Геральт ожидал и надеялся, что Регис ещё покрасуется перед ним в белье, подаренном на день рождения, но что это произойдёт так скоро, он не рассчитывал. Однако же уже через пару дней ему выпадает возможность насладиться Регисом и кой-чем из подаренных ему вещей.

Их день начинался совершенно обыкновенно — это был один из дней, когда Регис вставал вместе с Геральтом и всё утро возился где-то рядом. Вроде такая мелочь, а каждый раз греет душу. Регис, стоя в пижаме и накинутом на плечи халате, сварил Геральту кофе и сделал тосты, пока сам Геральт был в ванной и разминался, покормил Зефира, убрал посуду из посудомоечной машины на место, позавтракал вместе с Геральтом. Разговор за чашкой кофе тёк простой и незатейливый. Геральт не выспался, а темень, холод и сырость за окном не способствовали улучшению настроения, поэтому он предпочёл молча есть и просто послушать Региса. Тот рассказывал про какой-то роман, который он дочитал минувшей ночью — Опять читал вместо сна, Регис? А вот и нет, только до четырёх часов, потом уснул. Ну-ну, это-то, конечно, меняет дело. — а Геральт всё никак не мог понять, как связаны киборги — Регис читает фантастику? Чем бы дитя ни тешилось... — и какая-то Арктика. Или это было такое имя у парня? Ну неважно, главное, что Геральт понял, — это что Регис остался совершенно недоволен концовкой, которая по-глупому обесценила весь роман. А потом Геральт ушёл на работу, получив от Региса приятный до первой улыбки за день поцелуй на удачу.

Сам день прошёл без сюрпризов и происшествий. Радовало только то, что впереди у Геральта два выходных. Он заехал в магазин и, побродив между стеллажей, взял для Региса пару шоколадок, лакомства для Зефира, себе на вечер взял пачку чипсов, чтобы похрустеть, пока смотрит телевизор, а потом вспомнил, что Регис утром просил купить новую баночку мёда — на завтра был обещан яблочный пирог с корицей и мёдом. Друг и коллега Геральта, Артур, пару дней назад привёз ему с дачи ведро яблок. Геральт вообще, глядя на Артура, его жену Элизу и их сына Айзека, чувствует что-то очень тёплое внутри. Может, однажды он тоже будет жить за городом? С Регисом, с Зефиром. И, возможно, с парочкой детишек? Кто знает. Он, кажется, уже просто обязан завести какое-то хозяйство, чисто чтобы сторицей отплатить Артуру за его щедрость и доброту ответными гостинцами.

На кассе он ещё вспомнил, что пару дней назад Регис сказал, что не помешало бы купить новую пачку презервативов, потому что в старой осталось всего два штуки. Он быстро выискал на полке нужные — они пользуются только одной конкретной фирмой и специальными для анального секса, — а потом вдруг задумался, не нужно ли купить какие-нибудь классические на случай, если Регис захочет вагинального секса. Геральт почувствовал себя идиотом, когда понял, что проводит рядом с презервативами дольше минуты, но всё же сомнения не дали ему поскорее уйти. Он изучил парочку вариантов и решил остановиться на ультратонких привычной фирмы. Так он хотя бы будет уверен в прочности и подходящем размере.

По пути домой Геральт уже успел размечтаться о том, как сейчас Регис накормит его чем-то вкусным, как он потом примет душ и, переодевшись в любимую тёплую пижаму, укутается в одеяло на кровати со своими чипсами и пультом от телевизора. Он думал, может, ему наконец-то удастся начать смотреть какой-нибудь новый сериал.

Но всё это оказывается перечёркнуто в тот момент, когда он, стоя с пакетом из магазина и спортивной сумкой в руках, звонит в дверь и ему открывает Регис.

— Геральт, я уже заждался тебя, — с порога говорит он, и Геральт по тону и виду понимает, что тут больше подойдёт «изнывал без тебя».

На Регисе надет его любимый шёлковый халат с узорами, но в этом как раз нет ничего необычного. Необычно то, что волосы Региса уложены аккуратными вихрами и локонами, а глаза мало того, что подведены чёрным, так ещё и накрашены чем-то блестящим. И губы — его губы, обычно сжатые в тонкую линию, сейчас изящно улыбаются, кажась пухлее из-за мокрого блеска на них.

— Хорошо, что я не вожу домой коллег и знакомых, — замечает Геральт, скользя взглядом по лицу, а затем и телу Региса, — иначе это было бы очень неловко.

— Ты, кажется, не в настроении, — говорит Регис, когда он переступает порог квартиры, и в его голосе Геральт ясно слышит нотку разочарования.

Он оставляет на полу сумку со своей спортивной формой и пакет и, закрыв входную дверь, расстёгивает куртку.

— Я просто что-то подустал, пока выходных дождался. Иди ко мне, сладкий. — Он за широкий рукав притягивает Региса к себе и глубоко целует, а когда отпускает его, говорит: — Мм, какой ты вкусненький. Это виноград?

— Угу, — кивает тот, — блеск для губ с запахом и вкусом винограда.

Подумав пару секунд, Геральт, всё так же стоя в куртке и обуви на коврике при входе и держа Региса за руку, предлагает:

— Давай вот как сделаем — сначала ты дашь мне пятнадцать, а лучше двадцать минут, чтобы я поел и помылся, а потом я сделаю так, что ты забудешь, что видел меня уставшим.

Регис усмехается и с озорной улыбкой говорит:

— Я услышал только «сначала ты дашь мне пятнадцать, а лучше двадцать». Чего — раз? Не уверен, что у нас получится, но мы можем попытаться делать это, без устали и сна.

— Охо-хо, Регис, попридержи коней! — Со смешком говорит Геральт. — Вряд ли даже ты со своей выносливостью столько сможешь, не говоря уж обо мне.

— А ты у меня вообще самый лучший, — Регис быстро чмокает его в щёку и вытирает пальцами след от блеска. — Так что, ты точно не против заняться сексом? Или хочешь отдохнуть?

— Детка, а ты считаешь, что может быть отдых лучше, чем секс?

Регис издаёт короткий смешок и говорит:

– Честно сказать, я бы поспорил с тобой, но сейчас это совсем не в моих интересах. Иди скорее в душ, а я разогрею тебе поесть. Хотя должен признаться, в моих мечтах ты набрасывался на меня с порога.

— Скажешь тоже! — Фыркает Геральт, присев на пуфик, и пытается стянуть ботинки. — Детка, я уже не в том возрасте, чтобы с порога набрасываться. Мне сначала надо хотя бы лицо и руки вымыть.

— Геральт! — Изумляется вампир, уперев руки в боки. — Это уже я не в том возрасте, чтобы красить глаза и наряжаться в кружева!

— Мм, так ты сегодня в кружевном, — ухмыляется Геральт, глядя на него снизу вверх.

— И вообще, — продолжает Регис своё возмущение, — раз уж на то пошло и мы говорим о возрасте, то просто смешно, что ты зовёшь меня «детка», учитывая, что я намного, намного, Геральт, старше тебя.

— Не переживай, статус детки в наших отношениях присуждается не за выслугу лет, — Геральт наконец-то справляется с обувью и курткой и становится перед Регисом как раз вовремя, чтобы полюбоваться тем, как на его лице возмущение неумолимо сменяется на веселье, и как разгораются искры в его глазах.

— Спасибо, что не из-за достижения пенсионного возраста! Ну и за что же тогда он мне достался?

Геральт, уже откровенно смеясь, пожимает плечами и, положив руки на плечи Региса, притягивает его для ещё одного поцелуя.

— Не знаю, — отвечает он, оторвавшись от в прямом смысле слова сладких губ, — может, за красивые глазки. А может, просто по наитию. Вот я на тебя смотрю и мне хочется сказать что-то вроде: «Эй, детка, поехали ко мне, я покажу, кто твой папочка».

Регис заливается смехом, прикрыв рот рукой, а Геральт, чуть улыбнувшись, поднимает с пола пакет и направляется с ним на кухню. С коридора вслед ему доносится:

— Тогда пусть лучше это будет за красивые глазки!

— Ты вот смеёшься, — Геральт ставит пакет на стол и оборачивается к Регису, который уже стоит позади него в дверном проёме, — а если так подумать, через несколько десятков лет я стану выглядеть старше, чем сейчас, а ты останешься всё таким же, и вот тогда ты точно будешь моим сладким мальчиком, и мне плевать на твой настоящий возраст, ясно?

— Ясно, — эхом отзывается Регис и резко подаётся вперёд, впечатываясь губами в губы Геральта.

Геральт ухмыляется пуще прежнего и крепко обнимает Региса за талию.

— И вот чего ради, спрашивается, ты возмущаешься, — размеренно говорит Геральт, целуя его челюсть и плавно спускаясь ниже, — если на самом деле тебе всё это нравится?

— Потому что ещё мне нравится, как ты отстаиваешь своё право называть меня подобными прозвищами, — говорит Регис, с прикрытыми глазами откинув голову назад, чтобы Геральту было удобнее целовать его шею. И пока Геральт медленно и усердно делает это, ещё тише, почти что шёпотом, как-то интимно и уязвимо он признаётся: — Мне нравится, что ты видишь во мне что-то нежное и красивое, раз всегда так ласков со мной. В такие моменты я в самом деле ощущаю себя мальчиком. Твоим любимым хрупким мальчиком.

По телу Геральта пробегают мурашки, а из горла вырывается гулкое рычание.

— Детка, ещё слово — и я трахну тебя прямо на столе.

Регис низко смеётся, отчего дёргается его кадык, и мягко отталкивает Геральта в плечо.

— Нет уж, тогда иди поскорее в душ и пойдём в постель. Нет ничего лучше медленного нежного секса в постели.

— Да ну? — Усмехается Геральт, отступив от него. — А как же спонтанный секс где-нибудь, скажем, на заднем сидении машины? Эффект неожиданности очень будоражит.

— Да, потому что это страсть, — объясняет серьёзно Регис, нравоучительно подняв палец кверху, — а она хоть и вспыхивает сильно, долго не горит. Посуди сам: заняться сексом, например, в той же машине ты можешь чуть ли не с первым встречным, а вот спокойно, никуда не спеша, с полным доверием, бережно и нежно — только с тем, кто по-настоящему дорог тебе и кому дорог ты. Поэтому я предпочитаю, чтобы огонь горел не слишком сильно и как можно дольше. Да и, если переходить на конкретику, я считаю, что мы с тобой прекрасно сочетаем и чередуем спонтанность с размеренностью.

Да, пожалуй, всё действительно так и есть. Регис только не сказал главного — что для него медленный секс лучше даже без каких-либо логических заключений. Просто он любит долгие прелюдии и романтику, любит глубокие чувственные поцелуи, любит приятные слова и мягкие прикосновения к своему телу. Регис любит простыни из натурального хлопка, мягкие подушки и тёплое одеяло, любит комфорт и удобство во всём. После секса он любит спокойно полежать в обнимку или просто так, любит надевать на голое тело халат и, подарив Геральту тёплый поцелуй, уходить в ванную, когда это нужно. В противном же случае он любит провести время рядом с Геральтом, поговорить или помолчать вместе, а в идеале ещё раз заняться любовью. В особом приливе чувств он так и говорит — заниматься любовью. Сначала Геральт не очень понимал все его вот эти детальки, но со временем изучил Региса достаточно, чтобы научиться соответствовать его совершенно прекрасным и очаровательным привычкам и мечтам. Наверное, поэтому Геральт и находит его таким нежным и чудесным — при своём в самом деле немалом возрасте Регис сумел не растерять внутренний свет, блеск в глазах и способность всё ещё удивляться и радоваться простым вещам. Какая же сильная у этого бессмертного существа любовь к жизни! Многие люди за всю жизнь не могут в полной мере осознать её значимость, а Регису дана уникальная возможность довести эту философию бытия до совершенства. Жить, радоваться, наслаждаться — и ничего больше. И Геральт, будучи и сам ближе к обыкновенным людям, чем долгоживущим и бессмертным существам, вначале скептично относился к мировоззрению Региса, но потом проникся восхищением. Регису тоже бывает тяжело, но он всё равно находит в себе силы двигаться вперёд и нести свет. И Геральту очень нравится в Регисе эта тяга к добру.

Вздохнув, Геральт качает головой и с усмешкой говорит:

— Ты знаешь, Регис, я раньше любил спонтанный и быстрый секс, но после того, как я узнал тебя, мне редко хочется быть быстрым и порывистым. Всё больше хочется позаботиться и приласкать тебя.

— О, Геральт, — Регис улыбается, наклонив голову, — я тебе благодарен за такое отношение ко мне.

