Покинув лабораторию, Декита с облегчением выдыхает: наконец-то всё закончилось! Месяц работы над общим проектом команды астрофизиков — позади. Самый тяжёлый месяц за пять лет службы на «Энтерпрайзе» — лейтенант Декита Эдисон впервые выступила в роли руководителя.
Доверие командования польстило ей, молодой и амбициозной учёной. Гордая, как многие люди, упрямая, как все иллионцы, и вечно рвущаяся что-то доказать, как не признанная «своей» ни теми, ни другими полукровка, Декита могла легко потерять голову от успеха. Но не потеряла. На самолюбие не осталось времени и сил — в одночасье рухнувшая на плечи ответственность выжала все соки. Трудовые будни превратились в бесконечную вереницу исследований, расчётов, обсуждений, споров, критики — и снова по кругу: исследования, расчёты, обсуждения, споры, критика… Вся эта суета затянула с головой, из-за проекта Декита даже забросила собственное открытие — мост Эйнштейна-РозенаМост Эйнштейна-Розена — кротовая нора или червоточина, то есть туннель, связывающий параллельные вселенные. .
Однако старания не прошли даром. Ценной бессонных ночей и нервных клеток подчинённых проект был завершён вовремя, а эго Декиты — потешено скупой похвалой мистера Спока. И всё же она устала, хоть поняла это, лишь отдав итоговый отчёт на подпись. Сегодняшняя смена выдалась особенно напряжённой — как последняя капля в и без того наполненном до краёв стакане.
Декита шагает по коридорам звездолёта, мечтая скорее опустить голову на подушку и уснуть. Но придя к себе, понимает: идеальный план под угрозой. Как ни странно, новый расклад не раздражает, Декита готова уделить незваному гостю минут пять или десять, прежде чем рухнуть в постель — в каюте её ждёт Томас. Неожиданно и приятно. Декита ухмыляется — что же это, беспечный кадет, наслаждающийся свободой от ответственности и обязанностей, решил променять шумную тусовку на мирный вечер в компании своей «старушки»?
Томас сидит у иллюминатора, пьёт кофе, читает что-то, но стоит ему услышать писк открывшейся двери, как он откладывает падд и кружку, поднимает голову. Декита ловит озорной взгляд тёмно-карих глаз, видит улыбку на любимом веснушчатом лице, и на душе у неё сразу становится теплее. Не даром про себя она зовёт Томаса «солнцем».
Каждую их встречу — не важно, планировали ли они свидание или просто пересеклись на одной из палуб — Деките хочется оказаться в его объятиях, запустить пальцы в непослушные рыжие волосы, растрепать забавно вьющуюся чёлку и услышать, как Томас засмеётся — звонко, совсем по-мальчишески. А потом — уткнуться лбом в его плечо, закрыть глаза и наслаждаться покоем, не думая о работе, о новых вызовах и битвах, которые обязана выиграть. Но она никогда не подаёт виду. Почти никогда. Все эти нежности — человеческая слабость, которая то и дело порывается из глубин души и которую Декита не готова себе простить.
Сегодня сдерживать себя легко. Сила притяжения кровати слишком велика — выше, чем у солнца — чтобы оторваться от навязчивой мысли о сне.
Сдержано обменявшись приветствиями, Декита падает на постель.
— Ди, у меня для тебя сюрприз.
Весёлый голос настораживает — её обожаемое «солнышко» может устроить настоящую магнитную бурю, Декита это прекрасно знает.
Она поворачивается к Томасу — он хитро лыбится, точь-в-точь задумавший какое баловство дурашливый лисёнок. И Декита закатывает глаза: может, всё дело в недосыпе, уже ставшем едва ли не хроническим, но эта весёлость не предвещает ей ничего хорошего. Как воздух нужен покой — прежде чем пуститься в очередную авантюру, Декита должна угомонить взвинченные нервы и восстановиться. Иначе не сдержит вспыльчивый от природы нрав, помноженный на иллионскую грубость и человеческую чувствительность, и того глядит, сорвётся на «солнышко».
— Он подождёт до завтра?
Она не дожидается ответа — тут же чувствует нечто мягкое, живое, урчащее, внезапно зашевелившееся под боком, и вскакивает на ноги.
— Что это?! — визжит Декита, приподняв край одеяла.
По постели — по её постели! — нагло ползает мелкий рыжий триббл.
— А это — сюрприз, — смеётся Томас. — Знакомься, Патрик. Нравится?
Триббл откликается на голос хозяина, урчит громче, бодрее крутится среди постельного белья, путая простынь — шустрый, шумный, бесящий. О каком отдыхе теперь может идти речь?
— Какой ещё Патрик?
