Слова отдаются гулким эхом в корке подсознания. Все стадии отчаяния — ничто по сравнению с тем, что происходит сейчас в голове Му Цина, который смотрит в глаза любимому, но не видит в них ничего, кроме пустоты и отстранённости.

— Ты сделал что?

— Ты всё слышал.

      К сожалению, он действительно всё слышал, однако… Он не сразу смог поверить в это. Фэн Синь в последнее время был редкостным мудаком, раз уж на то пошло, но он бы никогда не прыгнул в постель к кому-то не подумавши… А это значит, что если факт измены действительно не ложный, то… Он уже очень давно с этим человеком. За спиной собственного мужа! Неслыханное нахальство.

      Тело Му Цина содрогается, и тот отталкивает от себя Фэн Синя, по нервному быстро подлетая к прикроватной тумбочке, чтобы включить светильник. Ему просто необходимо сейчас увидеть чужую нахальную рожу. Посмотреть в эти пустые бессовестные глаза и сделать самому себе ещё больнее, но всё же… Убедиться.

— Ты врёшь мне. Снова, — шёлковый абажур наливается холодным светом, но Му Цин не спешит оборачиваться. Страшно. — Скажи, ведь ты просто ищешь предлога для развода? Ты просто не хочешь побороться за нас?

      Фэн Синь принимает сидячее положение и пилит взглядом чужую спину. Он ненавидит себя всё больше и больше с каждым новым словом, срывающимся с уст Му Цина. Тот всё ещё не может поверить, что он настолько сильно пал, что совершил подобное.

— Если ты не понял с первого раза, — говорит он, и голос его начинает неестественно дрожать. — Я повторю ещё раз. Я изменил тебе.

      Поскольку они всё ещё очень тонко чувствуют друг друга, как это часто бывает у супругов, то сердечная боль усиливается в два раза, что у одного, что у другого. Это уже не просто тяжёлый период их отношений. Это то, что называют точкой невозврата.

      Фэн Синь мог бы смолчать, однако… Ему было ужасно совестно перед Му Цином. Он не умел ему лгать. Его бы точно прочли, как открытую книгу. Трудно сказать, что было бы лучше: смолчать об этом или же, как сейчас, повторить дважды. Так или иначе, всё это уже не имело значения, потому что его шея и щёки, освещённые тусклым светом лампы, сказали всё за себя. Он даже не удосужился стереть остатки чужой помады.

      Му Цин думает, что лучше бы ему было умереть. Прямо сейчас. Но праведный гнев, разливающийся в его грудной клетке твердит другое: пусть лучше умрёт Фэн Синь.

— Ты… Сукин сын! Никак иначе тебя назвать после такого нельзя!

      Фэн Синь упорно молчит. Он готов выслушать в свой адрес всё. Да что там, он даже готов получить живительных тумаков, если Му Цину от этого станет лучше. Собственно, они и не заставляют себя долго ждать. Его (пока ещё) муж никогда не умел сдерживаться, если дело касалось мгновенной расправы. В связи с последними обстоятельствами, он более не желал оставаться «добрым и хорошим», а просто хотел выплеснуть всё, что накопилось на душе.

      Му Цин хватает Фэн Синя за грудки и пару раз хорошенько встряхивает.

— Я терпеть не могу, когда ты молчишь на мои оскорбления! Но ещё больше я ненавижу то, что ты позволяешь себя бить, тряпка ты половая!

      Нос, который прежде уже был сломан, вновь получает крепкий удар. Алые пятна крови расползаются по белоснежной простыни, в то время, как Фэн Синь болезненно шикает и безуспешно старается перехватить чужие руки, которые не остановились на достигнутом и продолжают хаотично колотить несчастное лицо.

      Долго терпеть это тоже не хочется.

— Му Ци-и-ин, — кое-как кряхтит пострадавший, начиная выходить из себя. — Если я сейчас применю силу…

— То что? У тебя хватит совести побить меня в ответ?! — Му Цин останавливается, поскольку его всё же захватили в крепкие тиски. — Да ведь я же забыл. Совести у тебя нет! Ты — предатель. Ты — бессовестный лгун! Ты, ты, ты…

       Ярость сменяется на отчаяние. Ни обзывательства, ни экспрессивные удары не заглушают той боли, что разрасталась внутри Му Цина с каждой секундой всё сильнее. Она охватывает лёгкие, наливает в жилы свинец, вместо крови и заставляет сердце тяжелеть. Это даже не ревность. Святое непонимание, как они докатились до такого.

      Его Фэн Синь, который всегда клялся в верности… Его Фэн Синь, который прежде носил на руках и был готов положить весь мир к ногам… Его Фэн Синь, что так горячо и страстно отдавал всего себя ему… Смог одним разом предать веру. Он смог предать.

      Краешек рта ползёт вверх в кривой ухмылке. Слёз не осталось: слишком много их вышло за всё это время. Как только руки Му Цина снова становятся подвластными ему, он накрывает ладонью свои глаза и нервно улыбается, обнажая ровный ряд зубов. Это искривление губ более походит на усмешку безумца.

— Подумать только… Ты взял и сделал, — он замолчал на полуслове, отходя к окну, будто ища поддержки у тяжёлых штор.

      Тишина нарушалась лишь кратким шмыганьем носа. Неровные струйки крови всё ещё стекали из расширенных опухших ноздрей, упаивая Фэн Синя металлическим привкусом. Даже это на вкус лучше, чем то противное ощущение, зудящее под ложечкой.