— О-ой, – протягивает Геральт, закатив глаза, — иди ты, ещё не хватало благодарить меня за это, — отмахивается он и уходит из кухни.

Слышится мягкий смех Региса.

Пока он принимает душ и чистит зубы, образ Региса, который встретил его с работы, не выходит из головы. Регис так расстарался, с таким нетерпением и предвкушение ждал его, а Геральт… Даже глаза накрасил, богиня! Так непривычно и оттого как-то по-особому возбуждающе. Геральт ведь ему даже не сказал, какой он красивый! Нет, ну это уже вообще никуда не годится.

Он выходит из ванной, по привычке обернув полотенце вокруг бёдер, и целенаправленно идёт на кухню. Регис стоит у окна, скрестив ноги и прислонившись к выступающему подоконнику, заставленному всяческими растениями, и залипает в телефон. На столе уже ждёт тарелка чего-то горячего, вкусно пахнущего морепродуктами и на вид очень аппетитного. Но Регис сейчас оказывается ещё аппетитнее.

— Геральт, ты забыл, что у тебя есть отличный банный халат? Он каждый день ждёт тебя прямо в ванной и каждый раз ты решаешь проигнорировать его.

Регис бросает на него короткий взгляд, но тут же снова опускает его в экран телефона, и благодаря этому Геральт спокойно подходит к нему, беспрепятственно вынимает телефон из рук и убирает его на подоконник. Вампир вскидывает удивлённые глаза, но спросить ничего не успевает — только открывает рот, как Геральт малость грубо целует его, пропихнув язык ему в рот и положив пальцы на его подбородок. Регис, словно сдавшись даже без боя, прикрывает глаза и обмякает. А потом Геральт просто наклоняется и закидывает своего вампира, охнувшего от неожиданности, на плечо, чтобы унести в постель.

— Геральт! Что ты делаешь?

— Решил, что нам необходимо внести чуть больше спонтанности в наш секс.

— А как же ужин?

Регис держится за его спину и болтает перед носом босыми ногами. Какие же хорошенькие пяточки!

— А ты знаешь, я тут подумал, — поясняет Геральт, — мне же всего тридцать, а веду себя, как старпёр какой-то. Да и ты ведь мой парень, мой любовник, а не супруг, с которым я прожил двадцать лет. — Он опускает Региса на кровать и, скинув с себя полотенце, становится на колени и руки над ним. — В самом деле, когда нам отрываться, если не сейчас? А ужин может и подождать.

Регис довольно улыбается, прищурив глаза, и обнимает его за шею, гладит по затылку.

— По правде сказать, мой дорогой, я всё же смею надеяться, что через двадцать лет наш секс станет только лучше.

— Ладно, может, и так, — кивает Геральт, — но для этого нужно хорошенько поработать, потренироваться. Согласен?

— Полностью.

Регис притягивает его ближе для поцелуя, и какое-то время они просто целуются. Губы Региса всё ещё отдают вкусом винограда, и Геральт старательно слизывает весь его блеск подчистую. Потом он на минутку оставляет Региса, чтобы включить лампу на тумбочке, где уже готовы полотенце, салфетки, смазка и презервативы. А затем он поднимается, чтобы закрыть дверь, однако Зефир уже тут как тут — мурчит и трётся о его ногу.

— Извини, приятель, но третий лишний, — говорит он коту, осторожно выталкивая его ногой за порог и закрыв дверь, — мы тебя потом позовём полежать с нами.

— Жестокий ты человек, Геральт, — усмехается Регис, лёжа уже на голой простыне.

— Ничего, обойдётся. Незачем ему тут ходить и глазеть.

Геральт возвращается в постель в объятия Региса и, стараясь не разрывать поцелуй, развязывает пояс на халате и стягивает его с плеч. Он покрывает открывающиеся участки кожи мелкими поцелуями и спускается всё ниже, к груди, животу и останавливается у кромки белья. Чёрное кружевное — подарок Геральта. А под тонким соблазнительным кружевом уже твёрдый член. Геральт накрывает губами головку прямо через бельё и проходится по ней мокрым языком. Когда же он, наигравшись, всё же берёт в рот как положено, Регис, заёрзав, касается его плеча и говорит:

— Давай сегодня без этого? Раздевай уже меня скорее.

— Какие мы сегодня нетерпеливые, — Геральт выгибает бровь и убирает член обратно под слой кружева. — Но нет уж, тогда хоть дай посмотреть на тебя. А ну-ка покружись, — он дёргает головой в сторону, намекая, чтобы Регис поднялся с кровати.

— А может, тебе ещё и сплясать? — хохотнув, отзывается Регис, но тем не менее действительно поднимается.

— Сейчас посмотрим и решим. Надо будет — спляшешь.

Регис бросает на него игривый взгляд и щёлкает выключателем от люстры — загорается тёплый желтоватый свет. Цокнув языком, он щёлкает ещё трижды, пока загорается нейтральный белый. В прошлом году Регис захотел себе такую интересную люстру, которая светит жёлтым, белым, голубоватым и кроме них ещё яркими синим, фиолетовым и красным цветами. Как-то они пробовали заниматься сексом под таинственный насыщенный фиолетовый, но огонька это не прибавило, а глаза у Геральта заболели уже через пять минут. И вот этот жёлтый и голубоватый тоже оказались бесполезными, так как во всей квартире у них нейтральный свет, и любой другой только раздражает. То, что он загорается ещё и не с первого раза, — ещё один минус. Но до покупки новой люстры всё никак руки не доходят.

— Ну как? — со смешком вопрошает Регис, действительно крутанувшись вокруг себя, и встаёт полубоком, одну руку уперев в бедро, а другую изящно подняв вверх и, как бы заигрывая, шевеля пальцами.

— Безумно прекрасно. Иди-ка сюда.

Геральт манит его к себе пальцем, и Регис подходит. На его ягодицы тут же ложатся ладони, а к солнечному сплетению прижимаются губы. Геральт целует мягкую кожу, мнёт в руках половинки, заставив Региса вздрогнуть и застонать, а затем пробирается пальцами под резинку белья и плавно стягивает их вниз.

— Но голый ты ещё прекраснее.

Регис гладит его по влажным волосам, накручивая на палец длинные белые прядки, а Геральт всё же принимается целовать его член. Потом он подтягивает ногу Региса на кровать, и тот понятливо забирается верхом, уложив его на спину. Руки Геральта как обычно лежат на ягодицах, и Регис выгибается, виляет задом и постанывает в его губы. Геральт, конечно, воспринимает это как приглашение, а потому привычно пробирается пальцами между половинок, но вдруг натыкается на что-то твёрдое и продолговатое. Пара секунд ощупываний даёт понять, что это ничто иное, как та самая анальная пробка, которую Геральт подарил.

— Ну я и дурак! Вот почему ты хотел поскорее оказаться в постели?

— Угу, — почти что мурчит Регис, покрывая поцелуями его ключицу и грудь, — ещё до твоего прихода я так проходил где-то с полчаса. А это, поверь мне, с подобной вещью не так уж и мало.

— Верю. Что мне можно сделать?

— Что душе твоей угодно, min doran.

Ухмыльнувшись, Геральт цепляется пальцами за ручку пробки и начинает осторожно вытягивать её. Первый шарик выходит со звучным чпоком и коротким стоном Региса.

— Как было бы просто вытащить её и трахнуть тебя самому. Но мы поступим иначе. — С этими словами Геральт проталкивает игрушку обратно и похлопывает его по бедру. — Ложись на кровать.

Подстелив большое полотенце, сложенное пополам, Регис ложится, опёршись о локти, и расставляет ноги.

— И что же ты задумал? — Спрашивает Регис, но так, словно бы не ждёт ответа от Геральта, а просто сам с собою рассуждает. — Просто предупреждаю, Геральт: каждый раз, когда я двигаюсь, эти штуки внутри меня словно вибрируют.

Геральт не отвечает, только дёргает его за ноги, заставив упасть на спину, и прижимает их к его груди. Регис сам, тут же порозовев щеками, придерживает ноги рукой. Геральт усаживается перед ним и, положив ладонь на ягодицу, медленно, осторожно вытаскивает пробку.

— Мне кажется, — говорит он чуть сипло, — нужно получше смазать.

Меньше всего на свете ему хотелось бы причинить Регису боль или хоть малейший дискомфорт. Конечно, Регису трудно как-нибудь навредить физически, но это ведь не значит, что можно пренебрегать его удовольствием и комфортом.

— Да, не помешает, — кивает Регис и проводит рукой по лбу, убирая с него волосы.

— Резинку дать? Для волос.

— Нет, не надо, — машет он головой и протягивает руку в сторону тумбочки, где стоит смазка, — лучше поторопись.

Геральт добавляет геля на игрушку и анус, немного пошалив и тут — два пальца легко заходят внутрь и так же легко находят простату. Регис весь сжимается и выгибается с томным стоном, а Геральт довольно улыбается. Сплошное наслаждение делать это с его любимым вампиром!

Тряхнув пробку в руке, Геральт ощущает, как шарики внутри создают приятную неровную вибрацию своими перекатами. Она отлично входит внутрь Региса, медленно растягивая кольцо мышц и распрямляя складки кожи. Геральт наслаждается этим сполна — то загоняет её внутрь, то вынимает, то просто трёт первой каплей вход, вынуждая Региса в беззвучной просьбе подмахивать бёдрами.

— Ты помнишь, — говорит Геральт в один момент, остановившись и дав Регису короткий перерыв, — как мы уже делали нечто подобное?

— Я помню каждый раз, что мы были вместе, — дрожащим голосом отвечает тот, взглянув из-под тёмных ресниц и блестящих век, и от этого вздрагивает сердце Геральта, — и как я устроил для тебя то маленькое представление я тоже помню. А что?

Геральт целует его в лодыжку — Регис уже успел закинуть одну ногу ему на плечо — и на пару мгновений погружается в это сладострастное воспоминание. Это случилось где-то спустя месяца три их отношений, они тогда уже жили вместе. И Регис правда что устроил представление: разлёгся на кровати с широко расставленными ногами и, заставив Геральта сидеть на расстоянии, принялся дразнить его, используя на себе свою нежно-розовую анальную пробку. Сначала он тщательно облизал её, подержал во рту с причмокиванием, затем хорошенько смазал слюной, вставил в себя и начал откровенно трахать себя ею. О, как он стонал, распахнув губы! Как закатывал глаза! Как трепетала его грудь от рваного дыхания! Словно он один, словно Геральт не сидел рядом и не умирал от желания! Геральт тогда не сдержался и всё же приблизился, нагло отобрал у Региса из пальцев кольцо пробки, но вдоволь насладиться не успел, потому что очень быстро его вампир стал просить заменить игрушку кой-чем получше. Но он ещё надолго запомнит, как Регис имел себя дурацкой силиконовой игрушкой так, как будто она — единственное, чего Регис желал в своей жизни. Геральт даже, чего уж таить, немного приревновал его, хотя это и было глупо. Потом он со всей страстью взял вампира, заставил стенать его имя и крепко держаться за плечи, и его немного попустило. Сейчас же все эти воспоминания снова бередят ему душу.

— Да так, ничего, — отвечает он, — просто хочу сказать, что надеюсь, что ты представляешь меня вместо этой штуки, — он снова скользит боком пробки по мокрому подрагивающему отверстию, — иначе потом я заставлю тебя пожалеть об этом.

Собственный низкий, по-настоящему угрожающий голос и собственные вылетевшие быстрее мысли слова его пугают. Однако Региса это, кажется, только больше заводит — губы изгибаются в улыбке, а в глазах вспыхивает опасный огонёк. Геральт с внутренним обмиранием понимает, что теперь Регис сделает всё, чтобы он в самом деле исполнил обещание, и часть его пугается ещё больше, а часть — приходит в небывалый восторг от того, что Регис решил затеять с ним такую игру.

— Боги, — протягивает изумлённо Регис, не переставая улыбаться уголком губ, — я и не думал, что этот милый мальчик может быть настолько ревнивым. И настолько опасным.

Милый мальчик? Ну, ещё неизвестно, насколько милым Геральт покажется ему через пару минут.

— Поднимайся, — говорит он, немного отодвинувшись, чтобы Регис мог сесть, — на колени, — велит, дёрнув подбородком.

Регис поворачивается, становится на колени и вытянутые руки и, чуть обернувшись, не иначе как кокетливо спрашивает:

— Ты что же, решил отшлёпать меня?

Геральт сомневается, что мог бы когда-то отшлёпать Региса — даже в таком смысле рука на него не поднимается. Всё, что способны делать его руки с Регисом — это гладить, сжимать и мять. Но тон Региса, игривый, а вовсе не испуганный и даже не равнодушный, ясно даёт понять, что сам он был бы не против подобного в постели.