— Похоже, святой, раз до сих пор не укусил тебя. Ди, я завёл триббла!
— Я вижу. Какого чёрта он делает в моей постели?
— Пришёл успокоить твои шальные нервы.
— Беспокоишься о моих нервах? Тогда никаких трибблов! Зачем он тебе? Свободного времени много? Он хоть стерилизованный?
— Вроде да.
— А ты знаешь, сколько с него будет шерсти?
— Когда тебя чистота волновала? Я буду за ним убирать.
— Ага, конечно, будешь!
По-детски восторженная улыбка Томаса и его жалкие попытки оправдаться окончательно выводят Декиту из себя. Конечно, он не видит никаких проблем в том, чтобы завести себе питомца. На исследовательском, чёрт возьми, звездолёте! А принести его в чужую каюту и вовсе считает отличной идей — правильно, не он же будет возиться со зверьком. Зачем? Для серьезности и ответственности есть взрослые — Декита, например. Спасибо, поднял настроение!
И главное — самому Томасу весело. Как и всегда — он же беззаботный практикант, с него никогда нет спроса. Не спросили за дурость с таймером и случайное путешествие в параллельную вселенную — не спросят и за триббла. Вот только Деките потом расхлебывать последствия его веселья. Что за глупое ребячество!
Не оставляя надежды совладать с эмоциями, Декита делает глубокий вдох и направляется к шкафу, на ходу стягивает с плеч свитер, зашвыривает его на дальнюю полку. И тут же проваливается в объятия — Томас бесшумно подходит сзади, притягивает к себе за талию. Декита не отстраняется — от нежных прикосновений окутавшая тело тяжесть малость отпускает. Вместе с ней потихоньку уходит и гнев.
Опалив её висок тёплым дыханием, Томас раздражающе-весело продолжает:
— Пожалуйста, Ди, давай оставим его. Патрик не займёт много места.
Декита непроизвольно дёргается — опять он всё испортил! Эмоции вскипают. Измотанная, лишённая всякой энергии, точь-в-точь старый дилитиевый кристалл, Декита остаётся верной себе — не готовой отступать:
— Чтобы он по ночам ползал по мне и бесил?
— Он не будет по тебе ползать, трибблы не любят вредин.
— Он шумный.
— Не громче меня.
— Ещё бы он был громче. Мне хватает одного неугомонного.
Не только иллионцы славятся упорством — из-за чисто ирландского упрямства Томас решает не сдаваться. С прежним воодушевлением он перечисляет достоинства своего питомца:
— Патрик милый, пушистый, уютный. И вообще, он будет жить со мной, в моей каюте, что ты так разошлась?
Декита вспыхивает: ну да, она завелась на ровном месте, ни в коем случае не из-за дурацкого «сюрприза»! Не стерпев, Декита вырывается из объятий, берёт с кровати триббла и кидает его Томасу в руки:
— Вот и живи с ним, и спи в обнимку!
Испуганный Патрик пищит, но, оказавшись в руках у хозяина успокаивается. Правильно, это же милашка Томас, не закатывающая истерики по поводу и без Декита!
Декита опускается на постель, невзначай трёт покрасневшие глаза. Как же всё-таки она устала! Разлепив веки, понимает голову, смотрит на Томаса, безучастно наблюдает, как он гладит пушистика, перебирает тонкими пальцами взъерошенную шёрстку.
Поймав её отрешённый взгляд, Томас отпускает Патрика, отправляет его в свободное ползанье по бескрайним просторам каюты и садится рядом с Декитой. Тут же она чувствует на плече его руку — Томас касается бережно, как касаются чего-то хрупкого. И говорит — тихо, мягко, осторожно:
— Ди, извини, что я начал это… не вовремя. Лучше ложись спать. А завтра…
В его голосе Декита слышит непривычные нотки — что-то похожее не столько на жалость и заботу, сколько на снисхождение. Точь-в-точь рассудительный взрослый поучает бестолкового ребёнка. И это она — ребёнок? Декита ёжится, огрызается:
— Ты меня воспитывать собрался, умник? Сама разберу…
Внезапный визг коммуникатора прерывает на полуслове. Декита принимает сигнал и в тот же миг понимает — лучше бы этого не делала. Только не это…
Приказ мистера Спока предельно ясен, оспорить его нельзя — Декита может только подчиниться, признав за собой вину. Серьёзная ошибка её команды — её собственная ошибка. Проверяла уравнение, приняла, как есть, не углядев нестыковку — значит, сама виновата. Значит, должна исправлять.
Бросив в коммуникатор короткое «да, коммандер, я всё сделаю», Декита садится за письменный стол, достаёт падд, бумажные черновики. Отдыхать пока рано.
— Что случилось?