— Я сделал это неосознанно, — Фэн Синь громко втянул в себя кровяные сгустки. — Слишком много выпил.

— Ты взял и сделал, — повторил леденящим голосом Му Цин. — Сделал мне так больно, как никогда. Ты не представляешь, как мне больно, Фэн Синь. Ты, чёрт тебя подери, вообще никогда не сможешь понять, как мне тяжело прямо сейчас!

— Я понимаю.

— Нет! — Му Цин всплёскивает руками, задевая стену, и недовольно морщится. — Нет-нет-нет! Ты ничего не понимаешь! Ты не испытываешь и капли сожаления! Как ты вообще можешь говорить такое?! Я тебе никогда не изменял! Ты и сотой доли того, что я испытываю, не можешь понять!

— Пусть так… Но я осознаю, что натворил ужасное.

— Рад, что в твоей пустой башке хоть что-то может проясниться. Что ты хочешь от меня теперь? Думаешь, что сознался, и я тебя прощу?

      Он надеется, что тот и впрямь ждёт прощения. Тогда можно было бы хорошенько на нём отыграться за это, а после всю оставшуюся жизнь припоминать об этом случае… Так, стоп! С каких это пор Му Цин готов простить измену?! Такое вообще-то не заслуживает прощения. Вот только незадача: Фэн Синь всё ещё по-прежнему любим. И если у него есть действительно хорошее оправдание своему поступку…

— Нет. Я вообще уже ничего не жду. Мне надоело, что ты страдаешь из-за меня. Надоело, что ты каждый раз переступаешь через себя, чтобы наладить что-то между нами. Теперь налаживать нечего. Я ведь достаточно пал в твоих глазах?

— Фэн Синь, ты…

— Я не договорил. Собери остатки своего самолюбия с пола, — он тяжело поднялся с кровати, чтобы не пачкать её более. — И прекрати уже делать из меня хорошего человека. Или уж не ври самому себе, сними свои очки. Ты прав: я предал твою веру, твою любовь. Мне…

      Как бы он не хотел сказать, что ему это больше не нужно, эта фраза никак не хотела слетать с его губ. Почему? Потому что она была ложной. Ему был нужен Му Цин. Такой нежный и заботливый, каким он его знал. Он привык к нему, любил его, да и любит до сих пор. Но он не сможет позволить любить себя после подобной низости. Он и раньше не заслуживал его, а теперь и подавно.

      Проходит час в звенящей тишине. Фэн Синь сам кое-как обрабатывает свой вновь сломанный нос, выпивает обезболивающее и никак не решается вернуться в их спальню. Ему нет места в этом доме. Голову посещает мысль уйти куда-нибудь к друзьям, но время слишком неприличное для таких внезапных визитов. Му Цин старательно меняет окрашенные кровью простыни и ловит себя на мысли о том, что его больше не успокаивает уборка. Его раздражает вообще всё: пол, стены, окно, шторы, мебель… Но больше остального его бесит их совместная фотография, мозолящая глаза. На ней они слишком счастливы и чересчур любимы друг другом. Отвратительно. Чтобы не злиться ещё больше, Му Цин сначала отворачивает её к стене, а после и вовсе опускает стеклом вниз на столешницу.

      Ровно в этот момент в комнату заходит Фэн Синь, который, на удивление, принёс чай и, тактично выдержав расстояние между ними, ставит одну кружку на прикроватную тумбочку со стороны Му Цина. Он медленно возвращается к своей части кровати и нерешительно смотрит на отвернувшийся силуэт мужа в тени соседнего угла комнаты.

— Оставь свою уборку на потом. Давай спокойно поговорим? — он намеренно голосом выделяет предпоследнее слово.

— Я уже закончил, — камень в груди опускается чуть ниже, от чего Му Цин ощущает хоть мимолётное, но облегчение. — Я постараюсь спокойно, но… Это сложно, ты знаешь.

— Знаю. Но поговорить всё же нужно. Ты мне не чужой человек, и я не могу молча отнести документы на развод, разменяв пять лет брака в один миг.

— Ты всё ещё желаешь развода?

— Да. Не отрицай, нам это нужно. В конце концов, мы так друг друга задушим.

      Му Цин отпил чаю, который должен был расслабить его, однако от него стало только хуже. Дело в том, что Фэн Синь обычно никогда не добавлял сахара в горячие напитки и когда он желал поухаживать за мужем, то, соответственно, не сластил и ему. Хотя знал, что Му Цину нужны две ложки без горки. А если замешать туда мёду, то вообще прекрасно. Так вот сейчас чай был замешан именно с ним.

— Задушим? Всё это время только колотили друг друга, но придушить желания не было.

— Не уходи от темы, ты понимаешь, о чём я говорю. В конечном счёте мы отравимся так, что нам будет противно даже смотреть друг на друга.

      Твёрдо отставив кружку на тумбу, Му Цин повернулся лицом к мужу и обнял свои колени. Взгляд его был тусклым и практически безжизненным. Таким он не был даже, когда тот умирал от жара при болезни.

— Несмотря на твои поступки и слова, ты всё ещё мил для меня.

      Фэн Синь поймал его взгляд своим, полным отчаяния. Обычно, Му Цин редко щедрился на разного рода комплименты, особенно в его сторону, но сейчас его слова бегущей строкой забегали в голове горе-партнёра. Он абсолютно серьёзно ответил:

— Как и ты для меня. Был, есть и будешь самым красивым человеком на земле. И я бы не хотел нарушать это тождество, но сам понимаешь.