— А ты бы хотел? — спрашивает Геральт, наливая ещё смазки на пробку. — Чтобы я устроил тебе настоящую порку? Со слезами и соплями?

Регис низко смеётся, опустив голову между плеч.

— Ну, не настолько радикально, мой дорогой. Конечно, моя регенерация как ничто другое хорошо располагает к подобным практикам, однако же сейчас мне не хочется, как ты выразился, «настоящей» порки. А от пары шлепков ничего не случится. Так что… всё в твоих руках, min inima.

— Это что-то новенькое, — замечает Геральт и приставляет кончик игрушки к анусу. — Готов?

Регис согласно мычит в ответ и с силой сжимает в руках простынь, опустившись на локти, когда Геральт начинает медленно вводить её внутрь, вместе с этим обхватив скользкими пальцами его член. И когда пробка оказывается полностью внутри, он подвигается к лицу Региса и, подняв его за подбородок, целует в губы.

— Как ты меня назвал? — спрашивает Геральт.

— Я сейчас ничего не говорил.

— Не прямо сейчас, чуть раньше. Ты сказал «min inima».

— Ах, это, — протягивает вампир с улыбкой, — inima переводится с моего родного языка как «сердце». Это же правда: ты — моё сердце.

— Холера, никто не говорил мне ничего романтичнее! Особенно стоя на коленях с пробкой в заднице.

Очередной смешок Региса тонет в гортанном стоне, потому что Геральт с правильным давлением снова обхватывает рукой его член.

— Давай, детка, трахни мою руку.

Если Регис и хотел бы как-то прокомментировать эту забавную просьбу, он всё же предпочёл промолчать и сделать, как было велено. Его движения осторожны и медлительны, однако по его сдавленным стонам Геральт догадывается, что это его ничуть не спасает. Когда же он подцепляет пальцами ограничитель пробки и, удобно взявшись за него, начинает двигать ею, насколько это возможно, Регис и вовсе, напрягшись, жалобно мычит сквозь зубы.

— Ты даже не представляешь, — тяжело дыша, говорит он, чуть приостановившись, — что делаешь со мной.

— А мне и не нужно представлять, сладкий, достаточно просто смотреть на тебя. — Геральт наклоняется и оставляет несколько поцелуев на его пояснице и вдоль позвоночника, не прекращая расшатывать пробку внутри и ласкать его член. — Не останавливайся. А лучше даже ускоряйся. Давай, быстрее.

Регис и тут подчиняется, прибавив скорости своим толчкам и громкости — ритмичным постанываниям. Холера, знал бы кто, как Геральт любит весь спектр стонов и всхлипов, которые Регис способен издать во время секса! Не найти музыки слаще этих звуков.

Геральт ещё дважды говорит ускориться, и в один момент Регис, поджав ягодицы и всхлипнув, замирает и машет головой.

— Нет, я не могу больше, — жалобно, с надрывом в голосе, говорит он, — ещё чуть-чуть — и я всё. А я хочу, только когда ты будешь внутри. Пожалуйста, Геральт!

С одной стороны, он мечется между тем, чтобы заставить Региса просить ещё и ещё, и тем, чтобы просто уже взять его и успокоиться наконец самому. С другой же стороны, он легко продержится ещё минутку-две, а большего ему и не надо.

— Так что же, выходит, — лениво начинает он и, отпустив его член, придерживает рукой ягодицу, чтобы другой извлечь пробку, — я лучше всех этих штук? А? — Он вытаскивает первую каплю наполовину, и самая широкая часть игрушки так заманчиво растягивает мышцы ануса, что Геральт не сдерживается и обводит их пальцем, вызывая дрожь в теле Региса.

— Я никогда не пытался утверждать обратного, — отвечает Регис, и ответ этот, увы, неправильный.

Геральт проталкивает пробку обратно, а затем уже совсем не так медленно и осторожно, как до этого, вытаскивает назад, вызывая короткий вскрик у Региса. От этого ёкает сердце, но он успокаивает себя, напоминая самому себе, что Регис достаточно растянут, чтобы не навредить ему такой несдержанностью. И теперь он всеми пальцами берётся за этот шарик и с удобством имеет Региса тем, который ещё остался внутри.

— Отвечай, — рычит он, — лучше или нет?

— Лучше, лучше! — выкрикивает Регис, выгибая спину. — Ты лучше всех! Самый лучший, самый любимый, самый-самый! Ну пожалуйста, Геральт!

— Ладно, поверю тебе на слово, — нарочно медлительно протягивает Геральт и с хлюпаньем вытаскивает пробку.

Анус судорожно сжимается в такт громким вздохам Региса, и Геральт, если честно, уже и сам не в состоянии сдерживаться. Он быстро надевает презерватив, добавляет на него побольше смазки и скользкими пальцами поглаживает Региса. И что-то внутри него наполняется нежностью, глядя на эти белые аккуратные ягодицы, поэтому Геральт одну оглаживает рукой, а ко второй прижимается поцелуем.

— Не понимаю, — тихо говорит он в нежную кожу, — как можно отшлёпать такую хорошенькую попку. Это же как… — он задумывается, подбирая слово, — это почти то же самое, как если я надаю тебе пощёчин.

Регис издаёт еле слышный смешок, протягивает руку назад, чтобы накрыть ею ладонь Геральта, и говорит:

— Ну, ты же любишь, когда у меня на щеках румянец.

Хохотнув, Геральт легонько похлопывает его по ягодице и целует поясницу.

— И правда люблю, но давай всё же не в этот раз, хорошо? Мне надо морально подготовиться к такому.

— Успокойся, Геральт, — мягко говорит Регис, даже обернувшись к нему, — время для… хм… чувственных удовольствий подобного толка ещё обязательно найдётся в будущем. Впереди нас ждёт долгая дорога бок о бок — по крайней мере, я на это надеюсь, мой дорогой, — так что смею предположить, что однажды ты и сам захочешь… окунуться во что-то новое для себя.

Геральт сглатывает и пытается возразить.

— Не думаю, что когда-нибудь смогу…

— Успокойся, Геральт, — настойчивее просит Регис, перебив его. — Сейчас я тебя ни о чём таком не прошу. Мы можем вообще никогда этого не делать, если ты не захочешь. Расслабься. Не нужно все мои слова воспринимать так серьёзно, — добавляет Регис снисходительно. — А теперь, пожалуйста, давай продолжим.

— Ладно, сладкий, как скажешь, — сдаётся Геральт и старается отбросить все эти мысли в сторону.

Он поднимается на коленях, приставляет головку члена ко входу и, предупредив Региса, не спеша входит. К его удивлению, очень скоро после нескольких тягучих, плотных толчков он ощущает характерные судороги внутри Региса, слышит его сдавленный стон сквозь зубы и улавливает пальцами пробежавшую по его бёдрам дрожь.

— Холера, — выдыхает он, облизав губы, — ты что, уже?

— Только не останавливайся, — вместо ответа просит тот порывисто, — не останавливайся!

Геральт, мало что понимая в этот момент, всё-таки замедляется и соскальзывает рукой ему на живот, чтобы наверняка узнать, правда Регис кончил или нет, и вдруг не может нащупать его члена. А вместо него пальцы натыкаются на набухшие половые губы.

Что ж, неожиданно! Но кто он такой, чтобы судить Региса в его желаниях? Да и пора бы, по всей видимости, привыкать к подобным неожиданностям.

Геральт сглатывает и с замершим дыханием проводит пальцем по клитору, и Регис, жалобно произнеся его имя, перехватывает его руку. Но не отталкивает, просто держит, не давая двинуться дальше.

— Тише, Регис, спокойно, — говорит он и плавно возобновляет движения бёдрами, — всё хорошо, я просто хочу погладить тебя. Можно?

Регис тяжело, глубоко дышит грудью, а вместо ответа он только кивает, но руку не убирает. Геральт быстро смекает, что он, видимо, ещё совсем сухой, поэтому любое действие будет чувствительным и даже не в приятном смысле.

— Подожди, отпусти, пожалуйста, — тихо просит он, и Регис всё же отпускает. Геральт набирает на руку слюну изо рта и прижимает ладонь между его ног. — Сейчас будет хорошо, сейчас. — Он размазывает слюну между половых губ и по клитору, часть стекает вниз на полотенце, — как хорошо, что Регис всегда каким-то чудом знает, когда обязательно нужно что-то подстелить! — но зато сразу становится влажно и скользко, и только от лёгких движений вдоль клитора Регис громко стонет и поджимает пальцы на ногах.

Какое-то время Геральт продолжает короткими рывками входить в него сзади и ласкать рукой спереди, и уже появляется вязкая смазка Региса, которая в разы лучше слюны, и в какой-то момент вампир просит перевернуться на спину. Геральт отходит в сторонку, давая ему место развернуться, и когда он укладывается обратно, расставив ноги, протягивает руки и зовёт:

— Иди ко мне, min saben.

Геральт, подняв его ноги и придержав их, скользит членом назад в растянутое отверстие, а затем прижимается к Регису и целует его. Он изворачивает руку, чтобы протиснуться между их телами и продолжить ласкать Региса, но тот сжимает его руку повыше локтя и тихо говорит:

— Это необязательно. Лучше прижмись поближе и обними меня.

— Я сделаю всё, что ты пожелаешь, — напоминает Геральт, заглянув в его глаза. Такие чудесные, волшебные глаза. — Совсем забыл сказать: ты сегодня безумно красивый. Подводка, правда, немного потекла, — он большим пальцем стирает размытую дорожку от капельки слезы у внутреннего уголка глаза и коротко целует его в губы. — Но это уже мелочи.

— Я бы даже сказал, что это следствие, — усмехается Регис.

Геральт крепко обнимает его за плечи, прижимаясь ближе, соприкасаясь всем телом. Ноги Региса лежат у него на спине, его руки обвивают шею, а бёдра слабо раскачиваются навстречу, и когда Геральт уже находится на грани, у него над ухом звучит:

— Геральт, тебе хорошо со мной?

Стиснув зубы, он отвечает:

— Хорошо. Хорошо, Регис, очень хорошо. Давай я всё же сделаю для тебя что-нибудь?

— Сделаешь, но чуть позже. Ты первый, давай.

Геральт ускоряет движения, и от жара и тесноты тела Региса, от горячего дыхания на ухо, от ощущения впившихся в его плечи ногтей он кончает со стоном и прижимается лбом к ключице вампира, постепенно замедляясь и стараясь перевести дыхание. Он чувствует, как слабнут колени, и потому заваливается на бок рядом с ним, без предупреждения скользнув рукой к его раскрытой промежности.

— Извини, что не языком, — говорит он ему, уткнувшись губами в плечо, — но я не брился, буду колоться.

— И так всё замечательно, — шелестит в ответ Регис и закидывает ногу поверх ног Геральта, а вторую ещё больше отводит в сторону и придерживает рукой. — Можешь посильнее.

Геральт согласно мычит и скользит средним пальцем ко входу во влагалище, а большим кружит вокруг клитора. Он несильно толкается пальцем во вход, но даже не погружается внутрь, просто держит его там. Регис понемногу подаётся вперёд, потираясь о его руку и вскоре кончает с именем Геральт на губах, перешедшим в прекрасный дрожащий стон.

— Я люблю тебя, — говорит Геральт, когда накрывает их обоих одеялом и крепко обнимает Региса, положив голову ему на грудь.

— И я тебя люблю. Ты прямо как котёнок, — замечает нежно Регис, почёсывая ногтями ему за ухом, и от этого Геральт непроизвольно прикрывает глаза и довольно гудит.

— Мама часто звала меня в детстве котиком и котёнком. А знаешь, почему?

— Почему?

— Когда-то у нас дома жил рыжий кот, и я играл с ним, когда ещё даже ходить не умел. Она говорила мне, что звала меня котиком, потому что я тоже был рыжий и передразнивал кота, когда он мяукал.

— Боги, Геральт, ты, должно быть, был просто очаровательным ребёнком, — Регис ласково целует его в макушку, — хотел бы я взглянуть на маленького тебя.

Геральт чуть было не говорит в шутку, что тогда им надо заводить ребёнка, но эта мысль заставляет его щёки потеплеть от смущения, и поэтому вместо этого он говорит:

— Как-нибудь поедем к маме в гости, и она с удовольствием покажет тебе мои детские фотографии.

— Надеюсь, найдётся хоть одна, где малыш Геральт разгуливает по дому голышом? — Регис смеётся в ответ, и Геральт улыбается. А как же, найдётся. Может, и не одна даже.

— Вот поедем, и выяснишь это. Лучше скажи мне, а что ты готовил сегодня? Креветки, что ли?

Регис теряется на мгновение, задумывается, но потом согласно угукает в ответ.