Вопрос Томаса вырывает из спутанной паутины мыслей о дальнейших действиях. Да ничего страшного, по большому счёту — не сбылась мечта. О сне. Пустяки!
— С отчётом накосячили, нужно переделывать, — Декита раздражённо вздыхает.
— Может, ты лучше выспишься, а после доделаешь?
Томас — в своём стиле, у него как обычно, всё легко и просто. Ну да, итоговый отчёт ведь то же самое, что и какой-нибудь доклад, без которого можно заявиться на семинар, похлопать красивыми глазками, поклясться преподавателю всеми святыми, что сдашь позже, и в качестве наказания — тебе лишь пригрозят пальчиком.
— Какое там! Отчёт должен быть у начальства через два часа, а тут целиком переписывать уравнение! Ладно. Чтобы эти два часа ни от тебя, ни от Патрика ни звука не было!
К счастью, Томас в самом деле замолкает — Декита продолжает марать бумагу в тишине, резкими движениями перечёркивает ошибки. Исправления идут туго. Оно и понятно — у кого после долгих бессонных ночей мозг будет работать как точный механизм? Разве что вулканцам такое под силу, но увы — их в родословной не имеется.
Деките хочется разорвать в клочья бумаги, поудалять к чёртовой матери все файлы с падда, выпустить пар, обматерить того, кто допустил фатальную ошибку, и наконец лечь спать. Но нет — черновики ещё нужны, а кричать и браниться не на кого, разве что на себя. Что толку? Времени и так в обрез — на истерики лишние минуты едва ли удастся найти. Так что, Деките приходится держать себя любимую в руках и работать. Через окутавший голову туман, через усталость и злость, борясь со сном.
Борьба оказывается неравной. В конце концов Декита сдаётся.
***
Декита просыпается от тихого урчанья прижимающегося к ней триббла — просыпается в прекрасном настроении, полная сил и энергии. Она гладит ластящегося зверька, и тот урчит ещё громче. Такой забавный, милый и рыженький — точь-в-точь как его хозяин!
— Так уж и быть, мы тебя оставим, — смилостивившись, бормочет Декита.
Она откидывает в сторону одеяло, приподнимается, лениво потягивается… И вдруг понимает, что лежит на кровати. Чёрт, уравнение, отчёт, мистер Спок! В один прыжок, едва не запутавшись в простыне, Декита оказывается у стола. Переворачивает всё вверх дном, судорожно ворошит черновики, но не находит ни падда, ни записей. В пустой каюте её встречает лишь лёгкий беспорядок: разбросанные по полу бумаги, подушки, смятый плед.
В недоумении Декита возвращается в постель. Смотрит на триббла и невесело ухмыляется:
— Мне ничего не приснилось? Ты же Патрик?
Звук открывшейся двери и осторожные шаги отвлекают её. В каюту, явно стараясь не шуметь, входит Томас.
— О, ты проснулась. Не думал, что на такую «бесполезную вещь», как сон, ты можешь потратить столько времени. — Он садится на край кровати и быстро целует Декиту в губы, прежде чем та успевает опомниться. И протягивает картонный стаканчик. — Держи. Твой любимый, с бергамотом.
Декита делает глубокий вдох — терпкий аромат приятно щекочет нос, пробуждая страстное желание сейчас же сделать глоток, обжечься, но насладиться. Чай — это прекрасно. С бергамотом — прекрасно в квадрате. В компании любимого человека, согревающей почище всех горячих напитков вместе взятых — в кубе.
Декита подносит стаканчик к губам, но не касается его. Не успевает. Ударом тока вдруг прошибает тревожная мысль — а что с отчётом?!
— Скажи на милость, а где мой падд?
Томас спокоен — даже беспечен.
— С уравнением? Я отнёс его мистеру Споку.
Глубоко посаженные мелкие глаза Декиты округляются — должно быть, вот-вот полезут на лоб.
— Но уравнение! — Она взмахивает руками, чуть не обливается кипятком.
Томас отмахивается с прежней беспечностью.
— Это же не физика. Математика, сложная, но математика.
— Ты решил его? Да там же теперь весь проект придётся переделывать!
В панике Декита вскакивает с постели. Но Томас усаживает её обратно. Смотрит на неё, а в глазах — так и танцую озорные огоньки. Считай, чёртики. Опять дурачится, дразнит. Неисправимый мальчишка!
— Полегче, — смеётся Томас, гладя ползающего вокруг них триббла. — Не бойся, я ничего не трогал. Ты сама всё решила. Не знаю как, но решила. Должно быть, во сне. А я потом просто переоформил отчёт с новыми данными. Знаю, ты невысокого мнения о моих умственных способностях, но заменить пару цифр я в состоянии.