— К сожалению, я понимаю… Фэн Синь?

— Да?

— Я бы хотел узнать более подробно. Почему ты изменил мне? Как это было? Без этой информации я не смогу отпустить тебя.

      Фэн Синя на удивление эти вопросы поставили в смущающий тупик. Он нахмурился.

— Тебя это не обрадует.

— Пусть так. Мне хочется знать, кто этот человек, что оказался лучше меня. Настолько лучше, что смог заменить… — Он шмыгнул носом. Слёзы сами собой вновь покатились из его глаз. Наконец-то они появились и обожгли щёки с подбородком. — Скажи, о чём ты думал, когда трахался на стороне, пока я ждал тебя дома?

      Возможно, начать разговор тоже было ошибкой. Однако теперь этого не исправить и говорить придётся. Му Цин опять злится на себя за то, что он так слаб, что не может держать в себе слёзы. Ему определённо нужен чай с ромашкой, но лучше него ложка цианида.

      В их небольшой семье было правило: какой бы крупной не была ссора, на момент разговора об этом они обязаны быть честными и открытыми друг перед другом. Обычно объяснения проходили тяжело: держась за руки и смотря в глаза партнёру крайне сложно соврать, но и чистая правда может сделать только хуже. Здесь речь не о честности, а о подборе слов.

      Не изменяя традициям, Фэн Синь для начала решает успокоить рыдания Му Цина, хотя ему самому не помешало бы успокоение. Но он не смел просить того более о нежностях.

      Теперь, когда они сидели напротив друг друга, и Фэн Синь держал руки мужа в своих, внезапно нашлись силы на то, чтобы предотвратить ком в горле и заговорить. О, как же тяжело!

— Раз ты хочешь знать… То я скажу максимально кратко и честно. Пообещай, что не будешь оправдывать мои поступки.

      Му Цин закусывает нижнюю губу, но взгляда не отводит. Он тяжело вздыхает, но кивает. Нельзя. За такое прощать точно не стоит.

— Я всегда был с тобой предельно честен, и сейчас врать не собираюсь. Мне до сих пор стыдно и совестно за это, но я сделал это. Цели заменить тебя у меня не было. Отомстить за что-то? Тоже нет. Я просто в очередной раз напился до чертей в глазах и так уж получилось, что я был не один, а в компании с Пэй Мином.

      Фэн Синь замолкает, поскольку чувствует, как зверски сильно сжимают его руки. Му Цин чуть ли не шипит:

— Я ненавижу его. Всем нутром. Искренне ненавижу. Я будто чувствовал, что он скользкий человек.

— Твоё право его ненавидеть, но я переспал не с ним.

      Му Цин чуть не подпрыгивает от гнева, всплёскивая руками.

— Да ещё бы! Вот бы я удивился, если бы любитель поковыряться в женской пизде согласился потрахаться с мужиком!

      Фэн Синя разобрало на смех от такого заявления. Верно подмечено, однако Му Цин не знал многого. Например, что Пэй бы с лёгкостью согласился, потому что его интересуют новые ощущения. Да и в целом он никогда не считал зазорным «не найти пизды, в которой можно было бы поковыряться». Шутки шутками, но руки вновь возвращаются в исходную позицию. Фэн Синь по привычке начинает поглаживать большими пальцами тыльные стороны ладоней Му Цина. Успокаивает.

— Дай угадаю: роль сыграло его вечное желание найти шлюху на вечер?

— Да. По сути так и было. Прибавь к этому попойку, как не в себя, и готово. И я думаю… Ты хочешь знать, кто это был?

— Хочу. Давай, удиви меня, — хотя в голосе сквозит презрение и отвращение, истинные чувства Му Цина это душевная тяжесть и злость. — Неужто твоя бывшая в проститутки подалась?

      Фэн Синь широко распахивает глаза от удивления и довольно серьёзно спрашивает:

— Откуда ты узнал?

      Му Цин замирает в таком же шоковом состоянии.

— Ты, ублюдок, смеёшься надо мной?! Скажи, что это плохая шутка.

— Нет… Это была Лан Чан. Я, конечно, удивился этому…

— Но не растерялся, не так ли? — Му Цин выдёргивает свои руки из чужих, истерично всплёскивая ими. — Так и женился бы на ней, раз до сих пор её любишь! Раз твой поганый хуй всё ещё встаёт при виде её тела!

— Да кто тебе сказал, что я люблю её? Вовсе это не так!

— Ты сам и сказал всё за себя! Как вообще ума хватило? Рассказывай, давай! Я тебя очень внимательно слушаю! О, мне нужны подробности! Очень много подробностей! Что, приятнее ебаться с девушкой, которая не скажет, что ей что-то не нравится? Может ты ей и ребёнка заделать успел, а?

      Фэн Синь устало накрывает лицо руками и мысленно уговаривает себя не сорваться на крик. Терпения уже не осталось совсем. Хотя… Другой реакции и ожидать было нельзя. Всё так, как должно было случиться.

— Я ведь просил поговорить спокойно.

      Му Цин ещё рьянее всплёскивает руками, шлёпая самого себя по коленке. Его истерика начинает приобретать комичный характер. Он наигранно склоняется вперёд, будто выражает свои сожаления и поднимает вверх брови в извиняющемся выражении лица.

