстро переключаясь между мелькающими вкладками. Дожидаясь, пока он найдет машину, я присел на лавочку, закурил. Солнце пекло голову, сосредоточиться было невозможно, да и слишком много жутких мыслей копошилось в голове: о запуганной Радиславе, слепом Верховном да еще о Марии, которая твердо вознамерилась штурмовать лабораторию.

— Слушай, великий маг, а чего ты просто не телепортируешь нас на свою дачу, чтобы время не тратить? — позвал я, быстро прикинув, что два часа пути — это слишком много, будем там уже под вечер, где-то к шести.

— Там всегда куча защиты стояло, еще бабкиной, не сомневаюсь, что и Бартош что-то свое прикрутил. Лучше по старинке, как приличные обычные люди, а не вляпываться в ловушки. Мне-то, может, и ничего, но твоей шкурой я рисковать не готов: откинешься, меня из-за контракта тоже мигом прихлопнет — оно нам нужно?.. Готово! — горделиво заявил Влад, поворачивая ко мне мобильник и показывая серебристую машину. — Пишут, вместительный багажник…

— Так, я не буду прятать туда трупы! — возмутился я тут же, проведя несложную логическую цепочку. — И мы только что обещали Радиславе поговорить, а не драться.

— Как скажешь, инквизиторство, — миролюбиво согласился Влад. — Говорить у меня получается чуть хуже, чем бить людей, но я постараюсь.

— Не прибедняйся, Войцек, ты всегда болтаешь за двоих…

Влад улыбался на удивление расслаблено для человека, едва не порвавшего в клочья перепуганную девушку; мысли в голову лезли совершенно неприятные, поэтому я поспешил отвлечься на что-нибудь. Бегом направился к остановке — машину обещали отдать возле какого-то торгового центра, до которого было не так далеко; я краем глаза как раз успел заметить поворачивающий трамвай.

В конце концов, идея посетить старый деревенский домик выглядела максимально невинно — но не когда речь заходила о Владе Войцеке и его семье.

***

К собственному удивлению, я неплохо справился с вождением, хотя и не был за рулем с тех пор, как мы с Владом умудрились несколько уничтожить служебную машину — по правде сказать, вина была не наша, а напавших на город тартарских чудовищ, — но дороги сегодня были полупустые и просторные, особенно когда машина вырвалась за пределы города. Я ориентировался по пути, услужливо проложенном навигатором, и отрывистым подсказкам Влада, который то вспоминал какой-нибудь удачный объезд, то снова путался и едва не уводил нас в глухой лес — лесополосу, если быть точнее, все оказалось не настолько плачевно, но я возмущался и огрызался на его попытки сократить дорогу, боясь потерять еще больше времени. Солнце клонилось к закату, совсем отяжелевшее и покрасневшее, точно раскаленное.

Влад устроился на заднем сидении; как он это проделывал в движущейся машине, будучи бесплотным духом, я предпочитал не думать, не рискуя вывихнуть мозг. Все время, пока не раздавал советы, он по большей части молчал, смотрел в окно и старался не отвлекать меня. Прекрасно сознавая, что могу увлечься и влететь в столб, а то и хуже — выкатить прямо на встречную полосу, я осторожно подглядывал его мысли: контрактная связь еще была слишком сильна после тех фокусов с сознанием Радиславы, и я легко смог уловить воспоминания Влада.

Не знаю, не почувствовал он, что я подсматриваю его мысли, или просто не захотел вышвыривать из своей головы. Я с тоской думал, что у него все-таки было детство — практически в классическом понимании этого слова, несмотря на магию. Воспоминания о деревне были… теплыми, наверное; у меня было плохо с описаниями, когда дело доходило до чего-то такого эфемерного, но я точно чувствовал тепло, палящее летнее солнце — почти как сегодня, — и спокойствие. Я уловил запах яблок, каких-то очень сладких, краем глаза взглянул на раскидистый сад. В памяти Влада мелькали образы его сестры Агнешки, слишком расплывчатые и ненадежные, точно он стал забывать ее лицо, и Катарины Войцек — здесь она была сухой седой женщиной, а не той, кто приходил ко мне в смутных видениях.

— Поверить не могу, ты тоже когда-то сбивал колени и воровал яблоки, — вздохнул я.

— Да я и сейчас не далеко ушел, хочешь, яблок достану?..

Я посмотрел на него в зеркало — благо, в нем Влад отражался, — никак не мог поверить, что это он совершенно серьезно предлагает, уже разводя руки, искрящиеся магией.