Декита облегчённо выдыхает, пьёт чай — обошлось. Хотя… обошлось ли? Если решала сквозь сон — недалеко ушла от Томаса в плане физики!
— Страшно представить, чего я там понаписала, — чуть ли не хватаясь за голову, нервно усмехается она. Для отчистки совести проверяет сообщения. Коммуникатор молчит, в уведомлениях — приятная пустота. — Мистер Спок не пишет. Значит, всё в порядке. Спасибо…
Декита резко замолкает, прячет взгляд за упавшими на лицо растрёпанными волосами. Хваткими пальцами сжимает стаканчик. С силой, сминая картон. Нужные слова вертятся на кончике языка, только произнести их она не может. Такой вот парадокс: нежность — слабость, а Деките не хватает силёнок признать за собой слабину. Или всё же хватит, и она смело пошлёт ко всем чертям собственных тараканов и разрушит их нелепые рамки?
Сквозь дикое смущение Декита добавляет:
— Не знаю, что бы я делал без тебя.
Горящую щёку трогает холод. Декита приподнимает голову — Томас улыбается, нежно касается её лица своими вечно ледяными руками, убирает ей за ухо мешающие тёмные пряди. От почти невесомого прикосновения и от ласкового взгляда становится легче. Дурные мысли о слабостях затихают.
Деките тяжело признать это, но факт остаётся фактом: в этой нежности она обрела себя. Декиту Эдисон — не человека, не иллионку, не полукровку, а именно Декиту Эдисон, со всеми её чувствами. И благодаря ей она может озвучит эти чувства — пускай пока совсем сухо.
Впрочем, её сухость едва ли смущает Томаса — он, как обычно, весел.
— Думаю, работала бы в тишине и спокойствии. И умерла бы от скуки, тоски и одиночества.
При всём желании, Декита не сдерживается и смеётся — искренне, раскатисто. Ну разве не дурачок? Ещё какой! Хотя, Томас прав — ей без него никуда. И дело не в скуке, тоске или одиночестве.
Просто Декита любит его. Не за одну лишь забавно вьющуюся рыжую чёлку и не только за трогательные веснушки на красивом лице. Томас — её личное солнце. Да, он далёк от её любимой астрофизики, гением его точно не назовёшь, и порой до зубовного скрежета раздражает своей беспечностью. Но Декита уверена: Томас никогда не бросит в беде. И не важно, будет эта беда пиратской гонкой за сокровищами, очередным отчётом с пылающими сроками или банально одним из тех плохих дней, когда, замученный работой, из всех эмоций испытываешь лишь злость и раздражение. Не важно, по силам ли ему будет сразить её врага: жестокого пиратского капитана, неподатливое уравнение или её собственный ершистый нрав — Томас всё равно придёт на помощь. И с ним Деките не так страшно принять себя, не стыдно довериться, признать: и ей, вроде как не знающей слов любви, кто-то нужен.
Вот только как она отвечает на его любовь…
Декита пристыженно опускает глаза: ей вспомнился поток неконтролируемой агрессии, который она обрушила на Томаса накануне — впервые за последние пару-тройку месяцев их отношений, как в старые-добрые времена до Скольжения. Вспомнился слишком живо, в красках. Смех прекратился. Желание провалиться сквозь землю заглушило всю радость. Ну какая же она хамка! Хамка, едва ли достойная любви. И как только Томас до сих пор не отвернулся от неё?
— Пожалуйста, прости за вчерашнее. Не знаю, что на меня нашло.
Декита умолкает, пытается подобрать слова. Со словами ей гораздо сложнее, нежели с цифрами.
Томас не дожидается извинений — просто обнимает её. И Декита поддаётся — в редкий раз не сдержав порыва, сама прижимается к нему, крепко-крепко.
— Не бери в голову, всё в порядке. Понимаю, ты просто устала.
Спокойный ответ трогает Декиту. Она выскальзывает из объятий и после секундного колебания тянется к Томасу, целует его. Как обычно, невинно, едва касаясь губ.
Томас отвечает с осторожностью — без капли настойчивости. Словно боится спугнуть.
Услышав внезапно громкое урчанье триббла, они отстраняются. Патрик взбирается к хозяину на колени, ползёт вверх — к голове — щекоча своей шёрсткой. Томас смеётся, с надеждой смотрит на Декиту.
— Может, вы всё-таки подружитесь?
Триббл пытается затеряться среди его волос — забавное и милое зрелище, наблюдать которое с каменным лицом Деките не по силам. Не по силам ей и дальше противиться — пора смягчиться и дать слабину.
— Думаю, мы найдём общий язык. Он славный и на тебя похож. А насчёт шума… я же без него и правда умру со скуки!