— В сливочном соусе, с рисом. Что-то так захотелось креветок. Будешь? Пойдём, я разогрею.

— Выходит, — неспешно проговаривает Геральт, продолжая крепко держать его, не давая встать, — сейчас Зефир там один с тарелкой моих креветок, которые остались на столе?

Регис вздыхает и снова угукает в ответ.

— Получается, что так. А ведь я и так дал ему три штучки, пока готовил. Но ты не волнуйся, там ещё есть, тебе тоже достанется.

— Вот засранец мелкий.

— Ну-ну, не ругайся, мой милый котик.

Геральт хочет было сказать, чтобы Регис не злоупотреблял этим прозвищем, однако тот целует его в нос и трётся об него своим.

Ну и что ты тут сделаешь?

***

— Да ёб твою мать, блять, Регис! — восклицает в сердцах Геральт, когда Регис в очередной раз едва избегает столкновения на встречной полосе. — Ты нас убить, что ли, хочешь?! Нахера идёшь на обгон, если так близко встречная машина?!

— Да она не близко! И вообще, ты можешь не возмущаться мне под руку? — Ядовито выплёвывает Регис сквозь зубы, вцепившись в руль до побеления костяшек.

— Как тут не возмущаться, если ты за два часа в четвёртый раз чуть не отправил нас на тот свет!

— Ну не отправил же!

— Ну так отдельное, блять, спасибо тебе за это! — Язвит Геральт, всплеснув руками.

— Не ори на меня. — Чуть ли не рычит в ответ Регис.

— Нет, я буду орать! — Геральт стучит пальцем по приборной панели, находясь на волоске от того, чтобы перехватить у вампира руль. — Да сбавь ты скорость! Я буду орать, потому что нам ехать ещё три часа, и если ты не прекратишь свои закидоны, мы можем вообще никуда не доехать. Ты угробишь нас — нет, ты угробишь меня, тебе-то ничего не будет! — и разобьёшь в хлам машину!

— Это моя машина, что хочу, то и делаю!

— Да хрена с два! Это ты что ли занимаешься её страховкой и обслуживанием? С самого момента покупки, между прочим, а это уже три года! Это ты, что ли, ездишь на ней каждый день на работу? Когда ты вообще на ней ездил последний раз, а? Она и до меня в гараже пылилась просто так! Да мне эта машина роднее, чем была моя собственная! Не позволю делать с ней, что вздумается! — Регис на это только сильнее хмурит брови и сжимает челюсти, но молчит, потому что это крыть ему нечем. — И вообще, — чуть спокойнее, но всё равно с раздражением добавляет Геральт, — я всё ещё не услышал, с какого это хера ты вдруг вызвался вести, а? Да мы сегодня только твои права искали час! Нахрена это всё было? Что ты пытаешься мне этим доказать? Да блять! — В этот момент Регис резко дёргает машину, идя в очередной раз на обгон, и Геральта хорошенько так встряхивает от неожиданности. Спасибо ремню безопасности. — Сбавляй скорость, я говорю! — Ещё более грозно требует он, ухватившись за ручку на двери. Как будто это спасёт его! — Ёбаный в рот, Регис, я с кем говорю?! Ты не понимаешь, что ли, что на этой дороге нельзя переть с такой скоростью?! Ты куда, блять, так гонишь?!

— Тебя не поймёшь: то мы опаздываем, то «куда ты гонишь», ты определись уже! Я вообще, может, поскорее хочу приехать, чтобы выйти из машины и уйти от тебя куда-нибудь подальше! — Взрывается Регис, взмахнув рукой, перестраиваясь обратно на свою полосу и скидывая пару десятков километров в час.

— Пиздец, а чего ты мелочишься, останови прямо здесь у обочины, я просто выйду и пойду дальше пешком! Хоть целым доберусь.

— Да ты и так целым доберёшься, Геральт! Я нормально вожу! Это ты всю дорогу придираешься ко мне!

— А как к тебе не придираться, если ты и так всю неделю ходишь нервный и дёрганный, а как за руль сел, так тебя вообще хуй пойти куда понесло! Творишь, что вздумается, меня не слушаешь, только огрызаешься и пререкаешься со мной, как будто тебе пятнадцать лет!

— Всё со мной нормально! — Сквозь зубы цедит Регис и посильнее выкручивает на магнитоле громкость. — Слушай молча музыку и отстань от меня наконец. Я вожу машину дольше, чем ты живёшь на этом свете, ясно?

— Хуясно, — ехидничает Геральт и демонстративно отворачивается к окну.

— И кому из нас после этого пятнадцать?

Геральт не отвечает. Он со всей агрессией вглядывается в пейзаж за окном и нервно стучит пальцами по коленке, надеясь, что его раздражение прекрасно видно со стороны. Ну потому что это охуеть просто! Целую неделю Регис третирует его не за хрен собачий, а как он высказался, действительно по делу, между прочим, так ему просто нагло сказали заткнуться и молчать в тряпочку!

Это началось на следующий день после того, как они в последний раз занимались сексом. Геральт так и не понял, какая муха Региса укусила или что он сделал не так — Регис отказался разговаривать с ним по этому поводу.

Так вот, сначала Регис ходил грустный и задумчивый, хотя при Геральте упорно делал вид, что всё хорошо. Геральт как мог старался растормошить его — они вместе испекли пирог, проехались в большой ТРЦ, закупились продуктами, прогулялись, Геральт даже уломал его сходить в кино, однако было понятно, что душевного состояния Региса это не изменило. А через пару дней его меланхолия вылилась в нервное напряжение и миллион поводов придраться и поругаться. То Геральт, оказывается, всё это время не так ставил свою кружку в сушилку, то он не там оставляет свои тапки, то должен был догадаться снять бельё на балконе, то он мог бы не пить кофе вечером, потому что это вредно для сна, то пусть он отдаст Зефира Регису, потому что он хочет его потискать, то ещё куча, куча вещей, из-за которых можно возмущаться или ныть. Геральт пытался его как-то приободрить и выведать, что случилось, но Регис до сих пор молчит, как партизан. Геральт одарил его сладостями, пару раз купил букет цветов, один раз подарил красивую бордовую орхидею в горшке. Орхидее Регис очень обрадовался. Он поставил её на комоде в спальне, рядом с другой, белой орхидеей, которая, правда, сейчас не цветёт, и слепком их соединённых рук — Зефира задействовать в этом не удалось, потому что он, не поняв прикола, сбежал, расцарапав Геральту руку и ногу, — а потом даже чмокнул Геральта в губы. Единственный поцелуй от него за последнее время!

Позавчера же вечером они играли в гвинт, и во время первой партии они умудрились разругаться так, что даже Зефир не стал сидеть с ними и ушёл в спальню. Во время второй партии Регис проиграл и почему-то очень расстроился, и тогда Геральт, забрав оставшиеся карты у него из руки и разложив карты из отбоя, начал объяснять, как ему следовало походить, чтобы выиграть. Регис внимательно слушал и кивал, что, в целом, тоже было удивительно. А прервал эту короткую идиллию телефонный звонок от давней подруги Региса, Ирис.

Она объяснила, что её муж собрался отвезти её на пару дней в один отель в горах, который специализируется на оказании спа-процедур, а единственный свободный номер оказался четырёхместным, то есть с двумя спальнями. И потому Ирис интересовалась, не хочет ли Регис разделить с ними номер и познакомить её наконец со своим бойфрендом. Регис начал было объяснять, что у него нет настроения, что Геральт занят и так далее, но Геральт, услышав их разговор, шёпотом сказал ему соглашаться и всё тут.

Спа-центр — это же как раз то, что нужно! Регис походит на всякие процедуры, расслабится, подобреет и может быть перестанет быть такой занозой в заднице. А если совсем уж повезёт, то может быть даже удастся с ним поговорить и всё выяснить.

Геральту пришлось изрядно постараться, чтобы в срочном порядке в телефонном режиме договориться с клиентами и либо перенести занятия на другие дни, либо попросить коллег позаниматься с ними. Но, хвала всему святому в этом мире, в результате всё сложилось наилучшим образом, и в тот день они даже ни разу больше не зацепились.

Вчера вечером, когда Геральт вернулся домой, Регис был совершенно спокоен, они поужинали, Геральт собрал свои вещи — Регис свои собрал ещё днём — и они легли спать. Но зато этим утром! Понятно, что они оба плохо выспались, ведь вставать сегодня пришлось очень рано, чтобы выехать из дому в шесть и добраться до места к обеду. Они оба, наверное, проснулись не совсем в духе или не совсем с той ноги. Но тем не менее из-за того, что Регису припёрло самому сесть за руль, они целый час угробили на то, чтобы отыскать водительское удостоверение Региса! Которое, между прочим, всего лишь — всего лишь! — оказалось в кармане его джинсовки! Он, понимаешь ли, в то время ходил в ней и права держал при себе на всякий случай, хотя машина уже тогда только пылилась в гараже, а потом стало слишком тепло для джинсовки, и он забыл про эти права к чёртовой матери. Так что неудивительно, что после их пассивно-агрессивной перебранки оба стали чудить. Геральт признаёт — он, пожалуй, перегнул палку, когда ещё в городе начал ворчать на то, что Регис едет не по навигатору. В конце концов, дорога, по которой выехал Регис, действительно оказалась короче. Но вот придирки по поводу того, что он лезет на рожон и превышает — это справедливо.

Через полчаса Геральта окончательно отпускает и он, сделав музыку потише, чтоб можно было поговорить, осторожно кладёт руку на колено Региса, мягко поглаживает. Регис только на миг бросает взгляд на его руку и больше ничего.

— Детка, давай я поведу, а? Ты же не любишь ездить на дальние расстояния. Сидишь вон весь напряжённый. Зачем мучиться? Мне же не сложно, я привык быть водителем. А ты уже привык сидеть рядом и смотреть в окно или в телефоне лазить. Давай, а?

— Геральт, я правда в порядке, — спокойно говорит Регис, — всё будет нормально, сиди отдыхай и ни о чём не думай.

— Вообще-то, это ты должен был отдыхать!

— Брось, Геральт, если кто из нас и заслужил хоть небольшой отдых, то это ты. Я же и так сижу дома и отдыхаю. Я не устаю.

— Неправда. Уставать можно и от того, что сидишь целыми днями в четырёх стенах. К тому же, на тебе практически все домашние дела, а это тоже, считай, полноценная работа.

— Геральт, ты так говоришь, будто я сутки напролёт драю квартиру и наготавливаю грандиозные ужины к твоему приходу, — выгнув бровь, отвечает Регис, коротко глянув на него. — И я не пойму: это у тебя так чувство юмора проявляется или ты всерьёз считаешь, что я целыми днями, как рабыня, убираю, стираю и готовлю?

— Ну, нет, конечно, — помедлив, отвечает Геральт, — но всё же у нас всегда всё идеально чисто, уверен, даже в тех местах, о существовании которых я даже не догадываюсь. Дома всегда есть что-нибудь вкусненькое. У нас всегда уютно и приятно дома. И всё такое. И это же только благодаря тебе. Я ценю это.

— Ах, Геральт, Геральт. — Регис одаривает его тёплым взглядом и маленькой улыбкой, накрывает его руку своей. — Удивительный ты человек. Давай я немного поясню, — добавляет он, когда Геральт вопросительно поднимает брови. — Смотри: всё, что ты сейчас перечислил, я не делаю именно для тебя. Убираюсь дома я потому, что это прежде всего мой дом. Если я не уберусь — никто не уберётся. Так же и со стиркой. Конечно, ты можешь сказать, что я мог бы и тебя капитально привлекать к уборке, но не вижу в этом большого смысла, потому что я понимаю, что эта квартира, всё же, хоть ты и зовёшь её «нашим домом», остаётся для тебя «квартирой Региса», то есть не твоей собственностью. Я имею в виду, что ты не ощущаешь себя владельцем, полноправным хозяином дома, понимаешь? А без этого нет особой цели где-то прибраться, что-то отмыть и так далее. Ну, мол, не моё, значит, и не мне этим заниматься. Ты не подумай, я без претензий, просто констатация факта. Так устроена психика, тут ничего не поделать. А вот насчёт готовки… Ну, тут ты отчасти прав. — Он дарит Геральту тёплую улыбку и легонько похлопывает его по руке. — Вкусно поесть — это одна из моих слабостей. Но раньше сам я готовил не так уж и часто, а вот когда ты так глубоко вошёл в мою жизнь, я заметил, что мне очень приятно, когда ты хвалишь мою стряпню.

— Мне всегда нравилось, как ты готовишь, — бурчит Геральт между делом.

