Тсунаеши на то, что видит перед собой, смотрит с небывалым удовольствием. Потому что зарево огня, неестественного, пугающего, невозможного здесь, на огромной высоте Альп, в этом холоде, смотрится восхитительно.

Он делает несколько шагов вперед и садится на обломок некогда величественной, пугающей большинство мафиози тюрьмы. Конечно же, Савада просто не замечает, как прямо сейчас перед ним, придавленный еще несколькими обломками, на земле лежит сам глава этой тюрьмы. Никакого игнорирования, нет, что вы.

— Однажды… ты пожалеешь об этом.

Голос у Бермуды хриплый, близкий почти к шепоту и тишине, однако Тсунаеши смотрит на него с легким недоумением, будто бы и не понимает, что имеет в виду некогда один из сильнейших пламенных. Он смотрит на окровавленное лицо, слушает тяжелое, хриплое дыхание и откровенно наслаждается этим. Почти что мертвые ведь тоже чувствуют боль, верно?..

— О чем это вы? — Савада и правда звучит, выглядит заинтересованным, в то время как глаза у него не просто холодные, а ледяные, полные тьмы и разочарований, а еще — жестокости, направленной именно на этого человека. — Вы про разрушение Вендикаре? Так прислушайтесь же, — Тсуна взмахивает рукой, как бы обводя местность. Вокруг было слышно не только треск Пламени Воли и то, как разрушаются этажи тюрьмы, но и крики, полные страха и ужаса. Крики заключенных здесь. — Не думаю, что буду жалеть об этом. А если вы говорите в целом о ситуации… То с чего вы взяли, что я уже не жалею, Бермуда-сан?..

Глаза главы тюрьмы расширяются то ли от осознания и понимания, то ли от ужаса перед внезапно засмеявшимся боссом Вонголы. Впрочем, причины последнего мало волнуют, когда он чуть наклоняется вперед, впиваясь взглядом в чужое лицо, прежде чем вновь зажигает на руках огонь.

Скаллу бы это понравилось…

Тсунаеши вновь поднимает взгляд на зарево пожара и поджимает губы, позволяя грусти на мгновение охватить его сердце. Слишком уж свежа была рана на нем от того, что произошло едва ли больше месяца назад.

Реборну бы тоже понравилось. Но ему всегда нравилось то, что нравилось Скаллу. И, тем более, ему нравилось, когда страдали те, кто причиняли боль его мужу…

Мужчина тихо выдохнул и медленно встал, собираясь покинуть это место как можно скорее, потому что здесь его дела закончены. Закончены навсегда, а не как Проклятие не могло добить Сильнейших когда-то людей в мире, лучших в чем-либо.

***

Тсунаеши ведет ладонью по собственному лицу с нажимом, пытаясь привести мысли в порядок, прийти в себя, что, в общем-то, получается откровенно хреново, если говорить мягко. Встреча с Изуку, внезапная, резкая, слишком неожиданная — откуда ему, уже несколько лет не живущему с матерью и мелким, знать, что у того внезапно объявилась причуда? — всколыхнула внутри что-то давно забытое, похороненное под грузом вины и боли, собственного греха, взваленного на его плечи рукой бессмертного существа.

Это тяжело, намного тяжелее, чем ему могло показаться раньше из-за разницы в шесть с лишним лет между ними. Возможно, повлияло то, что Мидория рвется в герои, в частично гнилое общество, которое раздражает его где-то на грани сознания. Возможно, он и правда привязался к тому, кого должен звать младшим братом, даже если у них разные отцы. Привязался, начал заботиться, вываливая на него нерастраченную нежность к троим младшим.

Савада зарывается пальцами в волосы и слегка тянет, пытаясь привести самого себя в чувства. Слишком много лишних мыслей, хотя прошло уже несколько дней с той проклятой встречи.

В телевизоре сбоку, скрытому за витриной, вновь идут новости, в которых, вот чудо, внезапно упоминают его имя. Что не удивительно, но новый его фоторобот оброс подробностями «экипировки», которые в тот раз явно не могла разглядеть в темноте девушка-стажер. Тсуна ведет рукой по волосам, рассматривая собственный образ, и улыбается криво-криво, надломлено.