— Ах, ну простите, товарищ Фэн Синь! Извините меня, простого смертного, что испытываю грешные чувства! Смеете ли вы простить мне мой праведный гнев на вас?! На ваши же грехопадения?

— Му Цин. — голос Фэн Синя леденеет. — Прекращай это. Я уже сказал, что не прошу тебя прощать мне измену. Давай просто сойдёмся на факте того, что я это сделал и закончим бессмысленную ругань?

— Нет уж, давай продолжим. Ммм, может быть, ты не хочешь рассказать мне всё, потому что мне следовало свечку над вами подержать?

— Да что ты, чёрт побери, несёшь?! Какая свечка?

— Какая свечка? Та, что стояла рядом с благовонием в нашем венчальном храме!

      Фэн Синь резко встаёт, от чего Му Цин испуганно пятится назад. В шоке пребывают оба. Прежде никто никогда не боялся другого. Му Цин сглатывает нервный истерический ком в горле и пытается оправдать свой испуг привычной брезгливостью, будто он не подумал, что его хотят ударить.

— Т-ты… Н-не трогай м-меня, понял? Не прикасайся ко мне больше! Никогда в жизни! Кто знает, что ты там м-мог подхватить от н-неё?..

      Он крайне редко заикался, но если такое и случалось, то было вестником огромного страха.

— Ты сейчас что… Испугался меня?

      Му Цин вытягивает ногу, пиная того в коленку. Отворачивает голову, недовольно вскидывая вверх подбородок и складывая руки на груди.

— Нужен ты мне! Бояться т-тебя ещё! Что ты мне сделаешь? Опять изменишь? Вот беда: меня это больше не ра… Не ра… Не расстроит!

      Бедный, бедный Му Цин. Принять собственные чувства для него так сложно. Вот и сейчас он говорит, что его это не заденет, а от мыслей, что Фэн Синь совсем скоро не будет принадлежать ему, душа разрывается на части.

      Сам же Фэн Синь понимает, что ни к чему дельному эти переговоры не приведут. Он решает закончить начатое, договорив самое важное.

— Мы просто механически потрахались. Без чувств, без эмоций. Я назвал её твоим именем, и она меня прогнала чуть не взашей. Я и не хотел с ней иметь ничего общего. Просто повёл себя, как животное. Когда осознал, что натворил, ещё больше себя возненавидел. Я не хотел идти домой, но не потому что хотел тебя намеренно задеть, а потому что мне было страшно. Страшно от того, что ты стараешься спасти то, что я разрушил своими же руками. Му Цин. Ты не заслуживаешь такого отношения к себе с моей или с чей бы то ни было стороны. Я должен был бороться за нас вместе с тобой, но я не хочу. Мне было проще взять и оторвать последнюю нить, чем бесконечно завязывать на ней узлы.

— Слабак.

      Да. Так и есть. Другим словом иначе не оправдать то, что делает Фэн Синь.

— Называй, как хочешь. Теперь мне уже всё равно.

      Решив, что разговор окончен, Фэн Синь забирает недопитый чай и намеревается пойти спать в гостиную на диван, но Му Цин останавливает его своим решительно строгим голосом:

— Куда собрался?

— Мне разрешения нужно спросить?

— Нет. Останься здесь… Пожалуйста.

      Последнюю ночь. А завтра он сам взашей выгонит его за двери спальни. Он не позволит приближаться к себе ближе, чем на пару метров.

      Пожав плечами, Фэн Синь не противится и всё же остаётся. Потому что есть весомая разница: спать с удобством или без.

      Они лежат не как супруги, но и не как враги. Скорее, как два друга, что поссорились на ночёвке и теперь их спины обращены друг к другу, а одеяло вот-вот треснет от натяжения в разные стороны. Му Цин, знай своё, показывает характер, перетягивая большую часть к себе и вскоре получает вообще всё. Нужно ведь как-то компенсировать холод, в котором он обречён гнить без согревающих объятий Фэн Синя. И даже несмотря на это они довольно быстро засыпают, потому что оба слишком устали и морально и физически.

      Посреди ночи Фэн Синь по привычке грузно меняет положение и абсолютно машинально обнимает хрупкий стан Му Цина. А его сон слишком чуткий. Глаза, казалось, засветились фонарями. Сначала это была вспышка раздражения, которая яркой искрой устремилась в потолок, но оттолкнулась от него и ударила самого Му Цина. Да так, что к глазам подступили слёзы. После пары попыток убрать надоедливую руку с себя, он сдался. Так сдался, что с надеждой утопающего обнял эту руку в ответ. По-глупому наивно потёрся щекой о огрубевшую ладонь и пару раз прерывисто вздохнул.

— Придурок, вот бы ты ощутил то же, что и я. Хоть раз бы я тебе сделал так же больно…

      Он говорит тихо, хотя и знает, что даже пляска и музыка сродни симфонии не разбудит Фэн Синя. А вот собственные мысли, выговоренные вслух очень даже хороши. Точно.

      Му Цин облегчённо и с воодушевлением вздыхает.

— Точно…

      О, Фэн Синь, ты ещё не представляешь, что тебя ожидает. Как жаль, что ты забыл самое главное: твой муж — та ещё стерва. И если попасть к нему в немилость, то можно смело заказывать похоронную панихиду. И это лучший исход. А вот если ты напротив всё ещё мил ему, тебя ждёт кара в разы хуже. Жестоко? Да. Нормальные люди так не поступают? Тоже да. Но, в конце концов, кто сказал, что Му Цин нормальный? Какой здравый человек ещё стерпит Фэн Синя столько лет.