— Они зреют к осени, а сейчас июль на дворе, — осадил Влада я.

— Я Высший боевой маг, — оскорбленно выдал он. — Ты считаешь, я не в состоянии?..

— Денница, да что с тобой не так-то, — жалобно простонал я. Обреченно стукнулся головой о руль, совсем забывшись, не в силах больше выносить этого человека спокойно.

Машина опасно вильнула по-пьяному, едва не вмазавшись в придорожный столб. Я смог удержать управление — с самого начала был твердо уверен, что смог бы, но отчаянный вопль Влада, мелькнувшего где-то сбоку, едва нас не погубил. Он попытался ухватиться за руль тоже, однозначно собираясь помочь, но руки провалились сквозь пластик; Влад уставился на дрожащие пальцы растерянно и совсем несчастно. Прижавшись к обочине, я тщетно пытался отдышаться.

— Все было под контролем, — сквозь зубы заявил я.

— Ладно, — после недолгого молчания согласился Влад. — В следующий раз предупреди, пожалуйста, заранее, если захочешь нас угробить. Я маг, но не волшебник, знаешь ли, все твои кости не соберу.

Я зашелся нервным смехом, который никак не мог сдержать. Пользуясь неожиданной остановкой, я откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Заходящее солнце резало взгляд, в голове было приятно пусто после этого самоубийственного рывка, сердце еще стучало чаще, чем обычно. Слепо потянувшись к бардачку, я выудил бутылку воды, едва не поперхнулся, насколько она показалась ледяной.

Дверь оглушительно хлопнула; я выпал из машины, глубоко вдохнул. За городом дышалось легче, свежестью и свободой. Последние солнечные лучи удивительно окрашивали далеко простирающиеся поля во все оттенки рыжего и алого, словно передо мной буйно плескалось кровавое море. Сигареты горчили пеплом на губах, я растерянно уставился на край горизонта. Мимо почти неслышно пронеслась машина, ничуть не притормозив.

Какой-то части меня хотелось бы остаться в этом бесконечном миге навсегда — часть человеческая, не инквизиторская. Она не хотела никуда ехать, ничем рисковать…

Влад возник рядом; улыбался тускло: наверняка подслушивал мысли. Мы наблюдали заходящее солнце, а я все думал, что времени остается меньше и меньше: к двенадцати Мария обещала начать штурм.

— Я написал знакомой из Будапешта, она обещала довести дело до рассмотрения Советом, — вспомнил я, показал Владу сообщения. — Не ручаюсь, что они спохватятся очень быстро, но в заявке я старался быть очень убедительным.

Он полистал текст, кивнул: еще утром, когда я составлял обращение к Совету, Влад настырно лез смотреть через плечо, сильно меня отвлекая от мыслей, так что ничего нового он, в целом, не прочитал. Только спокойный и подчеркнуто-вежливый ответ от моей знакомой, которая, надо думать, и забыла обо мне после моего переезда в Петербург. Я тоскливо посмотрел на экран; странно, но ностальгия по Будапешту, городу, в котором я провел чуть меньше, чем половину жизни, меня совершенно не мучила.

— А нам ведь немного ехать осталось, вон, смотри, — указал Влад вдаль, где поблескивала речка, а на том берегу темнели маленькие аккуратные домики. — А ты говорил, заблудились. Я лучше навигатора.

— У нее голос приятнее, — устало язвил я. — С чего мы вообще взяли, что Бартош здесь? Только потому, что он когда-то навещал дом твоей бабки?

— Ничего страшного не случится, если мы просто проверим… Так, думаю, машину стоит оставить на въезде в поселок, чтобы внимание не привлекать, а дальше я знаю пару удачных мест, где можно перемахнуть через забор.

Я затушил сигарету, подумывал потянуться за следующей, но у меня в руках неведомым образом оказалось яблоко. Совершенно обычное, зеленого цвета. Обреченно взглянув на лучащегося гордостью Влада, я аккуратно откусил.

— Кислятина, — припечатал я, спокойно продолжая грызть яблоко и наслаждаясь замешательством на лице Влада. — Спасибо. Но воровать больше не надо, а то я буду вынужден тебя арестовать…

— Что ж ты сделаешь, инквизиторство, наручники на меня наденешь? — ухмыльнулся Влад, протягивая мне призрачные руки.

Иногда я правда жалел, что он мертв: бить духов себе дороже выходит.