Да уж, ему явно не такого будущего хотела мама. И отец тоже, пусть он и был одним из тех, кто эту жизнь начал ломать. И Реборн, собственно говоря. Никто не хотел бы ему такого будущего, но вот оно — Савада ходит по Мусутафу по ночам, отлавливает всяких ублюдков и превращает их в кровавую кашу, пугая всяких детишек. А еще помогает незаметному маленькому приюту и медленно сходит с ума.

Просто п р е к р а с н о.

Впрочем, косые взгляды со стороны обычных гражданских заставляют его поморщиться и скрыться в одном из переулков. Много ли они знают и понимают, чтобы так на него смотреть, так немо осуждать, уже записывая в злодеи с одного лишь взгляда… Нет, конечно, он злодей, но все же.

Подобное навешивание ярлыков раздражало его еще с младшей школы, вот честно. Сначала оно вспыхивало обреченностью и самоненавистью, разочарованием в самом себе, потом, с приходом в его жизнь надоедливого репетитора и кучи друзей, обратилось в злость, стремление работать над собой и вынужденность защищать, бороться, сражаться, стремиться вперед, чтобы никто более не мог угрожать дорогим ему людям.

Идти куда-то особого смысла не было. Учитывая произошедшее, скорее всего герои скоро узнают его имя. Не то, что мелькает во всех документах, нет, его Тсуна давно сменил на старое, позабытое многими, но столь родное, данное родителями. Насчет внешности он не переживал — вряд ли хоть где-то сохранились фотографии Сады Тсуны после того, как он покинул место, где вырос во второй раз. Но, опять же, смысла все еще не было.

Конечно, стоило бы устроить встречи с якудза, узнать, что организованная преступность, если так можно назвать остатки некогда крупнейших и опаснейших синдикатов мира, вообще помнит о клане Хибари, прогнувшем под себя всю Японию, о Триаде и ее опасном Драконе Бури, об итальянской мафии и Королях Европы… Посетить одну знаменательную личность, если внезапно полученная информация правдива.

Однако все это могло подождать, потому что сегодня никакого желания решать важные дела не было. В такие моменты часто не хватает бушующей атмосферы жизни с его Семьей, Реборна, который мог бы пнуть в нужном направлении, если вдруг это не интуиция подсказывает подождать, отдохнуть, отложить в сторону. Не хватает Занзаса и сносящей волны Дождя Скуало, Бьякурана с его маршмеллоу, мягкой понимающей улыбки Юни, Энмы и Дино-нии…

Ноги сами понесли его в сторону парка. Не центрального, самого главного, где постоянно было много людей, было много детей с их родителями, а одного из тех, что на окраине. Раньше он иногда гулял там с мелким, предпочитая его пляжу, который постоянно загрязняли, скидывая туда любой мусор. Парк же какой-то особой популярностью не пользовался, там если и можно было кого-то встретить, то это было человека два-три от силы, поэтому никто не мешал другим посетителям.

И злодеи тут не появлялись. По… особым причинам.

Так что вполне можно сказать, что этот парк в Мусутафу был одним из любимых мест Савады. Он вообще любил места, где до него никто не докапывается, потому что даже мало-мальское вмешательство в свою жизнь здесь он позволял лишь одному человеку — Миру, но та прекрасно понимала, что эта привилегия могла исчезнуть в любой момент, да и привычки таковой не имела, поэтому, по сути, особо любопытных и лезущих не в свое дело здесь, спустя черт знает сколько времени после исчезновения Пламенных и Вонголы, тут не было.

Тсунаеши сворачивает на одну из аллей парка, совершенно не замечая этого, уйдя в собственные мысли достаточно сильно, чтобы упустить это, но недостаточно сильно, чтобы не среагировать на интуицию, если вдруг какому-то идиоту придет в голову напасть на него. Впрочем, этого и не происходит, потому что парк в этом районе не такой уж популярный, хоть и мирный.