      Итак, приластившись к чужой руке, Му Цин чуть не мурлыкал от своего идеального плана мести. Он заставит Фэн Синя миллион раз пожалеть о своём проступке и желании подать на развод.

      Уже утром Му Цин проснулся совершенно другим человеком. А вернее тем, кем он был всегда, но очень тщательно скрывал.

      Фэн Синь и без того стушевался, когда открыл глаза и понял, что он обнимал мужа во сне, так ему ещё и сверху влепили шквал ругательств от которых зазвенело в ушах. Поскольку Му Цину нужно было на работу с утра пораньше, он решил, что проснутся в этом доме все. Намеренно громко хлопая всеми возможными дверцами он только сильнее раздражал нервно-взволнованного Фэн Синя. Он знал, что тот пребывает в смешанных чувствах. Ну и пусть! Заслуживает!

— К вечеру собери сканы своих документов, — сухо бросил он на прощание. — А я после работы отнесу их в суд.

      На вопрошение Фэн Синя «а разве мы не вместе пойдём?», тот ничего не ответил и лишь бодренько хлопнул входной дверью.

      Весь день Му Цин игнорировал его сообщения с вопросами где что лежит. Раз уж тот так хотел самостоятельной жизни, пусть научится ей. А о том, что он намеренно перепрятал все его вещи можно и умолчать. Сделал Му Цин это ещё и потому что в мыслях всё ещё не желал развода. И если Фэн Синь не отыщет свои документы, то это оттянет время. Глупое утешение, но хотя бы с такими мыслями можно продуктивно поработать. Конечно, в течение дня вспыхивало резкое желание пойти на склад и наглотаться таблеток, чтобы если не умереть, то хоть ослепнуть и не видеть этих нескончаемых потоков сообщений от мужа. Да кого он обманывает?! Его душа успокоилась ещё вчера, когда он узнал, что Фэн Синь изменил ему не намеренно, однако себя он не на помойке нашёл. И чувство гордости у него тоже присутствует. И сердце, и чувства… И ком в горле, от которого не избавиться. Обидно! И очень тяжело. Поэтому, стиснув зубы, он заварил себе лекарственной ромашки (благо при работе в аптеке такого добра хватает) и продолжал улыбаться людям, будто его волнует, что у чьего-то ребёнка понос третьи сутки.

      Что же касается Фэн Синя, то утреннее раздражение ещё очень долго его не отпускало. А после оно переродилось в искреннюю злость, ведь его сообщения так и оставались без ответа. Пока рядом не было Му Цина приходилось вымещать все эмоции на мебели, которая ни в чём не повинна. Когда после очередного удара по шкафу, с верхней пыльной полки всё же падают его документы, Фэн Синь находится в той стадии злости, при которой им овладевает желание порвать их на кусочки. Вовремя взяв себя в руки, он решает выйти покурить на улицу. Во-первых проветриться, а во-вторых Му Цин не любит, когда в доме пахнет сигаретами.

      К счастью, осенний прохладный воздух отрезвляет Фэн Синя. Он довольно долго задерживает крепкий дым в лёгких и выдыхает только тогда, когда ему приходится поздороваться. Кого бы ещё встретить, если не Се Ляня. Тот, со своим неизменным шилом в одном месте, возвращался с утренней пробежки. Так получилось, что около их с Му Цином дома располагался небольшой сквер, в одном углу которого выгуливали собак и дымили так, будто где-то пожар, а в другом энергичные ЗОЖники пропагандировали иллюзию прекрасной жизни без стресса и усталости.

— Фэн Синь! Как я рад тебя видеть!

      Се Лянь думает не слишком долго и плюхается на скамью рядом.

— Привет. Тоже рад встрече.

— Ха, если ты рад, то почему такое грустное выражение лица?

      Фэн Синь начал искать хорошее оправдание, но Се Лянь уже успел предположить.

— С Му Цином опять поругались?

      Выдохнув последнюю порцию никотина, он затушил окурок о край скамьи и грустно кивнул.

— Ну, вроде того…

      Се Лянь на несколько секунд отвернулся в сторону, дожидаясь, пока ветер отнесёт зловонный дым в сторону, а после ободряюще похлопал Фэн Синя по плечу.

— Хей, давай-ка выше нос! Я тебя ещё на пятом кругу заметил: такого грустного и раздражённого. Неужто так сильно поругались? Никогда не поверю! Ты же знаешь Му Цина, он отходчивый.

      Се Лянь действительно знал их двоих очень-очень долго. В его голове никогда не укладывалась идея их отношений, потому что оба они имели весьма тяжёлые характеры. Обычно, для одного сложного человека всегда находится более мягкий и простой. Здесь же получалось взрывное комбо, которое изредка приходило за помощью к нему. Поэтому успокаивать этих двоих уже вошло в какую-то особую привычку.

— Мгм… Отходчивый… Но не от всего.

      Се Лянь нахмурился, что было для него крайне неестественно. Обычно его не посещали дурные предчувствия, но сейчас по какой-то неведомой причине он почуял что-то совсем неладное.

— Не хочешь поделиться со мной этим?

      Фэн Синь осмотрелся по сторонам. Людно. Чересчур.