***

Как Влад и планировал, мы бросили машину на обочине у леса, в самом начале дачного поселка, граничащего с деревней. Было уже темно, нас никто не заметил, но я впервые, наверное, пожалел, что Влад не выбрал машину потемнее: наша спокойно серебрилась в тусклом лунном свете, заметная всем и каждому.

С интересом оглядываясь, я следовал за Владом, уверенно устремившимся куда-то: он окончательно узнал дорогу. Должно быть, как и показалось сначала, это место когда-то было обычной деревней, но со временем облагородилось, осовременилось и теперь старательно скрывало прошлое. Самые обычные дачные дома, дворики, скрытые почти сплошными заборами. Ровная линия домов резко оборвалась, и мы вышли к крайне неухоженному озеру, заросшему тиной. В камышах что-то грозно хлюпало и плескалось; меня, потянувшегося ближе и перегнувшегося вниз с крутого берега, Влад ухватил магией за воротник и потащил дальше, несмотря на мои слабые попытки отбиваться. Гравий хрустел под ногами, как я ни пытался ступать тише, но улицы были все так же безлюдны.

Потребовалось еще каких-то пять минут, чтобы Влад остановился у участка на отшибе. Забор был старый и покосившийся, ничего толком не ограждающий, но я почувствовал, как ноет печать на руке, и не попытался бы преодолеть это хлипкое с виду препятствие: дом охраняла магия. Присмотревшись, в глубине участка я различил домик, как будто утопающий в темноте. Она, очень ощутимая, разливалась по крыше и стекала на стены. Все остальное место занимал буйный сад, навевающий ассоциации с дикими джунглями; должно быть, после смерти Катарины никто и не пытался о нем заботиться.

— Свет не горит, может, его нет? — прошептал я.

Я искал причины не лезть в дом, чувствуя нечто неприятное: печать на руке не прекратила побаливать, что-то тревожно ныло в груди.

— Да зачем ему свет, — закатил глаза Влад. — Пошли, только осторожно.

Он обходил участок сзади, даже не попытавшись пройти через ворота, как все нормальные люди. Сквозь покосившийся забор пробивались колючие ветки одичавшей малины; кусты уже вырвались за пределы участка и спокойно разрастались. Влад ринулся в них без сомнений и преодолел за пару секунд, я же с трудом пролезал между кустами, чувствуя, как колкие ветви больно впиваются в кожу: раз сто пожалел, что из-за жары надел футболку, а не рубашку с длинным рукавом.

Вслед за Владом я проскользнул на участок в пролом в заборе; магию он успел уже обезвредить, пока я, шипя едва слышно и ругаясь, сражался с малиной, поэтому все заграждающие заклинания только помигали золотистыми искрами, но пропустили нас беспрепятственно.

Окинув взглядом участок, я с тоской осознал, что путь дальше едва ли будет легче: здесь росло, казалось, все на свете, причем вперемешку. Должно быть, когда-то здесь был ухоженный, с любовью возведенный садик с аккуратными клумбами, но теперь рос буйный лес. Над головой ветер зашуршал листьями тех самых яблонь — показалось, с издевкой. Я оглянулся на Влада в ожидании указаний, но он ненадолго застыл, рассматривая это жалкое зрелище, жуткую запущенность и заброшенность с заметной тоской и, как показалось, виной.

— А кому дом теперь принадлежит? — тихо спросил я.

— Черт его знает. Мне, наверное. А ты к чему спрашиваешь?

— Я к тому, что можно было просто настучать на Бартоша в полицию за нахождение на частной территории, а не лезть, как воры, через забор. — Я сам сообразил это слишком поздно, как раз когда терзался малиной и размышлял о том, где же в жизни свернул не туда.

— Он Верховный Пражский, какая полиция, как ты вообще это себе представляешь?

— Как удачно, что у меня с собой свой Верховный, — проворчал я. — В Петербурге ты так нормально на работу и не устроился, а я что-то не помню, чтобы смерть освобождала от инквизиторских званий…

— Тихо! — неожиданно шикнул на меня Влад, оборвав на полуслове.

Прислушавшись, я уловил шорох, прокатившийся по зарослям; подумал бы, что ветер разгулялся, всколыхнул растения, но я привык доверять своим инстинктам — а они как раз вовсю вопили, что нужно срочно выбираться из этого места, от которого с самого начала веяло жутью.

«За мной держись», — сосредоточенно приказал Влад, сам выступая вперед, заслоняя меня призрачной тенью. Он редко когда бывал настолько серьезен, как сейчас.

Я не успел ничего ответить: на нас голодно кинулись серые тени химер.