В середине года новые студенты приходят редко. Особенно зимой. Если, конечно, во внешнем мире стоит зима. С каждым годом определять все сложнее. Чаще всего в универ попадают не поступившие в другие места абитуриенты бакалавриата, реже — магистратуры и уж совсем редко — аспирантуры. Кто вообще сейчас идет в аспирантуру?

Я встретил очередного новенького в кабинете методистки Клары, которая пыталась разъяснить ему, что вообще происходит. Он сидел в расстегнутом пуховике, комкал в руках шапку и хлопал своими большими голубыми глазами. Светлые волосы растрепаны, лицо совсем бледное. Бедняга.

Все мы знаем, что новички приходят к нам регулярно, но каждый раз это шок, за которым каскадом вспыхивают новые чувства. Сильнее всего, конечно, жалость.

Жалеть новичков выматывает, и в какой-то момент я перестал это делать. Думал, что совсем очерствел, но нет. Постепенно я разморозился и снова начал за них переживать. Ужасно.

Конечно, он не верил. Никто поначалу не верил. Некоторые в первые дни даже умудрялись смыться. Поначалу всем новеньким про это рассказывали, но затем — после нескольких случаев — ректорат решил, что мы не должны давать ложных надежд.

Из разговора Клары я понял, что его зовут Йонас, он шел по городу и вдруг начался сильный град. Он забежал внутрь первого попавшегося здания, а попал сюда. Неудачно зашел. Или удачно. На факультете философии открыли целую кафедру, посвященную нашему универу тому, как сюда попадали люди. Исследования правда продвигались медленно, потому что практически никто не соглашался отвечать на все эти вопросы и вспоминать о том, как попали сюда. Что ж, отсутствие результата тоже результат.

Йонаса встретили в атриуме и проводили к методистке ближайшего факультета. Клара работала у нас, в естественных науках, и я сам был здесь новеньким. Мне пришлось занять место преподши по естествознанию, которая в свою очередь переквалифицировалась в социологиню. Интересные шашечки. Мы постоянно меняли область деятельности, чтобы не стагнировать. И чтобы в край не двинуться.

Я хотел поговорить с Кларой о расписании, но она попросила меня проводить Йонаса в общежитие. Конечно. Не самой же.

Когда мы шли по коридорам, Йонас нервно озирался по сторонам, а за нами на некотором отдалении следовала стайка бакалавров и парочка магистров. Я мог бы шикнуть и отогнать их, но не стал. Йонас мог открыть любую дверь и вернуться домой, а они могли последовать за ним. Несмотря на распоряжение ректората не говорить первокурсникам о возможности вернуться, слухи просачивались, пропитывали эти стены и их неокрепшие мозги.

— Значит, теперь я буду тут? — спросил Йонас.

— Да, — сказал я. — Кстати, меня зовут Рейн.

— Приятно познакомиться. Йонас.

Это я уже знал, поэтому просто кивнул.

— А почему они идут за нами? — тихо спросил Йонас, покосившись на своих преследователей.

— Им интересно, — ответил я, надеясь, что он не начнет расспрашивать подробнее. — А ты кто? Магистр?

— Аспирант.

— В какой области?

— Физика. А ты?

— Я занимался экологией. Но тут знания экологии не слишком нужны и важны, так что… — я не закончил.

— Разве?

— Конечно, и здесь можно изучать экологию. Есть даже гипотеза, что это место — просто очередная экосистема, которая формирует сама себя.

— Интересно, — кивнул Йонас.

Сейчас он выглядел слишком уж спокойным. Он с интересом осматривался и уже совсем не боялся. Такую реакцию я тоже видел.

— Сколько здесь человек?

— Около пятисот.

— А как вы получаете пищу? — спросил он.

— Выращиваем.

— А воду?

— Либо конденсацией, либо с помощью сорбентов. Но мы подозреваем, что все еще связаны с внешним миром, откуда поступает часть воды и воздуха. Или не с внешним миром, а… В общем, ты сам увидишь.

Наконец-то мы дошли до общежития, и я открыл бокс 411. Две двери вели в комнаты 411А и 411В, а еще одна дверь в душ.

— Ты будешь жить в комнате 411А, — сказал я. — В комнате В пока никто не живет. Так что тебе повезло.

Я протянул ему ключ, и Йонас взял его. Я уже собирался уходить, как вдруг он спросил:

— А что происходит после?

— После чего?

— После выпуска. Что происходит со студентами?

— Они становятся преподами. Как я.

— Наверное, это хорошо, — Йонас улыбнулся мне. — Я слышал про это место.

— Неужели?