— Мне тоже нравится, когда ты готовишь, мой дорогой. Но сейчас не об этом. Я объективно понимаю, что у меня больше возможностей приготовить ужин, чем у тебя. И не вижу в этом ничего такого. К тому же, если я не захочу, то могу и не готовить ничего — мы запросто можем пойти в ресторан или заказать доставку. Ах, как же я люблю современный мир! Ты не обижаешься на меня за то, что я сказал про квартиру?

— Нет, не обижаюсь. — Ну, может быть, совсем немножко! — В конце концов, в чём-то ты действительно прав.

Геральт мысленно даёт себе по шее, потому что Регис, судя по всему, прав абсолютно во всём, как это обычно и бывает, и от этого делается неприятно на душе. Геральт порой всё ещё ощущает себя так, будто он просто в гостях у Региса. Ну подумаешь, задержался на месяцок-другой, но всё равно ему вот-вот придётся возвращаться в свою старую съёмную однушку, так чего, действительно, заботиться о каких-то домашних делах? Он всегда старается отгонять от себя эти мысли, потому что это — просто привычки. Геральт тоже привык жить один, справляться с делами по мере необходимости и на свой, так сказать, вкус. А лезть со своим уставом в чужой монастырь, как говорится, чревато последствиями. Но если разобраться по существу, Геральт намерен остаться с Регисом, а значит, и остаться в его квартире. По крайней мере, пока они не соберутся покупать какое-то другое, совместное жильё. И раз Регис пустил его в свою жизнь, значит, Геральт теперь должен заботиться о доме Региса так, как о своём собственном. Геральту определённо стоит посерьёзнее поговорить с ним об этом и попытаться доказать — и Регису, и самому себе, — что их квартира, их гнёздышко действительно их. Что они оба заботятся о своём общем доме, что оба стараются поддерживать уют и тепло домашнего очага. Он хочет быть причастным, хочет тоже создавать уют для Региса, как он создаёт для Геральта, а не быть тем, кто хотя бы смывает за собой и уже хорошо.

Он успокаивает себя мыслью, что это нормально на ранних этапах совместной жизни — быт только налаживается, всё не может построиться моментально и без заминок. Геральт поговорит с Регисом, и вместе они найдут наиболее комфортное и справедливое распределение обязанностей и ответственности.

— Ты точно не обижаешься? — Регис касается рукой его ноги, чтобы привлечь внимание.

— Точно, точно, я же сказал.

— Ну ладно, а то ты вдруг замолчал и так серьёзно задумался.

— Поговорим на эту тему позднее, ладно? Когда вернёмся домой. Не будем портить наш отдых домашними делами.

Регис согласно угукает и возвращает руку на руль. А вот ладонь Геральта продолжает лежать у него на коленке.

— Если ты хочешь, то хорошо, поговорим.

— А теперь вернёмся к делам насущным. — Объявляет Геральт торжественно, а затем просит: — Ну детка, ну дай я поведу, а? Ну пожалуйста. А ты сядешь сюда, будешь как обычно смотреть в окно, ты глянь, какие здесь красивые пейзажи, всё такое оранжевое и жёлтое, ели зелёные проглядывают, а в горах вон снег уже лежит. Неужели тебе не хочется просто полюбоваться?

— Я могу любоваться через лобовое стекло.

— Ну Регис!

— Как же ты мило канючишь, — произносит он низким голосом, улыбнувшись уголком губ.

Ого! Регис — ураган эмоций, и никогда не угадать, какая накроет в следующий миг! Геральт тоже быстро улавливает это его настроение и так же низко, с рокотом, говорит:

— Если всё дело в этом, то я могу попросить ещё, так, как тебе понравится.

Рука Геральта ползёт ещё выше по ноге Региса, а тот, хохотнув, крепче сжимает её.

— Геральт, водителя нельзя отвлекать во время движения.

— Ну, смотря во время какого движения. Или вернее: каких движений. — Регис глядит на него изумлённо, приоткрыв губы, а потом тепло улыбается.

— Господи, какой же ты всё ещё мальчишка, — говорит он, качнув головой.

— Тебя не поймёшь: то я твой мужчина, то всё ещё мальчишка. Определись уже. — Геральт вообще-то не обижается, а руку убирает и отворачивается к окну просто так.

— О, мальчик мой, одно другому совсем не противоречит.

Какое-то время они едут в молчании, а потом Регис неожиданно выдаёт:

— Сядешь за руль, Геральт?

— С чего бы это вдруг? — бурчит Геральт себе под нос и думает, что язык его — враг его.

— Просто я подумал и понял, что глупо отрицать тот факт, что я, пожалуй, всю свою жизнь ждал именно тебя.

Регис говорит это таким тоном, словно это всё объясняет, хотя Геральту вообще не понятно, как это его открытие связано с тем, кто поведёт машину. Тем не менее он соглашается на предложение и решает больше не возникать по этому поводу. Регис съезжает с дороги, и они меняются местами.

Усевшись на своё законное водительское место, Геральту даже дышать становится легче. Только вот кресло слишком близко к рулю и спинка слишком прямо стоит… Холера, перед выездом они поспорили ещё и из-за этого — Регис всё возмущался, как это Геральт так ездит, чуть ли не лёжа! Ну ничего, вернуть сидение в прежнее положение ему не сложно. Регис тоже с удобством размещается на своём месте и, кажется, тоже ощущает себя комфортнее. Геральт прибавляет звука, когда начинает играть «I Was Made For Lovin' You», которая нравится Регису, и тот довольно улыбается, притоптывая в такт носком ботинка и качая головой.

— А у тебя есть что-нибудь сладенькое? — спрашивает он, залезая в бардачок.

— Да, там поищи, — кивает Геральт, — я вчера накупил тебе всякого.

Геральт очень хотел угодить ему, поэтому вчера после работы специально заехал в магазин, чтобы купить в машину шоколадок, батончиков, жвачек, орешков и конфеток — Регис любит что-нибудь пожевать в пути, а Геральту иногда нужна какая-нибудь сильная мятная жвачка, если сильно клонит в сон за рулём.

— Сколько тут всего! — Восклицает Регис. — А попить есть что-нибудь?

Геральт кивает и указывает пальцем себе за спину — вода у него в кармане чехла от сидения.

— Как обычно, сзади. Питьевая вода с дома, минералка и сладкая газировка. 

— А где моя подушечка под шею?

— Тоже сзади глянь, на сидении.

Регис оборачивается, тянется рукой назад и достаёт подушку в виде котопса и бутылку питьевой воды. Подушка сразу же ложится под шею, и Регис принимается выбирать себе лакомство.

— Ой, даже пастила есть! Спасибо, Геральт. И мои любимые кешью! Уже жареные, да?

— Да, детка, жареные.

— И мой любимый шоколад! Но Геральт, я же люблю с цельным фундуком, а тут дроблённый!

Да блять.

***

В целом, остаток пути, заселение в отеле и быстрое знакомство с друзьями Региса прошли благополучно. Регис только представил их друг другу за быстрым совместным обедом, и Ольгерд с Ирис показались ему вполне милыми людьми и весьма в духе Региса — они явно не так просты, как кажется.

Но потом они с Регисом отправились на свои процедуры, которые обговорили и заказали ещё позавчера, и из головы Геральта повылетали все связные мысли. Он в этом не сильно разбирается, поэтому составление спа-программы полностью доверил Регису. К вечеру у него создалось впечатление, что они успели попробовать всё — баню, бассейн, джакузи, обёртывание, маски для тела и лица, какие-то минеральные ванночки для рук и ног, всякие маникюры и педикюры, у них даже был перерыв на шампанское и фрукты! А потом был массаж, полтора часа прекрасного расслабляющего массажа. Перед тем, как отправиться на процедуры, Геральт в шутку попросил Региса слишком не стонать от наслаждения, а то будет неловко, а в итоге Регис только пару раз замычал, но и то в рамках приличного, а вот Геральт! Он сам от себя такого не ожидал, но все эти релаксирующие процедуры, такая приятная лёгкая музыка и такие прекрасные горные виды из панорамных окон чуть ли не заставили его плакать от счастья, а вот массаж и вовсе добил его — тут уж он не сдержался и да, вырвалась у него парочка откровенных стонов и несколько раз «О, богиня, да». Он не видел, но даже кожей ощущал, как Регис тихо посмеивался над ним.

Уже после всех процедур, когда они сидят в роскошно мягких креслах с коктейлями и фруктовой нарезкой, глядя, как в темноте за окном сыпят хлопья снега, подсвеченные точечными магическими светильниками, Регис ему с нескрываемым довольством говорит:

— Ну так как тебе наш отдых? Массаж понравился? Хотя чего это я спрашиваю — должно быть, вся горная долина слышала, что понравился.

Геральт решает проигнорировать этот его самодовольный тон и, едва шевеля языком, отвечает:

— Ты даже не представляешь, как это было охуенно. Никогда я не чувствовал себя так легко, как сейчас. Регис, может, ты научишься тоже делать такой массаж?

— Мне показалось, что тебе будет полезна эта техника массажа, поскольку она очень благотворно влияет на мышцы и улучшает кровообращение. — Отпив из трубочки свой тропический коктейль, он добавляет: — Посмотрим, может и научусь. На досуге. Конечно же, если будешь хорошо вести себя, мой дорогой мальчик.

— Ого-го! Ну нихрена ж себе, как мы запели! — Усмехается Геральт. — Так сильно понравилось называть меня вот так?

— Очень понравилось, — широко улыбаясь, говорит Регис. — Для меня ты — мальчишка, и ты определённо мой, так что всё даже соответствует действительности.

Быстрым, неуловимым движением Геральт оказывается около Региса и за отворот белоснежного халата притягивает для поцелуя.

— Смотри, как бы самому не пришлось, подобно мальчишке, хныкать подо мной.

— Охо-хо, напугал! — Издаёт Регис, улюлюкая. — Можно подумать, мне будет впервой!

Холера, да как с этим человеком можно разговаривать?! Вернее, с вампиром! Если он любые остроты Геральта оборачивает против него же! Вот что он должен сейчас сказать?

Сдавшись, Геральт мягко улыбается и целует его в лоб.

— Ты невыносимый, — говорит он с любовью и возвращается на своё место.

— Как обидно! А я мечтал, что ты будешь меня на руках носить.

— Да буду, буду, — махнув рукой, кивает Геральт и берёт бокал со своим коктейлем. — И на руках буду, и холить, и лелеять, всё буду, что хочешь.

— Многообещающе.

— Слушай, ты мне лучше вот что скажи, а откуда ты знаешь Ольгерда и Ирис?

Регис оставляет коктейль и складывает руки на коленях, призадумавшись.

— Я познакомился с Ирис, когда начал ходить на занятия по живописи. В очередной раз убедился, что природа меня обделила художественным талантом и бросил занятия, а вот с ней мы как-то сдружились. Ну, а потом она и с Ольгердом нас познакомила. Мы не то чтобы часто встречаемся, тем более втроём, но ценим общество друг друга, когда удаётся повидаться.

— Угу, что-то не видно, как вы цените общество друг друга. За день всего полчаса вместе посидели.

— Так сейчас отдохнём с тобой и пойдём в ресторан, у нас на четверых столик заказан.

— Правда? Ты мне не сказал.

— Ну, сейчас вот сказал, — пожав плечами, отвечает Регис и снова захватывает губами трубочку.

— А когда вы познакомились? — Чуть погодя снова спрашивает Геральт.

— А что? — Регис настораживается, и Геральт это нутром чует. Значит, точно что-то в этой парочке есть непростое.

— Ну когда? Ещё до меня, да? Я не помню, чтобы ты на живопись ходил.

— Ты порой чрезвычайно сообразителен. — Регис немного недоволен, но Геральта это только больше забавляет. — Мы действительно знакомы довольно долго. А что?

Геральт, почесав затылок, замявшись, поясняет:

— Да мне просто показалось… глупость, наверное, но мне показалось, что они оба словно… ну, знаешь, словно они старше, чем выглядят.

Регис хмурит брови и, покусав губу, негромко говорит:

— Вообще-то я ничего не знаю. Но у меня есть основания считать, что ты прав. Как-то однажды, ещё до знакомства с ними, мне в руки попалась одна книга, «Знаменитые династии Редании», кажется, и вот там упоминается, что некий Ольгерд фон Эверек женился на некой Ирис Билевитц, ещё сто с лишним лет назад. И когда мы познакомились, я вспомнил о той книге. Конечно, я бы мог списать это на совпадение, мол, полные тёзки, но мне стало интересно, и я провёл небольшое исследование. В Редании есть такая старая сказка, или даже легенда, которая, вероятно, произошла на самом деле. И если связать всё это воедино… В общем, если коротко, то похоже, что когда-то давно Ольгерд заключил контракт с могущественными силами, чтобы те даровали ему и его суженой вечную жизнь в любви и благополучии. Не знаю, в обмен на что, но предположил бы, что… ну, ты знаешь, детей-то у них нет. Всё время говорят, что им никто, кроме друг друга, не нужен.