Его взгляд сам по себе незаинтересованно скользит по окружающему пространству, а потом цепляется за почти что заброшенную детскую площадку и стоящую напротив лавочку, позволявшую раньше наблюдать со стороны. Место это знакомое до безумия, но не из-за прогулок с мелким, нет, совершенно нет. Тсуна медленно подходит к лавочке и плюхается на нее, прикрывая глаза. Месяцев восемь или десять назад ему встретился здесь любопытный парень, до безумия схожий с детьми из приюта, и Савада просто не смог пройти мимо.

Это была… зима. Уже не холодная, без снега или льда, даже без особо серых, нависающих над головой туч, но все еще зима, если верить календарю. Тсуна сам не знает, что тогда понесло его в парк, однако этот день принес ему одно интересное знакомство и довольно занятный разговор.

Здешнее место, в связи с тем, что и сам парк не пользовался популярностью, чаще всего пустовало. В особенности — детская площадка и лавочка напротив нее, специально поставленная, видимо, для родителей, чтобы те могли наблюдать, но не мешать малышам и их активным играм, даже если они познакомились только пару минут назад.

Сегодня все было иначе.

«Иначе» в значении, что сегодня здесь были люди. Если быть точнее, то трое явно злодеев, дерущихся друг с другом, двое из которых кричали на своего товарища, и парень-подросток, примерно одного возраста с Изуку. И, судя по спокойствию и какому-то даже злорадству этого паренька, драка между злодеями была спровоцирована именно им.

Тсунаеши замер в тени и привалился к дереву, внимательно наблюдая за разворачивающимся зрелищем. Оба злодея явно пытались докричаться до своего друга или товарища, но тот действовал, не слушая их. Как робот или… человек под контролем. Именно последняя мысль заставила Саваду вновь посмотреть на того самого паренька.

Он выделялся, явно выделялся среди сверстников. Не внешностью, нет, учитывая нынешнее многообразие из-за причуд, но какой-то нелюдимостью, внутренней агрессией, чем напоминал Мукуро и Хибари, когда Тсуна тех только встретил. Фиолетовые волосы, бледная кожа, уставший вид с синяками под глазами создавали впечатление, что парень банально не высыпается, а вот серьезный, даже мрачный и злой взгляд, направленный на кучку злодеев, и еле шевелящиеся губы, будто бы подросток отдавал какие-то короткие приказы, делали из него внешне опасного противника для любого другого человека с менее крепкими нервами.

Ну, или действительно отдавал, если соотнести все происходящее и вид одного из недоумков.

Предположения дона Вонголы вскоре подтверждаются, когда один из злодеев кричит что-то парню, а потом обретает тот же вид, что и атакующий их до этого товарищ. Мозг сразу же начинает работать в усиленном режиме, позволяя сделать из увиденного несколько выводов и подтверждений. Во-первых, в состоянии злодея правда виноват подросток. Во-вторых, это явно влияние причуды. В-третьих, активируется она от голоса, скорее всего от обращения к самому подростку. В-четвертых, это нарушение закона, которым можно пареньку пригрозить, чтобы он больше подобного не творил, пока, как минимум, не закончит школу — будущее у него явно неплохим должно быть.

Ему хватает одного только щелчка пальцев, чтобы вся эта чудо-троица оказалась закована в рыжий лед, явление отрицательной стороны Посмертной Воли. Джотто Вонгола был известен этой техникой примерно так же, как и вечным гиперрежимом, Гиперинтуицией и Волей, способной сжигать города. Правда, у досточтимого предка Савады лед был прозрачным, слишком схожим с настоящим, пока не начинал играть на гранях более яркими цветами радуги. Тсунаеши в этом пошел дальше, успел до того, как пришлось возглавить Семью, довести технику Прорыва Точки Нуля до нового уровня, окрасив лед в рыжий отпечаток своей Воли, сделав так, что, помимо создателя, никто не мог обратить его вспять.

Подросток, стоит только льду в одну секунду принять в себя злодеев, шарахается в сторону, начинает искать глазами того, кто это сделал, потому что если это герой, то его ждет не очень приятное времяпровождение в дальнейшем. Законы об ограничении причуд существуют ведь не просто так, их создали специально, чтобы удерживать хаос человеческих масс в пределах допустимого. А поступок парня явно из этого «допустимого» выбивается, причем даже слишком сильно. Кем бы ни были люди, брать их под контроль в ситуации, когда они не несут опасности для окружающих, а потом и вовсе натравливать на кого-либо — недопустимо.