Он кивнул и отвернулся, чтобы повесить пуховик на вешалку.

— Снаружи становится все более странно, — сказал он тихо, не глядя на меня.

— А что там, снаружи?

— Сколько лет ты здесь?

— Пять. Наверное.

— Значит, ты застал пандемию. Но не застал войну.

— Войну? — прошептал я.

— Увы.

Йонас помыл руки и открыл дверь в свою комнату. Ничего особенного — обычная студенческая комната: шкаф, стол, стул, двухъярусная кровать, прикроватная тумбочка.

— А что за окном? — спросил он.

Я посмотрел на сплошную серую завесу, которая почти никогда не менялась.

— Мы не знаем. Состав воздуха совершенно обычный. 78% азота, 21% кислорода плюс 1% углекислого газа, водяного пара и прочих газов.

— У нас парниковые газы уже превысили 2%, и довольно забавно, что у нас аномальный холод, — Йонас снял свитер, оставшись в клетчатой рубашке, и я поразился тому, насколько он тощий.

— Ты хотел попасть сюда? — спросил я.

— Ага. Слышал кое-что от одной девушки. Она тоже была экологом. Она рассказывала, что училась в магистратуре в одном потрясающем месте. Правда недолго.

— Ее звали Марта?

— Да, — Йонас усмехнулся. — Так и думал, что ты ее знаешь. Она говорила, что хотела вернуться, но у нее не вышло.

Марта была моей одногодкой. Мы попали сюда с разницей в несколько дней. Она провела здесь пару месяцев, а затем поймала открытую дверь, через которую вошел очередной новичок, и вышла не оглядываясь. Я не успел. А что случилось бы, если бы я успел? Рассуждать, наверное, бессмысленно.

— А ты в какой комнате? — спросил Йонас.

— 112В. На первом этаже. Там живут старожилы.

— Кто здесь убирает?

— Сами.

— А электричество есть?

— Иногда. Здесь всегда светло. К этому сложно привыкнуть поначалу. Но ты можешь представить, что живешь в городе, где стоит полярный день. Можешь попросить на факультете дизайна маску для сна.

— Попросить? Не купить? — удивился Йонас.

— Товарно-денежные отношения у нас не прижились. Хотя казалось бы.

— Да это просто какой-то рай. Где подвох? Где чудовища, с которыми нужно бороться?

— Тролли, — сказал я.

Йонас засмеялся, но когда он понял, что я не шучу, с его лица исчез даже намек на улыбку.

— Тролли?

— Да. Они набегают редко, но случается и такое. Мы предполагаем, что это мутация, которая происходит с людьми, которые провели здесь слишком много времени. Но это лишь гипотеза.

— Откуда они приходят?

Я кивнул на серую завесу за окном. Тоже снаружи, но не из того мира, откуда приходим мы.

— А это не опасно? То есть, у вас даже решеток нет.

— Поэтому мы не открываем окна. Видишь, даже ручек нет. Памятка лежит на тумбочке возле кровати.

Йонас сел на кровать и взял листок бумаги. Пробежался глазами по строчкам.

— Про троллей должно быть не просто первым пунктом, а гигантским шрифтом. Лучше красным.

— Цветной краски не осталось.

Он рассмеялся, а затем резко посерьезнел.

— У меня столько вопросов, ты был знал. Но я так устал.

— Понимаю. Отдыхай.

— Ты Рейн, да? У меня ужасная память на имена.

Я усмехнулся. В прошлой жизни я тоже плохо запоминал имена, но здесь это было даже слишком просто. Каждый новичок становился событием.

— Думаю, в честь тебя захотят устроить вечеринку. Так что отдыхай пока. За тобой кто-нибудь зайдет часов через шесть.

— Как вы отслеживаете время?

— О, это довольно интересно. Видел клепсидру в атриуме?

— Не обратил внимания.

— Ну, тебе все покажут. Я пока пойду.

Йонас кивнул, хотя его лицо теперь выражало не заинтересованность, а сомнение и тревогу. Его губы дрожали.

— Все будет хорошо, — я ободряюще улыбнулся. — Ты впишешься.

Скорее всего.

— Да. Я пока пойду в душ. Буду экономить воду, как написано, — он помахал распечаткой. — Спасибо, что проводил.

Я вышел, закрыв дверь, а затем прислонился к стене и сполз на пол.

Пять лет. Я провел здесь уже пять лет. Иногда мне казалось, я больше не выдержу. Но во внешнем мире началась война. Видимо, это случилось осенью или зимой. В любом случае после начала академического года.

Может, и хорошо, что я здесь.