— Так может они говорят ровно то, что и имеют в виду? Может, они действительно просто не хотят детей?

— Может. — Регис выпрямляется и возвращает голосу обычный тон. — Ты спросил — я ответил. Я ничего не знаю, спрашивать у них тоже ничего не собираюсь. Своими мыслями поделился, а какие из этого делать выводы — решать тебе.

Геральт на время задумывается, и они погружаются в уютную тишину. Только спустя пару минут Регис добавляет:

— Ещё в той книге было сказано, что у Ольгерда был младший брат, Витольд. А я как раз у Ирис дома видел фотографию Ольгерда с его братом, тоже Витольд, представляешь. Правда, он давно умер. Но насколько давно? Если фото ещё чёрно-белое.

Геральт громко хмыкает и протягивает:

— Мда-а, умеешь ты заводить интересные знакомства.

— Это да, — кивает Регис с улыбкой. — Только я прошу тебя, Геральт, при них — никаких вопросов и разговоров на эту тему, ладно? Сам понимаешь.

— Я понимаю, понимаю. Не волнуйся, краснеть из-за меня тебе не придётся.

Регис посылает ему тёплую улыбку и лёгкий кивок головы.

Геральт сомневается, но всё-таки его страшно мучает ещё один важный животрепещущий вопрос. Даже уже не из вредности, а просто из чистого любопытства он спрашивает:

— Детка, а вот ответишь мне ещё на один вопрос? Всего один.

— Да, Геральт?

— Ну скажи мне, чего ты вдруг сегодня упёрся, что поведёшь машину? — Регис цокает языком и отворачивается, закатив глаза. — Да ладно тебе, я не собираюсь больше из-за этого разоряться. Мне просто интересно: почему? Что тебя сподвигло на это?

Регис чуть погодя, глядя на коктейль в руках и размешивая его трубочкой, неохотно и тихо отвечает:

— Ну, просто у меня возникла потребность сделать что-то… Ты знаешь, что-то, что раньше я делал сам. Что-то, вроде как, исключительно мужское. Ради самоутверждения, можно сказать. Я вовсе не хотел обижать тебя. Да и, как видишь, всё равно я слишком отвык от этого всего.

Ради самоутверждения? Геральту стоило догадаться самому. Однако такие вопросы не решаются вот так, вскользь. А ещё не хочется портить такой спокойный момент. Поэтому он решает, что вернётся к этой теме вечером, и вот тогда выпытает у Региса всё. А пока что он старается отвлечь его от грустных мыслей и исключительно с целью расшевелить его, бурчит:

— Если вдруг понадобилось показать, кто в доме хозяин, лучше бы починил таймер на духовке, пока она нам квартиру не взорвала.

— Геральт! Ты как будто не знаешь, что я ничего в этом не смыслю и не собираюсь туда лезть. И вообще, это ты обещал починить таймер ещё сто лет назад!

— А можно подумать, я в этом много смыслю.

Лицо Региса вытягивается от удивления и возмущения, и он, хмурясь, спрашивает:

— Зачем ты тогда сказал, что починишь его? Я бы уже давно мастера вызвал, и всё было бы готово! А я, как болван какой-то, всё сижу жду, пока ты соизволишь взяться за дело.

Геральт не выдерживает и хохочет, вызывая недоумение у Региса.

— Я просто пошутил, сладкий! Я правда починю, не переживай.

— А когда, Геральт? Когда?

— Ну, вот домой приеду и починю. На этот раз точно.

— Ну смотри мне, — грозит Регис пальцем, сощурившись, — не починишь — я вызываю мастера, и дело с концом.

— Ладно, ладно, я понял.

Геральт слабо улыбается, ловя губами трубочку своего коктейля. Ну вот, придётся теперь и правда чинить!

***

Вечер в компании друзей Региса проходит потрясающе. Ольгерд и Ирис очень доброжелательные и дружелюбные люди, Ирис с удовольствием рассказывает Геральту, что Регис вообще-то довольно красиво рисует, хоть и прибедняется, и с запозданием в несколько лет до Геральта доходит, что картина с белым волком на обрыве над морем, которая висит у них в гостиной, написана рукой Региса. И как он раньше не додумался, что инициалы «Э. Р.» в правом нижнем углу картины принадлежат Эмиелю Регису, как он иногда до сих пор называется перед новыми людьми?

Ольгерд, несмотря на его кажущийся суровым и чересчур серьёзным вид, Геральту понравился. Они вообще как-то быстро находят общий язык, а к тому времени, как они решают, что пора уже уходить, он даже приглашает Геральта вместе с Регисом на ближайших выходных заглянуть на ужин в их загородный дом.

В своём номере они сразу расходятся по комнатам, договорившись только встретиться за завтраком, который им должны подать прямо в номер.

Завалившись на кровать, Геральт было думает, что сейчас самое время подозвать Региса к себе, обнять его, поцеловать и узнать наконец, что с ним происходит в последние дни. Но быстрее, чем Регис, переодевшись, успевает добраться до постели, ему звонит Лютик и своей болтовнёй отнимает у Геральта целых полчаса времени. Геральт успевает обмыться в душе, поваляться на большой шикарной кровати, немного посидеть в телефоне и просто попялить в потолок, слушая через громкий динамик нытьё Лютика из-за Ламберта, из-за отсутствия вдохновения, из-за поклонников, которые заебали слать в директ свои члены, и даже из-за собаки, которую хотел Ламберт, а выгуливать по утрам приходится Лютику. В какой-то момент уже даже Регис не выдерживает, потому что это всё сейчас ну вот вообще не вовремя. Геральт понимает это по его мученическому выражению лица и извиняющемуся взгляду. Мол, да, Геральт, мне тоже жаль, что наше время отнимают, но он же наш друг, нужно потерпеть и поддержать.

Регис ещё даже не представляет, сколько нытья выслушал Геральт, когда Лютик познакомился с Ламбертом и влюбился, что называется, с первого взгляда. Геральт же, зная, какой Ламберт засранец, сто раз пытался вправить Лютику мозги, но он оказался совершенно непробиваем. Своего он всё-таки добился — Геральт даже не хочет знать, что там между ними происходило, раз такой закоренелый натурал, как Ламберт, в итоге сделал исключение для Лютика. Может, там правда большая любовь, кто он такой, чтобы судить? К счастью для Геральта и, видимо, несчастью Региса, когда Лютик как следует сдружился с Регисом, решил, что подседать ему на уши проще, чем Геральту. Раньше он только радовался этому, но теперь, когда он живёт с Регисом, он хочет, чтобы каждая минута его свободного времени соединялась со свободным временем любимого вампира. Ну ладно, он может смириться с тем, что Лютику сейчас нужна поддержка, ну минут десять можно с ним поболтать, но не полчаса! Ладно бы ещё в любой другой день, но именно сегодня! И именно сейчас, когда Геральт вознамерился серьёзно переговорить с Регисом.

Особым терпением Геральт никогда не отличался, а в таких раздражающих ситуациях тем более, так что когда оно лопается, он бесцеремонно выхватывает телефон из руки Региса, что сидит на кровати рядом с ним, и грубовато говорит в трубку:

— Лютик, харе трахать мозги моему парню, у тебя есть свой для этих целей! Иди мирись с этим говнюком и изливай душу ему.

Лютик начинает ворчать на Геральта, а Геральт — на него, и всё это дерьмо как всегда затягивается. Да лучше бы Геральт не брал эту проклятущую трубку в руки! Регис чмокает его в щёку и уходит в ванную, а Геральт остаётся один на один с недовольным Лютиком. И что на этого Лютика нашло, в конце концов?

Но всё же ему удаётся кое-как убедить друга, что его проблемы не так велики, как ему кажется, и что единственное, что ему сейчас нужно сделать, — это пойти в соседнюю комнату к Ламберту и, можно даже ничего не говоря, просто обнять его, и всё станет чуточку лучше. Геральт знает Ламберта, как облупленного, а ещё он выслушивал в своё время за бутылкой пива и от него душевные терзания, а потому знает, что когда Лютик ластится к нему, он готов на всё ради него.

— Так что давай, — вздыхает он, намекая, что пора прекращать всё это, — доставай голову из задницы и начинай слушать, что я говорю. Шуруй к Ламберту и делай, как я сказал. Иначе я приеду и лично каждому всыплю пиздюлей, понял?

— Геральт, ты самый лучший человек в мире, — устало вздохнув, мягко говорит ему Лютик.

— Вот ты сейчас запомни эти слова и пойди с ними к Ламберту. Ну давай-давай, не тяни кота за яйца.

— Спасибо, Геральт, — продолжает Лютик, — и Регису передай спасибо. Обожаю вас. И простите, что подпортил ваш романтический вечер.

— Да ладно, чего уж тут, — спокойно говорит Геральт и трёт рукой лоб. — Лишь бы вы помирились.

Лютик кладёт трубку, а Геральт выдыхает и проводит рукой по задней стороне шеи, стирая проступивший пот. Как-то в комнате жарковато — не поскупились на отопление. Геральт прикручивает вентиль на батарее, обувает тапочки и, пока Регис не вышел, открывает двери на балкон. Здесь он оказывается не один — балкон общий на две спальни, поэтому на плетёном кресле, закинув ногу на ногу, восседает Ольгерд в отельном халате и белых, как и у Геральта, тапочках. На припорошенном снегом столике стоит пепельница, а в руке у него тлеет сигарета.

— А, Геральт, — протягивает он, усмехнувшись и подкрутив рыжий ус, — тоже вышел перекурить?

— Не курю, — бросает он и, стряхнув с перил снег, опирается о них, вглядываясь в заснеженную даль гор. Где-то там, спрятанная в горной долине, стоит его школа, Каэр Морхен.

— Ну да, да. Ты же у нас спортсмен, — Ольгерд медленно затягивается сигаретой и выпускает изо рта облака дыма, которые разносит в стороны лёгкий ветерок. — Это правильно, курение убивает. Вызывает туберкулёз, рак и импотенцию.

— Сам-то тогда чего куришь?

— Тут ведь, понимаешь, какая штука. Всё пробую бросить, да каждый раз срываюсь. Первая, — говорит он, подняв сигарету, — за пять месяцев. Рекорд. Очень трудно удержаться после «этого дела». Думал, что наконец-то получилось бросить, но сегодня грех был не закурить.

Геральт поджимает губы и хмурится. Кто-то уже успел потрахаться, а они с Регисом только успели успокоить Лютика. Ну что за жизнь такая.

— А ты чего с кислой рожей? — спрашивает Ольгерд, беззлобно усмехнувшись. — Неужели Регис дал от ворот поворот?

Геральт чувствует, что киснет ещё больше. Так-то динамит Регис его уже неделю, да не просто динамит, а ещё и наседает ему на мозги. Прежде никогда у них такого не было.

Он ничего не отвечает, только сильнее поджимает губы и делает вид, что с интересом разглядывает снежный пейзаж в противоположной от собеседника стороне.

— Да ты что, серьёзно? — Ольгерд поднимается и встаёт рядом, кладёт руку на плечо. — Моя Ирис всегда млеет, когда я привожу её сюда. Только обычно мы берём номер с окнами на запад, тогда такая красота, когда солнце садится. А лучше всего здесь в мае-июне, тогда даже меня пробирает эта атмосфера романтики. Но сегодня она тоже разомлела, стала мягкой, как шёлк, и покладистой. Иногда им это нужно — сменить обстановку, отвлечься, отдохнуть. Видно, Регису это место пришлось не по вкусу?

Кому «им» иногда нужно становиться мягкими и покладистыми Геральт решает не уточнять, а вот на вопрос отвечает. Почему-то после нытья Лютика и его самого тянет кому-то пожаловаться.

— По вкусу, — пожимает он плечами, — просто что-то Регис в последнее время не в настроении. Не даёт прикоснуться к себе.

Что ж, вот он и признал это. Вот, что его беспокоит большего всего. Он устал копаться в догадках и собственных мыслях, поэтому так надеялся, что здесь Регис расслабится и поговорит с ним, как обычно — искренне и от чистого сердца, объяснит хоть что-нибудь, хоть как-нибудь успокоит его нервы.

— Геральт, ну ты как маленький мальчик, честное слово. — Да что ж такое! — Это место было построено специально для того, чтобы создавать настроение. Если этого всё ещё недостаточно, создавай его сам: закажи вино, которое он любит, фрукты, шоколад или ещё что-то. Выключи свет, выпейте, поговорите немного, поцелуйтесь. И всё будет.