— Нарушение закона об использовании причуд, пункты с первого по… пятый, кажется, — не то чтобы Савада так уж разбирался в законах, но как-то начать разговор с этим ребенком надо, а вот обращаться к нему, как косвенно, так и напрямую, довольно опасно.

— Вы герой?.. — парень сразу же ощетинивается, сначала на голос, а потом и на самого вышедшего Тсуну, внимательно следя за его действиями.

— Нет. Герой из меня так себе, на самом деле, да и вся эта геройско-злодейская канитель, по моему мнению, бессмысленна. Зачем участвовать в том, в чем нет смысла? — вопрос этот он задает без страха, потому что он звучит риторически, Тсунаеши мастерски играет интонациями, чтобы парень не попытался захватить его в свои тиски и, например, самоубиться. Впрочем, вряд ли у того получится, учитывая, какую на его разум и, кажется, душу наложил защиту Мукуро когда-то.

— Но тогда вы тоже нарушаете закон, использовав свою причуду.

— Я знаю, — Тсуна пожимает плечами и садится на лавочку, которую приметил в этом месте, а потом с самым спокойным видом смотрит на парня. — Только вот я уже закончил школу, знаю, что будет ждать меня в будущем и совершенно не страшусь наказания, так как видел вещи и ужаснее. Не волнуйся, я не собираюсь сдавать тебя полиции или героям, потому что не вижу в этом какой-то нужды или малейшего смысла.

Он возвращает свой взгляд к самому себе и начинает медленно отряхивать джинсы, которые, видимо, испачкались, пока он наблюдал за «шоу» из тени. Подросток, что удивительно, под контроль его не берет, хотя мог бы, учитывая, что Савада обратился к нему напрямую. Подобные вдумчивость и осторожность заслуживают несколько очков в его глазах, прежде чем он снова поднимает взгляд на парня и склоняет голову к плечу.

— Мое имя Тсунаеши. Поделишься, почему решил вот так с легкостью нарушать закон, а, мальчик?

— Вы не выглядите особо-то старше меня, — подросток с недовольным выражением лица сложил руки на груди, а потом поморщился, выдавая те чувства, что бурлят внутри. — Меня зовут Шинсо. Эти придурки, — он кивнул на глыбу льда с тремя людьми в ней, — хвастались, как ограбили какой-то магазин. И герои с полицией их не поймали.

— О, поверь, я раза в два старше, чем выгляжу. Но это не важно… — Тсуна лишь отмахнулся от этого, делая вид, будто бы подобные фразы для него — постоянство и рутина. — Так ты решил сам наказать их, провести, так сказать, самосуд? Это, на минуточку, называется вигилантизмом. И хотя много столетий назад была крупная группа, так и называвшаяся, Виджиланте, которая успешно занималась этим после Первой Мировой Войны, ее судьба вылилась в то, что их объявили вне закона. Люди сменили имя организации, а потом и вовсе возглавили мафию. Хочешь пойти по их стопам и стать злодеем в лице общества, несмотря на свои поступки?

Шинсо, как парень представился, дернулся в сторону, будто бы от пощечины. Но, по сути, ему не в чем было упрекнуть человека перед ним, потому что Тсуна был абсолютно и бесповоротно прав. Да, история Вонголы стерлась, исчезла в вехах истории, став разве что итальянской легендой, вызывающей у местных жителей дрожь и печаль — даже спустя поколения боссов после Джотто Семья продолжала заботиться о гражданских так, как могла.

— Почему ты не хочешь, как остальные ребята твоего возраста, пойти на героя? — вопрос, на самом деле, довольно интригующий, потому что, несмотря ни на что, в мире все равно присутствуют вигиланты, по той или иной причине не получающие специализированную лицензию, созданную для героев. И причина, по которой парень не собирается получить ее, может быть очень интересна.