— Явно не здесь.

      Для такого случая у Се Ляня всегда есть туз в рукаве. Поскольку он работает на дому, а его молодой человек совмещает обучение с подработкой, дома всегда чисто и обычно пусто. До вечера, по крайней мере. Поэтому нет места для задушевных разговоров лучше, чем кухня. Пусть маленькая, но светлая.

      Уже там у Се Ляня чуть не выпадает из рук чайник. Дело не в том, что из него хозяйка как из Фэн Синя балерина, а в том, что он так же, как и Му Цин шокирован внезапными новостями.

— Подожди… Ты хочешь сказать, что…

— Да, — Фэн Синь уже слишком вымучен, чтобы повторять это в который раз. — Да, я сделал это. И мне абсолютно погано на душе. Я не вижу у нас с ним совместного будущего. Вдруг я опять поведу себя, как животное и снова раню его так же сильно? И вообще, я даже оправдываться перед ним не хочу… Я ничего не хочу, кроме как развестись с ним и пойти повеситься в этом ебучем сквере! Так он хоть вдовцом не будет!

      Его словесный поток мог бы продолжаться ещё очень долго, если бы не Се Лянь, который грозно стукнул кулаком по столу.

— А ну-ка замолчи! Фэн Синь! Я, конечно, поражён до глубины души твоей, — он запнулся, подбирая нужное слово. — Твоей глупостью, но вот такое я слушать больше не намерен.

— Да, Се Лянь, правда иногда бывает очень горькой, не так ли? А я тебе скажу так: ты имеешь право злиться. И Му Цин тоже. А я заслуживаю всего этого дерьма, потому что… — он горько усмехнулся. — Чего ещё может заслуживать форменное ничтожество, вроде меня?

      Друг вновь грозно стукнул по столу. На сахарнице, что стояла посередине дрогнула крышка. Фэн Синь понял, что дела плохи, потому что раздражённого Се Ляня он видел впервые за десять лет дружбы.

— Фэн Синь, — несмотря на серьёзный вид, голос друга всё ещё был мягким и приятным. — Ведь Му Цин хотел тебе помочь с этим. Я знаю, что у тебя были крупные проблемы на работе. Знаю, что из-за этого твоя самооценка стала хуже. Так почему ты отрицаешь помощь?

— Да потому что! Не очень-то мне хочется, чтобы из-за моих тараканов раздули проблему вселенского масштаба. Да и денег у нас сейчас на мои глупости нет.

      Се Лянь перешёл к новой тактике, выгибая одну бровь и садясь за стол. Руки он сложил перед собой и довольно надменно посмотрел на Фэн Синя.

— По-твоему, гораздо хуже, если о твоей проблеме узнает профессионал, чем взять и испортить не только свою жизнь, но и жизнь любимого человека?

— Я…

— Ты, Фэн Синь, ты. Когда ты успел стать таким слабым?

      Тот кивнул, иронично улыбаясь.

— Му Цин тоже назвал меня слабаком.

— И правильно сделал. Я бы ещё и треснул тебя по твоей нездоровой голове!

— Се Лянь… Мне кажется, Му Цин на тебя пагубно влияет.

— Мы сейчас не обо мне. Послушай, вы оба для меня не последние люди. Я ценю вас одинаково сильно. Но твоего поведения, как бы я не хотел, понять не могу. Вот ты скажи мне, сколько тебе сейчас лет?

— Двадцать шесть.

— Через четыре года разменяешь тридцак, и дальше что? — выпаливает он крайне быстро и уверенно. Его взволнованность отражается вибрацией на поверхности чая в кружке. — Фэн Синь, вы оба можете быть мне бесконечно хорошими друзьями, но давай посмотрим правде в глаза: ни тебя, ни его больше никто не стерпит. Так и будете по одиночке, как два идиота. Ко мне по записи плакаться ходить.

      Фэн Синя последняя фраза задела особенно сильно. Он никогда не плакал при Се Ляне. Но вот Му Цин… Интересно, сколько раз он жаловался на тяжёлую жизнь с ним и рыдал на плече Се Ляня?

— Плевать мне. Говорю же, я уже не планирую дальнейшей жизни.

      Лицо Се Ляня пересекает какое-то неоднозначное выражение, больше походящее на отвращение.

— Когда говорят такие вещи, значит, кишка тонка. Напомнить тебе?

      Фэн Синь резко поднял взгляд на друга и нервно сглотнул. Зря он начал эту тему с самоненавистью при нём. Уж никак не человеку, заставшему смерть своих родителей говорить о подобном.

— Не нужно. И так понял, что сболтнул лишнего.

— От чего же? Не лишнего, а очень даже нужного. Представь себе: вы развелись, а Му Цину очень тяжело. Знаешь ли ты, что у него больше шансов сделать с собой нечто подобное, чем у тебя? Как ты будешь жить, зная, что его больше нет.

      Паника? О, нет. Праведный страх овладел Фэн Синем. В горле его встал ком, а все внутренности натянулись, будто тетива. Это длилось не очень долго, потому что после рухнуло строго вниз, а пустота, что образовалась на этом месте заполнилась отчаянием. Такой эффект слова Се Ляня возымели потому что Фэн Синь понимал: у него есть круг общения, а вот у Му Цина нет. Здесь роль сыграл его характер и банальное нежелание общения с кем бы то ни было. Ему всегда хватало вечера с любимым или пары часов в гостях у матери, но теперь и её не было. А ведь Фэн Синь обещал ей беречь её сына… Меж Тем, Се Лянь продолжал.