Геральт пожимает вторым плечом. Жаловаться на Региса как-то сразу расхотелось. В конце концов, он Ольгерда мало знает, всё же не стоило вот так сразу поднимать такие интимные темы. Он, надеясь показать, что ситуация под его полным контролем, говорит:

— Да нет же, не всегда всё решается сексом. Мне нужно просто поговорить с ним и разобраться, какие у него проблемы, чтобы помочь справиться с ними.

— Нет, Геральт, в вашем случае как раз всё решается сексом. Если Регис не хочет что-то рассказывать, то он не расскажет этого даже под пытками. Другое дело хороший секс, после которого, если ты всё делаешь правильно, пробуждается и доверие, и мягкость, и желание поделиться чем-то сокровенным. А долгие разговоры и разбор полётов — это пустая трата времени.

Геральт долго молчит, обдумывая эти слова, Ольгерд докуривает сигарету.

— И всё же нет, не могу согласиться, — качает он головой, — порой нужен именно разговор. Пускай не долгий, а по существу, но нужен.

— Нравишься ты мне, Геральт, поэтому дам тебе один совет. Ты, может, не поймёшь этого сейчас, не поймёшь через год и даже через десять лет. Но в конечном итоге ты тоже придёшь к этой мысли. Озвучу тебе её сразу: в отношениях самое главное — это именно секс. Заруби на носу.

Сказав это, Ольгерд отпускает его плечо, тушит окурок в пепельнице и собирается уже уходить, но Геральт вслед спрашивает:

— Погоди. Ну как это так: секс — главное?

— А вот так, — Ольгерд оборачивается, засунув руки в карманы халата, — сначала кажется, что важна честность друг с другом, важно взаимопонимание, важна поддержка друг друга во всех начинаниях, забота, общие цели в жизни. Но всё это мелочи. Я говорю, конечно, о таких отношениях, как у нас с вами — где есть любовь. А я надеюсь, что она у вас тоже есть. И тогда главное — любить друг друга в постели, регулярно, со страстью, с огнём. А там уж и взаимопонимание, и забота, и поддержка, и прочая лабуда. Вы можете сколько угодно сраться друг с другом, вы можете сколько угодно быть уставшими и не в настроении, но если с наступлением ночи вы ложитесь в постель и любите друг друга, по-настоящему, понимаешь, с охотой, с желанием, то значит, всё у вас приладится. — Он вздыхает, переведя взгляд на снова срывающийся снег. — Но как я и сказал, эта мудрость придёт к тебе со временем. Поэтому сейчас я советую тебе просто заказать вина, потушить свет, если нужно, сесть, немного поговорить, посмеяться, поцеловать его и вперёд. Исправь это маленькое недоразумение. Пускай на завтрак Регис выйдет сияющим, как звезда, и с улыбкой до ушей. И не стой тут долго, а то яйца замёрзнут и отвалятся. Тогда тебе уж точно ничего не поможет.

Он уходит к себе, не дожидаясь ответа, а Геральт остаётся один в лёгком недоумении. На балкон закрадывается морозный порыв ветра, и по его телу пробегает холодок. Холера, он уже и вправду замёрз. Он заходит в комнату и ещё пару минут стоит, грея руки о батарею и размышляя о словах Ольгерда. А потом из ванной выходит Регис, принеся с собой пары влажности и жара. Они обмениваются короткими улыбками, и Регис подходит к нему, крепко обнимает, положив голову на плечо. Одет он совсем легко — только в свободные шорты под резинку с тонким кружевом вокруг ног и майку на бретельках, оставляющую голой полоску кожи на животе. Тёмно-бирюзовый хлопок в широкую и несколько тонких вертикальных линий так хорошо смотрится на Регисе и так приятен к коже, когда Геральт гладит его по спине.

— Как там Лютик? Успокоил его?

— Да, я послал его…

— Как это послал? — вскидывается Регис, готовый тут же поругаться.

— Да я к Ламберту его послал. Сказал, чтоб шёл мириться и не парил мозги.

Регис возвращает голову на плечо и цепляет руки в замок за его спиной.

— Тогда ладно. Надеюсь, помирятся.

— Да куда ж денутся, помирятся, конечно. Не в первый и не в последний раз.

— Я так и не понял, из-за чего был весь сыр-бор. Из-за красной рубашки, которую Ламберт не догадался ему купить, из-за собаки Ламберта или из-за того, что Ламберт забывает мыть тарелки?

— А я даже не хочу в этом разбираться. — Припечатывает Геральт и переводит тему. — Скажи лучше, как ты думаешь, Ирис счастлива с Ольгердом?

— С чего вдруг такой вопрос? — Регис удивляется и отстраняется, чтоб взглянуть на него.

— Да так, просто. Ну ты как думаешь?

— Думаю, что да, счастлива. Я знаю, что Ольгерд иногда кажется резковатым и грубым, но на самом деле он просто очень прямолинейный человек. Если бы ей было плохо с ним, она бы не выглядела такой… Ну, ты знаешь, по женщине всегда видно, что она счастлива. У неё блеск в глазах, лёгкость, красота, искренние улыбки, доброта. По женщине всегда видно, что она любит и любима в ответ. Вспомни хотя бы Трисс — когда она рядом с Эскелем, она преображается. В ней сразу появляется что-то такое, — он щёлкает пальцами, подбирая подходящее слово, — знаешь, особенно мягкое и красивое. А вот по мужчинам сложнее сказать, счастлив он или нет.

— Да уж, — усмехается Геральт и тянет Региса за собой к кровати, — про нас, мужиков, говорят, что если мы в выглаженной рубашке и чистой обуви, то это значит, что мы в счастливых отношениях. Как же мало нам надо, а?

— Ну не знаю, — игриво юлит Регис, присев рядом с ним и закинув ногу на ногу, — погладить рубашку и почистить обувь я в состоянии себе и сам. Мне нужно нечто большее.

— Я, слава богине, тоже в состоянии это сделать сам. Так что мне для счастья тоже нужно ещё кое-что.

Он прижимается губами к губам Региса, а руку кладёт на гладкую ногу, ведёт вверх, кончиками пальцев забирается под кружевную оборку шорт. Регис поднимает руку к его лицу, касается щеки пальцами и с готовностью отвечает на поцелуй. А когда Геральт отпускает его, Регис так мило и очаровательно, опустив глаза, вытирает губы тыльной стороной ладони. Приобняв за плечи, Геральт приближается к его уху и спрашивает:

— Хочешь продолжить?

Регис кивает и согласно мычит в ответ. А Геральт, сдержав вздох, тихо говорит:

— Продолжим, как только ты поговоришь со мной по-человечески.

— Я не человек, Геральт, — он бросает короткий взгляд и снова опускает его на свои руки, лежащие на коленях.

— Как же ты любишь вспоминать об этом, только когда это удобно тебе, — упрекает его Геральт, — а в остальное время тебя это ничуть не заботит. Регис, я серьёзно, давай поговорим? Неужели есть что-то, что ты не можешь мне рассказать?

Регис усмехается и приваливается к нему, уронив голову на его плечо.

— Представь себе, мой дорогой. Есть вещи, которые мне тяжело обсуждать с тобой.

— Это что-то насчёт твоей сущности? — Регис как-то неохотно угукает в ответ. — Слушай, ну ладно, со мной ты не можешь говорить об этом, ну поговори тогда вот с Ирис, например?

— Нет, с ней тем более не буду. Она же вообще ничего не знает. Даже не представляю, как ей всё это объяснять.

— А если с Детлаффом? — Подумав, спрашивает он. — Или с Орианной? Они же тоже вампиры, может, тебе с ними будет проще?

Регис медленно качает головой.

— Не будет. Очень редко вампиры обсуждают это между собой. Это что-то вроде негласного табу. Считается неприличным говорить об этом, потому что это очень личный вопрос. Да и с ребятами ведь мы сейчас совсем редко общаемся, только созваниваемся иногда. И как ты себе это представляешь? Здравствуй, дорогой друг, извини, что не звонил тебе два месяца, кстати, не мог бы поговорить со мной о моих проблемах с самоидентификацией? Так, да?

— А если позвонить родителям? Твоя мама-то наверняка поговорит с тобой об этом. Ну или папа, с ним, наверное, логичнее даже поговорить.

Регис цокает языком и садится ровнее, скривив губы.

— Это ещё хуже, Геральт. Я уже давно перерос родительские разговоры о половом созревании, сексе и прочем. Даже не знаю, кому из нас будет более неловко — мне или им.

— Так ты, выходит, — медленно произносит Геральт, — вообще никогда ни с кем не говорил о вашей сущности? О том, как жить с этим, как совмещать, как быть в ладу со своим телом?

— Никогда, ни с кем. Ни о себе, ни о ком-то другом. Ты понимаешь, Геральт, как сложно мне всё это даётся сейчас? Как мне сложно открываться перед тобой? Сколько сил мне нужно каждый день, чтобы не струсить менять что-то в своей жизни? Если бы не твоя поддержка, я бы никогда не решился на такие перемены в себе.

Геральт почему-то ошеломлен этим признанием. Всё, на что его сейчас хватает, это крепко обнять Региса. Его дорогой, его острый на язык, его нежный в любви, его долгожданный, его единственный в целом мире, его любимый до боли в груди Регис. Геральт никогда в полной мере не сможет понять, чего Регису стоило в столь короткий срок решиться на то, чтобы разрушить внутри себя ограничения и запреты, вросшие в его натуру так прочно, что словно они — и есть он сам. Геральт не поймёт никогда, потому что самому ему не доводилось что-то так радикально менять в себе. Но тем не менее внутренняя сила Региса и его железная воля не могут не восхищать и вызывать уважение. В этот момент Геральт клянётся себе, что никогда не забудет о том, какой Регис на самом деле сильный и смелый. И ещё мысленно клянётся Регису, что никогда не подведёт его, что всегда будет крепкой опорой для него.

Когда чувства немного утихают, он, всё ещё не выпуская Региса из объятий, осторожно спрашивает:

— Скажи мне, это хоть всё не зря? Ты не жалеешь?

— Я ни о чём не жалею, min saben. — Регис высвобождается из его рук и заглядывает в глаза. Он кладёт ладони на щёки Геральта, любовно оглаживает их, соединяет пальцы у него на затылке. — Я не хочу возвращаться к тому, каким я был раньше. Ты изменил меня, и назад уже нет дороги. Но как двигаться вперёд я тоже не понимаю. — Его голос срывается, а глаза становятся влажными. О, Регис. — Я знаю, что был раздражающим в последние дни. Прости меня и дай мне немного времени — я приду в себя, я обещаю. Просто… просто сейчас мне страшно.

Из уголков глаз скатывается вниз по слезинке, а нижняя губа начинает дрожать, и у Геральта совсем сжимается сердце.

— Тише, Регис, тише, — он разрывает его руки за своей шеей и сжимает в руках тонкие похолодевшие пальцы.

— Геральт, я знаю, как ты стараешься, — продолжает тот всё равно, дрожа и упорно игнорируя своё состояние, — и я ценю это. Мне сейчас очень тяжело, — он трет глаза рукой и возвращает её в ладонь Геральта, крепко сжимает в ответ, — мне тяжело даже говорить об этом. Но если ты хочешь, чтобы я всё рассказал тебе, я расскажу, как смогу.

Он заключает Региса в объятия и слабо раскачивается, словно пытаясь убаюкать, успокоить его в своих руках. Геральт с досадой думает: не доглядел, не заметил вовремя, не предотвратил, не уберёг. А следом на подсознании подзуживает: от всего на свете не убережёшь, не угадаешь, когда и из-за чего другой человек сорвётся. Где-то ещё глубже появляется кошмарная мысль, что это из-за него Регис сломался, из-за его напора, его уговоров, из-за его прихотей. Стоила ли игра свеч?

— Я очень хочу, чтобы ты рассказал мне обо всём, что тебя тревожит, потому что я хочу тебе помочь. Но давай ты сначала успокоишься, хорошо?

— Я даже не знаю, можешь ли ты сейчас мне чем-то помочь, — глухо отвечает Регис, уткнувшись ему в ключицу.

— Детка, я сделаю всё, что в моих силах. — Геральту сейчас стоит бы поблагодарить ведьмачьи мутации за то, что он всё ещё остаётся в состоянии контролировать себя. — Давай-ка сходим умоемся, а потом попробуем сначала.

— Нет, Геральт, я не хочу потом снова к этому возвращаться. Так что придётся тебе потерпеть мои слёзы.

— Ладно, если тебе нужно поплакать, поплачь. После слёз всегда становится легче.