— Вы разве не видели? Я взял тех парней под контроль! Моя причуда… злодейская, — последнее слово Шинсо почти что выплевывает, вот так просто вытаскивая из себя накипевшее от, судя по всему, травли и постоянных комментариев. Тсуне это знакомо не понаслышке, его самого на протяжении всей средней школы травили, а потом он вот так же плевался словами в Реборна под ее конец, устав терпеть.

— И что?

Его слова, видимо, злят подростка, потому что он яростно вскидывается, смотрит зло и отчаянно, чем-то напоминая Хаято в самом начале их знакомства, но молчит, будто бы не может подобрать верных слов, чтобы ответить.

— Никто не возьмет парня со злодейской причудой, не даст ему учиться на героя. Это все знают.

— С каких пор вообще причуды, генетическое изменение в коде человека, стали делиться на злодейские и геройские? — Тсунаеши возводит глаза к небу и мысленно выспрашивает у Три-ни-сетте, если она еще осталась в этом мире, куда подевались все мало-мальские основные моральные устои и понятия. — Вот скажи мне, обычная лопата может быть… злодейской, как ты выразился о причуде? Нет. Но она может стать орудием, что принесет много боли окружающим, если постараться. Никакая вещь не может быть изначально злой или доброй, а причуда — лишь инструмент в руках человека. И только чужие намерения влияют на то, будет ли этот инструмент в руках злодея, героя или обывателя, надеющегося на других.

Тсуна медленно, почти что лениво поднялся со скамейки и начал отряхивать джинсы от возможной пыли, потому что в этой части парка почти никого не было, а, значит, никто здесь не убирался, как в одном из центральных. Шинсо наблюдал за ним напряженно, внимательно, будто бы был готов бить или бежать, чтобы спасти свою жизнь. Что-то в подростке сворачивалось в дрожащий клубок и тихо приговаривало о том, что ему стоит быть аккуратнее, а лучше — никогда больше не пересекаться с молодым мужчиной перед ним. Впрочем, Савада не собирался причинять вред этому ребенку. Вместо этого он лишь подошел ближе и потрепал паренька по волосам, щурясь.

— Вместо того, чтобы портить себе жизнь, лучше отучись и поступи в какую-нибудь академию, если хочешь нести справедливость в массы — среди подпольных героев достаточно людей с якобы «злодейскими», как их окрестило общество, причудами. Если нет, то вообще не берись, а то прилетит тебе, потому что благими намерениями дорога вымощена только в ад, — убрав руку, тихо произнес Тсунаеши, прежде чем развернулся и направился дальше по аллее, полностью игнорируя глыбы льда со злодеями внутри.

Хитоши не совсем понимал, какого черта здесь происходит. Этот человек, Тсунаеши, был слишком странным, слишком непривычно смотрел на обычные вроде бы вещи и сам по себе ощущался одной огромной опасностью. Будто бы общаешься с атомной бомбой, способной взорваться по собственному желанию. И он честно не знает, что его дернуло к дальнейшему.

— А кто… — подросток замолчал на мгновение, будто бы сомневаясь в своем вопросе, но он уже привлек внимание, заставив Тсуну обернуться, поэтому все же продолжил. — А кто вы?..

Наверное, любой другой человек вопроса бы не понял совершенно, однако Сада, недолго подумав, мягко, почти нежно улыбнулся, что не вязалось с его темным взглядом, а потом щелкнул пальцами.

— Я, Шинсо, убийца. Самый настоящий киллер.

А потом глыбы льда с людьми внутри обратились в осколки…

Эту встречу, как и взгляд подростка потом, Тсунаеши вспоминает с улыбкой. Мальчик его не сдал, даже не подумал, то ли испугавшись, то ли просто в благодарность за совет — он слышал краем уха, что парень с подчиняющей причудой и фамилией Шинсо участвовал в Спортивном Фестивале Юэй. Савада тогда усмехнулся довольно и пошел дальше, почти не думая, что встретятся они года через три, и ему просто придется оторвать этому ребенку голову.

Шинсо, в этот момент общающийся с Каминари, вздрогнул и оглянулся. Никого рядом не было, однако ощущения он точно не мог ни с кем спутать — это нависающее ощущение угрозы принадлежало только тому человеку из парка.