— Да, он может прийти ко мне. Но вся моя помощь будет действенна до тех пор, пока он не увидит Сань Лана. До тех пор, пока он не позавидует тому, что кто-то сохранил свой союз. Как ты думаешь, очень ли ему будет приятно осознавать, что единственный человек, которого он считал своей опорой отказался от него?

      Это был первый раз, когда Фэн Синя сломали. Так сильно, что он не смог удержать собственную волю в кулаке и позволил жгучим слезам взять над собой верх. Он никогда не плакал при Му Цине и уж тем более при Се Ляне… Позорище! Посмешище! Что ещё хуже: теперь он понял, каково это — показать свои слёзы при ком бы то ни было. Ему стало ещё больше жаль Му Цина, ведь по его вине тот плакал каждый день, а то и не по одному разу.

      Се Лянь понял, что добился того, к чему вёл и поэтому тон его стал менее властным. Можно сказать, привычно мягким.

— Ты плачешь, Фэн Синь. А знаешь, почему?

      Фэн Синь стыдливо принялся вытирать слёзы тыльной стороной ладони и понуро опустил лицо вниз.

— Потому что ты его любишь. Очень сильно. И боишься потерять.

— Ну разумеется…

— Разумеется, — искаверкал его тон Се Лянь и тут же мысленно себя отругал за это. Нехорошо, ай-яй-яй. — И он тебя любит так же. Может, даже в разы сильнее. Так какого же хрена ты позволяешь себе сказать такую глупость ему? Какой развод, Фэн Синь? Одумайся уже наконец-то! Не любишь себя, так поимей ответственность за того, кто с тобой в комплекте! Пойми ты наконец, что ты ему нужен не только успешным… Ему нужен ты, а тебе нужен он. Не вздумай отрицать этого.

— Не буду.

— Вот это правильно, это верно.

      Воцарилась тишина. Каждому было нужно время, чтобы переварить информацию. Слабый треск лампочки придавал атмосфере ещё больше тяжести. Фэн Синь обычно более быстро отходил от любого стресса, нежели Му Цин, так что заговорил первым, мирясь с улыбкой.

— Ты когда злишься, не замечаешь, что материшься.

      Се Лянь искренне этому изумился.

— Да? Ты чего, я бы никогда…

      Он отправил в рот сушку и заметил мимолётно мелькнувшую хитрость на лице друга.

— Ты сказал «так какого же хрена».

      Дико смутившись, божий одуванчик отмахнулся, скрывая неловкость за кружкой.

— С вами, непутёвыми, и не такое скажешь в сердцах! Оба плохо на меня влияете, — он установил зрительный контакт с покрасневшими глазами напротив. — Значит, ты очень внимательно меня слушал, это хорошо. Надеюсь, ты понял, к чему я вёл всё это время?

— Да… Я понял. Но уже ничего не исправить, ведь он согласился. Сегодня вечером мы понесём документы в суд.

— Вы ещё их не отнесли. Помни, пожалуйста, что он тебя любит. И если ты хотя бы постараешься всё исправить, всё может стать куда лучше.

— То есть, ещё не поздно?

— Никогда не поздно.

      Они просидели ещё пару часов за разговорами. Огромный камень упал с души Фэн Синя. Он даже поверил в себя, что было впервые за достаточно долгое время. В голове напрочь засела мысль о том, что Му Цин действительно его любит. И он любит Му Цина. И всё, что у них происходит на данный момент на самом деле поправимо. Пора переставать быть слабаком и начать решать свои проблемы самостоятельно. Радикально и чётко. Проще говоря, волшебный пендаль от друга сработал так, что переместил вектор движения мыслей Фэн Синя из негативного в позитивное русло. Теперь он готов к альтернативам. Согласен на всё, что предложит Му Цин, лишь бы тот нашёл в себе силы простить его.

      И хотя документы он собрал, потому что перечить словам мужа себе дороже, он свято верил в то, что они ему не пригодятся. До прихода Му Цина оставалось не так много времени, так что Фэн Синь потратил его с пользой. Он никогда не был бытовым инвалидом и на самом деле умел привести квартиру в порядок, просто обычно Му Цин был слишком педантичен в делах, касаемых чистоты, от чего запретил ему «портить уют». Прибрав всю разруху, что образовалась в их квартире за несколько дней скандалов и общих истерик, он даже попытался приготовить что-то поесть, но вот это он делал крайне ужасно. Впрочем, это не сильно расстроило бедолагу, и он просто погрел чайник.

      Как бы отдавая дань уважения Му Цину, который обычно сам встречал его с порога, сегодня Фэн Синь сделал это сам. Стоило двери захлопнуться, как тот обнял мужа, прижимая к себе с таким трепетом, будто боясь, что он может раствориться в воздухе. Тот забыл, как нужно дышать. Он точно не ожидал подобного и от этого мгновенно затрепетал. Ноги задрожали, как и всё тело, в животе вспорхнул рой бабочек, а руки рефлекторно потянулись вперёд, чтобы обнять в ответ. Так, стоп. Вот этого делать совершенно нельзя.

      За объятиями, как полагается, всегда следует поцелуй, и Му Цин специально отворачивает лицо, чтобы он пришёлся на щёку, а не губы. Он всё ещё злится и на мимолётные сюсюканья размениваться не намерен.