— Я сейчас, — Регис отстраняется, ещё раз трёт глаза, хлюпнув носом, и тянется за небольшой подушкой у изголовья. Укладывает её на ноги Геральту и ложится, прижавшись лбом к его животу. Невольно тянет улыбнуться — ну что за счастье ему досталось? — Извини, что так, но я не могу смотреть тебе в глаза, меня сразу тянет плакать. И голова уже разболелась.

Геральт принимается мягко гладить его по волосам.

— Регис, ты меня уже напугал так, что я не знаю. С чего это вдруг ты не можешь мне в глаза смотреть? Я тебя чем-то обидел, что-то не так сделал, да? Я так этого боялся!

— Нет, не говори глупостей, — Регис забирает его руку со своей головы, прижимает её тыльной стороной к губам и тихо говорит: — Я бы не позволил тебе обидеть меня, потому что знаю, что ты потом будешь мучиться из-за этого больше, чем я.

Геральт как-то с облегчением выдыхает, понимая, что это правда так. Регис бы не позволил ничего лишнего в отношении себя.

— Ты сказал, что тебе страшно. Чего ты боишься?

Регис отвечает не сразу. Он где-то с минуту молча перебирает пальцы Геральта перед собой, а потом прижимает его руку к своей груди и всё так же не спешно, прикрыв глаза, с перерывами говорит:

— Геральт, это началось из-за близости. Помнишь, в последний раз я изменился прямо во время процесса. Я тогда больше всего на свете хотел, чтобы ты… чтобы мы занялись сексом, как полагается, понимаешь? С проникновением. Я даже представил себе это и… Я очень этого хочу, Геральт. Очень хочу. Но чем больше я об этом думаю, тем больше у меня появляется разных мыслей. Мне нравится, когда ты трогаешь меня и когда ты… ну, делаешь все эти вещи языком. Это прекрасно. И я хочу большего. Но, понимаешь, меня волнует, что теперь я сам не знаю, кто я и как мне относиться к себе. Я боюсь, что ты будешь теперь относиться ко мне иначе. Боюсь, как бы ты… ну, не начал считать меня женщиной. В самих женщинах, конечно, нет ничего плохого, но ведь я не женщина. А может и женщина в какой-то мере, раз у меня есть женские половые органы. Я уже и сам этого не знаю. Об этом я и говорю — я не понимаю, кем я стал теперь. — Помолчав, он ещё добавляет: — С одной стороны мне кажется, что сейчас со мной происходит что-то хорошее, но с другой стороны я словно рассыпаюсь внутри и не могу никак собрать себя обратно.

Конечно, тяжело прожить несколько сотен лет и думать, что ты знаешь себя досконально, а потом резко выяснить, что оказывается ты чего-то не знал о себе. Регис так долго отрицал часть себя, что теперь, всё же признав её, не знает, как эту часть вписать в свою жизнь. Геральт в этом проблемы не видит — не получится вот так сразу найти ответы на все вопросы и разрешить все сомнения, хоть ты расшибись. Регису действительно нужно больше времени, чтобы привыкнуть к себе, заново научиться прислушиваться к прихотям и потребностям тела, найти свой баланс. Геральт никогда не требовал от него никаких быстрых решений, только постоянно повторял и будет повторять, что не следует торопиться, что всё придёт в своё время. И не нужно Регису собираться обратно в то, что было. Перемены не разрушают изнутри, а наоборот — позволяют создать что-то новое, ещё более прекрасное, чем раньше. Регису нужно собрать нового себя, а не пытаться вернуться к старому.

Пока Геральт раздумывает, что ему сказать, Регис начинает тихонько плакать, сжавшись всем телом в один напряжённый комочек. Он, продолжая сжимать руку Геральта, пальцами другой руки прикрывает глаза и хрипло, тщетно пытаясь держать себя в руках, надрывно говорит:

— Почему всё так сложно? Как справиться со всем, что навалилось? Я стараюсь держаться, но иногда… иногда становится совсем невыносимо. Я устал, я так устал, Геральт.

Геральт, покачав головой, притягивает Региса к себе и крепко обнимает, поглаживая по голым плечам и спине.

— Тише, родной, — шёпотом говорит он, — я рядом, всё хорошо. Всё хорошо. Поплачь, если хочется, но не переживай так сильно. Не всё так плохо и безутешно, как кажется.

Регис ещё недолго сотрясается в плаче, спрятав лицо у него на груди, а Геральт гладит его по волосам и спине, и сам борясь с подступающими слезами. А голова вдруг тоже начинает раскалываться, отдавая болью в лоб, глаза и затылок. Наконец Регис, словно бы выплакав всё, что скопилось в нём, затихает, только изредка вздыхает со всхлипом и ногтем выводит линии на футболке Геральта.

— Регис, — зовёт он, когда наконец справляется с комком в горле, — мой родной, мой любимый, ты напрасно думаешь, будто я стану иначе к тебе относиться. Ты для меня каким был, таким и остался. Я полюбил тебя не потому, что ты мужчина. Это не главное для меня, понимаешь? Я люблю тебя не за это. Поэтому я не вижу никакой проблемы в том, как ты будешь выглядеть. И уж тем более в том, как мы будем заниматься сексом. Мне нужно, только чтобы ты себя чувствовал хорошо. Но раз для тебя это настолько важно, знай: я не стану думать, будто теперь ты меньше мужчина, чем раньше. Хотя я вообще всё ещё считаю, что странно тебе причислять себя однозначно к мужчинам или женщинам, если правильнее просто сказать, что ты — вампир. В человеческом языке нет слов и понятий, которые бы правильно описали твою сущность.

— Ты правда так думаешь? — доносится с сомнением тихий голос Региса.

— Стал бы я тогда так говорить? Я не вижу проблемы и в том, чтобы ты спокойно продолжал считать себя мужчиной. У тебя в удостоверении личности что написано? Пол какой? Мужской, правильно?

— Вообще-то, — чуть помедлив, как-то озадаченно начинает он, — у меня два удостоверения, если ты не знаешь. Одно ваше, людское, а другое наше, вампирское. В нашем по понятным причинам вообще нет такой графы. А в людском, когда я получал его, указал мужской.

— Чёрт, а я и не знал, что у вас по два удостоверения.

— Неудивительно: мой народ не привык распространяться об этом, а людям как правило достаточно обычных удостоверений. Наши же необходимы, только если мы, например, меняем страну проживания, либо возникают серьёзные проблемы с правоохранительными органами. И всё в таком духе.

— Мм, буду знать, — хмыкает Геральт. — Но вот видишь, по-нашему ты — мужик. Ну и всё, какие вопросы? То, что ты иногда можешь меняться, не умаляет этого.

— Ну, а что если…

— Ничего не если, Регис. Успокойся, я прошу тебя. Послушай. Послушай, что я скажу. Ты ещё не знаешь, чего и как тебе захочется в будущем. Может, тебе через месяц-другой вообще всё это надоест, и мы вернёмся к тому, как было раньше. Ну чего загадывать наперёд? Тем более чего из-за этого переживать? Как бы оно ни было дальше, это всё равно будешь ты и твои желания. Только ты, Регис, никто другой. Каким бы ты ни был. Ты — это всегда ты, иначе не бывает. 

— В одном ты неправ, — возражает Регис.

— И в чём же?

— В том, что мне, якобы, может ещё надоесть. Нет, Геральт. Я знаю, что мне не надоест. Ничего не будет, как прежде. Пройдёт время, и я разберусь в себе до конца. А пока что просто знай: прежним я больше никогда не буду.

— Хорошо, как скажешь, родной. Ничего не имею против.

Регис угукает в ответ и умолкает. Он выписывает на груди Геральта загогулины пальцем, и от этого Геральту всё больше и больше становится щекотно, но пока он держится, всё так же гладит его по тёплым плечам и спадающим мягким волосам.

— А знаешь, что ещё?

— Мм? — уже совсем спокойно, даже как-то умиротворённо подаёт голос Регис.

— На самом-то деле всё это совсем даже не важно. Кто как себя называет, кем считает и так далее — это в наше время никого не волнует. И тебя пускай не волнует. Главнее всего, чтобы ты научился чувствовать себя комфортно в своём теле. Ты должен любить своё тело, потому что оно прекрасно — оно позволяет тебе жить, заниматься любимыми делами, ощущать мир вокруг тебя, чувствовать и желать, в конце концов. Не всё ли равно, чего и как оно пожелает в постели? Важно, что благодаря ему ты в любом случае получишь удовольствие и будешь счастлив.

— И откуда ты только такой умный взялся? — со слабой улыбкой спрашивает Регис чуть погодя.

— Из мамочки, — хохотнув, отвечает Геральт, и Регис прыскает со смеху. От звука его смеха сразу становится легче на сердце. — Регис, ты обещаешь мне, что не будешь накручивать себя?

— Я постараюсь.

— Нет, пообещай мне.

— Я так не могу, Геральт.

— Нет, ты пообещаешь мне и вот как раз потому, что ты пообещал, а обещания ты не нарушаешь, ты и не будешь накручивать себя, понял? Или хотя бы не будешь держать плохие мысли в себе. Говори со мной, ладно? — Регис глухо мычит в ответ. — Если почувствуешь, что начинаешь сомневаться в чём-то, не закрывайся, говори со мной. Всегда, в любое время, в любой момент. — Регис ещё раз согласно мычит. — Не смей больше никогда, — слышишь? — никогда не смей столько времени ходить и думать всякие дурные мысли.

— Ладно, я обещаю очень постараться, — сдаётся тот.

— Постараться что?

— Ну, вот всё, что ты сейчас сказал. Постараюсь делать и не делать.

Геральт закатывает глаза, потому что Регис тот ещё мастер заговорить зубы и съехать с темы, когда становится совсем уж горячо. Но сегодня он явно не добьётся большего, так что ладно, и на этом хорошо.

— Регис, и ещё один крохотный момент.

— Да?

— Я молю тебя: в следующий раз, когда захочется проявить свою мужественную маскулинность, скажи мне об этом прямо. Так и скажи: я сделаю вот это и вон то сам, потому что я хочу почувствовать себя мужицким мужиком, которым я и являюсь. Не надо ругаться со мной и дуться на меня без объяснения причины. Лучше уж назови конкретную причину, а потом дуйся, обижайся, злись, делай что вздумается. Но хоть я буду знать, за что, и смогу понять, как исправиться. Я всю неделю не знал, что и думать, а потом ещё права эти твои…

— Геральт, ты сказал «крохотный момент», — напоминает Регис.

— Я знаю. Умолкаю. Суть я озвучил.

— Мне правда очень жаль, что всё так вышло. Утром меня переклинило, и я подумал, что если настою, если сам поведу машину, то хоть немного почувствую, что контролирую положение. Но я совершенно забыл, что с трудом переношу долгие поездки. Уже отвык, представляешь? Они нервируют меня. Ездить по городу — это одно, а пять-шесть часов сидеть и следить за дорогой — это другое. Желание комфорта пересилило желание, скажем так, попоказушничать. — С улыбкой заканчивает он, и Геральт качает головой, усмехнувшись.

— Всё с тобой ясно, маленький выпендрёжник. Приму к сведению твою тягу иногда выпендриться передо мной и всем миром.

Регис посмеивается, поднимая вверх покрасневшие натёртые глаза. Одной рукой он опирается о кровать, а другой легонько пробегается по загривку Геральта в трогательной ласке и держится за его плечо.

— Ты поцелуешь меня? — спрашивает он, и Геральт ни за что бы на свете сейчас не отказал ему.

Он без ответа притягивает его к себе за затылок и встречается с уже приоткрытым ртом. Регис ему почти не отвечает, только позволяет целовать себя, и Геральт старается быть понежнее — он целует его губы своими, мягко касается их кончиком языка, не собираясь сегодня предпринимать более решительных действий. А когда отстраняется, губы Региса призывно блестят от слюны, и он, встретившись с ним взглядом, снова целует его, а потом ещё и ещё, и только тогда останавливается.

— Ты хочешь чего-нибудь сейчас? — решается уточнить Геральт.

— Чтобы ты сказал, что любишь меня. Любым.

— Мне кажется, я был создан, чтобы любить тебя, — шёпотом, с улыбкой произносит Геральт и целует его в кончик носа, а затем добавляет: — Я люблю тебя любым.

Теперь Регис сам прижимается к нему губами, а руки Геральта тянутся поудобнее ухватить его за талию.

— Ещё.

— Люблю тебя любым.

— Ещё раз.

Геральт принимается выцеловывать его щёки, пока тонкие проворные пальцы от волнения ерошат и крутят волосы на его затылке.

— Люблю тебя любым.

— Ещё.

— Люблю тебя любым, мой милый Регис. Всегда буду любить.

— Ещё.

— Люблю тебя.

— Ещё…