— Привет, — Фэн Синь всё ещё не отстраняется и трётся своей щекой о чужую.

— Привет, — максимально спокойно отвечает Му Цин и руками легонько отталкивает мужа от себя. — Пусти, мне нужно переодеться и помыть руки.

— Хорошо.

      Фэн Синь понимал, что это будет трудно, но всё же желание исправиться было выше раздражения. Му Цин мысленно ликовал: «Вот, сучара такая, прочувствуй это. Пойми, каково было мне всё это время». Он снял пальто, которое тут же галантно забрали из его рук, будто к этому моменту готовились всю жизнь, разулся и даже не удостоив взглядом повинного, пошёл мыть руки. Фэн Синь ощутил всю неловкость ситуации, когда повесил пальто и понял, что ему некуда себя деть. И что говорить Му Цину дальше он не знал. Его воображение нарисовало идеальную картину: он встречает мужа с работы, тот, как и прежде улыбается ему, и они вместе проводят вечер. Ах, если бы! И кто же виноват в том, что привычный ход действий нарушен? Он сам.

      К несчастью, Му Цин выходит из ванной и сам заводит разговор.

— Ты всё подготовил, я надеюсь?

— Да, но…

— Замечательно. Я пью чай и ухожу. Положи документы на полку, — он видит растерянное лицо Фэн Синя, который хотел что-то возразить, но продолжает вести себя ещё более отстранённо. — И кстати. С сегодняшнего дня можешь спать в гостиной. Больше я тебя не держу.

      Фэн Синь сглатывает. Если смерть сможет даровать ему избавление от таких сердечных мук, то он готов хоть сейчас выйти в окно седьмого этажа. Му Цину, отдать должное, тоже тяжело. Но ему так же интересна реакция мужа. Что он сделает дальше? Будет ли просить прощения? На долго ли хватит его притворной заботы? Притворной… Очень хочется верить, что это не так!

— Му Цин, послушай, — начинает Фэн Синь, в миллионный раз переступая через себя. Он наливает Му Цину чай и ставит на стол конфеты. — Я знаю, что я вёл себя, как мудак.

— Почему как? Ты и есть мудак, Фэн Синь. Самый настоящий.

— Да, — не без тяжести соглашается тот. — Но я многое осмыслил за этот день.

      Му Цин упорно молчал. Размешивал мёд в кружке и делал вид, что на кухне он один. Хотелось бросить едкий комментарий о том, что Фэн Синь совсем не умеет думать, но на молчание он реагирует больнее, так что пусть насладится сполна.

— И да, я был не прав, когда противился твоей помощи. Я был не прав, когда вместо того, чтобы провести время с тобой, я напивался. И в конце концов, я сделал непоправимую ошибку.

— Я рад, что ты осознаёшь, что ситуацию не исправить, — сквозь зубы шипит Му Цин и буднично пожимает плечами. — К чему сейчас этот спектакль заботы? Думаешь, я растаю, как школьница?

— К тому, что я тебя люблю. Правда люблю. И я не прошу тебя таять… Просто дай мне шанс всё исправить.

— Фэн Синь. Я мог простить тебе многое. Но измена…

— Я понимаю, что тебе нужно время.

— Не хочу говорить об этом больше. Дай мне попить чай в тишине. Нужно собрать мысли, чтобы нормально изложить причины развода судье.

      Фэн Синь крепко сжимает в руке кухонное полотенце. С каких пор Му Цин сам рад бы развестись? Кажется, ещё вчера вечером он этого желал не так сильно.

— Давай не будем рубить сгоряча… Я ведь на самом деле не хотел развода.

— М, вот как запел, — облизнул Му Цин ложку и посмотрел на растерянного Фэн Синя. — Не ты ли мне вчера доступно объяснил, что это наш единственный выход? Не ты ли просил меня начать ценить себя? Вот я и стал послушным. Ценю себя, берегу себя. Ты ведь не справился с этой работой, не так ли?

— Дай мне ещё один шанс.

— Ещё один шанс пойти по проституткам? А, забыл. Ты ведь однолюб! К Лан Чан!

— Да причём же здесь она? Я говорю о нас.

— А, ты её ещё и оправдывать будешь?

      Всё. Это конечная. Палка перегнулась настолько, что хрустнула с ярким треском, поражая их обоих. Му Цин поздно осознал, что сболтнул лишнего, а Фэн Синь уже не мог терпеть этого выноса мозга более.

— Допивай чай. Мы пойдём вместе. Я хочу посмотреть на твоё лицо, когда мы сделаем это, — сухо буркнул Фэн Синь, выходя из кухни.

— Процедура достаточно… Длительная, — девушка поднимает взгляд из-под стёкол очков. — Раздел совместно нажитого имущества, сбор недостающих документов и в конце концов занятость судьи. Это большой стресс для каждого из Вас. Я это к тому… Может быть, вы ещё передумаете, молодые люди.

      Она протянула им бумагу, в которой нужно было поставить подписи о согласии обработки персональных данных. Оба расписались, не задавая лишних вопросов.

— Надеюсь, не передумаем, — выпрямляет спину Му Цин, хотя на душе скребут кошки.

— Солидарен, — кивает Фэн Синь, пока сердце его разбивается на миллион маленьких кусочков.

      Глупые, глупые мужья. Настал новый этап их жизней: научиться двигаться вперёд по отдельности.